Старосты.
1994 год, 19 сентября, 10:51
Коридор подземелий был холодным и пах зельями. Студенты плотной группой стояли возле массивной дубовой двери, ожидая, пока Снейп откроет класс. Шармбатонки с Дурмстрангом держались особняком — стройные, аккуратные, в своих формах; даже стояли как-то синхронно.
Моника с Гермионой заняли место чуть в стороне. Гермиона прижимала к груди учебник по зельям и косилась на иностранок:
— Всё-таки странно. Они ходят с нами на занятия, а будто живут в параллельной реальности, — тихо сказала она. — Эта Флер... ну правда, только волосы перебрасывает с плеча на плечо. И Полумна... всегда со своими чудачествами.
Моника медленно отлипла от стены и скрестила руки:
— Оставь их. Флер никого не трогает, а Полумна... ну, особенная. Но она не злая, — мягко сказала она, но взгляд её оставался холодным.
Гермиона фыркнула:
— Ты сама обсуждаешь Паркинсон, а мне нельзя?
Моника чуть усмехнулась, не отрываясь от наблюдения за толпой:
— Всё, что я говорю о Пэнси, — она знает. Я дублирую всё Паркинсон в лицо, и она мне тоже.
Она чуть наклонилась к Гермионе, понизив голос:
— Ты либо говоришь людям в лицо, что тебе не нравится, либо молчишь.
Гермиона прикусила губу, но тут взгляд обеих привлёк новый источник звуков — громкое, жеманное хихиканье.
У стены напротив стояла Бланш с двумя подружками. Они перешёптывались, разглядывая Монику с головы до ног — явно обсуждали. Бланш демонстративно закинула волосы за плечо, показав идеальный маникюр.
Моника закатила глаза, чуть наклонилась к Гермионе и шепнула, едва шевеля губами:
— Бланш ещё не догадывается, что Снейп не будет терпеть её изысканный французский акцент и хихиканье со своей подружкой за задней партой...
Гермиона едва сдержала улыбку:
— Серьёзно думаешь, он её проучит?
— Я знаю Снейпа, — Моника прищурилась, скользнув взглядом по кузине. — Это вопрос времени.
И словно в подтверждение её слов, замок на двери щёлкнул, и тяжёлая дверь открылась.
Скрип двери оборвал шёпот и смешки. Снейп отворил створку не спеша, но его голос сразу ударил по ушам:
— В кабинет. Живо.
Тон был ледяной, тянущийся, как капли яда. Этого хватило, чтобы весь коридор мгновенно стих. Те, кто уже было шагнул вперёд, синхронно замерли.
Никто не хотел оказаться первым. За годы обучения ученики выработали негласную тактику: сначала пойдут любимчики Снейпа, тогда и градус злости упадёт. Все остальные переглянулись, кто-то даже чуть отступил назад.
Гермиона тихо выдохнула:
— Он сегодня особенно...
— ...не в духе, — закончила за неё Моника, скользнув взглядом к приоткрытой двери. Она чувствовала это почти физически: воздух стал гуще, холоднее.
— Не не не, я первой не зайду, — шепнула Лаванда, пряча глаза.
— Я тоже, — Рон медленно отступил на шаг.
С десятка взглядов разом повернулись туда, где стояли двое, к кому Снейп был всегда снисходительнее, чем к другим: Драко Малфой — безупречно собранный, и Моника Блэквуд — спокойная, как лед.
Драко и Моника обменялись коротким взглядом. Без слов. Как по привычке — рука об руку, плечом к плечу. Ни один не моргнул.
— Ну что, Блэквуд? — едва заметная усмешка мелькнула у Драко.
— Как обычно, — спокойно отозвалась Моника, шагнув вперёд.
Они вместе переступили порог, будто не замечая ни тяжёлого взгляда профессора, ни того, как остальные сглатывают, пряча глаза. За ними, чуть согнувшись, потянулись остальные, стараясь раствориться в каменных стенах.
Снейп же лишь слегка приподнял бровь — как будто именно этого и ждал.
В классе стояла тишина, слышался только скрип перьев и редкий стук чернильниц о парты. Каменные стены холодили воздух, на сводах лениво шевелились тени от свечей. Снейп, как всегда, не произносил лишнего — просто проковылял к кафедре, поставил на стол флакон с новым ингредиентом и обвёл взглядом класс.
— Сегодня мы переходим к особым модификациям зелья Снабла, — сказал он низко, почти шипя. — Перепишите основные свойства.
Пару минут слышался только ровный хруст перьев. Моника сидела прямо, но выглядела расслабленно. Рядом Рон уже испачкал себе палец чернилами, Гермиона писала как под диктовку.
Снейп внезапно прервал тишину:
— Итак, кто скажет, чем отличаются порошок рогов трикрабба, добавленный в начале варки, от добавленного в конце?
Моника откинулась на спинку стула, подняла руку — спокойно, без суеты. Но не успела Снейп кивнуть, как с последней парты раздался звонкий голос с сильным акцентом:
— Они... меняют структуру осадка... и делают зелье стабильнее... — произнесла Бланш, чуть подаваясь вперёд, как будто эта сцена принадлежала ей.
Ответ был верным. Гермиона дернула бровью. Моника лишь пожала плечами, переведя взгляд на Снейпа.
Лицо профессора, и без того хмурое, стало ещё холоднее. Он медленно обошёл стол, остановился напротив Бланш:
— Раз вы так прекрасно разбираетесь, мисс Дэргуд, — его голос стал мягким, опасно мягким, — ответьте-ка ещё на пару... элементарных вопросов.
Он начал задавать их один за другим, не повышая голоса:
— Назовите точную температуру, при которой трикрабб перестаёт связывать пары желчи маракорда.
— Какой ингредиент можно использовать как временный стабилизатор, если под рукой нет сушёной лаванды?
— И почему после добавления драконьего сердца мы уменьшаем огонь до минимума, а не гасим его совсем?
С каждым вопросом Бланш теряла уверенность. Она открывала рот, но слова тонули. Подружки за её спиной тихо перестали хихикать.
Снейп приподнял бровь:
— Никаких ответов? Как же так, мисс Дэргуд. Прошу в следующий раз не выскакивать без разрешения на моём занятии.
Он резко повернулся к Монике:
— Мисс Блэквуд.
Моника ровно положила перо, не меняя выражения лица:
— Трикрабб перестаёт связывать пары при сорока трёх градусах. Временным стабилизатором может служить сушёная мята болотная. После добавления драконьего сердца мы оставляем минимальный огонь, чтобы удерживать летучие компоненты, но не допустить перегрева.
Она произносила это спокойно, будто не вспоминала, а придумывала на ходу.
Снейп наклонил голову, уголок его мантии шевельнулся:
— Именно.
В классе снова повисла тишина. Бланш опустила глаза, подружки отвернулись. Гермиона скосила взгляд на Монику, но ничего не сказала.
Снейп, будто ничего не произошло, снова вернулся к кафедре.
— А теперь, — его голос стал чуть громче, — кто скажет, какой эффект будет, если заменить сушёную мяту болотную на свежую, но нарезанную?
На этот раз руку поднял Драко. Он делал это небрежно, но с той же уверенностью, с какой всегда.
— Малфой, — коротко кивнул Снейп.
— Свежая мята даст вдвое больше летучих масел, — ровным голосом ответил Драко. — Поэтому зелье станет нестабильным, но эффект усилится. Чтобы его удержать, нужно увеличить время томления на десять секунд и добавить щепотку сахара-песца.
— Верно, — нарочито громко сказал Снейп, обводя взглядом класс. — Хоть у двоих учеников что-то есть в голове.
Пара Гриффиндорцев кашлянула, кто-то опустил глаза в тетрадь.
Моника подняла взгляд на Драко. Они сидели на разных рядах, но оба — со значками старост, оба с одинаково спокойной позой. Любимчики Снейпа, одинаково уверенные, но всё равно — два разных полюса.
Несколько секунд они просто смотрели друг на друга. Драко чуть склонил голову, на губах появилась знакомая ухмылка. Без звука он произнёс:
Scared, Blackwood?
Моника без труда прочитала это по губам. Она закатила глаза и отвернулась к своим записям, но мысленно скользнула фраза:
Ладно. Малфой не изменился... Наверное.
Снейп щёлкнул пальцами, возвращая класс к реальности:
— Записывайте.
1994 год, 19 сентября, 11:32.
Снейп ещё диктовал новую формулу, когда дверь тихо скрипнула и приоткрылась. На пороге возникла профессор МакГонагалл — строгая, в тёмно-зелёной мантии и высокой шляпе. Её взгляд, как всегда, был прямым, но в нём не было раздражения, лишь деловая срочность.
— Простите за вторжение, Северус, — сказала она ровно, с лёгким шотландским акцентом. — Но мисс Блэквуд нужна мне прямо сейчас.
Снейп даже не моргнул.
— Конечно, Минерва. Только не задерживайте её надолго, — его голос был по-змеиному мягок, но глаза оставались холодными.
Гермиона вопросительно посмотрела на Монику. Та, не меняя выражения лица, аккуратно закрыла чернильницу, положила перо и поднялась. Несколько человек обернулись — любопытство тут же сквозило на лицах.
— Соберите вещи, мисс Блэквуд, — добавила МакГонагалл. — Профессор Дамблдор ждёт вас.
Моника кивнула. Она чувствовала на себе взгляд Бланш — смесь зависти и злорадства — и взгляд Драко, в котором сквозило лёгкое «ну что ещё». Она неспеша собрала свитки и вышла из класса, ступая за Минервой по коридору.
В подземельях стояла прохлада, но по мере того, как они поднимались выше, воздух становился теплее, светлее. Ступени скрипели под ногами, портреты провожали их любопытными глазами. Минерва молчала, шаги отдавались гулко.
Наконец они остановились у каменной горгульи.
— Лимонный щербет, — произнесла МакГонагалл. Горгулья сдвинулась, открывая винтовую лестницу.
Моника поднялась наверх и оказалась в просторном кабинете директора. Солнечный свет пробивался сквозь витражи, разноцветные пятна ложились на пол. На полках сверкали приборы, тикали странные механизмы, а Фоукс — феникс — дремал на золотом насесте, тихо перелистывая крылья.
За столом сидел Дамблдор, как всегда в длинной мантии, с полулунными очками на кончике носа. Он поднял взгляд, улыбнулся той своей мягкой, чуть загадочной улыбкой:
— Мисс Блэквуд. Проходите, садитесь.
Моника присела на край стула, положив руки на колени.
— Я слышал от вашего отца, — начал Дамблдор, переплетая пальцы, — что вы прекрасно владеете несколькими языками. Полиглот, если быть точным.
— Папа преувеличивает, — сухо сказала Моника, но уголок губ дрогнул. — Я просто учила много.
— Именно поэтому, — продолжил он, — я хотел бы попросить вас помочь нам с одной проблемой. Ученики из Шармбатона и Дурмстранга посещают наши занятия, но их английский всё ещё оставляет желать лучшего. Нам нужен человек, кто будет помогать переводить: на уроках, в ходе Турнира, во время собраний.
Моника встретила его взгляд.
— Вы хотите, чтобы я стала переводчиком?
— Если вы не против, конечно. Я не буду настаивать, — мягко сказал Дамблдор. — Но, признаюсь, это сильно упростит жизнь всем сторонам.
Моника опустила глаза на свои руки. Это был ещё один груз ответственности, но и шанс держать руку на пульсе — кузина, кузен, Турнир. Она глубоко вдохнула.
— Я согласна, — произнесла она наконец. — Раз уж я здесь, пусть будет польза.
— Прекрасно, — глаза Дамблдора блеснули. — Минерва оформит всё формально, а я сообщу директорам школ.
Фоукс тихо протянул мелодичную ноту, как будто поддерживая её решение.
1994 год, 19 сентября, 16:50.
Моника толкнула портрет Полной Дамы, зашла в общую комнату и с облегчением скинула с плеч сумку — толстые учебники шлёпнулись на ближайший столик. В камине пылал огонь, первокурсники толпились у лестницы, переминаясь с ноги на ногу.
— Так, мои маленькие гриффоны, — сказала она, хлопнув в ладоши, чтобы привлечь внимание. — Урок трансфигурации через десять минут. Идём все вместе. Кто потерял перо — возьмёте у меня запасное.
Маленькая девочка с двумя косичками робко подняла руку:
— Мисс Блэквуд, а профессор МакГонагалл правда превращается в кошку?
Моника слегка улыбнулась:
— Правда. Так что держите себя в лапках... то есть, в руках.
С этими словами она развернулась и повела цепочку первокурсников через коридоры. По пути то поправит шарф кому-то, то успокоит мальчишку, который боялся опоздать.
На повороте, у лестницы, появилась знакомая фигура в изумрудном шарфе. Драко Малфой, в такой же роли старосты, вёл свою стайку слизеринских первокурсников — стройных, аккуратно причёсанных, с одинаково холодными взглядами.
Он скользнул глазами по Монике и её маленькому отряду, ухмыльнулся:
— Блэквуд и детишки? — протянул он, нарочито сладким голосом.
Моника, не сбавляя шага, глянула на него через плечо и тоже ухмыльнулась:
— У меня хотя бы видно, что я с детьми. По твоему лицу, ты ведёшь своих в котле варить.
Пара старост разошлась в разные стороны, а позади слышались смешки первокурсников, которым явно понравилась острота Моники. Она лишь закатила глаза, ускорила шаг и крикнула своим:
— Давайте, ребята, не отстаём, мы же не слизняки!
Первокурсники прыснули от смеха, а Моника снова улыбнулась сама себе: обязанности старосты иногда утомляют, но дают ей шанс быть «старшей сестрой» для этих маленьких.
Коридоры Гриффиндора были почти пусты. Лёгкий отблеск факелов на каменных стенах создавал длинные тени, которые растягивались и сливались с полумраком. Моника шла вдоль стены, взглядом скользя по каждой двери и углу, ловя малейшие признаки шалостей. Она поправляла висящие на стенах плакаты о правилах факультета, тихо напоминая второкурсникам, что комендантский час ещё не завершён.
— Всё спокойно, — шепнула она себе под нос, проходя мимо столовой, где пара ленивых третьекурсников пытались устроить тихий спор. — Лучше бы вы не попадались мне завтра.
Тем временем, этажом ниже, Драко с группой слизеринских первокурсников проверял, не забрел ли кто в подземелья без разрешения. Его шаги были уверенные, глаза как у охотника фиксировали каждый звук: шорох, скрип, тень. Он тихо шевелил рукой, подсказывая новичкам, куда идти, не повышая голоса, но вся его фигура излучала контроль.
Между ними был невидимый параллель: оба старосты, оба любимчики Снейпа, но каждый в своей «стихии» — Моника среди криков и смеха младших, Драко среди холодного шепота и каменных сводов подземелий.
Когда урок трансфигурации подошёл к концу, Моника возвращалась в аудиторию за первокурсниками. Она улыбалась, поправляя перепутанные волосы мальчиков и девочек, успокаивала тех, кто забыл записать рецепт заклинания.
— Отлично, ребята, — мягко сказала она, — идёмте обратно в гостиную, не отставайте. И помните: в коридорах порядок — это тоже часть магии.
Первокурсники переглянулись и заулыбались, идя следом за ней. Моника шла первым, уверенно держа темп, и вся цепочка казалась одним маленьким потоком, аккуратно вписывающимся в замковые стены.
Когда они дошли до лестницы, ведущей в гостиную, Моника оглянулась на своих маленьких подопечных.
— Вы сегодня молодцы, — сказала она тихо, чтобы слышали только они. — И помните: каждый из вас может быть волшебником... главное — не забывать правила.
Первокурсники закивали, а Моника, слегка улыбнувшись, опустилась в гостиную, где уже слышался гул других студентов. Она поставила сумку на стол, оглянулась вокруг — день старосты подходил к концу, но чувство контроля и ответственности оставалось с ней, будто невидимая магическая нить связывала её с каждым уголком замка.
1994 год, 19 сентября, 22:31
Луна лениво проливала серебристый свет на замок, отражаясь в витражах и слегка подсвечивая каменные коридоры. Моника, прошедшая ужин и закончившая все уроки, тихо ступала по пустым залам. С каждым шагом её мысли плелись вместе с мелодией, которая почему-то всплыла в голове — тихий звук арфы, будто играла тетя Роннет, вытягивая мягкую букву «А».
Она обходила знакомые коридоры, проверяя пустые аудитории и слушая, как её собственные шаги гулко отражаются от стен. Но чем дальше, тем сильнее Моника понимала: ни сна, ни усталости. Внутри разгоралась мысль о заброшенной астрономической башне. Там воздух свежий, а вид открывается на весь замок и далеко за него.
Через пару минут Моника уже поднималась по винтовой лестнице башни. Мраморные ступени холодили ноги, но каждая тянула вверх, к свободе. Наконец она оказалась на площадке, и перед ней раскинулся вид на ночное небо: яркие звёзды, луна, отбрасывающая лёгкий серебристый блеск на далёкие горы. Свежий воздух бил прямо в лицо, и вдруг в голове промелькнула мысль:
Теперь я понимаю, почему мой орел Чикаго так любит летать...
Мелодия арфы постепенно сменилась тихим звуком флейты, на которой Моника когда-то играла. Она закрыла глаза на мгновение, а пальцы невольно постукивали по холодным мраморным перилам, будто она вновь держала инструмент. Ветер играл с её волосами, а мысли упорядочивались сами собой.
И тут сзади послышался скрип двери, шаги, медленные, уверенные. Моника резко обернулась, ожидая увидеть Филча, но перед ней стоял он — платиновый блондин с холодными светлыми глазами. Его ухмылка сразу дала понять, что молчать он не будет.
Моника повернулась обратно к виду, делая вид, что не заметила его присутствие. Но сердце слегка ускорилось, и она понимала: сейчас он подойдёт именно к ней, и разговор не избежать. Её пальцы снова легли на перила, но взгляд скользил по темным очертаниям замка, как будто она искала способ оставить хоть каплю независимости.
Моника сидела на холодных мраморных перилах, ветер развевал её волосы, а Драко присел рядом, облокотившись на перила с другой стороны. Замок под ними казался тихим и почти пустым, только лёгкий шелест ветра и далёкие крики сов нарушали тишину.
— Невероятно, — сказала Моника, глядя на светящиеся огни Хогвартса внизу, — что мы оба стали старостами. Никогда не думала, что буду стоять здесь и держать всё это под контролем.
— Я тоже, — ответил Драко. — И если честно, это чертовски утомительно. Особенно когда едва успеваешь заметить, кто из учеников творит свои пакости.
Моника улыбнулась, кивая:
— А у меня... эти новички из Шармбатона и Дурмстранга. Честно, мне уже просто хочется отдать им тетради с рецептами зелий и сказать «Читайте и делайте».
— У меня примерно та же фигня, — хмыкнул Драко. — Пару нормальных ребят из Дурмстранга есть, но остальные... просто бесят. Особенно эти ваши французские девочки, — он улыбнулся, будто сам удивляясь, как легко у него срывается терпение.
Моника рассмеялась тихо:
— О, так это твоя версия «Шармбатон»? А у меня выскочка с урока Снейпа — это моя кузина Бланш. Подняла руку первой, начала отвечать, а Снейп её быстро «поставил на место».
— Ха, представляю, — сказал Драко. — Знаю этот взгляд профессора. Он терпеть не может, когда кто-то считает себя умнее всех сразу.
Моника вздохнула:
— А ещё Гермиона... в последнее время она ведёт себя странно. Тоже видно, что что-то варится, но пока неясно, что именно.
— Неудивительно, — заметил Драко. — Все эти изменения, турниры... У меня тоже мало кто вызывает доверие. Но давай забудем об этом на минуту. Ты, например, смотришь на замок и что думаешь?
— Думаю, — сказала Моника, — что такие моменты бывают только здесь. Только на астрономической башне и только наедине. Здесь можно говорить обо всём, и никто не слушает.
— Согласен, — кивнул он. — Кстати, есть слухи, что в этом году будет Святочный бал.. Если бал будет, то с кем ты пойдёшь? За тобой столько идиотов бегает... — Драко скривился, пытаясь скрыть ревность.
— Не знаю. Но точно не с Дурмстранцем. Они выглядят как... — Моника подбирала слова, стараясь не оскорблять никого за спиной.
— Ублюдки? — догадался он за неё. — После общения с ними могу сказать, что большинство так и есть. Из всех учеников Дурмстранга я знаю только одного чистокровного.
Моника тихо рассмеялась:
— А я думала, что буду терпеть это спокойнее. Кажется, не получится.
— Знаешь, — сказал Драко, — мне приятно, что могу это говорить с тобой. Никому другому я не скажу такие вещи.
Моника повернулась к нему, глаза в темноте светились лунным светом:
— Я тоже. Именно поэтому я и здесь.
Разговор продолжался долго. Они обсуждали старостство, уроки, своих первокурсников, приезжих гостей, странности Шармбатона и Дурмстранга. Моника рассказывала о Бланш и её выходках, о том, как Снейп быстро ставит всё на свои места. Драко делился своими наблюдениями о Дурмстранге, кто ему нравится, кто раздражает, и о своих немногих друзьях.
В какой-то момент они молча смотрели на звёзды, а ветер шептал между мраморными перилами. Ни один из них не чувствовал необходимости спешить. Здесь, на башне, каждый мог быть собой, без масок и правил, и это делало момент почти священным.
— Знаешь, — тихо сказала Моника, — я понимаю, почему именно здесь, ночью, люди начинают думать о настоящем.
— А я понимаю, почему именно здесь люди могут быть честными, — ответил Драко, чуть наклонившись к ней. — Даже если для остальных это просто ещё один пустой коридор.
Они сидели так до самой ночи, пока луна не поднялась выше, а замок погрузился в глубокий сон, и только на астрономической башне оставалась их маленькая, искренняя вселенная.
1994 год, 20 сентября, 00:33
Моника тихо прошла по мраморной лестнице вниз, огибая темные коридоры, пока не оказалась у портрета Полной Дамы. Она аккуратно прошла сквозь скрытую дверь, ведущую в общую комнату Гриффиндора. Горячий свет камина встретил её, и на мгновение казалось, что весь замок спит, а только здесь, в уютной гостиной, можно перевести дыхание.
Она поднялась в девичью комнату, сняла мантию и скинула с плеч сумку с книгами. Всё тело будто расслабилось сразу, как только она оказалась в своей постели. Мягкие подушки, тепло одеяла... Моника глубоко вздохнула, и на душе появилось странное, но приятное ощущение лёгкости.
Она прижалась к игрушечному кролику, которого всегда брала с собой на случай, если ночь будет слишком длинной, и тихо подумала:
Может он и вправду изменился... Почему он вызывает у меня спокойствие на душе?..
Закрыв глаза, Моника снова мысленно прокручивала разговор на башне — искренний, длинный, без масок. Луна за окном мягко освещала комнату, и вскоре девушка погрузилась в глубокий, спокойный сон, крепко обнимая кролика.
⸻
Тем временем, этажом ниже, Драко открыл дверь в мужскую комнату Слизерина. Тусклый свет лампы не скрывал, что почти все уже спят. Только Теодор Нотт сидел на кровати, склонив голову над книгой.
Драко рухнул на свою постель, не обращая внимания на запах старых покрывал. Его мысли всё ещё были с башней, с луной, с Моникой. Он тихо что-то промычал себе под нос, почти в состоянии эйфории:
— Её запах...
Теодор приподнял бровь и усмехнулся:
— Надо будет как-нибудь у Блейза спросить, что делать, когда ты в состоянии эйфории, — сказал он, не скрывая лёгкого удивления.
Драко, почти не слыша слова друга, закрыл глаза, и перед его мысленным взором снова возник профиль её лица — спокойный, уверенный, с лёгкой улыбкой, которая словно согревала весь замок.
Он не спешил уснуть, позволяя мыслям держать её образ рядом, пока ночь тихо обволакивала Слизерин.