Империя Blackwood.
1993 год, 15 декабря, 06:32.
Девчачья спальня Гриффиндора встретила их привычным полумраком и запахом догорающих дров в камине. Гермиона сидела за своим столиком у окна, методично раскладывая пергаменты и свитки. Каждое утро у неё начиналось одинаково: проснуться раньше остальных, проверить домашнюю работу, ещё раз пробежаться глазами по заметкам к сегодняшним урокам, потом умыться, почистить зубы, расчесаться, натянуть школьную форму. Всё предельно правильно и структурно.
Рядом, за соседним столиком, уже полчаса сидела Моника. На её столе вместо стопки книг лежала аккуратно разложенная косметичка. Баночки, кисти, палетки, пудра, блеск — целый арсенал, который она обращала в утренний ритуал не хуже, чем зельевар на своём столе. Её движения были быстрые, уверенные, отточенные до автоматизма. Так, будто каждое утро перед ней стояла невидимая публика с фотокамерами.
— Никогда не думала, что на макияж уходит столько времени, — заметила Гермиона, старательно укладывая непослушные кудри. — Я едва справляюсь со своими волосами.
— Это привычка, — не отрываясь от зеркала, ответила Моника. — Все лето мне твердили: «Ты красивая, но с косметикой — ещё красивее». А теперь я без неё себя как будто и не вижу.
Она аккуратно провела кистью по скулам, словно закрашивая бледность ночей, в которые слишком долго думала о книгах, вампирах и взгляде одного надменного блондина.
— Но ты же и так красивая, — пожала плечами Гермиона, — без тонны этих баночек.
— Попробуй сказать это Карлу Лагерфельду, — хмыкнула Блэквуд, щёлкнув крышечкой туши.
Грейнджер закатила глаза, но улыбнулась. У каждой из них было своё оружие против хаоса: у Гермионы — знания и дисциплина, у Моники — броня из пудры, лайнера и оттенка губ, который скрывал её уязвимость.
Моника щёлкнула крышечкой блеска и отодвинула зеркало. Ресницы длинные, скулы подчеркнуты, губы чуть ярче обычного — идеальный утренний щит был готов. Она уже собиралась убрать косметичку, как боковым взглядом заметила, что Гермиона сидит над своим отражением с выражением лица «сейчас брошу расчёску в камин».
— Всё ещё воюешь? — лениво спросила Блэквуд, облокачиваясь на спинку стула.
— Они никогда не ложатся так, как нужно, — сердито пробормотала Гермиона, дёргая прядь. — Хоть зачаруй их «Иммобулусом».
Моника улыбнулась уголком губ и поднялась.
— Дай сюда, Кудряшка Сью.
— Что? — возмутилась Гермиона, но от расчёски всё-таки оторвалась.
Моника вытащила из тумбочки пару флакончиков и лёгкий лак. Взмахнула первым спреем — и по комнате пошёл сладковатый аромат. Лёгкие капли осели на кудрях, делая их чуть влажными. Она ловко «пожамкала» волосы пальцами, придавая им форму, и кудряшки будто ожили, собираясь в аккуратные пружинки.
— Теперь вторая фаза, — пробормотала Блэквуд, доставая расческу, которая явно видела не только её прямые локоны. Она прошлась по волосам осторожно, вытягивая отдельные пряди и одновременно оставляя лёгкий беспорядок. Получилось не идеально гладко, а... мило. Живое и естественное.
— И закрепим, — щёлкнула она лаком, сбрызнув пару раз так, что волосы даже не слиплись.
Зеркало оказалось прямо перед Гермионой. Она приоткрыла рот, потом провела рукой по волосам.
— Это... это даже лучше, чем в рекламе шампуня.
Моника хмыкнула.
— Ну конечно.
— Но... — Гермиона моргнула, указывая на флаконы. — У тебя столько всего для кудрей. А ты же всегда их выпрямляешь. Откуда всё это?
Моника опустилась рядом и с какой-то редкой нежностью ответила:
— Потому что я знала, что у меня есть такая «Кудряшка Сью», как ты.
На секунду в комнате повисла тишина. Гермиона вдруг очень по-настоящему улыбнулась, а Моника, сама того не желая, почувствовала, что это утро стало теплее, чем любое её зеркало.
Если в девчачьей комнате царил уютный шёпот и запах косметики, то у мальчиков всё выглядело так, будто туда только что зашёл тролль и сказал: «Встаём, через пятнадцать минут урок».
Рон, сонный и растрёпанный, пытался на ходу застегнуть рубашку — но надел её задом наперёд и всё никак не понимал, почему воротник душит.
— Гарри, у меня рубашка... сглазана, что ли?..
— Ты её наоборот натянул, — буркнул Поттер, одновременно шнуруя один ботинок и ища второй.
Симус сидел на кровати с учебником «Защиты от тёмных искусств», но вовсе не повторял материал, а использовал его, чтобы выровнять перекошенную ножку стола.
— Если я не съем завтрак, я умру, — простонал он, даже не пытаясь одеться.
Невилл, красный от смущения, искал жабу Тревора, которая умудрилась забраться в чей-то башмак. Весь процесс сопровождался комментариями вроде «Извините, это не ваши носки...» и «Тревор, ты меня погубишь».
Джордж и Фред действовали синхронно, как и положено близнецам: один искал галстук, другой — совал ему под нос совершенно ненужные вещи, типа носка Симуса.
— Вот твой галстук, Джордж.
— Это трусы, Фред.
— Ну и что? На шее тоже будет эффектно.
Ли Джордан, самый спокойный из компании, сидел на кровати с расческой и пытался привести в порядок волосы. Но в итоге его отвлёк хаос вокруг, и он в сердцах воскликнул:
— Знаете, девчонки наверняка уже давно умылись, накрасились и сидят внизу. А мы выглядим, будто нас дракон пережевал!
— Неправда, — возразил Рон, тщетно дёргая воротник рубашки. — Я... вполне... ухоженный... ХРЯСЬ! — и пуговица отлетела в сторону.
Вся комната дружно заржала.
Моника и Гермиона уже давно расположились за одним из столиков у камина. Пёстрый свет от огня освещал страницы их пергаментов, а вокруг царила тишина, нарушаемая только шуршанием пера. Девчонки обсуждали домашнее задание, которое неожиданно оказалось у каждой своим:
— У меня — эссе по истории магии о древнегреческих ритуалах, — устало вздохнула Гермиона. — А у тебя?
— Разбор «магических наследий» семей Европы, — отозвалась Моника, не отрываясь от своего почерка. — По сути одно и то же: копаться в чужих костях, только у меня — с аристократическим налётом.
Обе усмехнулись и снова склонились к пергаментам.
В этот момент дверь в спальню мальчиков наконец распахнулась. Из неё вывалились Гарри и Рон, явно только что закончившие спешно одеваться. Поттер по пути поправлял галстук, Рон всё ещё мучился с рукавами.
— ...и что, Сириус правда прислал письмо? — возбуждённо спрашивал Рон, стараясь не отставать от Гарри.
— Да. Сразу после слушания, — кивнул Поттер. — Написал, что хочет, чтобы я жил с ним в поместье Блэков.
— И ты согласился? — вытаращил глаза Рон.
Гарри усмехнулся.
— Конечно. Думаю, даже сами Дурсли были бы безмерно рады, если бы им предложили съехать от самих себя.
Оба фыркнули от этой мысли и, спускаясь по лестнице, вдруг заметили девушек.
Моника и Гермиона подняли головы почти синхронно. Они сидели идеально собранные: блестящие волосы, ровные складки формы, спокойные лица — будто они встали ещё на рассвете, а не за полчаса до завтрака.
Рон на секунду застыл, сравнив их сияющий вид с утренним хаосом в их комнате. Он шепнул Гарри:
— Ну всё. Теперь точно ясно: у нас с тобой разная биология.
1993 год, 15 декабря, 08:21.
В кабинете по Защите от тёмных искусств царил привычный рабочий шум. Люпин ходил между рядами, поправляя то стойку, то интонацию заклинания.
— Не забывайте, — мягко напоминал он, — защита должна быть быстрой, а главное — инстинктивной. Атака редко предупреждает заранее.
— В пары! — скомандовал он, и гул усилился.
Моника оказалась рядом с Симусом. Тот, как всегда, нервно хихикал, но палочку держал уверенно.
— Ну, давай, Блэквуд. Только не слишком сильно, ладно? — подмигнул он.
— Старайся сам, — ответила она коротко и чуть улыбнулась.
— Начали!
Симус вскинул палочку:
— Expelliarmus!
Но заклинание не долетело. Моника вскинула руку раньше, чем Симус закончил слово. Вокруг неё вспыхнул купол — не привычно прозрачный, а тёмно-бордовый, плотный, будто сотканный из полупрозрачной крови. Вспышка света пронеслась по комнате. Луч Симуса врезался в купол и... не отскочил, как это бывало у других, а словно растворился в нём, втянулся, исчез без следа. Купол погас, рассыпавшись дымкой, и в воздухе остался едва уловимый металлический запах.
Симус застыл, так и не опустив руку.
— Э... это что сейчас было?.. — прошептал он, глядя на неё так, будто увидел оборотня на рассвете.
Моника медленно опустила палочку, стараясь, чтобы дыхание было ровным. Её сердце билось слишком быстро — не от напряжения, а от странного удовлетворения, почти звериного.
Люпин, стоявший в нескольких шагах, тоже видел. Его глаза сузились — не злость, не испуг, но явная настороженность. Он чуть склонил голову, как будто отметил для себя что-то.
— Работайте дальше, — спокойно сказал он, но голос прозвучал на тон тише, чем обычно.
Шум класса не сбавил оборотов. Никто, кроме Симуса, Моники и профессора, ничего не заметил.
Финниган сглотнул.
— Я с тобой больше в пару не встану, Блэквуд, — пробормотал он и, чуть пятясь, вернулся к общему ритму урока.
Моника едва заметно усмехнулась, но внутри её раздирало — это чувство силы и жажды внимания Люпина, прикованного к ней, как к загадке.
Класс на секунду замер, когда профессор Люпин поднял руку:
— Стоп! — сказал он. — Пары подобраны неравномерно. Придётся переставить многих.
Ученики переглянулись. Симус буркнул:
— Опять эти перестановки...
— Да ладно, — фыркнул Рон, — у меня и так никто не слушает.
Когда перестановка завершилась, вокруг царила лёгкая путаница: перед Гермионой вместо Лаванды Браун появился Блейз Забини, перед Гарри вместо Невилла — недовольное лицо Драко, Невилла поставили против Гойла, а Лаванда встала напротив Пэнси.
Моника и глазом не моргнула, когда Симус пропал перед ней. А в конце перед ней появился Теодор Нотт. Блэквуд краем уха слышала, что он сильный ученик, но спокойный и раздумчивый. Она слегка кивнула ему в знак приветствия:
— Надеюсь, не против пары?
— Нет, — ответил он ровно, — просто предупреждаю, я двигаюсь медленно, но метко.
— Отлично, — коротко сказала Моника. — Будем работать.
— Атакует линия, в которой стоит Ли Джордан, — объявил Люпин, махнув рукой, и стал обходить класс.
Моника повернула голову к Ли увидев его в одной линии с собой и уже собралась выбрать заклинание, когда в голове раздался тихий шёпот:
— Сектумсепра...
— ...Aeternum Impetus
Моника чуть вздрогнула.
— Чёрт, что это?.. — пробормотала она.
Рука сама взмахнула палочкой, произнеся древнее заклинание. Оно вылетело прямо в Теодора со скоростью света, оттолкнув его к парте.
— Эй! — выдохнул Нотт, отлетая назад. — Ты серьёзно?!
Он едва успел подняться, чтобы атаковать в ответ, но Protego Моники вновь вспыхнул бордовым куполом и впитал заклинание, словно жидкость в губку.
— Господи, я это видел? — выдохнул Симус, слегка пятясь.
— Да, я тоже, — пробормотала Моника, пытаясь вернуть контроль над собой. — Всё под контролем... почти.
Люпин подошёл ближе, внимательно смотря на неё:
— Моника, ты уверена, что всё в порядке? Это уже не обычная защита.
— Да, профессор... — Моника едва слышно улыбнулась, — просто новые ощущения.
— Ну-ну, — пробурчал Симус. — Я с тобой больше не буду спорить.
Теодор Нотт встал ровно, вытирая пот с лба:
— Ладно... думаю, мне лучше быть осторожным.
Моника кивнула, чувствуя прилив странной энергии, оставшейся после действия заклинания. В голове ещё тихо звучал шёпот Дракулы, напоминая о том, что сила только начинает пробиваться наружу.
1993 год, 15 декабря, 15:23.
Большой зал был почти пуст: большинство учеников либо шли по делам, либо занимались домашкой в маленьких группках. За длинным столом Гриффиндора золотая четвёрка аккуратно раскладывала свои учебники, параллельно обсуждая задание по Зельеварению. Гарри подсказывал Гермионе, Рон пытался понять рецепт зелья, а Моника между делом поправляла волосы и шептала что-то на ушко.
Сверху столов Слизерина раздавались тихие, надменные голоса: «Сливки общества» занимались исключительно собой, демонстративно игнорируя всё вокруг.
Пэнси Паркинсон, не отрывая глаз от Моники, фыркнула:
— И почему она такая популярная? Я понимаю, третий год спасают Хогвартс, но это заслуга Поттера, не так ли? Она же лишь массовка. Почему ей столько внимания? Её папочка имеет пару десятков тысяч галлеонов? Что, теперь ноги ей целовать? Выскочка...
Но коллеги Сливок не поддержали её. Блейз нахмурил брови, словно надеясь, что Пэнси говорит не про Монику. Гойл и Крэбб переглянулись с непониманием, а Теодор Нотт лениво вскинул бровь. Губа Драко задрожала от отвращения к словам Паркинсон.
— Ты сейчас про Грейнджер? — спросил Блейз. — Её родители стоматологи, да... И имеют много маггловских денег.
— Нет, я про Блэквуд! — парировала Пэнси, раздражённо щурясь.
Блейз нахмурил брови ещё сильнее, а Теодор монотонно произнёс:
— Пару десятков тысяч галлеонов и Блэквуд? Это несовместимые вещи. Ты, видимо, не знаешь...
Блейз продолжил, сдержанно, но твёрдо:
— Семейство Блэквуд — самые богатые волшебники мира. Ты помнишь популярную магическую библиотеку в Лондоне? Там, где хранятся старинные тома книг? Это библиотека Блэквудов. Помнишь бренд дорогих мантий с ручной вышивкой и чарами на водоотталкивание? Тоже Блэквуд. А банк "Monarch", в котором работают твои родители? Он тоже Блэквудов — и даже больше скажу, назван в честь Моники. Список доходов можно перечислять вечно. Паркинсон, те пару тысяч галлеонов, которые ты себе представляешь, — это незначительно. На 0,001% своего состояния они могут купить весь Хогвартс с преподавательским составом и Фоукосом Дамблдора в комплекте. Если так посчитать, то всё, что ты видишь за день, так или иначе принадлежит Блэквудам.
Пэнси остолбенела, рот чуть приоткрылся, а остальные Сливки, которые раньше только поддакивали друг другу, будто впервые осознали масштаб Моникиного положения. Драко чуть скривился, а Теодор тихо усмехнулся, почти про себя:
— Вот теперь ясно, почему с ней не спорят.
Моника тем временем спокойно поправила учебник и улыбнулась Гарри, не говоря ни слова. Её взгляд был лёгким, почти насмешливым — и в нём угадывалось: «Ну, всё по плану».
Классическая суматоха Большого зала чуть поутихла после слов Блейза, но Крэбб не мог промолчать. Он наклонился к Гойлу, и его голос был таким, чтобы слышали только ближайшие:
— Слушай, она популярна не только из-за своей летней «подиумной истории», — сказал он, слегка понизив тон. — Нет, на самом деле это ещё и благодаря богатству.
Гойл только кивнул, не поднимая глаз, а Крэбб продолжил:
— В «Пророке» прямо с самого рождения закрепилась одна строчка. Помнишь, там про неё писали ещё в первые дни? «Нефтяной ребёнок... Ещё с норковых пеленок... Знает, почему она и насколько папе дорога...»
Паркинсон, всё ещё не веря своим ушам, чуть вытянула шею, а Блейз фыркнул, как будто хотел сказать: «Вот видишь?»
— Так что, — добавил Крэбб, — вся эта её популярность — смесь внешности, таланта и... ну, финансовой силы папаши. Всё логично.
Рон, Гарри и Гермиона наблюдали, как Моника медленно реагирует на шепотки Слизеринцев. Её спина была повернута к ним, но по лёгкому движению плеч и чуть заметной улыбке можно было понять, что она слышала всё.
Сначала она просто откинулась назад, улыбаясь — эта улыбка была почти неуловимой, холодной и уверенной одновременно. Рон шепнул Гарри:
— Ты видел это? Она... прям будто кайфует от того, что о ней болтают.
— Да, — согласился Гарри, — как будто проверяет, кто стоит того, чтобы с ним спорить.
Гермиона слегка нахмурилась:
— Это уже не просто самоуверенность...
Сливки общества, думая, что Моника ничего не слышит, продолжали свои разговоры. Но когда они, наконец, замолчали, Моника медленно повернула голову в их сторону, не глядя прямо на кого-то:
— Да, а ещё Мадонна и Майкл Джордан поздравляли меня с днём рождения... — её голос был ровным, с лёгкой насмешкой, и она тут же снова повернулась к своим записям, как ни в чём не бывало.
Тишина повисла над столом Слизерина. Блейз и Теодор чуть приподняли брови, а Драко, краснея от раздражения, едва выдавил:
— Что? Ты шутишь?
— Нет, — спокойно ответила Моника, не отрываясь от учебника, — просто факт.
Драко чуть нахмурился, подбородок поднял выше:
— Ну... ладно. Но это всё равно ничего не значит. Ты не первая, кто получает внимание.
Моника медленно подняла взгляд, встретила его глаза и с лёгкой ухмылкой сказала:
— О, Драко... ты, конечно, можешь говорить что угодно. Но помни: внимание приходит к тем, кто умеет держать его. А спорить со мной — пустая трата времени.
— Ну уж нет, — проворчал Драко, — я люблю спорить.
— Да, я знаю, — Блэквуд кивнула, слегка наклонив голову, — но у меня есть привычка выигрывать до того, как начнёшь.
Драко резко нахмурился:
— Ты уверена, что сможешь удерживать внимание? Может, я просто устану ждать?
— Устанешь? — Блэквуд приподняла подбородок, — Ты даже не представляешь, как долго я могу ждать, пока кто-то поймёт, что проиграл.
— Посмотрим, — проворчал Драко, — Я люблю проверять такие «правильные» девчонки на прочность.
— Тогда проверяй, — спокойно ответила Моника, — Но помни: я терплю мало, а выигрываю быстро.
Они обменялись ещё парой колких реплик, чуть повышая тон, заставляя друзей вокруг чуть нервничать. И вот, когда в зал начали заходить ученики на обед, их дуэль была в самом разгаре: ни один не хотел уступать.
В один момент, одновременно, они обратились друг к другу через столы:
— Мы ещё не закончили! — с недовольными лицами сказали они хором, поворачиваясь спинами друг к другу.
Драко, шепча среди своих друзей, прошипел:
— Папенькина доченька-девочка...
Моника, едва скрывая раздражение, среди своих друзей тихо отозвалась:
— Маменькин сыночка-корзиночка...
Столкновение их взглядов на мгновение остановило всех вокруг: даже золотая четвёрка поняла, что это «не просто спор», а настоящее словесное противостояние, где каждый ищет слабину другого.
В голове Моники снова зашептал тихий голос, знакомый и уверенный.
— Спокойно, — произнёс Граф, низко и мягко. — Не позволяй эмоциям управлять тобой. Даже если кто-то раздражает, сохраняй контроль.
— Верно, — добавила Мириам, женственный, мягкий тон, — проявляй уверенность в себе. Не показывай, что что-то может тебя зацепить. Даже если кто-то пытается вывести тебя из равновесия, ты сильнее.
Моника хмурила брови, слушая их. Она чуть скривилась, словно размышляя вслух:
— Он лишь смазливый блондин. Не более.
Голос Дракулы продолжал спокойно, без намёка на кого-либо конкретного:
— Слова и взгляды — это инструмент. Учись использовать их, но не позволяй им подчинять твои действия.
— И помни, — тихо добавила Мириам, — что сила проявляется не в нападении, а в том, как ты держишь себя. Даже если вокруг хаос — твоя стойкость будет заметна.
Моника кивнула про себя, слегка усмехнувшись:
— Контроль... Стойкость... Ладно, я запомню. Но блондин... пусть думает, что может меня раздражать.
Она снова взяла в руки учебник и дневник, аккуратно переворачивая страницу, словно ничего и не слышала. Но в глубине души её внутренний мир был чуточку более собранным и острым, чем могло показаться внешне. Юношеский максимализм не давал ей признавать, что эти советы на самом деле могут пригодиться даже против того «смазливого блондина».