Ночь на башне.
1994 год, 16 февраля, 15:56.
Коридор гулко отдаёт шаги, и троица идёт вразвалочку: Гермиона — быстрой походкой, Моника — с насмешливым прищуром, Джинни — чуть позади, но с блокнотом под мышкой.
— Ну и зачем он задаёт одно и то же на разных курсах? — бурчит Моника, закатив глаза. — Что, книжек своих новых перечитать не может?
— Это Снейп, он ищет повод, чтобы мы все выглядели идиотами, — отвечает Гермиона с серьёзностью лектора. — И если кто-то не справится, он получит «удовольствие» на уроке.
— Ну зато мне повезло, — вставляет Джинни, догоняя их. — У меня задание прошлогоднее. Вы ж помните, как делали? Может, поможете?
— Поможем, — кивает Моника. — Только знай: если Снейп спросит, мы скажем, что ты нас «шантажировала».
Джинни прыскает со смеху, Гермиона закатывает глаза, и они заходят в библиотеку.
Воздух пахнет пылью и чернилами. Мадам Пинс, как обычно, взмахнула длинным носом, окидывая их подозрительным взглядом.
— Вы опять? — сухо спросила она. — Хогвартс будто бы не готовит вас к чему-то, кроме чтения.
— Мы выполняем задание профессора Снейпа, — торопливо сказала Гермиона.
— М-м. Тогда слушайте внимательно. Недавно прибыло несколько редких изданий и сборников. Они... перемешались с основным фондом. Вы постоянные посетители, поэтому предупреждаю: будьте внимательны.
Моника и Гермиона встретились глазами — мгновенный проблеск: вот оно.
— Спасибо, мадам Пинс, — почти хором сказали они.
У стеллажей
Они нашли столик между высокими рядами. Гермиона тут же взобралась на лестницу, будто вечно рождённая для библиотек. Моника держала лестницу, лениво поглядывая вверх, а Джинни уселась на край стола с пером и пергаментом.
— Ну, давай, диктуй, — сказала Джинни, вытягивая язык от усердия. — Как именно этот отвратительный корень мандрагоры взаимодействует с настоем кровавого корня?
— «Не отвратительный, а сильнодействующий», — поправила Гермиона сверху, вытянув книгу.
— «Сильнодействующий», — повторила Джинни, записывая. — Ага. И дальше?
— Дальше он при неправильной обработке вызывает... — Моника чуть наклонилась к ней и тихо подсказала.
— Галлюцинации и частичную потерю памяти, — пропела Джинни, двигая пером.
Моника ухмыльнулась, глядя, как девчонка торопливо пишет, и удержала качнувшуюся лестницу.
— Потерю памяти? — переспросила Джинни, подняв бровь. — То есть можно дать Рону?
— Только если хочешь, чтобы он забыл, как тебя зовут, — съязвила Моника.
— Иногда это было бы даже полезно, — фыркнула Джинни и быстро прикусила губу, потому что Гермиона сверху строго шикнула.
Гермиона наверху продолжала копаться на полках, бормоча себе под нос названия книг. Моника держала лестницу, но взгляд её всё чаще скользил вниз — туда, где Джинни уже обложилась пергаментами и лихорадочно писала.
— ...Помимо потери памяти вызывает также анафилактический шок, — лениво диктовала Моника, глядя, как Джинни торопливо выводит каждую букву. — По буквам: А, Н, А, Ф, И, Л, А, К, Т, И, Ч, Е, С, К, И, Й.
Она чуть склонилась к Уизли и добавила: — Если Снейп спросит, это аллергическая реакция с повышением давления. Запиши себе где-нибудь отдельно.
Джинни тут же раскрыла поля тетради и быстрыми движениями вывела: аллергическая реакция — давление ↑.
Моника мельком глянула и приподняла бровь.
— «Аллергическая» с двумя Л, — поправила она строгим тоном, почти как профессор.
— С двумя Л... — пробормотала Джинни, исправляя. — Ты хуже Гермионы.
— Лесть тебе не идёт, — ухмыльнулась Моника.
Сверху раздалось:
— Я всё слышу! — возмутилась Гермиона, не отрываясь от книги.
Троица устроилась за столом: Гермиона склонилась над своим свитком и что-то яростно выписывала, Джинни сидела напротив, шевеля губами и подсчитывая, а Моника развалилась на стуле с видом человека, которому скучно, но который всё равно держит руку на пульсе.
— Так... если корень мандрагоры умножить на... — Джинни сбилась и тихо простонала: — Я вообще не понимаю, что тут с граммовкой!
— Джинни, давай сама, — резко оборвала её Гермиона, не поднимая головы. — На уроке ты тоже будешь бегать за нами в соседний кабинет за ответами?
Уизли скорчила обиженную гримасу и уткнулась в пергамент. Через минуту, не выдержав, подняла на Монику взгляд — умоляющий, почти щенячий.
Моника изобразила равнодушие, потом незаметно подняла руку и спокойно показала два пальца, затем ещё шесть. Восемь.
Джинни радостно закивала и тут же вписала ответ.
Гермиона резко подняла глаза, уставившись на Монику:
— Ты помогла ей?
Моника в этот момент что-то тщательно писала у себя на свитке, даже не моргнув. Голос у неё был абсолютно серьёзным:
— Нет конечно, что ты... Я так быстро в уме не считаю.
Гермиона прищурилась. Сарказм был очевиден, и именно поэтому спорить с ним было бессмысленно.
Джинни прижала кулак к губам, чтобы не рассмеяться.
1994 год, 16 февраля, 18:39.
Библиотека Хогвартса в этот час была почти пуста: редкие студенты просматривали толстые фолианты, перешёптывались за дальними столами, а под сводами стояла вязкая тишина, нарушаемая только скрипом перьев.
Моника и Гермиона прошли по коридору между полок, их шаги приглушались ковром, и обе выглядели слегка уставшими.
— Уже третий стеллаж, и ни строчки про наследников Дракулы, — шёпотом пробормотала Гермиона, поправляя стопку книг у себя на руках.
— Хм. Видимо, наши "драгоценные" предки решили, что это слишком скандальная тема для юных умов, — фыркнула Моника, скользя пальцами по корешкам.
Они сворачивают к ряду, где должны храниться книги по истории древних магов. Но едва подходя — обе останавливаются.
У стеллажа стоит Драко Малфой. Свет свечей падает на его волосы, отчего они выглядят почти серебряными. Он держит в руках увесистый том и явно так увлечён, что даже не сразу замечает девчонок.
Моника щурится, приглядываясь. Корешок книги ясно гласит:
«Дракула. Первый и последний бессмертный».
Её сердце замирает — слишком прямое совпадение, чтобы быть случайным.
Драко чувствует взгляд, поднимает голову. Его глаза — серые, насмешливые. Он делает вид, что случайно замечает их, и с демонстративным стуком захлопывает книгу. Звук разносится по библиотеке, заставив Гермиону вздрогнуть.
— О, вот это совпадение, — протягивает Малфой, возвращая книгу на полку так нарочито медленно, что это больше напоминает театральный жест. — Блэквуд, Грейнджер... Тоже ищете bedtime stories о старых монстрах?
Гермиона закатывает глаза и тут же делает вид, что занята другими книгами, но остаётся рядом, не вмешиваясь. Она прекрасно знает: сейчас начнётся их «битва».
Моника складывает руки на груди, приподнимает бровь.
— Забавно, что ты выбираешь именно монстров, Малфой. Совпадение или автобиография тебя заинтересовала?
— А мне казалось, ты предпочитаешь сказки с happy end, — ухмыльнулся он, делая шаг ближе. — Хотя, может, тебя привлекает что-то более... тёмное?
В голосе лёгкий намёк, и Моника это прекрасно слышит.
Она отвечает тоном сладким, но ядовитым:
— О, я обожаю тьму. Она показывает, кто чего стоит. А вот ты, Малфой... выдержишь ли хоть миг без света?
Он усмехается, но взгляд становится чуть серьёзнее.
— Если рядом будешь ты — выдержу, Блэквуд.
Гермиона поднимает голову от книги, морщит лоб:
— Мерлин, вы хоть раз можете разговаривать без шпилек?
— Это не шпильки, Грейнджер, — Драко бросает ей почти ленивый взгляд и снова обращается к Монике. — Это игра.
Моника улыбается, холодно, но глаза её блестят.
— Тогда постарайся не проиграть.
Их взгляды скрещиваются — напряжение ощутимо даже для Гермионы, которая закатывает глаза и громко закрывает справочник у себя в руках.
— Отлично, я оставлю вас с вашей... игрой. Но учтите: если хоть кто-то из нас завтра не выспится из-за ваших "битв", я буду первой, кто пожалеет об этом.
Она отходит к соседнему стеллажу, а Драко и Моника остаются почти нос к носу.
Драко чуть наклоняется вперёд, понижая голос:
— И всё же... может, та валентинка дошла до адресата?
Моника прикусывает губу, на секунду отводя взгляд, но тут же возвращает ему такой же дерзкий блеск.
— Может быть. Но если и дошла — не рассчитывай, что всё будет так легко.
Он хмыкает, будто именно этого ответа и ждал.
— Тогда мне придётся постараться.
На этом он резко разворачивается и уходит, оставляя лёгкий аромат дорогого зелья для волос и ощущение незавершённого разговора.
Гермиона, видя выражение лица подруги, только качает головой:
— Я всё-таки не понимаю: ты его ненавидишь или...?
— Ненавидеть? — Моника усмехается, поднимая с полки другую книгу, хотя даже не смотрит на неё. — Нет. Я играю.
Вечер. В библиотеке царит полумрак: свет ламп дрожит на лакированных поверхностях столов, в воздухе стоит тонкий запах пыли и старого пергамента.
Гермиона и Моника тихо входят, переглянувшись, будто боятся нарушить священную тишину. Гермиона несёт под мышкой тетрадь, а Моника идёт уверенно, точно зная, что ищет.
— Сюда, — шепчет Блэквуд и ведёт подругу к дальней секции, где хранятся редкие издания.
На верхней полке — массивная книга в тёмно-зелёном переплёте. Та самая, к которой совсем недавно тянулся Драко. Моника кончиками пальцев скользит по корешкам, вытаскивает её и осторожно кладёт на стол.
Гермиона поражённо шепчет:
— Это единственный экземпляр... Я его видела в каталоге. Даже не думала, что он хранится в Хогвартсе.
Они раскрывают книгу. Страницы тяжело шелестят, как будто сопротивляясь.
Поначалу идут сухие родословные и хронология сделок. Но через пару абзацев внимание Моники замирает. В тексте говорится о пророчестве, разделённом надвое.
— Гермиона... — Моника скользит пальцем по строчке, читает вслух, и голос её становится всё тише: — «...первая часть хранится у древнего рода, сохранившего клятву крови... вторая же утеряна в череде продаж, и ныне пребывает неизвестно у кого: в частных собраниях или вовсе уничтожена».
Гермиона резко поднимает глаза:
— Ты знала?
Моника качает головой. В её глазах — искреннее удивление, даже растерянность:
— Нет... я думала, это миф. Сказка для того, чтобы придать вес древним историям. Но первая часть... — она делает паузу. — Она действительно у Блэквудов. Это знают все.
— А вторая? — почти срывается Гермиона.
Они читают дальше. Строки всё мрачнее: упоминания о торговцах, о закрытых аукционах, о коллекционерах, перекупающих «часть пророчества» как диковинку, не понимая её ценности.
Моника тихо резюмирует:
— Значит, либо она пылится в чьей-то частной коллекции... либо её давно сожгли.
Обе долго молчат, только звук переворачиваемых страниц нарушает тишину.
Наконец Гермиона тихо закрывает книгу, будто боится разбудить саму её суть.
— Получается... никто точно не знает, существует ли вторая часть.
Моника чуть криво усмехается, но глаза её серьёзные:
— А это значит, что каждый, кто ищет ответы, ищет в темноте.
Они переглядываются. В этот момент между ними — не просто дружба, а понимание, что они вдвоём прикасаются к центру большой тайны.
1994 год, 16 февраля, 19:49.
Женская спальня Гриффиндора уже погрузилась в полумрак, оставалось чуть больше часа до комендантского часа. Моника тихо прошла мимо спящих сокурсниц, обернувшись в мягкую шелковую пижаму, и направилась к лестнице на астрономическую башню.
Холодный ночной ветер едва колышет её волосы и шелк пижамы. Для обычных студентов это казалось бы леденящим, но для Моники — лёгким, почти приятным. Вдали мерцают звёзды, и башня открывает потрясающий вид на весь Хогвартс и тёмные леса вокруг.
Она встала возле каменных перил, обхватив мрамор руками, и глубоко вдохнула. Мысли ворочались в голове: книга, пророчество, две части... и та часть, которую никто не видел.
Вдруг что-то село рядом — огромный орёл, Чикаго. Он осторожно перешагнул на перила, клюв щёлкнул, будто говоря «ну вот и я». Моника улыбнулась:
— Знаешь, Чикаго, — начала она, глядя в ночное небо, — всё это странно. Я думала, что история о двух частях пророчества — это миф. Есть только один свёрток про девять наследников, и что девятый самый сильный... Всё вроде понятно. Но что может быть во второй части предсказания? Как ты думаешь, мне следует сказать об этом отцу?
Чикаго щёлкнул клювом, словно отвечая: «Расскажи, почему нет?»
Ветер усилился, шелестя в парусине башни. Моника моргнула — откуда-то за спиной раздался лёгкий шорох. Орёл испуганно взмахнул крыльями и улетел.
Моника проводила взглядом питомца, а затем перевела взгляд в ту сторону, куда он смотрел.
И её взгляд наткнулся на Драко Малфоя. Он стоял немного в тени башни, но серый цвет его глаз был ясен, а выражение лица — такое же сосредоточенное и вызывающее, как в библиотеке.
— Малфой, — тихо пробормотала Моника, почти для себя. В груди что-то ёкнуло: знакомое напряжение, смесь раздражения и... чего-то ещё.
Ветер подхватил её волосы, шелк пижамы едва колышется, а башня, казалось, застыла в ожидании.
Моника едва моргнула, когда заметила его. Драко вышел из тени, накинув на плечи пальто — хоть и пижама выглядывала из-под него, он был словно идеально поставленная сцена: чуть темнее ночи, чуть холоднее ветра, чуть ближе к звёздам.
— Лучшая ученица Гриффиндора в ночное время на башне? — прокомментировал он с лёгкой усмешкой, без злобы, почти шёпотом, будто это была их маленькая шутка.
Моника не удержалась:
— А лучший ученик Слизерина в ночное время на башне? — ответила она так же шепотом, уголки губ приподнялись.
Он сделал шаг ближе, став у перил рядом с ней. Они оба, словно по некой невидимой договорённости, оперлись локтями на холодный камень.
— Не холодно? — спросил он, слегка нахмурив брови, — По ощущениям градусов пять, а ты в пижаме...
— Я живу на севере Британии, Драко, — Моника приподняла подбородок, улыбка играла на губах. — Для меня это чуть прохладно.
И вот это было... впервые. Она не сказала «Малфой». Она назвала его по имени.
Драко едва заметно отставил плечо, словно этот звук, эта форма обращения задела что-то внутри. Он посмотрел на неё, лёгкая улыбка скользнула по его губам:
— Драко, да? — повторил он тихо, с лёгкой насмешкой, но в глазах уже не было привычной язвительности, только внимание.
— Именно, — ответила Моника, чуть приподнимая бровь. — И если ты здесь, значит, тоже не спишь?
— Возможно, — ответил он, слегка повернувся к ветру, который пытался развеять их волосы. — Или просто следил за тобой.
Моника чуть приподняла плечо, стараясь не показать, что ей приятно это слышать. Но уголки её губ не смогли удержаться, и она улыбнулась чуть шире, чем планировала.
— Слушай, — сказала она тихо, — может, тебе стоит на минутку забыть о масках и просто быть здесь?
Он склонил голову, почти по-дружески, но в её груди сердце забилось быстрее:
— Думаю, это будет самое честное, что я сделал сегодня.
И они оба остались на перилах, наблюдая за звёздным небом, ветер чуть колышет волосы и шелк пижамы, а между ними висит лёгкая, почти невидимая нить... доверия, признания и, конечно, флирта.
Моника и Драко стоят у перил, ветер играет их волосами, ночь окутывает башню мягким полумраком. Моника чуть дрожит, но не от холода, а от ощущения, что она впервые разговаривает с ним без привычных масок.
— Слушай, — начинает Моника, поддразнивая, — я так понимаю, ты всё-таки любишь ночные прогулки по башням? Или это у тебя просто привычка следить за "самой умной девочкой Гриффиндора"?
Драко слегка приподнимает бровь:
— О, это заметно? Думаешь, я столько времени трачу, чтобы оценить твою... эрудицию?
— Ну да, — хихикает Моника, — и ещё, наверное, чтоб напомнить всем, что Слизерин тоже умеет быть милым и загадочным.
— Милым? — он скептически наклоняет голову, но в уголках губ появляется кривая усмешка. — Считаю это перебором лестных слов. Но загадочный — тут я согласен.
Моника делает вид, что задумывается:
— Хм... загадочный... почти как профессор Снейп, только с лучшей причёской.
Драко вскидывает бровь и прикидывает:
— Серьёзно? Мне кажется, ты просто пытаешься перевести разговор на что-то менее опасное. Типа меня?
— Вовсе нет, — улыбается Моника, слегка касаясь пальцами перил. — Я просто проверяю твою реакцию. Ты же знаешь, экспериментальный метод — лучший способ узнать человека.
— Ага, экспериментальный метод. — Он делает шаг ближе, почти плечом касается её. — И как успехи? Ты узнала обо мне что-то новое, кроме того, что я вечно зануда?
Моника усмехается:
— Узнала. Ты умеешь быть смешным. Редко, но умеешь.
— Редко — ключевое слово. — Драко кивает, будто подтверждая свои слова. — А ты, Блэквуд, умеешь быть милой и саркастичной одновременно. Редко кто так может.
Они оба смеются тихо, будто боятся нарушить ночную магию башни.
— Скажи честно, — продолжает Моника, — кто больше боится совы Дамблдора после уроков по зельям — Джинни или Гермиона?
Драко усмехается:
— Думаю, Джинни. Гермиона умеет быть... подготовленной. А Джинни всегда слегка в панике.
— Ха! — Моника хихикает. — Ну да, я и сама на её месте пару раз бы подпрыгнула.
— А кто, по-твоему, из нашего курса способен выучить заклинание за одну ночь и при этом не забыть его на утро? — спрашивает Драко.
— Ну, очевидно, ты... но только потому, что ты тщеславен, — смеётся Моника, не скрывая радости. — Остальные — ха! Даже Гарри и Рон не осилят без помощи Гермионы.
— Гермиона всё решает, да? — он насмешливо кивает. — Ну что же, тебе повезло, что ты с ней дружишь.
— А тебе, Драко, повезло, что я сегодня в таком настроении, чтобы смеяться вместе с тобой, — говорит Моника, и её взгляд чуть теплеет. — В противном случае я бы тебя игнорировала.
— Хм... — Драко делает театральный вздох. — Значит, я должен ценить этот момент.
Они ещё минуту стоят молча, смакуя мягкий холод ветра, тихо хихикают, обмениваются маленькими подколами и взглядом, в котором нет ни масок, ни игр на публику — только доверие и дружеское тепло.
Моника наконец вздыхает:
— Ладно, хватит философствовать. Мне нужно думать о том, что мы нашли в библиотеке.
— Да, — соглашается Драко, слегка наклоняя голову. — Но на минутку... мне нравится этот наш «ночной клуб друзей без масок».
— Хм, — улыбается Моника. — Тогда не теряйся слишком быстро.
И они оба ещё на мгновение стоят у перил, наблюдая за звёздами, ветер играет волосами, а между ними висит лёгкая, почти невидимая нить — дружбы, доверия и чуть-чуть... чего-то большего.
Ветер слегка треплет волосы Моники, шелк пижамы едва колышется, но она уверенно стоит у перил, глядя на звёздное небо.
— Знаешь, — вдруг говорит Драко тихо, чуть наклонившись к ней, — я иногда удивляюсь, как можно быть одновременно такой умной и... такой... — он делает паузу, будто подбирает слово, — обаятельной.
Моника едва заметно улыбается, слегка коснувшись перил:
— Обоятельной? Ну, это неожиданно от тебя.
— Не могу иначе, — отвечает Драко с лёгкой усмешкой. — Ты настолько сосредоточена на книге, на задачах... что я не могу не заметить.
Он слегка опускает взгляд и, как будто случайно, задерживает взгляд на её запястьях.
— Хм... — тихо произносит он, — а это что? — Он показывает на два тонких браслета, которые он сам подарил ей летом 1992 года и на Новый год того же года, а также на цепочку, которую она получила на день рождения.
Моника слегка смущается, но не убирает украшения:
— Помню их. Они для меня... важны.
Драко чуть улыбается, словно это услышанное признание — маленькая победа:
— И ты всё ещё носишь их... — голос чуть мягче. — Ты помнишь обо всём.
— Конечно, — спокойно отвечает Моника, но уголки губ выдают скрытую радость. — Не могу просто так выбросить память о значимых вещах.
— Я рад, что ты носишь, — тихо произносит Драко, — это... приятно видеть.
И на мгновение они оба молчат, наслаждаясь тишиной ночи и мягким светом факелов башни, ветер играет волосами и шелком пижамы, а между ними висит тихое, почти осязаемое чувство — доверие, признание, и капелька... притяжения.
— Ты знаешь, — снова начинает Драко с лёгкой усмешкой, — я не часто говорю это людям... но иногда... смотреть на тебя и думать, что ты — не просто умная, а ещё и... — он слегка замолкает, — очень... красивое создание... — мягко добавляет он, словно шепотом для звёзд.
Моника слегка краснеет, но в её глазах — смесь смеха и тепла:
— Вот так, Драко, и ты умеешь сбить с толку, даже ночью на башне.
Они снова хихикают тихо, ветер несёт их смех в ночь, и башня, кажется, замерла вокруг них, храня это мгновение.
Ветер чуть усилился, шелк пижамы Моники колышется, но она всё ещё смотрит на мерцающее звёздное небо, рядом с Драко. Тишина между ними словно растянулась, но она не напряжённая — лёгкая, уютная.
Драко тихо снимает своё пальто, осторожно накидывает его на плечи Моники.
Моника моргнула, удивлённо посмотрев на него:
— Мне не холодно... Ты замерзнешь, надень обратно...
— Родители учат меня быть джентльменом, — отвечает Драко с невозмутимым видом, — Я может быть и заболею, но деньги, чтобы вылечиться, у меня есть. Тем более Малфой Мэнор тоже не в теплом месте построен.
Моника на мгновение просто смотрит на него, потом решительно приближается и целует Драко в щеку.
— Меня родители учили быть благодарной, — тихо говорит она, слегка улыбаясь.
И вот... все. Его холодная уверенность словно растаяла в один миг. Драко слегка отступил назад, моргнув, будто не понимая, что только что произошло. Его глаза слегка округлились, губы едва дрожат, а ветер с башни будто только подчёркивает момент.
Моника тихо улыбается, довольная собой, а Драко стоит рядом, слегка растерянный, и не может подобрать слов.
— Ну... — наконец пробормотал он, — это... неожиданно.
— Ага, — Моника пожимает плечами, как будто это был самый естественный поступок на свете. — Зато приятно.
И снова оба смотрят на звёзды, ветер играет их волосами и шелком пижамы, а между ними теперь висит не только доверие и дружба, но и лёгкое, тихое, почти осязаемое... что-то большее.
Моника только что поцеловала Драко в щеку, и его холодная уверенность растаяла на мгновение. Он моргнул, немного растерянный, потом на его лице появилась лёгкая ухмылка — та самая, что сразу намекает на шутку и флирт.
— Знаешь, — тихо начал он, слегка наклонився к ней, — я уже могу писать в Пророк, что меня поцеловала самая молодая модель маггловского журнала...
Моника едва сдержала смех, глаза её искрились:
— Ага, конечно, не забудь упомянуть, что я ещё и рэперша в стиле «девочки с улиц гетто», чтобы всем стало ясно, как это опасно для их ушей.
Драко хмыкнул, чуть подняв бровь:
— Опасно для их ушей, говоришь? Ну, тогда я, пожалуй, сохраню это в тайне. — Он слегка наклонился ближе, шепотом добавляя: — И для меня тоже...
Моника хихикнула, слегка дёрнув плечом:
— Хм... Ладно, тогда пусть это останется нашим секретом.
Ветер тихо играет их волосами, шелк пижамы слегка колышется, а между ними висит лёгкая, почти осязаемая атмосфера доверия, флирта и... чуть-чуть больше, чем просто дружбы.
— Ты такой... язвительный, Драко, — тихо говорит Моника, улыбаясь.
— А ты... слишком очаровательная, чтобы на это не реагировать, — отвечает он с мягкой улыбкой, почти шепотом.
И оба снова смотрят на ночное небо, тишина башни окутывает их уютом, а лёгкая игривость и флирт создают волшебный момент, который хочется растянуть вечно.
Прошёл час после их ночной встречи на астрономической башне. Моника и Драко разошлись, каждый направился в свою спальню, но атмосфера вечера ещё висела в воздухе, будто невидимая нить связывала их.
Драко тихо вошёл в мужскую спальню Слизерина, где ещё не спал Блейз Забини. Он без слова кинулся на кровать, хватая пальто, которое только что оставил на перилах башни.
Он прижал его к носу, вдыхая запах волос и самой Моники, почти растаял и, наконец, тихо, но искренне сказал:
— Блейз... я самый счастливый человек в мире...
Блейз, уже привыкший ко всем странностям друга, приподнял бровь и, не скрывая улыбки, протянул:
— Ты придурок, Драко.
Драко улыбнулся сквозь сонливую эйфорию, не собираясь спорить:
— Возможно... но это самый приятный придурок, какой я когда-либо был.
Блейз хмыкнул, крутясь на кровати:
— Ты вообще когда-нибудь отдыхаешь, Малфой? Или счастье у тебя теперь круглыми сутками?
Драко только тихо усмехнулся, уткнувшись в пальто и слегка прижимаясь к нему, словно держал там часть вечера с Моникой. В его взгляде был одновременно и восторг, и умиротворение — редкое сочетание, которое Блейз видел нечасто.
— Я... думаю, что да, — ответил Драко наконец, не открывая глаз. — Сегодняшняя ночь... она того стоила.
Блейз лишь хмыкнул, понимая, что спорить бесполезно, и выключил лампу, оставив друга в темноте, с мыслями о Монике и тихой магии ночной башни.