Гости издалека.
Лето. 1994 год.
Лето 1994-го стало для Моники Блэквуд не просто очередной ступенькой — а взлётной полосой. В старинном северном поместье Блэквудов чемоданы стояли у двери почти постоянно: перелёты, записи, съёмки. За два месяца она выпустила первый полноценный альбом под псевдонимом Bloodwood — "Mythory" — девять треков, половина из которых уже стали гимнами подростков. Совместные записи с 2Pac, Dr. Dre, 50 Cent и Майклом Джексоном превратили имя школьницы-колдуньи в бренд. В Берлине Моника впервые вышла на сцену MTV Europe Music Awards как special guest: бизнес-класс, камеры, флеши, восторженные репортеры, шёпот «это та самая девочка?» — и ни одного свободного кресла.
Параллельно модная индустрия делала своё. Мадонна выпустила новый клип, где Моника мелькает в камео — и журналисты нашли старую VHS-запись, где та же Мадонна за деньги поздравляла юную Блэквуд с днём рождения: идеальная иллюстрация того, как стремительно меняются роли. Уже записана летняя коллаборация с Вивьен Вествуд (релиз зимой), а фотосессия с Хеленой Кристенсен и Линдой Евангелистой обещает стать новой классикой супермоделинга — две иконы помогают подростку из магического мира примерять couture, а фотографы Vogue спорят, кто первым поставит фото на разворот.
Газеты кричат о феномене Bloodwood, а Локлен Блэквуд ведёт переговоры с продюсерами и пресекaет скандалы, чтобы фамилия дочери не растворилась в сплетнях. В воздухе витает ощущение, что Моника успевает проживать сразу несколько жизней, не дожидаясь, пока взрослая часть Хогвартса догонит её.
«Чемпионат, который помнит имена»
Ветер шелестел высокими травами, когда над пустошью скользнула тёмно-синяя летучая машина. Её обтекаемый кузов отражал утренний свет, а узоры чар на боковых панелях мерцали, будто рунные письмена. Машина, построенная на заказ, парила в двух футах от земли и двигалась с безмятежной плавностью, будто сама дорога уступала ей место.
Внутри салона царила тишина и аромат дорогой кожи. Локлен Блэквуд сидел за рулём, опершись рукой с массивным перстнем на тонкую рукоятку трости, покоящуюся рядом. Его тёмно-синий костюм под мантией из дорогого меха выглядел как символ достоинства, а не богатства; в каждом движении угадывался человек, который умеет носить власть, но не кичится ею. Трость с серебряной головой орла и мягкий блеск перстней на пальцах только подчёркивали этот образ.
На соседнем сиденье — Моника. Впервые за всё время она выбрала платье длиной до пола: чёрное, с длинными узкими рукавами, высоким горлом и мягко расширяющейся юбкой. Плотный лиф облегал её фигуру, а мантия с меньшим меховым воротом, чем у отца, выдавала статус «младшей Блэквуд». Воротник, стоящий, как у старинного портрета, делал её ещё строже. На пальцах — тонкие кольца, на запястьях — браслеты, подаренные Драко; цепочка на шее едва блестела в свете.
Они ехали молча, но между ними витало невидимое согласие. Моника скользнула взглядом на своё отражение в боковом стекле и, немного подумав, сняла мантию.
— Если вдруг увижу ребят, — объяснила она, складывая ткань на коленях, — не хочу слишком выделяться.
Локлен только кивнул, не сводя взгляда с дороги.
— Ты и так выделяешься, — тихо сказал он. — Но это не всегда плохо.
Салон наполнился лёгким запахом её духов и свежести ветра. Машина плавно снизилась к месту, где раскинулся огромный кемпинг, заполненный магами со всего мира, флагами и палатками-дворцами. Над толпой уже развевались флаги Ирландии и Болгарии, слышался гул восторженных голосов.
Моника вдохнула полной грудью, её пальцы чуть сильнее сжали браслет. Чемпионат мира по квиддичу — место, где прошлое и будущее смешиваются в шуме толпы. Здесь она собиралась встретить друзей — и, возможно, кого-то ещё.
Ветер шумел над бескрайней полянкой, превращённой в целый город палаток. Флаги стран и команд — зелёно-золотые ирландские и кроваво-красные болгарские — реяли высоко, пахло жареным мясом и сладкими пирогами. Воздух дрожал от предвкушения.
Чуть поодаль, у заколдованного входа, прошёл мимо высокий юноша с золотыми волосами и отточенной осанкой. Рядом с ним шагал мужчина постарше, с гордой осанкой и ярко-выраженной улыбкой.
— Седрик, не отставай! — сказал тот.
Их имена Моника уловила краем уха, когда они растворились в толпе. Она машинально подняла взгляд, но их уже не было видно.
Летучая машина Блэквудов плавно опустилась на свободную площадку. Локлен вылез первым, трость привычно оказалась в его руке. Его мантия тяжело вздохнула мехом на плечах. Моника, следом, сняла собственную мантию, оставаясь в чёрном платье. Чужие взгляды скользили по ней, но она их не замечала — в её голове было только одно: найти друзей.
И тут среди разноцветной толпы — знакомые рыжие головы. Артур Уизли, уже в старенькой шляпе, стоял рядом с целой россыпью своих детей. Гарри и Гермиона тоже были тут, все втроём с нетерпением смотрели на огромный шатёр стадиона.
— Локлен! — голос Артура прорезал шум толпы. Он шагнул вперёд, раскинув руки. — Какая встреча!
— Артур, старина, — Локлен улыбнулся по-настоящему тепло, убирая трость в сторону, чтобы обнять его. — Я слышал, у тебя новый отдел?
— Да, ну ты же знаешь, бюрократия, — отмахнулся Уизли, всё ещё сияя. — Ты совсем не изменился.
Джордж и Фред, стоявшие позади, переглянулись и хором протянули:
— Вот это да...
И тут же шёпотом к Рону:
— Папа, кажется, дружит с самим королём вампиров.
Рон толкнул их локтем.
— Не глупите. Это Локлен Блэквуд, отец Моники.
Моника подошла ближе. Гарри первым улыбнулся ей, заметив, что она без мантии.
— Ты... выглядишь по-другому, — сказал он осторожно.
— Чемпионат мира, Гарри. Тут все другие, — Моника пожала плечами, но уголок её губ дрогнул.
Гермиона же глянула на браслеты, зацепилась взглядом за цепочку на шее и чуть смягчилась:
— Очень красиво.
— Спасибо, — коротко ответила Моника.
Артур между тем продолжал разговор с Локленом, почти как старые друзья, которых ничего не разделяло:
— Надо же, ты даже машину такую сделал... Это законно?
— Абсолютно, — усмехнулся Локлен. — Просто старые семейные чары.
Толпа между тем начинала двигаться к входам на стадион. Разноцветные флаги качались в руках болельщиков, маги свистели, хохотали, продавцы разносили светящиеся значки и подзорные трубы. Всё шумело и кипело — а в этом шуме встреча казалась островком чего-то тёплого, как будто два мира наконец пересеклись.
Толпа тянулась по широким ступеням-переходам, ведущим к трибунам. По бокам — флаги, магические афиши, то и дело вспыхивающие рекламой метел, жвачек и амулетов. Ступени, выложенные светлым камнем, мягко подсвечивались чарами, чтобы никто не споткнулся.
Узкая колонна Уизли, Гарри, Гермионы и Моники с Локленом двигалась вместе — они поднимались выше, к входу на свою трибуну. С этого уровня открывался отличный обзор на людей ниже.
— Вот это да... — выдохнул Рон, разглядывая парящие палатки и шеренги флагов. — Я думал, это просто стадион, а тут... целый город!
— Добро пожаловать на мировой уровень, — усмехнулась Моника.
И в этот момент, чуть ниже по лестнице, в стороне от толпы показались знакомые светлые волосы. Люциус и Драко Малфои поднимались медленно, словно по подиуму. Драко шёл впереди, лицо светилось самодовольной улыбкой:
— Мы сейчас поднимемся в ложу к самому Министру Фаджу! — довольно протянул он.
— Драко, — Люциус слегка повернул голову к сыну. — Не надо хвастаться.
Но сам, не удержавшись, добавил громче, почти демонстративно:
— Министр лично пригласил нас в свою ложу.
И тут, как по заказу, из-за спин рыжих голов и чёрной шевелюры Поттера появились Локлен и Моника. Они стояли на пару ступеней выше, и свет чар падал на них сверху — мантия Локлена поблёскивала мехом, платье Моники струилось, как вода.
Локлен поднял взгляд на Люциуса — без тени раздражения, с лёгкой холодной вежливостью:
— Только вот Фадж сегодня вряд ли будет уделять внимание вам, Люциус, — произнёс он ровно. — Министр будет просить Блэквудов о спонсировании... и автографе.
Фраза повисла в воздухе. Гарри сдержал смешок, а близнецы прикрыли рты руками.
Локлен повернулся к дочери:
— Можешь хвастаться, Моника.
Моника, чуть склонив голову, хищно улыбнулась и подмигнула Драко. У того на миг исчезла самодовольная маска, он растерянно отвёл взгляд.
— Пойдёмте? — невинно предложила Гермиона, и компания Уизли, Поттера, Грейнджер и Блэквудов двинулась дальше, выше по лестнице, к входу на трибуну.
Люциус, оставаясь на нижней ступени, прищурился им вслед, чуть склонил голову и тихо, но достаточно громко, чтобы Локлен услышал, процедил:
— Не думал, что ты будешь воспитывать так своё дитя, Локлен. Хотя... стоило ожидать.
Его голос звучал как тонкая игла, но Локлен не оглянулся. Он чуть крепче сжал рукоять трости и продолжил подниматься, будто слова Люциуса — просто ветер на лестнице.
Над их головами раздавался рёв стадиона; толпа волнами уходила вперёд, навстречу свету трибун.
Я могла бы расписать каждый миг того матча, но стоит ли? Скажу коротко: когда они сели на места — высоко, ближе к облакам, чем к земле, — Моника поняла, что это не просто стадион, а целая страна, построенная ради квиддича. Трибуны парили в воздухе, флаги мигали чарующими заклятиями, воздух дрожал от магии.
Моника с Гарри, Гермионой, Роном и близнецами переглядывались, как дети на первом в жизни концерте: лепреконы сыпали золотыми монетами над толпой, болгарские вилы танцевали так, что мужчины вокруг забывали о своих жёнах, игроки носились по небу, как молнии. Гарри чуть не выронил подзорную трубу, а Рон хрипел от восторга, крича фамилии ирландцев.
Крум, конечно, поймал снитч. Ирландия победила по очкам, но болгарский ловец всё равно был героем дня. Толпа ревела, огни фейерверков рвали небо. Это был первый матч — и сразу такой.
...
К вечеру шум стадиона утих, толпа стекала обратно в лагерь. Уизли, Гарри и Гермиона возвращались к палаткам, уставшие, но сияющие. Моника же шла рядом с отцом к их машине, в руках сжимая мантию. Словно предчувствуя что-то, она поспешно накинула её на плечи.
И тут раздался крик. Из темноты вынырнули капюшоны, зелёные искры заклинаний пронзили ночной воздух. Пожиратели смерти. Толпа завизжала, рванула в стороны.
— За мной, — коротко бросил Локлен. Его голос был таким, что Моника замерла без возражений.
Он шагнул вперёд, взмахнул тростью, и та превратилась в посох с вырезанным орлом. Заклятия сорвались с его губ — белые и серебряные, непривычно яркие. Вокруг него собирались другие взрослые маги — кто с палочками, кто с жезлами.
— Держись за моей спиной и смотри по сторонам, — сказал он ей, и она впервые за долгое время почувствовала: рядом с ним ничто не прорвётся.
Мини-битва длилась несколько минут, но казалась вечностью. Пожиратели, ошеломлённые неожиданной силой, начали отступать. Заклинания гасли. Крики стихали.
— Пошли, — Локлен обернулся к Монике — Проверим твоих друзей.
Они почти бегом добрались до палаток Уизли. Гарри, Рон и Гермиона были там — потрясённые, но целые. Вокруг уже собирались сотрудники Министерства. Барти Крауч, с перекошенным лицом, выкрикивал обвинения.
— Вы видели? Они были рядом с местом!
— Это совпадение! — огрызнулся Гарри, лицо у него было белое.
— Мы ничего не делали! — Гермиона пыталась говорить спокойно, но голос срывался.
Моника почувствовала, как злость кипит у меня в груди.
— Это бред, — выплюнула она. — Вы обвиняете детей, пока сами прячетесь.
Гарри дёрнулся рядом.
— Да, где вы были, когда они нападали?! — добавил он.
Барти и двое авроров повернулись ко Монике, как к виновной.
— Достаточно, — голос отца прозвучал тихо, но так, что все обернулись. Локлен шагнул вперёд. Он не кричал, но над министерскими будто нависла тень.
— А где были вы, когда всё это произошло? — спросил он. — Где был Фадж? Я не видел, чтобы Министр Магии и сотрудники Министерства защищали детей вместе со взрослыми магами. Где вы были, я спрашиваю?
Его слова резали воздух. Вечерний свет ложился на лицо Локлена, и вдруг стало заметно: кожа его кажется бледнее обычного, а в радужке мелькнул красный отблеск. Он продолжил:
— И после такого отношения к магам и к моей дочери... вы надеетесь, что я буду спонсировать ваше общество?
Тишина была густая. Никто не ответил. Министрские переминались, Барти Крауч опустил взгляд. Артур Уизли сделал шаг к нам, его рука легла на плечо Локлена.
— Довольно, — сказал он мягко. — Дети целы, и это главное.
Блэквуд кивнул, но взгляд его оставался стальным.
Моника стояла рядом, сжимая свою мантию, и впервые подумала:
«Я знаю о нём далеко не всё.»
Они шли к машине медленно, как будто сквозь вязкий воздух. Запах гари и прелых листьев ещё стоял в носу, а шаги отдавались по гравию глухо. Локлен держал Монику за плечо так, что его ладонь почти накрывала её целиком — широкая, тёплая, уверенная. Он шёл сбоку, чуть впереди, будто своим телом прикрывая её от мира. С каждым шагом его спина опускалась, взгляд становился мягче, и тот хищный отблеск, что мелькал в глазах во время боя, исчезал, уступая место привычной глубокой чёрноте.
Машина стояла в тени деревьев, как маленький островок нормальности. Локлен открыл дверцу, придерживая её для дочери, и только когда она села, позволил себе выдохнуть. Сел сам, захлопнул дверь, и тишина салона показалась почти оглушительной.
Моника не сразу пристегнулась. Она просто стянула мантию, подогнула ноги на сиденье и спрятала нос в высокий воротник, будто в нору. Тёмная ткань закрыла бледное лицо, оставив снаружи только глаза.
— Всё, всё, — сказал Локлен тихо, заводя двигатель. В салоне раздалось мягкое гудение. Он нажал пару кнопок, и под сиденьями потёплела кожа. — Мы едем домой, не переживай...
Он говорил негромко, не торопясь, почти шёпотом, чтобы не распугать хрупкий покой. Его левая рука уверенно лежала на руле, правая — скользнула по макушке Моники, провела по волосам.
— Всё хорошо, слышишь? — повторил он. — Ты со мной.
В машине пахло чем-то знакомым: кожей, кофе из дорожного термоса, запахом дождя на его плаще. Снаружи тянулись лес и поля, огни лагеря мелькали всё реже. С каждой милей Моника чувствовала, как дрожь отпускает, а плечи перестают быть каменными.
И только Локлен не отпускал её плечо до тех пор, пока дорога не вывела их к Блэквуд Мэнору.
1994 год, 11 сентября, 19:32.
Коридоры Хогвартса гудели, как улей. Гарри, Рон, Гермиона и Моника шли бок о бок, сливаясь с потоком учеников. За окнами уже темнело, но во дворе всё ещё виднелись огни: группы людей, костры, фигуры в мантиях без гербов факультетов.
— Их с каждым днём всё больше, — Рон прижимал учебник к боку, вытянув шею. — Глянь, даже у оранжерей кто-то стоит.
— Прогульщики, — фыркнула Гермиона. — Просто кто-то с уроков сливается.
— Все занятия полные, — возразил Гарри. — И на ЗОТИ, и на Трансфигурации. Откуда бы столько прогульщиков взялось?
— Может, духи замка? — усмехнулась Моника, придерживая сумку. — Или гости, о которых нам пока не говорят.
Они дошли до Большого зала. Тёплый свет факелов, запах жаркого и свежего хлеба мгновенно перебил тревожные разговоры. Четвёрка опустилась за стол Гриффиндора.
— Ты слышала? — Гермиона наклонилась к Монике. — У Когтевранцев новая газета, Полумна Лавгуд...
— Полумна, — поправила сама себя Гермиона, но тут же соскользнула: — хотя, честнее было бы сказать Полоумна.
Моника положила вилку и посмотрела на неё:
— Гермиона, хватит. Ты говоришь о ней так, будто она тебе жизнь испортила. А на деле она просто существует, и это тебе не нравится.
Рон поперхнулся тыквенным соком. Гарри покосился на Гермиону, но та лишь закатила глаза и отвернулась, обидно прикусив губу. Молчание повисло на секунду, потом разговоры за столом пошли дальше. (Первые тонкие трещинки в их дружбе.)
На преподавательском возвышении Дамблдор поднялся. Факела вспыхнули ярче, гул стих.
— Добрый вечер, мои дорогие! — в голубых глазах блеснул огонёк. — Этой осенью Хогвартс станет свидетелем события, которого не было много лет. Турнир Трёх Волшебников возвращается!
Зал зашумел. Дамблдор поднял руку, призывая к тишине.
— В нём смогут участвовать только те, кому исполнилось семнадцать. Желающие — впишут свои имена, а Кубок Огня назовёт трёх чемпионов. Кроме того... — он сделал паузу. — Наши гости из Академии Шармбатон и Института Дурмстранг присоединятся к нам.
Среди аплодисментов Моника нахмурилась.
Феррель. Она давно не видела кузена, но знала: он учится в Дурмстранге, и встреча будет тёплой.
Бланш. Совсем другое дело. Её кузина по материнской линии, любимая игрушка Саванны, с детства обострявшая каждое их соперничество. И в Шармбатоне, помимо Бланш, училось слишком много девочек из той самой школы благородных девиц. Моника почти видела их мысли: «Она в шоу-бизнесе так, будто у неё есть манеры».
Двери Большого зала распахнулись. Сначала раздался шелест длинных мантий, потом — дробь каблуков. Гости ввалились эффектно, с флагами, в облаке магии. Девушки Шармбатона — словно лебеди в светлых плащах, юноши Дурмстранга — словно воины с севера.
Шум стих, взгляды устремились к дверям. Моника вскинула глаза и сразу нашла Ферреля: высокий, темноволосый, с той же порезанной скулой, что и у неё. Он улыбнулся уголком губ — коротко, по-семейному. Бланш Моника искать не стала. Принципиально.
И только теперь Гарри, Рон и Гермиона поняли: люди, которых они видели из окон и принимали за прогульщиков, были вовсе не учениками Хогвартса, а гостями двух других школ.
Гарри, Рон и Гермиона переглянулись, заметив, что Моника уже задержала взгляд на гостях:
— Ты кого там так пристально смотришь? — поинтересовался Гарри.
— Кузена, — коротко ответила Моника, не отрывая глаз от толпы. — Он в Дурмстранге учится.
Гарри нахмурился:
— А ты говорила, что у тебя есть кузина в Шармбатоне...
Моника скривилась, чуть сжав губы:
— Надеюсь, она заболела или тетя Париж не разрешила ей никуда ехать... — голос стал холодным, как сталь. — Бланш — кузина со стороны матери. Там меня все недолюбливают.
Рон поджал губы и ткнул пальцем в сторону Дурмстранга:
— Так а Феррель где?
Моника наконец оторвала взгляд от остальных гостей и указала рукой:
— Вон тот, в первом ряду, с самого права.
Гарри, Рон и Гермиона повернулись, пытаясь его разглядеть. Моника слегка улыбнулась уголком губ, но эта улыбка была короткой — скорее как сигнал для себя, что с этим знакомством всё будет хорошо.
Моника пыталась не обращать внимания на Бланш, но взгляд сам собой скользнул к блондинке, стоящей в третьем ряду. Девочка шушукалась с русоволосой спутницей, и Моника невольно кивнула своим друзьям:
— Вон та блондинка в третьем ряду... — сказала она тихо, едва слышно. — Она ещё с русой девочкой шушукается.
Гарри и Рон переглянулись, Гермиона чуть нахмурилась, но все молчали, стараясь не привлекать внимания.
Пока гости продолжали своё эффектное представление, золотая четвёрка пыталась понять происходящее:
— Если в Турнире участвуют только семнадцатилетние, — пробормотал Рон, — то зачем Дурмстранг прихватил с собой и средние курсы?
— Точно, — подхватила Гермиона, — там даже кто-то вроде их третьекурсников.
— Мы с этим разберёмся потом, — отмахнулась Моника, вздыхая. — Сейчас, похоже, надо просто наблюдать.
Когда гости наконец начали рассаживаться по столам, ситуация немного прояснилась. Феррель, высокий и тёмноволосый, подошёл к столу Гриффиндора, где сидели Моника и её друзья. Он улыбнулся, и они обнялись как давно не видевшиеся родственники.
Я Феррель Умрус Ванлии. — представился он, с лёгкой улыбкой.
Моника кивнула и тут же добавила с полушутливым тоном:
— Он моя мужская копия из Дурмстранга.
Феррель собирался что-то возразить, но Моника тут же, чуть нахмурившись, сказала:
— Не перечь старшим, малолетка.
Он лишь улыбнулся, покачав головой. Она была старше его всего на одиннадцать месяцев, но в этот момент это казалось целой вечностью опыта.
— Ну ладно, — пробормотал он, — старшая сестра.
Свет факелов отражался от мантий, и на мгновение Моника почувствовала странную смесь ностальгии и ожидания: впереди был турнир, встречи с кузиной и друзьями, и, конечно, то, что она называла «первые настоящие взрослые игры Хогвартса».
Чуть посидев с Золотой четвёркой, Феррель встал.
— Мне нужно увидеть ещё одного моего друга, — сказал он, улыбаясь уголком губ. — Приятного вечера!
Моника посмотрела ему вслед, чуть приподняв бровь, но не спросила, с кем именно ему нужно было встретиться. Гарри, Рон и Гермиона обменялись взглядами, а потом продолжили разговор, обсуждая только что увиденное и свои планы на предстоящие недели.
Феррель направился к столу Слизерина. Там сидели его однокурсники и друзья из Дурмстранга, но он не присел к ним. Вместо этого Ванлии слегка поклонился и подсел к Драко Малфою.
— Привет, — сказал он с лёгкой улыбкой, словно видел Малфоя каждый день. — Давно не встречались.
Малфой поднял взгляд, немного нахмурился, но ответил:
— Действительно, давно.
Малфой не знал ни о родстве Ванлии с Блэквуд, ни о том, что Моника сидит за одним из соседних столов. Моника же и вовсе не имела ни малейшего представления, что её кузен ведёт беседу с Драко.
А Ванлии... ну, он вообще даже не подозревал, что между Блэквуд и Малфоем есть какие-то скрытые связи, а его встреча с Драко могла обернуться маленькой цепной реакцией в будущем.
Золотая четвёрка осталась за своим столом, обсуждая свои впечатления, когда на горизонте замаячили новые фигуры гостей, а в воздухе витало предвкушение Турнира.
— Ну вот мы и снова в Хогвартсе, — сказал Феррель, слегка улыбаясь. — Не могу поверить, что последний раз видел тебя тут год назад.
— Да уж... — Малфой ухмыльнулся, сдвинув бровь. — Кажется, год — это целая вечность.
Они переглянулись, и в их глазах мелькнуло что-то детское: воспоминания о музыкальном клубе, там где они познакомились, где они вместе слушали редкие пластинки, спорили, кто лучше играет на гитаре, и хохотали до слёз.
— Помнишь, как мы тогда пытались перепеть ту песню? — спросил Феррель, слегка наклонившись. — У тебя получилось лучше, чем у меня, но никто не оценил.
— Я всё равно знал, что ты справишься, — отозвался Драко, хмыкнув. — Каждый раз, когда слышу эту мелодию, вспоминаю, как ты всё портил, а я тебя спасал.
— Портил? — Феррель рассмеялся. — Нет, дружище, мы это делали вместе. Иначе бы не было веселья.
— Точно, — согласился Малфой, и их смех как будто растянулся во времени, заставляя забыть о шуме Большого зала, о людях вокруг и даже о строгих взглядах преподавателей.
Они говорили так, словно каждый день виделись в том же самом клубе, но год разлуки не оставил и тени неловкости. Слова текли легко, воспоминания переплетались с лёгкими подколками и шутками, будто время между ними вообще не существовало.
— Надо будет как-нибудь снова собраться, — сказал Драко, улыбаясь уголком рта. — В этом году турнир может быть долгим.
— Согласен, — кивнул Феррель. — Но сегодня вечером... давай просто наслаждаться моментом.
И так они сидели, как старые друзья, которые видятся раз в году, но общаются, будто встречаются каждый день, полностью поглощённые разговорами о прошлом и лёгком предвкушении будущего.
——————————————————
Еще раз прошу прощения за то что главы долго не выходили. Были некоторые проблемы, сейчас все наладилось.