Крестный.
1993 год, 23 ноября, 18:37
Хогвартс будто жил своей жизнью, не обращая внимания на календарь. Был конец ноября, но мороз и снег куда-то испарились. На солнечных лужайках щебетали птицы, в воздухе стоял влажный запах земли — словно весна решила ворваться на несколько месяцев раньше.
— Это ненормально, — заметила Гермиона, поправляя шарф. — Снег растаял за два дня. Даже заклинания контроля погоды не дают такого эффекта.
— Может, это к лучшему? — Рон фыркнул и закинул руки за голову. — Никакого снега в ботинках.
— Ага, и никакой зимы, — хмыкнула Моника. — Ты только не радуйся раньше времени. В Хогвартсе ничего просто так не происходит.
Они проходили мимо хижины Хагрида, когда Моника вдруг резко остановилась.
— Что? — удивился Гарри, чуть не налетев на неё.
Моника прищурилась.
— Это... мой отец.
Друзья проследили за её взглядом: к хижине уверенным шагом приближался высокий мужчина с чёрными глазами и слишком прямой спиной, чтобы быть просто гостем.
— Но... — Моника нахмурилась. — Он предупреждал: если приедет в Хогвартс, то только ради меня и я буду знать заранее. Почему он идёт к Хагриду?
— Может, давай спросим? — предложил Гарри.
— Нет, — Моника резко взмахнула рукой и почти бегом нырнула за кусты. — Лучше сначала посмотрим, что он собирается делать.
Они едва успели спрятаться, как раздался вкрадчивый голос:
— «Локлен Акилаэ Блэквуд. Какая честь.»
Четверо друзей переглянулись, и сердца их забились быстрее.
К Локлену, с той самой приторной улыбкой, шагал Люциус Малфой.
Локлен остановился и, медленно повернувшись, встретил его взгляд. Двое мужчин — два разных мира, два разных рода, но одинаково опасные.
— Они знакомы?! — прошипел Рон, едва слышно.
— И, похоже, не первый год, — пробормотала Гермиона.
Люциус говорил с уважением, но каждый оттенок его интонации скользил, как яд. Локлен отвечал сухо, будто заранее взвешивая каждое слово. И вот оба направились к хижине Хагрида.
— Это что, из-за Клювокрыла? — спросил Рон. — Того самого, что едва не отхватил Драко руку?
Моника нахмурилась:
— Неужели Люциус Малфой будет приезжать в Хогвартс только потому, что его сын испугался?
— Как ни крути, — осторожно заметила Гермиона, — ваш Клювокрыл Клод действительно бросился на него.
— Для Малфоев это не «напугал», — добавил Гарри. — Для них это покушение на жизнь. Или, в лучшем случае, на их фамильную гордость.
Моника сжала кулаки. Её взгляд был прикован к спинам двух мужчин, исчезающих за дверью Хагрида.
И у неё внутри было отчётливое чувство: сейчас начнётся что-то куда более серьёзное, чем спор из-за Клювокрыла.
Ребята понимают: внутри будет серьёзный разговор. А значит, шанс подслушать нельзя упустить.
— «Если пойдём в открытую, Хагрид нас точно спалит», — шепчет Гермиона.
— «А если мы ползком к окну? Оно же приоткрыто...» — предлагает Рон.
— «Только не вздумайте хихикнуть, когда Хагрид заговорит. Его голос слышно даже в подземельях», — колко добавляет Моника.
Гарри кивает, и четвёрка буквально на карачках пробирается сквозь кусты к заднему окну хижины. Там полумрак, только свет изнутри льётся тёплыми прямоугольниками на траву.
У окна
Гермиона занимает «стратегическую позицию» — сидит ближе к углу, чтобы первой оценить риски. Рон держит Гарри за рукав — чтобы тот не ломанулся внутрь, если речь зайдёт о Сириусе. Моника остаётся последней, контролирует всех и едва ли не затыкает Рону рот, когда тот хочет чихнуть от пыли.
Они прижимают уши к раме. И тут — начинают слышать голоса.
Золотая четвёрка устроилась под окном, прячась в тени кустов. Гарри сжал колени, чтобы не зашуршать одеждой. Моника, напротив, сидела как изваяние — в её взгляде читалась ярость и холодное ожидание.
Внутри хижины Локлен действительно вёл себя так, будто был в гостях у старого друга. Хагрид налил ему чаю в огромную кружку, и когда здоровяк по привычке задел мантию локтем, оставив грязное пятно, Локлен только усмехнулся:
— Не впервой, Хагрид. У меня целый этаж мантии испорчен твоим вареньем ещё с прошлого года.
Люциус Малфой поморщился так, словно его самого облили грязью. Он сел на край стула, будто боялся, что он заражён.
Дверь снова открылась. Вошли Минерва МакГонагалл, Корнелиус Фадж, профессор Флитвик и, замыкая процессии, Северус Снейп.
— Что ж, — протянул Люциус, поднимаясь. — Теперь, когда все причастные и юридически ответственные лица здесь... мы можем начать.
Он расправил мантию и вцепился пальцами в трость, как будто та была оружием.
— Каким образом гиппогриф оказался на занятии без должного присмотра?!
Хагрид покраснел и замялся, но Локлен спокойно потянулся к чашке и пригубил чай.
— Я его отправил, — произнёс он с ленивой холодностью. — Это школьная программа, Люциус. Я понимаю, старость не радость, но пока ещё помню, что мы изучали гиппогрифов даже при Дамблдоре.
Флитвик мягко спросил, без намёка на осуждение:
— Тогда почему он был без надзора? Или мистер Малфой всё же преувеличивает?
— Рядом была Моника, и Клод слушался её лучше, чем кого-либо, — вмешался Хагрид. — А я всё это время был рядом с учениками. Не отводил глаз.
— Тогда какого Мерлина это чудовище бросилось на моего сына?! — сорвался Люциус.
Локлен поднял глаза.
— Ну-ну. Не бросилось. Припугнуло. Драко не получил ни царапины. А вот моя дочь, которая встала между ним и крыльями, получила сильнейший стресс. Так что, если говорить о потерпевших, это мы, Люциус.
Люциус побледнел от ярости, но ответить не успел.
— Довольно! — отрезала Минерва МакГонагалл. — Мы здесь не для обмена оскорблениями.
— Именно, — подхватил Люциус, разворачиваясь к Фаджу. — Пора говорить о настоящей проблеме. Я требую ужесточить охрану Хогвартса. Не только из-за этого... животного. Но и из-за побега Сириуса Блэка. Дементоров явно недостаточно. И всех магов, связанных с Блэками, нужно держать под контролем.
Он взглянул прямо на Локлена.
В хижине повисла тишина, и даже золотая четверка под окном задержала дыхание.
— Моя семья не имеет ничего общего с Сириусом Блэком, — голос Локлена стал низким и стальным. — Если ты судишь только по созвучию фамилий, то ты банален, Люциус. Даже для тебя.
— Судьба рода редко бывает случайна, — мягко заметил Флитвик.
Снейп медленно сказал, тянув каждое слово:
— Если даже у Малфоев не хватает воображения, чтобы отличить одну фамилию от другой... то всё становится очень грустно.
Люциус бросил в его сторону ледяной взгляд, но не ответил.
Фадж покашлял, пытаясь вернуть разговор в русло:
— Мы все понимаем, что безопасность школы важнее всего. Мистер Малфой поднимает серьёзный вопрос. Возможно, Министерству стоит ввести более строгий контроль за посещениями школы...
— Контроль? — Локлен хмыкнул. — Или повод поставить глаз да глаз за моей семьёй?
Фадж приподнял брови.
— Вы слишком остро реагируете, мистер Блэквуд.
Локлен сделал глубокий вдох и произнёс тихо, почти ласково:
— Опасно, мистер Фадж... очень опасно.
Эти слова повисли в воздухе, как раскат грома. Даже Люциус слегка изменился в лице.
Гарри почувствовал, как у него побежали мурашки. Моника сидела неподвижно, но в её глазах блестел ледяной огонь.
Дети уже сидели под самым окном, прижавшись к каменной стене. Гарри вскинул палец к губам, мол «тишина». Гермиона по привычке уже тянулась к блокноту и перу (да-да, даже сейчас), Рон ерзал, пытаясь усесться удобнее с Коростой на руках, а Моника, напротив, будто застыла камнем — черные глаза блестели в темноте, улавливая каждое движение и тон в голосах взрослых.
Внутри Хижины Хагрида царила полутьма, лишь очаг давал мерцающий свет. Гигантский чайник шумел на огне, и между вздохами пара звучали голоса:
— ...вы же понимаете, Корнелиус, — глухо сказал Локлен. — Опасность нарастает. И если уж говорить честно, Хогвартс стал центром, где сплетается слишком много судеб.
Фадж нервно дернул полы мантии:
— Вы преувеличиваете, Локлен. Всё под контролем.
— Под контролем? — хмыкнула МакГонагалл. — У нас дети, чьи имена уже вплетены в древние родословные. Дети, которые даже не догадываются, что на их плечи уже легла чужая воля.
Тут заговорил Снейп, и его низкий голос прорезал шум пламени:
— Кстати о детях. Я вынужден заметить... — он выдержал паузу, словно решая, стоит ли поднимать тему, — союз мистера Малфоя и мисс Блэквуд достаточно гармоничен. Хоть они сами этого не понимают.
В углу раздался стук — это Люциус Малфой резко поставил бокал на стол.
— Мой сын? Северус, вы уверены, что не спутали мисс Блэквуд с кем-то более... подходящим?
Голос его был колючим, как сталь, но Снейп не дрогнул.
— Я сказал то, что вижу.
— Довольно! — прервала их Минерва, и глаза её блеснули в свете огня. — Нужно было думать, когда давали клятву на крови. Не делайте вид, что забыли.
В хижине повисла тишина. Даже чайник будто замер.
Люциус и Локлен одновременно опустили взгляды на свои ладони, и в тот же миг под кожей вспыхнула ноющая, горячая боль. Тонкие, почти забытые шрамы зажглись алым и забились пульсом — словно свежие.
Малфой сжал руку в кулак, Локлен поднял голову и выдержал его взгляд.
— Клятва... — тихо выдохнул Люциус, в его голосе прозвучала смесь ярости и усталости.
Снаружи же золотая четвёрка едва не подскочила. Гарри нахмурился и прошептал еле слышно:
— Какая ещё клятва на крови?..
Рон побледнел и ткнул Гермиону локтем:
— Они серьёзно? Это же... запрещённая магия!
Гермиона уже прикусила губу, лихорадочно обдумывая, что именно она знает о клятвах крови.
Моника же не шевельнулась. Её пальцы непроизвольно скользнули по собственной ладони — и на секунду показалось, что в темноте на коже тоже пробежала едва заметная ало-рубиновая искра.
Четвёрка сидит в тени кустов, прижавшись к холодной земле. Из окна, где чадила лампа, доносились голоса — тяжёлые, спорящие, и от этого ещё более манящие.
Моника держала палочку крепко в руке — не для боя, а чтобы хоть как-то сдержать дрожь адреналина.
— Честное слово, мы когда-нибудь точно отморозим себе уши на этих вылазках, — тихо пробормотал Рон, потирая ладонями щеки.
— Зато узнаем то, что нам знать не положено, — отрезала Моника, уставившись на светлое пятно окна. — А в этом весь интерес.
Из хижины доносились голоса:
• гулкий баритон Фаджа, звучащий самоуверенно и надменно;
• сухие и резкие фразы Снейпа;
• мягкий, но твёрдый голос Локлена;
• холодный и колкий Люциуса.
Иногда вмешивались Минерва и Флитвик, но основное — спор между сильными мужчинами.
— Блэк был и остаётся угрозой, — резко бросил Люциус.
— Ты ошибаешься, — возразил Локлен. — И, если я не ошибаюсь, ты прекрасно знаешь почему.
Моника так стиснула зубы, что едва не хрустнули. Она ловила каждое слово, но, когда Фадж заговорил громче всех и перебил остальных, всё смешалось в один гул.
И именно в этот момент Рон тихо ойкнул:
— Ай! Короста!
Они одновременно обернулись: крыс соскочил с плеча Рона, больно укусив его за палец, и метнулся в сторону леса.
— Что за?.. — Рон вскочил, держась за руку.
— Тише, глупый! — зашипела Гермиона. — Нас же услышат!
— Да плевать, эта тварь убежит! — в отчаянии рванул за своим питомцем Рон.
Моника коротко метнула взгляд на окно — разговоры внутри стали слишком спутанными, ничего нового.
— Ладно, — прошептала она друзьям. — За ним!
⸻
В сторону Гримучей Ивы
Пока они бежали, небо стало стремительно темнеть: закат догорал, тени деревьев тянулись всё длиннее. Лес будто оживал.
— Рон! Стой! — крикнула Моника, догоняя его.
— Я почти его поймал!
И действительно, впереди мелькнул серый хвост. Короста юркнул прямо к Гримучей Иве и замер, забившись в траву.
— Ну всё, попался! — выдохнул Рон и наклонился, протянув руку.
Но в следующую секунду земля словно содрогнулась — из-за ствола выскочил чёрный огромный пёс. Глаза его светились яростным светом, шерсть на загривке встала дыбом.
— Рон! — одновременно вскрикнули трое.
Пёс вцепился Уизли в штанину и потащил к корням Ивы. Та ожила, ветви заскрипели и стали хлестать воздух.
— Это он! — Гермиона вскрикнула. — Это ОН!
— Оттащить его! — скомандовала Моника, выхватывая палочку.
⸻
Внутри Гримучей Ивы
Они втроём бросились следом, пролезая в нору за псом и Роном. Корни сомкнулись за их спинами, и впереди показался тёмный проход. Они влетели внутрь и оказались в покосившейся, заброшенной хижине.
Там, в полумраке, чёрный пёс прижал Рона к полу. Гарри с Моникой одновременно схватили его за шкуру, оттаскивая. Гермиона трясущимися руками направила палочку:
— Отстань от него!
И вдруг... тело пса затряслось, сжалось, изогнулось. Перед ними уже не было зверя. На их глазах он превратился в измождённого мужчину в рваной одежде, с тёмными спутанными волосами и безумным взглядом.
— Это... — дыхание Гарри перехватило.
— Сириус Блэк, — тихо закончила Моника.
Снаружи. Перед секретной хижиной.
Рон только что вывалился на землю, ошарашенно глядя на обернувшегося человека, а не пса.
— «Гарри! Это он! Это Блэк!» — сипит Рон, пытаясь подняться, но от боли держится за ногу.
Гермиона тут же встает между ним и Сириусом, дрожащей рукой поднимая палочку:
— «Не подходите! Я предупреждаю!»
Её голос звенит от напряжения, но глаза — твёрдые, готовые защищать.
Рядом Моника резко отталкивает Гарри чуть назад, сама шагнув вперёд:
— «Не тронь его!» — её палочка упирается в Сириуса, дыхание ровное, но в глазах холод.
Две девочки встали щитом — одна за друга, другая за друга.
Газетные строки мгновенно ожили в их памяти: «Блэк охотится за Гарри Поттером».
А теперь — вот он, дикий, измождённый, с глазами, в которых безумие и усталость.
⸻
Внутри хижины Хагрида.
Снейп, что-то обсуждая с Хагридом, вдруг замечает из окна, как Гримучая ива подозрительно колышется, хотя ветра нет.
Он мгновенно напрягается, его глаза сузились.
И ещё — Ремус Люпин, только что вышедший с Хогвартса, идёт прямо в ту сторону.
Снейп встаёт, резко обрывая разговор:
— «У меня есть важное дело... Мне нужно идти.»
И, не поясняя больше ни слова, уходит быстрым шагом в сторону ивы.
⸻
В секретной хижине.
Сириус, только что обернувшийся в человека, замер, тяжело дыша. Перед ним — два отражения прошлого.
Гарри — вылитый Джеймс, но с глазами Лили.
Моника — словно ожившее воспоминание о Роннет, с её чертами и той же жгучей решимостью.
Сердце Блэка болезненно сжалось.
Он впервые за долгие годы почувствовал не ярость и не жажду мести, а... парализующее оцепенение.
Но дети этого не знали. Для них он всё ещё был убийцей.
Моника, не дрогнув, сжала палочку сильнее:
— «Не подходи...»
И сделала шаг вперёд, полностью закрывая собой Гарри.
Но тут Поттер всё же вышел из-за её спины, вставая рядом. Его палочка тоже поднялась:
— «Я сам могу за себя постоять.»
Сириус впервые за годы улыбнулся — горько, надломленно, как будто сам себе.
Перед ним стояла не жертва, а сын Джеймса и Лили, готовый драться.
И девочка с лицом Роннет, чья решимость прожигала его насквозь.
Дверь скрипнула на петлях, и Ремус Люпин вошёл в полумрак хижины. Его взгляд мгновенно остановился на фигуре Сириуса, ещё теплой, но измождённой после превращения. Сердце Ремуса сжалось — годы разлуки вспыхнули в памяти как вспышки света в темной комнате.
— «Сириус!» — выдохнул он, голос дрожал от эмоций, почти забытых за годы бегства и страха.
Сириус, будто услышав лишь этот один звук, рванулся к нему навстречу. Два старых друга обнялись крепко и крепче, почти сливаясь в одном моменте, который казался вечностью. Их плечи и руки сжимались так, будто могли удерживать друг друга от всего мира.
Снаружи, у тайного окна, золотая четверка едва удерживалась от паники. Гарри прошептал:
— «Это... дружба? Они обнимаются как братья?»
— «Но... что вообще здесь происходит?» — растерянно вздыхает Рон.
Моника сжимает палочку, прищурившись, а Гермиона нервно щёлкает пером, будто пытаясь записать происходящее, чтобы хоть как-то осмыслить.
Внезапно дверь снова скрипнула. Северус Снейп вошел в хижину, глаза мгновенно оценивая обстановку. Он окинул взглядом Сириуса и Ремуса, детей, темноту, и мгновенно встал между ними и Гарри, Роном, Моникой и Гермионой.
— «Достаточно. Ни шагу ближе к детям.» — голос Снейпа звучал ледяным куполом.
Дети слегка отступили назад, ощущая на себе всю силу его присутствия. Даже Рон, который никогда не терял смелости, почувствовал холодок по позвоночнику.
После того как обнявшиеся друзья наконец оторвались друг от друга, Сириус резко повернулся к Рону. Его глаза сверкнули.
— «Отдай мне Короста.» — сказал он низким, строгим голосом.
Рон сопротивлялся, не желая расставаться с крысой, своим верным питомцем.
— «Ни за что! Это мой питомец!» — почти закричал он, сжимая крысу в ладонях.
Но крыса дернулась и мгновенно выпрыгнула из рук Рона. В темноте, при свете мерцающего очага, она стала увеличиваться, распрямляться, превращаясь в грязного, взъерошенного человека.
— «Питер Петтигрю!» — выдохнул Гарри, побледнев.
Сириус же, глаза которого теперь сияли горечью, сказал с едва сдерживаемой болью:
— «Это он. Мой... бывший друг. Он предал Поттеров. И всё свалил на меня.»
Ремус молча положил руку Сириусу на плечо, поддерживая друга. Снейп напрягся, держа палочку направленной на Питера, оценивая опасность.
Гарри стиснул зубы, ощущая на себе горькую правду о предательстве Питера.
Рон едва сдерживал крик от ужаса и гнева: крыса, на которую он полагался, превратилась в грязного человека, который предал его родителей и друзей.
Моника, стоя рядом с Гарри, крепко сжимала палочку, её глаза сверкали холодной решимостью. Девочка понимала: здесь они не только свидетели, но и потенциальные жертвы, и только их готовность действовать может спасти друзей.
Гермиона напрягла пальцы, готовясь мгновенно применить любое заклинание, но при этом внимала каждому слову Сириуса, чтобы понять всю правду о том, что произошло.
Сириус медленно шагнул вперед, смотря на Питера. Его глаза были полны смеси гнева, боли и отчаяния.
— «Ты предал их. Ты предал нас всех. И теперь твои игры закончатся.» — голос Блэка звучал как раскат грома в тёмной хижине.
Питер сделал шаг назад, оценивая силу и решимость, исходящую от Сириуса, Ремуса и... детей, которые не отступали.
Сцена замерла. Каждый вдох, каждый взгляд был наполнен напряжением. В этот момент стало ясно: здесь решается не только судьба Питера, но и будущее Поттеров и Блэков.
Сириус медленно выпрямился, глядя на всех присутствующих в хижине: Гарри, Рона, Монику, Гермиону, Ремуса, Снейпа и Питера. Его взгляд был прямым, глаза горели неподдельной решимостью.
— «Я клянусь перед всеми вами... Я никого не убивал. Ни Поттеров, ни кого-либо другого. Всё, что обо мне говорили, — ложь. Я был предан Питером, и он сам устроил всё так, чтобы обвинить меня!»
Его голос дрожал, но в нём была стальная уверенность. Слова звенели в хижине, словно раскаты грома.
Ремус едва сдержал эмоции, сжимая плечи Сириуса крепко, почти как в старые добрые времена, когда они были молодыми и беззаботными, но уже сталкивались с опасностью.
Снейп и Люпус переглянулись. Северус вгляделся в Сириуса, холодно и вдумчиво, словно сканируя его душу:
— «Что бы ни было, мы обязаны отвести вас к Директору... И детей тоже, как свидетелей.» — добавил он сухо, но твёрдо.
Северус, не теряя контроля, хватает Питера за шкирку, сжимая, но без злобы — лишь для удержания.
Ремус берёт Сириуса за плечи, дружески, успокаивая и помогая удержать равновесие после недавней анимагической трансформации.
Дети делают шаг вперёд, пытаясь не терять контроля и одновременно наблюдая за происходящим, сжимая палочки. Моника и Гермиона стоят наготове, Гарри и Рон — чуть позади, но тоже готовые вмешаться.
Снейп тихо произносит заклинание, сжатое и мощное. Его палочка излучает тёмное сияние — магия, которую он придумал сам, давно отточенная. Тонкое, почти невидимое заклинание сочетает телепортацию и элемент защиты, чтобы никто не пострадал при перемещении.
В следующую секунду хижина вокруг них замелькала в потоке теней и света. Дети почти потеряли равновесие, Сириус и Ремус держались друг за друга, Питер Петтигрю — словно ошеломленный, а Снейп полностью контролировал поток магии.
В мгновение ока они оказались перед кабинетом Директора. Огромная дверь перед ними стояла величественно и молчаливо. Заклинание, сплетённое Снейпом, мягко приземлило всех на каменный пол в коридоре, словно никакой магии не было вовсе.
Сириус едва успел отдышаться, взгляд его метнулся к детям: Гарри и Рон с замиранием сердца, Моника и Гермиона — сосредоточенные и напряжённые.
— «Мы здесь...» — тихо сказал Ремус, отпуская плечи Сириуса.
— «И это только начало объяснений,» — добавил Сириус, тяжело выдыхая.
Дети переглянулись. Всё, что только что произошло, — анимагия, предательство, клятвы, магия Снейпа — это был лишь первый шаг к правде, которую им предстоит услышать от самого Директора.
Дверь кабинета распахнулась, и золотая четверка вбежала внутрь. Их сердца колотились, а дыхание было прерывистым. Гарри и Рон переглянулись — всё, что они видели до этого, было страшным, но здесь, у Дамблдора, они чувствовали слабый якорь безопасности. Моника шла впереди, палочка в руке, глаза сверкают решимостью, Гермиона слегка позади, держась за руку Моники для уверенности.
Сириус, не выдержав напряжения, рухнул на колени прямо перед Дамблдором, вся его усталость и отчаяние вырвались наружу.
— «Это сделал не я... Он! Он, Питер Петтигрю! Обвинил меня!» — его голос дрожал, срываясь от горечи и злости.
Дамблдор не медлил. Он быстро достал флакон с зельем правды, светящимся мягким золотистым светом. Взгляд Дамблдора был одновременно строгим и сострадательным.
— «Пить. Оба. Сейчас же.» — сказал он, протягивая зелье Сириусу и Питеру.
Сириус стиснул зубы, но сделал глоток, сохранив прямую осанку, взгляд полон внутреннего напряжения. Его слова остались твердыми:
— «Я никого не убивал. Ни Поттеров, ни кого-либо другого. Это ложь!»
Питер же дрожал всем телом, сжимающий флакон, его глаза блестели от слёз:
— «Да... это я их убил! Я... у меня не было другого выбора!» — голос срывался, слова звучали истерически, словно сам страх и вина вырвались наружу.
Дети застыла на месте. Гарри сжимал кулаки, чувствуя боль и ужас, но также вспыхнувшую тревогу за Сириуса. Рон едва дышал, не веря, что крыса, которую он считал своим другом, на самом деле была предателем.
Моника слегка шагнула вперед, палочка была готова, глаза сверлили Питера и Сириуса одновременно — она чувствовала всю тяжесть момента и необходимость сохранять контроль. Гермиона стояла рядом, сжимая палочку обеими руками, готовая мгновенно вмешаться, если ситуация выйдет из-под контроля.
Альбус глубоко вздохнул, глядя на всех присутствующих. В его глазах сверкала мудрость и понимание, что сейчас нужно действовать быстро, чтобы защитить детей и не дать эмоциям захлестнуть всех:
— «Ремус, отведи детей в башню Гриффиндора. Пусть они немного успокоятся. Позже они узнают всю правду. Сейчас важнее их безопасность.»
Ремус кивнул, слегка приобнял детей на ходу, чтобы вселить уверенность:
— «Идём, быстро. Всё будет объяснено, но позже. Доверяйте мне.»
Гарри, Рон, Моника и Гермиона следовали за ним, сердца их били в унисон — смесь страха, удивления и восхищения храбростью Сириуса и своей собственной.
Сириус поднял глаза на Дамблдора, полные благодарности и боли одновременно. Он почувствовал, что правда наконец выходит наружу, но цена её слишком высока. Питер же сидел на стуле, почти сломленный, понимая, что его предательство раскрылось.
Дамблдор мягко, но твёрдо произнёс:
— «Истина всплывает. Теперь всё станет яснее.»
Тени в кабинете сгущались, свечи мягко мерцали, отражая напряжение, которое висело в воздухе. Это было начало новой главы для всех присутствующих — момент, когда прошлое столкнулось с настоящим, а дети впервые стали свидетелями силы правды.
Ремус ведёт детей по коридорам Хогвартса, ступая тихо, но уверенно. Золотая четверка идёт за ним, слегка отстранённо, всё ещё переваривая увиденное в кабинете Дамблдора. Слова Питера Петтигрю, признание в убийстве родителей Поттера, шокировали каждого.
Гарри идёт впереди, кулаки сжаты, взгляд мрачный и сосредоточенный. Он тихо, почти шёпотом, спрашивает:
— «Ремус... Питера Петтигрю посадят в Азкабан?.. Он убил моих родителей?»
Ремус, не оборачиваясь, отвечает спокойно, но с глубокой серьёзностью:
— «Посадят его или нет — я не знаю. Но то, что он будет мучиться — это точно. Главное... твой крестный теперь на свободе, Гарри.»
Гарри замер. Его взгляд блуждал между Ремусом и пустотой в голове, как будто слова не могли полностью проникнуть внутрь.
— «Крестный?» — переспросил он, не веря, что услышал правильно.
— «Да, Гарри... Он твой крестный отец.» — тихо, но уверенно сказал Ремус.
Гарри раскрыл рот, слова застряли в горле, а глаза расширились от шока. Рон, Гермиона и Моника переглянулись: лица их выражали смесь изумления, тревоги и лёгкого восхищения.
Мгновение длилось вечность. В этом молчании каждый шаг по древним камням Хогвартса ощущался словно новый рубеж, словно начало другой жизни для Гарри.