Мурлыкающий французский.
1994 год, 5 октября, 06:21
Утро в Хогвартсе было по-осеннему прохладным и пахло мокрым камнем. Моника проснулась ещё до рассвета — привычка старосты.
Сонные волосы она выпрямила, под глазами лёгкий штрих теней, помада едва заметна — в этом было не столько желание нравиться, сколько дисциплина: выглядеть собранной, даже если внутри буря.
Пока остальные ещё ворочались в постелях, она тихо сложила учебники в кожаную сумку, проверила расписание первокурсников и спустилась в гостиную.
— Гриффиндор, подъем, — мягко, но с нажимом бросила она, подталкивая стайку первокурсников к двери. — Первая пара — трансфигурация. Не потеряйтесь.
В коридоре уже ждал Драко. Слизеринский галстук, идеальный пробор, и — что необычно для глаз окружающих — лёгкая, почти дружеская улыбка при виде Моники.
— Староста года, — протянул он, глядя, как она выстраивает своих подопечных в ряд. — Смотрю, справляешься.
— Справляюсь, — сухо, но без злости ответила она. — Пойдёшь со мной?
И он пошёл. Не прячась, не отводя взгляда от студентов Гриффиндора, шепчущих друг другу за спинами. Теперь Хогвартс видел их вместе каждый день — на завтраках, в библиотеке, на тренировках. Ссора с золотой троицей, как ни странно, развязала руки: им больше не нужно было делать вид, что они едва знакомы.
Моника свернула за угол, раздавая указания первокурсникам, а Драко шёл рядом — не мальчик-злодей, а ровесник, чья тень совпадала с её тенью на каменном полу.
— Ты знаешь, что тебя обсуждает пол-замка? — негромко произнёс он, когда последние первокурсники скрылись за дверью аудитории.
— Пусть обсуждают. У меня дела, — Моника поправила сумку и шагнула дальше по коридору.
— Дела, значит... Ладно, тогда у меня есть идея. После пар — библиотека. Устроим маленький переворот.
Он говорил вполголоса, с той самой ухмылкой, которую она уже знала наизусть, и только она замечала, что под этим выражением — поддержка.
— Так, ребята, строимся по двое, — Моника привычно хлопнула ладонью по ладони, перекликаясь с первокурсниками Гриффиндора. — Держимся рядом, лестницы любят менять направление, не отстаём.
Драко, стоявший рядом, облокотился на колонну. Слизеринские первокурсники, наоборот, толпились у стены, шептались, переглядывались и, кажется, совершенно не слушали своего старосту.
— Гриффиндорцы — за мной, — сдержанно сказала Моника, поворачиваясь к лестнице.
— Эй, — тихо окликнул Драко, дождавшись, пока львиный выводок скроется за поворотом. — Погоди секунду.
Она остановилась, подняв бровь:
— Что?
— Я... — он будто выбирал формулировку, — я тоже веду своих. Только, знаешь... они какие-то... неуправляемые.
Скользнув взглядом по его первокурсникам, Моника еле сдержала улыбку. Слизеринцы глядели на Малфоя как на икону, но двигаться не спешили.
— Так ты же староста. Уговаривай, — усмехнулась она.
— Я не умею мягко, — пожал плечами Драко, — а ты умеешь. Или... — он наклонился чуть ближе, — просто помоги мне, ладно? Заодно побудешь со мной подольше.
Она посмотрела на него, как будто хотела что-то сказать, но только вздохнула:
— Ладно, давай сюда своих змей.
— Слышали? — Малфой хлопнул ладонями. — Слушаем старосту Гриффиндора.
Моника шагнула вперёд:
— Так, слизеринцы. Встаём по двое. Держимся рядом, лестницы — не игрушки. Кто упадёт — того я лично из озера вытаскивать не буду.
Десяток мальчишек и девчонок замерли, переглянулись... и послушно двинулись за ней.
Драко, пряча ухмылку, шёл рядом.
— Видишь, а ты говорила — «не умеешь мягко», — шепнула Моника, придерживая за плечо одного из первокурсников, который чуть не споткнулся.
— Я говорил, что не хочу мягко, — поправил он, — мягко ты делаешь лучше. А я просто хотел побыть рядом.
Она покосилась на него:
— Серьёзно?
— Ну, да. Старосты же должны держаться вместе.
И, будто подтверждая его слова, они вместе довели сразу два факультета до класса трансфигурации — в глазах студентов такая картина была впервые.
Шумная процессия первокурсников заполнила коридор. Гриффиндорцы и слизеринцы вперемешку, с одинаково округлившимися глазами — для многих это был первый урок Трансфигурации. Моника шла впереди, уверенно направляя поток:
— Ребята, аккуратно. Лестницы любят менять направление, держитесь ближе к стене, — командовала она, оборачиваясь через плечо.
Драко шёл чуть сбоку, лениво, но всё-таки следя, чтобы никто не потерялся. На этот раз они решили вести обоих факультетов вместе — так было проще и безопаснее.
— Здесь направо. Вон та дверь с бронзовой ручкой — это ваша аудитория. Профессор Макгонагалл уже внутри, — Моника открыла дверь, пропуская ребят внутрь. — И не садитесь в первый ряд, если не уверены в своих заклинаниях.
Когда последний первокурсник вошёл, Моника закрыла дверь и облегчённо выдохнула.
— Ну, всё. Мы — свободны, — сказала она, поправляя ремень сумки на плече.
— Свободны, — эхом повторил Драко, явно довольный. — История магии?
— История магии, — кивнула она.
Они пошли по коридору вдвоём. Моника начала рассказывать:
— Сегодня ночью у меня опять не получилось уснуть. Сначала читала книгу, потом считала заклинания, потом пыталась медитировать... А потом просто сидела у окна.
Драко молчал, не перебивая. Он слушал — действительно слушал — и время от времени бросал на неё короткий взгляд. Улыбка скользила по его лицу так быстро, что посторонний бы не заметил.
— И знаешь, — Моника чуть хмурила брови, привычно, как с детства. Миндальная форма глаз при этом становилась острее, будто взгляд мог резать. — Я всё думаю, что дисциплина — это хорошо, но иногда она же нас и губит.
— Угу, — отозвался он почти шёпотом.
— Что «угу»? — она чуть прищурилась.
— Ничего. Ты просто интересно выглядишь, когда хмуришься, — честно признался Драко.
Она посмотрела на него в упор:
— Это комплимент или издёвка?
— Это... факт, — он чуть повернул голову, чтобы скрыть ухмылку.
И они пошли дальше по коридору, в сторону Истории магии, двое старост, которые уже даже не делали вид, что у них «только обязанности».
В аудитории Истории магии уже стоял привычный гул. На задних рядах вперемешку сидели гриффиндорцы и слизеринцы их курса — кто-то делал вид, что читает конспект, кто-то болтал, кто-то просто клевал носом.
Моника, привычно сжав ремень сумки, направилась к дальним партам — туда, где можно спокойно слушать лекцию Биннса и не попадать на глаза.
Но не успела она сделать и пары шагов, как чья-то ладонь легко перехватила ремень.
— Нет, со мной так просто не выйдет, — негромко, но отчётливо произнёс Драко, вытягивая сумку у неё из руки. — Ты сядешь со мной.
— Малфой! — она развернулась, возмущённо. — Ты обычно сидишь с Блейзом.
— Не страшно, — Драко пожал плечами, как будто это само собой разумеется. — Забини сегодня помогает Крэббу на занятии.
Он даже не стал ждать ответа — уверенным движением направился к парте у окна, бросив её сумку на соседний стул.
Моника задержалась на месте, скрестив руки:
— Ты... вообще слышишь, что я говорю?
— Ещё как, — он сел, вытянул ноги, откинулся спиной к стене и с лёгкой ухмылкой посмотрел на неё. — Просто решил, что сегодня — моё везение.
Вздохнув, она всё-таки подошла и села рядом, подтянув сумку к себе. Солнце из высоких окон падало на их стол, и, как бы она ни старалась выглядеть спокойной, лёгкий румянец выдал её раздражённо-смущённое состояние.
— Ты странный, Малфой, — пробормотала она, раскрывая тетрадь.
— Я уникальный, — парировал он, подперев щёку рукой. — Привыкай.
Призрак профессора Биннса медленно проплыл через стену, как всегда чуть запоздав, и загудел своим монотонным голосом:
— Тема сегодняшней лекции — вампиры. Их происхождение, магическая природа и культурное влияние на сообщества магов Средневековой Европы...
Студенты синхронно выдохнули. Кто-то уронил голову на руки, кто-то лениво открыл пергамент.
Моника села ровно, раскрыла тетрадь и перо — привычное движение старосты, которая даже на Истории магии держит себя в руках. Но конспектировала она только самое важное: даты, имена, имперские законы. Всё остальное ей было знакомо с детства — полустёртые страницы из старых родословных, истории, которые шептал отец.
Рядом Драко с видимым удовольствием смотрел, как она водит пером. Время от времени он наклонялся, чтобы сказать тихо, едва слышно:
— Смотри, это про твоих дальних родственников? — шепнул он, когда Биннс начал перечислять «старые трансильванские династии».
Моника не подняла головы:
— Смешно.
— А что, я серьёзно. Если вдруг скажут, что в классе есть настоящий представитель древней линии, — он поджал губы, едва не смеясь, — ты хотя бы улыбнись.
Она краем губ выдала ту самую ленивую, невольную улыбку, но глаз от пергамента не отвела.
— Ты мешаешь, — пробормотала она.
— Я мотивирую, — ответил Драко таким тоном, будто это было очевидно.
Биннс между тем продолжал:
— ...и особое внимание заслуживает так называемая «ночная чуткость» некоторых представителей древних семей...
— Ночная чуткость, — повторил Драко, делая вид, что пишет. — Угу. Про кого это он?
Моника едва не прыснула, прикусила губу и с подчеркнутой серьёзностью вывела очередную дату.
— Если ты не замолчишь, Малфой, я напишу твоё имя рядом с этим определением, — прошептала она.
Он тихо рассмеялся и, не отрываясь, склонил голову ближе:
— Пиши. Хоть рядом с твоим. Красиво будет смотреться.
Моника качнула плечом, но в уголках губ опять дрогнула улыбка.
Биннс поднял взгляд от своих конспектов (если это можно было назвать взглядом — он всё-таки был призраком) и произнёс:
— Итак, кто может назвать самую древнюю магическую линию, в которой зафиксированы признаки вампиризма, но не являющуюся классическим «инфицированным» родом?
В классе наступила тишина. Слизеринцы переглянулись. Гриффиндорцы уткнулись в пергаменты.
Моника подняла глаза. В голове — как будто тихое, едва слышное шуршание страниц: «Скажи им. Они не знают. Им это не дано». Голос не был чужим — он был как отголосок её же мыслей, но старше, глубже.
Она подняла руку:
— Это линия Мертвого дерева, — произнесла чётко. — Но не та, о которой обычно говорят на занятиях. Речь о ветви рода, которая через брак с трансильванским графом сохранила ночную чуткость, но не утратила способности к дневной магии.
В классе послышался лёгкий шёпот. Даже Биннс завис на секунду.
— Верно... — протянул он, будто не ожидая, что кто-то это знает. — В учебниках Хогвартса этот факт отсутствует, мисс Блэквуд. Откуда вы...
— Семейные хроники, — спокойно ответила Моника и опустила руку, снова наклоняясь к пергаменту.
Драко тихо свистнул сквозь зубы:
— Впечатляет. Я даже Биннса впервые видел удивлённым.
«Скажи им ещё. Пусть узнают, что кровь — это не стыд, а сила» — мягко, почти ласково, шепнул голос внутри, и Моника едва заметно сжала перо, ее глаза вновь налились алым цветом.
— Ещё, — сказала она уже сама, — если вам интересно, профессор, в XVI веке эти семьи начали скрывать свои имена. Последний известный носитель титула графа...
— Довольно, мисс Блэквуд, — прервал её Биннс, явно растерявшись. — Вы и так ответили более чем исчерпывающе.
Драко склонил голову к её плечу и шепнул:
— Ну ты даёшь. Так держать, профессор Блэквуд.
Моника едва заметно улыбнулась, хотя глаза всё ещё оставались острыми от сосредоточенности.
Звонок на перемену прозвенел глухо, как будто в кабинете Истории магии звук тоже успевал устать. Биннс, не договорив, просто утёк сквозь стену. Студенты потянулись к выходу, шепчась о том, что только что услышали от Моники.
Драко не спешил. Он повернулся к ней, облокотился на парту и прищурился:
— Ну давай, рассказывай. Откуда такие подробности? Ты что, тайком читаешь закрытый раздел в библиотеке?
Моника убрала перо в пенал, не поднимая глаз:
— Угу. По ночам в плаще-невидимке.
— Не смеши. Это было впечатляюще. Даже Биннс заикнулся, — Драко наклонился ближе, шёпотом: — Ты же понимаешь, что теперь они будут тебя называть «мисс Энциклопедия по вампирам»?
Моника, наконец, подняла взгляд, в котором мелькнула усталость и ирония:
— Да конечно. Мне сам Дракула на ухо ответы шепчет и домашнее задание по Зельеварению за меня делает.
Драко хмыкнул, ожидая сарказм, но вдруг поймал в её глазах что-то... не совсем шутку.
— Серьёзно? — улыбнулся он чуть шире. — Ты меня пугаешь, Блэквуд.
— Тебя пугает только мысль, что я решу твои задания сама, — парировала она и поднялась, закинув сумку на плечо.
— Нет, — он встал рядом, всё ещё с той же ухмылкой. — Меня пугает, что ты говоришь это с таким лицом, как будто... ну, как будто это не совсем шутка.
— Привыкай, Малфой, — она чуть наклонила голову, и уголок её губ дрогнул. — Я вообще странная.
Он шёл рядом, покачивая рукой свою сумку:
— Странная, но с таким набором знаний — грех не дружить. И домашку мне...
— Не жди, — отрезала она, но уже с лёгкой улыбкой.
1994 год, 5 октября, 18:28.
Большой зал сиял свечами, как маленький город. Хогвартс в полном составе собрался за длинными столами, а между ними — гости: светло-голубые мантии Шармбатона, тёмно-красные — Дурмстранга.
Моника сидела не за гриффиндорским столом, а ближе к гостям, рядом с Феррелем. Кузен с непроницаемым лицом изредка наклонялся к ней что-то шепнуть, но она была напряжена: взгляд то и дело скользил через зал, к слизеринскому столу. Драко сидел там, делая вид, что слушает Панси, но его серые глаза каждые несколько секунд находили Монику.
— Мисс Блэквуд, — голос Дамблдора прорезал гул. — Подойдите, пожалуйста.
Все взгляды устремились к ней. Моника поднялась, поправила мантию и уверенным шагом вышла к преподавательскому столу.
— Господа и дамы, — продолжил Дамблдор. — Мисс Блэквуд любезно согласилась помочь нам с переводом.
Моника встала рядом с ним, ровная осанка, руки на книге. Голос её звучал мягко, но уверенно:
— Mesdames et messieurs de Beauxbâtons... — обратилась она к девочкам в голубых мантиях, переводя слова директора на французский.
Потом, повернувшись к противоположной стороне:
— Meine Herren und Damen von Durmstrang... — на немецком.
Гости оживились, благодарно кивнули.
Дамблдор тем временем подошёл к Кубку Огня. Голубое пламя сверкало, как ледяное.
— Чемпионом от Дурмстранга становится... Виктор Крам! — торжественно произнёс он.
Пламя выбросило пылающий клочок пергамента. Моника тут же перевела. Крам поднялся под аплодисменты.
— Чемпионом от Шармбатона... Флер Делакур!
Флер грациозно встала.
— Чемпионом от Хогвартса... Седрик Диггори!
Аплодисменты усилились. Седрик поднялся, улыбаясь.
Кубок уже угасал, когда вдруг пламя вспыхнуло снова — тише, но ярче. В воздухе поднялся ещё один клочок.
Дамблдор нахмурился, поймал бумагу.
— Гарри Поттер...
В зале повисла гробовая тишина.
— Harry Potter... — автоматически перевела Моника на французский.
— Harry Potter... — повторила на немецком, голос чуть дрогнул.
Все головы повернулись к мальчику с круглой очками. Гарри сидел как вкопанный.
Феррель тихо хмыкнул:
— У вас тут всегда так интересно?
Моника не ответила. Она смотрела на Гарри, на Дамблдора, на Кубок... и чувствовала, как внутри у неё, словно эхо, звучит старый голос: «Не всё, что выглядит случайным, — случайно».
А за слизеринским столом Драко прищурился, глядя на неё — ту, что стоит в центре зала, спокойно переводит и при этом явно знает больше, чем говорит.
Моника переводила слова Дамблдора машинально, голосом — чистая дипломатия, внутри — сплошной радар. Французские фразы для девчонок из Шармбатона срывались с губ легко, немецкие для делегации Дурмстранга — чётко, как в учебнике.
Сделав паузу между переводами, она скользнула взглядом к учительскому столу. Профессора застыли как по нотам: Макгонагалл сжала губы, Снейп смотрит на Поттера с привычной смесью раздражения и подозрительности... и — новенький. «Грюм». Лицо как у боевого медведя, магический глаз дергается, будто ищет цель.
Но вот что Монику зацепило: этот «боевой медведь» не слушал, что говорит Дамблдор. Он следил за кубком. Слишком уж внимательно. Слишком уж не в духе «усталого аврора».
— Ahem... — мягко подсказал ей Дамблдор, привлекая обратно к переводу.
Она отводит взгляд и вновь льёт французский поток, будто ничего не случилось. Но в голове уже чёткая пометка: «Глаз да глаз за новым профессором по ЗОТИ».
Дамблдор, ещё не до конца опомнившийся от того, что кубок выплюнул четвёртое имя, всё-таки расправил плечи, поднял руки — и голос его зазвенел в Большом зале:
— Так как у нас необычная ситуация и unprecedented number of champions... мисс Блэквуд будет выполнять роль официального переводчика Турнира Трёх Волшебников. На всех церемониях, заданиях и встречах.
Шум в зале моментально сдвинулся с Гарри на неё. Несколько слизеринцев зашептались, гриффиндорцы начали поворачиваться к Монике, а Феррель тихо присвистнул.
Моника, словно ничего не произошло, развернулась к столам иностранных делегаций и без паузы отработала перевод:
— Mademoiselles et messieurs, le professeur Dumbledore m'a choisie comme traductrice officielle du Tournoi des Trois Sorciers. Je vous accompagnerai partout. — французские слова мягко проскользнули по залу.
Потом, не дожидаясь аплодисментов, столь же уверенно — по-немецки:
— Meine Damen und Herren, ich werde die offizielle Übersetzerin des gesamten Turniers sein, bei allen Aufgaben und Veranstaltungen.
Внутри у неё было лёгкое: «Окей, теперь я не только студент, но ещё и ходячий синхронный переводчик». Но снаружи — идеальная, спокойная Мисс Блэквуд, словно так и надо.
1994 гол, 5 октября, 20:31
Выход из Большого зала был почти пустым. Студенты разбрелись по комнатам и коридорам, а свечи лишь слегка подрагивали, отбрасывая мягкий свет на каменные стены.
— Так, — начал Драко, когда они шли медленным шагом, плечо к плечу, — сколько языков ты на самом деле знаешь?
Моника кивнула, словно сама задавала себе этот вопрос чаще, чем другим.
— Ну считай... Английский, французский, немецкий, итальянский, румынский, латынь и Азбука Морзе с Американским английским, если можно это считать за отдельные языки.
Драко чуть приподнял бровь, улыбка появилась на лице:
— Морзе? Американский? — он покачал головой. — Ты, Блэквуд, реально существуешь в реальном мире?
— А что, — она пожал плечами, — мне иногда полезно общаться с теми, кто привык к сигналам света и кода. Не то что ты... — она слегка ухмыльнулась, — тебе это явно не пригодится.
— Скажем так... Я впечатлён, — сдержанно, почти серьёзно протянул он. — Хотя часть меня подозревает, что ты всё это используешь, чтобы меня запутывать.
Моника засмеялась тихо, чуть наклонив голову, чтобы свет свечей ловил её глаза.
— Возможно. Но знаешь, Малфой... сегодня я просто хочу идти к астрономической башне и смотреть на звёзды, без шифров и кодов.
Драко кивнул. В коридорах было пусто, а камни холодно отдавали свет свечей. Они шли дальше, тихо переговариваясь, почти как будто весь замок принадлежал только им.
Астрономическая башня была пуста. Лёгкий ветер гонял туман над замком, а звёзды падали на старые камни, как крошечные свечи. Моника прислонилась к перилам, поправляя волосы, Драко стоял рядом, не отрывая взгляда.
— Знаешь, — начал он, слегка наклонив голову, — твоя привычка хмурить брови... она... интересная.
— Интересная? — она подняла бровь, прищурившись.
— Très... captivante. — Он протянул это с французской мягкостью.
(Очень... завораживающая.)
Моника чуть улыбнулась, скользя взглядом по его лицу.
— Ты же знаешь, что французский — это почти всегда «непрямой комплимент», Малфой.
— Peut-être... — тихо ответил он, шагая ближе. — Mais je veux que tu saches... (Возможно... Но я хочу, чтобы ты знала...)
Он сделал паузу, словно выбирая слова, затем наклонился ближе:
— ...que je te trouve absolument fascinante.
(...что я нахожу тебя абсолютно завораживающей.)
Моника чуть прыснула, прикрыв рот рукой, но глаза её блестели:
— Абсолютно завораживающей, говоришь? И это без перевода на немецкий или латинь?
— Non, — с лёгкой улыбкой отрезал он, — juste pour toi.
(Нет, только для тебя.)
Тишина башни будто приглушила всё остальное. Моника почувствовала лёгкое тепло на щеках и внутренне похохотала: «Вот и Малфой, весь изысканный, а я всё ещё сдерживаюсь».
— Alors, Monsieur Malfoy... — наконец сказала она, скользя взглядом по его рукам, — tu crois que tu peux me suivre dans toutes tes subtilités?
(Итак, господин Малфой... ты думаешь, что сможешь угнаться за всеми твоими хитростями?)
Он ухмыльнулся и пожал плечами:
— On va voir...
(Посмотрим...)
И они остались стоять у перил, вдвоём на вершине башни, под звёздным небом, где шёпот французских фраз превращался в игру, понятную только им.
Моника стояла у перил астрономической башни, слушая тихий французский шёпот Драко. Его голос, привычно ровный, здесь обретал совершенно новую мягкость: лёгкое мурлыканье на конце слов, почти как нота, которую она раньше никогда не слышала.
Она думала о всех акцентах и произношениях французского, что слышала за жизнь — от преподавателей, от студентов Шармбатона, от родителей — и всё же то, как Драко произносил «captivante» или «absolument fascinante», было особенным. Словно сам язык оживал в его губах, даже больше, чем она сама умела мурлыкать на нём.
— Très... captivante... — повторил он, наклоняясь чуть ближе, будто проверяя реакцию.
Моника невольно улыбнулась, чуть закашлялась внутренне: «Вот оно... Малфой и его французский. И не просто французский, а... мурлыкающий французский».
— Ты даже больше мурлычишь, чем я сама, — прошептала она, словно себе, но его серые глаза мгновенно уловили каждое слово.
— Peut-être... — ответил он с мягкой ухмылкой, — mais c'est pour toi seulement.
(Возможно... но только для тебя.)
И в этот момент звёзды над ними казались ближе, а тёплый ветер, играя с их мантиями, будто подчёркивал этот маленький, почти неслышный обмен, который понимали только они двое.