Историю переписали.
⚠️ Конфиденциально. Только для членов Совета.
Досье №V.
"История переписана. Опасность скрыта. Пробуждение возможно."
1993 год, 1 сентября, 14:32
1 сентября выдалось таким теплым и солнечным, что даже потолок Большого зала, отражающий небо, выглядел каким-то особенно беспечным. Воздух был наполнен запахами свежей выпечки, тыквенного пирога, карамельных соусов и дикой смесью голосов, болтовни и смеха.
— Я на сто процентов уверен, что в этом году Малфой снова влезет туда, где его не просят, — заявил Рон, с энтузиазмом мажущий хлеб тыквенным маслом.
— Он наверняка уже просится в совет директоров, — подкинула Гермиона с видом «я его просчитала с первого года».
— А вы видели, какой он загорелый? — Моника усмехнулась, поднося чашку с тыквенным соком к губам. — Кто-нибудь скажите ему, что на лице у него теперь ровно такой же оттенок, как у отварного омара. Только в мантии.
Гарри фыркнул, чуть не подавившись.
— Омары на Слизерине, милая редакция, — хихикнул он. — Это даже звучит как название группы.
— Добрый вечер, мы "Омары на Слизерине", и это наш первый сингл — «Обидно, но по аристократически», — Моника изобразила пафосный голос, и стол Гриффиндора чуть не захлебнулся от смеха.
Она откинулась на спинку скамьи, довольная собой. В этот момент всё казалось... правильным. Как будто мир не только не развалится, а даже наоборот — собирается. Золотая четвёрка снова в строю.
— Дамблдор встал, — заметила она спокойнее, чем обычно, но с характерной чёткой интонацией. — Сейчас будет торжественная речь. Готовьтесь: громко, мудро и с пугающим предупреждением.
И как только она договорила, директор поднял руку:
— Тишина, прошу.
В зале наступила мгновенная тишина. Даже Рон с замершей ложкой в руке замер, как кролик под заклинанием.
— Добро пожаловать, мои дорогие ученики, — начал Дамблдор. — Как всегда, рад видеть ваши светящиеся лица. Надеюсь, каникулы прошли плодотворно...
— Если считать "плодотворно" — три раза чуть не упасть с метлы, — пробормотал Гарри.
— Или "плодотворно" — это когда съедаешь пять тарталеток с клубничным кремом и теряешь сознание на диване, — Рон глянул на Монику, та приподняла бровь.
— Учитывая, что ты этим гордишься — да, плодотворно, — заключила она, кивая.
— Однако, — продолжал Дамблдор, — в этом году нам придётся быть особенно осторожными. Как вы, вероятно, уже слышали, из Азкабана сбежал крайне опасный преступник — Сириус Блэк.
Гул пронёсся по залу, будто кто-то резко снизил температуру воздуха. Моника сжала колени, но на лице у неё было спокойствие. На этот раз — не театральное, а настоящее.
— Для вашей защиты на территории Хогвартса будут дежурить дементоры, — сказал директор, и тут уже даже старшекурсники заёрзали. — Они не войдут в сам замок, если не возникнет угроза, но будьте осторожны. Эти создания не различают вины и невиновности. Они питаются эмоциями. И не знают жалости.
— Как налоговая, — шепнула Моника и получила пих в бок от Гермионы. Гарри улыбнулся.
— И теперь хорошие новости. — Дамблдор осмотрел зал, и в его глазах снова зажглись искры. — Новым преподавателем по Защите от тёмных искусств будет Ремус Люпин.
— О, это тот, что в поезде дрых? — Рон наклонился к Гарри. — Выглядел как оборотень в отпуске.
— Ну... или как рок-звезда на пенсии, — подкинула Моника, разглядывая Люпина.
— Я бы пошёл на его концерт, — сказал Гарри.
— Я бы не пошла — только если мне не выдадут беруши, — вставила Гермиона.
Когда Люпин сел обратно, получив скромные аплодисменты, Дамблдор перешёл к финальной части:
— Также я рад сообщить, что наш уважаемый хранитель земель и ключей, Рубеус Хагрид, теперь будет преподавать предмет "Уход за магическими существами".
Стол Гриффиндора взорвался аплодисментами, и Моника радостно хлопала вместе со всеми, даже посвистела. Хагрид зарыдал, как всегда, и, кажется, вытер глаза скатертью, которой накрыт стол преподавателей. Или своей мантией — никто уже не понял.
Когда все снова вернулись к еде, обсуждению и перешёптыванию, Моника чуть подалась вперёд, собирая на себе внимание троицы.
— Так... кто ставит, что дементоры нам ещё сегодня ночью приснятся? — сказала она с усмешкой. — И кто скидывается на ночник?
— Я голосую за ночник, — Рон поднял руку. — И за шлем.
— И за одеяло-невидимку, — Гарри добавил.
— Вам выдать ещё и подгузники? — Моника подняла бровь.
— Зависит от того, насколько близко подберётся дементор, — буркнул Рон и все снова рассмеялись.
Пока все смеялись, Моника бросила быстрый взгляд на стол Слизерина. Драко сидел, будто ему принадлежал зал, знал все ответы и носил золотую медаль за пафос.
И всё же... он смотрел на неё.
Она ответила тем же. И в её взгляде не было ничего, кроме весёлого вызова.
1993 год, 2 сентября, 10:31
— Ну надо же, Поттер! Ты всё ещё жив, — хмыкнул Малфой, лениво закидывая сумку через плечо, когда ученики Гриффиндора и Слизерина начали собираться у южной тропы, ведущей к опушке Запретного леса.
Гарри остановился, закатив глаза.
— И ты всё ещё здесь. Разве твой отец не обещал отправить тебя на частное обучение, если ты снова будешь позорить фамилию?
— О, как мило, ты следишь за заявлениями Люциуса, — протянул Драко. — Значит, ты всё-таки читаешь газету. Или тебе Моника пересказала между фотосессиями?
— Не приплетай Монику, — отрезал Гарри. — Её с нами сейчас даже нет.
— Именно, — Драко сверкнул зубами. — А ты не задавался вопросом — почему?
Гарри сжал кулаки, но Гермиона шагнула вперёд:
— Зато она не теряет время на идиотские подколы. В отличие от некоторых.
— Ха. Терять — это ты про ваши попытки завести личную жизнь с учебником трансфигурации?
Пока Гермиона подбирала достойную колкость (спойлер: она уже была у неё наготове), Малфой внезапно застыл, его взгляд уставился в пустоту за спиной Гарри.
— Д... Де... ДЕМЕНТОР! — выдохнул он с театральным ужасом, отступая назад и указывая пальцем.
Гарри резко обернулся. Позади него — только трава, деревья и один унылый крот, который копался у корня дуба.
— Что? Где? — взвился Рон, чуть не уронив учебник.
Драко заливисто расхохотался, хлопнув Крэбба по плечу.
— Ты видел его лицо? Ты видел?! Он аж побледнел!
— У-у-у! — дружно подхватили Крэбб и Гойл, натягивая капюшоны на головы и вытягивая руки вперёд. — Поттер, береги душу!
— Осторожно, Гарри, а то мы высосем из тебя всё счастье... Хотя там, наверное, уже пусто! — ржал Малфой, как будто ему выдали личную премию за юмор.
— Ты закончишь, или тебе нужно мегафон выдать? — Гермиона уже явно подбирала заклинание, которое считается "почти незаконным", но в данный момент выглядело как моральная необходимость.
Гарри сделал шаг вперёд, но кто-то схватил его за мантию.
— Не трать на него энергию, — Рон цокнул. — Он же завидует. Моника улетела на метле, а он максимум на своём эго может летать.
Драко, услышав это, резко обернулся:
— А вот и про Монику опять. Блэквуд, как всегда, выше всех.
— Она буквально сейчас выше всех, — сказала Гермиона и подняла палец к небу.
Все непроизвольно посмотрели вверх.
Высоко над полем, едва различимая на фоне облаков, парила фигура — чёрная мантия развевалась на ветру, метла скользила, будто управлялась мыслями. За её спиной летел он — громадный, величественный, как ночной кошмар, сотканный из перьев и стали.
Клювокрыл.
Даже Малфой замолчал. Улыбка сползла с его лица, когда он понял, что Моника не просто куда-то пропала — она сопровождала существо, от одного вида которого дыхание перехватывало.
— Ну что, — Гарри скрестил руки. — Всё ещё смеёмся?
— Пока что... — буркнул Драко, но уже без прежней наглости.
И в этот момент Хагрид, стоявший у края леса с блокнотом в одной руке и гигантским мясным лакомством в другой, выкрикнул:
— ПОДХОДИТЕ! ВСЕ НА ПОЛЯНУ! ЩАС БУДЕМ УЧИТЬСЯ ОБЩАТЬСЯ С КРАСАВЧИКАМИ!
— Если он про Клювокрыла, то у нас большие проблемы, — Рон прикусил губу.
— А если он про себя? — прошептала Гермиона.
— Тогда мы в гораздо больших проблемах, — добавил Гарри.
Ученики шагали по тропинке вглубь Запретного леса, где густые ветви деревьев создавали почти полумрак даже в дневное время. Окрестности были напоены звуками хруста под ногами, шелеста листвы и... еле сдерживаемых разговоров.
— Только не говори, что нас ждёт еще один флоббер-червь, — буркнул Рон.
— Он сказал — "гость", — напомнила Гермиона. — Значит, это будет что-то живое. И, скорее всего, зубастое.
Когда они вышли на поляну, где Хагрид уже поджидал их рядом с выложенной из валунов кормушкой, то почти сразу почувствовали, что здесь что-то будет. В воздухе стояло лёгкое напряжение — как перед грозой.
— Проходите, ребята, проходите! — радостно помахал им рукой Хагрид, отложив свиток. — Значит так, первое занятие по Уходу за магическими существами — и у нас с вами почётный гость!
Все притихли. Даже Малфой, всё ещё недовольный шутка-на-дементора-больше-не-смешит, затаил дыхание.
— Я написал письмецо старинному другу... ну, можно сказать, другу по пинтам, — продолжал Хагрид, почесав бороду. — И Семейство Блэквудов... ну вы знаете, те, что коллекционируют магических тварей лучше, чем министерство собирает налоги... любезно согласились одолжить мне одного из своих подопечных на первый урок.
Гермиона подняла бровь.
— А Моника?..
— Должна быть с минуты на минуту, — Хагрид отмахнулся. — Она лично сопровождала зверя. Сказала, "если кто-то и должен лететь рядом с ним — это я". Уж больно она с ним сдружилась.
В этот момент раздался короткий, выразительный свист — высокий и ясный, как сигнал.
Ученики одновременно подняли головы.
С неба, между ветвями, будто из другой реальности, спикировала чёрная точка. Метла блестнула на солнце, короткие волосы развевались, как плащ супергероя. Моника спустилась на поляну плавно, с мастерской точностью, не задевая ни травинки.
Один из слизеринцев выдохнул:
— Это вообще законно — так приземляться?
— Как минимум — стильно, — буркнул кто-то с Гриффиндора.
Моника шагнула с метлы и, не теряя времени, свистнула коротко — почти неотличимо, но ясно. Где-то в небе послышался взмах крыльев, затем ещё один, и... земля дрогнула.
Из-за верхушек деревьев — без шума, но с царственным великолепием — скользнул силуэт.
Клювокрыл.
Он приземлился чуть в стороне, когти аккуратно касаясь земли, но взгляд — острый, будто клинок. Его глаза были напряжены, крылья слегка приподняты: новая территория, чужие запахи, лес, которого он не знает.
Но стоило ему увидеть Монику, как всё изменилось.
Он медленно подошёл к ней, удерживая зрительный контакт — не с другими, не с Хагридом, а только с ней. И остановился рядом, на полшага позади, будто рыцарь, охраняющий свою королеву.
Моника, не говоря ни слова, подняла руку и медленно пригладила перья на его шее.
— Тише... я рядом, — прошептала она едва слышно.
Клювокрыл закрыл глаза. Его дыхание стало спокойнее.
У Хагрида затрепетала губа, будто он собирался разрыдаться.
— Я вам говорил! — прошептал он почти благоговейно. — Они у неё на ладони сидят. Это ж надо так...
— Я не знал, что она умеет разговаривать с монстрами, — пробормотал Малфой.
— Значит, тебе она должна была уже сто раз всё объяснить, — прошипела Гермиона в ответ.
Моника слегка обернулась к классу и кивнула Хагриду:
— Он готов. Но никому не советую делать резких движений. Он ещё изучает местность.
— И вас, — добавила она уже мягко, но достаточно громко. — Не заставляйте его делать выводы.
И в этот момент всем, даже Крэббу с Гойлом, стало очень, очень неуютно.
— А теперь, ребятки... перед вами — один из самых гордых и красивых магических зверей, каких я только видел! — с особым пиететом он повернулся к гиппогрифу. — Вот он, наш сегодняшний гость. Хотя... не совсем наш.
Он понизил голос, будто раскрывая тайну:
— Семейство Блэквудов любезно откликнулись на мою просьбу и предоставили для первого занятия своего гиппогрифа. И, скажу я вам, это большая честь. Немногие делятся такими существами даже с Министерством, не говоря уж про Хогвартс. Так что ведите себя уважительно.
Некоторые ученики зашептались, кто-то хихикнул, но резко притих, когда Клод — а он уже стоял рядом с Моникой — гордо вскинул голову, будто понял, что о нём говорят.
Хагрид подошёл поближе, разглядывая его с профессиональным интересом, но и с лёгким благоговением.
— Ну что ж, для удобства... Моника, можешь сказать, как его зовут? — спросил он, оглянувшись на девушку.
— Клод, — спокойно ответила Моника, не сводя взгляда с гиппогрифа и продолжая медленно, почти небрежно, приглаживать его перья у основания шеи.
Клод довольно зажмурил глаза и тихо фыркнул.
— Спасибо, — кивнул Хагрид. — И не удивляйтесь, что он стоит рядом с ней. У гиппогрифов сильная привязанность к тем, кому доверяют. Сделай Моника шаг — и Клод за ней, как тень.
Он усмехнулся:
— А мне б такого друга в молодости. Хоть бы в "Трёх мётлах" не напивался до чертиков, глядя на драконов в одиночку...
Ученики хихикнули, а Клод между тем бдительно окинул всех взглядом, вжимая крылья в бока, но не отходя ни на дюйм от Моники. Та оставалась рядом, будто это не урок, а обычная сцена из её повседневности — просто она и её зверь.
Хагрид отступил на шаг и с заметной гордостью вскинул руки, будто представлял звезду на арене:
— Итак! Клювокрыл — существо очень благородное. Не дерзайте приближаться к нему, если он сам не выразил желания. Уважение — главное, что они ценят. Сначала — поклон. Глубокий. А потом ждите. Если он поклонится в ответ — значит, вы ему понравились. Не поклонится — ни шагу вперёд. Разворот и по местам, пока не откусил вам голову, — добавил он чуть веселее, но это не избавило фразу от нотки реальной угрозы.
Некоторые ученики сглотнули. Даже Драко стоял чуть в стороне, прищуренно глядя на Клода.
— Вот, глядите, — Хагрид аккуратно подошёл к гиппогрифу сбоку. — С разрешения, конечно...
Он осторожно потянулся к крылу, и Клод коротко глянул на него, но не возразил. Моника чуть кивнула в знак согласия, будто подтверждая, что можно.
— Спасибо, парень, — пробормотал Хагрид и приподнял край мощного крыла. — Вот перья. Мягкие, но прочные. Они почти не пропускают влагу, а ещё отлично защищают в полёте. Размах — до пяти метров у взрослых самцов. Этот ещё не на пике формы, но уже внушает, да?
Кто-то из учеников кивнул с округлившимися глазами, а Лаванда даже ойкнула, когда крыло слегка взмахнуло от ветра.
— Теперь вот сюда взгляните, — Хагрид осторожно присел и указал на лапы Клода. — Видите подковы? Настоящее серебро. Кованые вручную. У гиппогрифов очень чувствительные конечности, особенно у чистокровных. Не всякую землю любят. А Блэквуды, я слышал, заказывают подковы у лучших мастеров Европы. Не для понтов — чтоб зверю не больно было, где бы он ни шёл.
Клод фыркнул и слегка топнул копытом, как будто подтвердил, что да, ему действительно очень комфортно.
— А теперь гляньте на клюв, — Хагрид вытянул руку к морде гиппогрифа, не дотрагиваясь, но показывая ученикам. — Острый, как лезвие. Им он может срезать ветку с дерева... или палец с вашей руки, если будете дерзить.
Гиппогриф заозирался, почуяв волнение вокруг, но Моника мягко дотронулась до его шеи, и он сразу притих, уткнувшись в её плечо так, будто именно оттуда берёт указания.
Хагрид не сдержал улыбку:
— Он к ней тянется, как жеребёнок к матери. Хотя Моника, скорее, как старшая сестра ему, ага?
— Я больше похожа на мачеху с дурным характером, — лениво заметила Моника, не отрывая взгляда от Клода.
— Ну, главное, что он тебя уважает, — подмигнул Хагрид и повернулся к ученикам. — А теперь... кто хочет попробовать поклониться Клоду?
Повисла тишина.
Стоило Хагриду выдохнуть:
— Кто хочет первым попробовать? —
как по земле прокатился едва слышный гравийный шорох.
Почти незаметно, но дружно — все, кроме одной девушки и одного мальчика — ученики сделали по шагу назад. Даже Малфой, бросив быстрый взгляд на Клода, словно пересмотрел свои жизненные приоритеты и постарался слиться с кустом.
Гарри этого, конечно, не заметил. Он, наоборот, слегка подался вперёд, будто желая разглядеть глаза Клода получше. И стоял теперь буквально на полшага ближе остальных. Рон прошептал:
— Ты чё, ненормальный? —
но было уже поздно.
Хагрид обернулся, и его взгляд сразу упал на Поттера:
— Вот это да, Поттер! Смелость гриффиндорская, не иначе, — довольно проворчал он, хлопнув Гарри по плечу. — Давай-давай, выходи. Моника, не против, чтоб он попытался?
— Только если он не будет махать руками, — спокойно ответила Моника, чуть поправляя мантию, стоя рядом с Клодом. — Клод нервничает, когда кто-то машет руками, будто у него жезлы в обеих.
— Я... постараюсь, — пробормотал Гарри, немного осев в плечах, но уже выходя вперёд.
Клод слегка наклонил голову и тяжело втянул воздух, осматривая приближающегося подростка с холодной, почти академической строгостью.
— Помни: поклон — и стой. Не двигайся, пока он не кивнёт, — буркнул Хагрид, уже нервно теребя подол своей куртки. — Но вроде Клод сегодня в духе. Правда, парень?
Гарри встал перед гиппогрифом, не мигая глядя в его янтарные глаза, и сделал глубокий поклон.
Моника краем глаза наблюдала за реакцией Клода и вдруг чуть склонила голову — как будто тоже оценивая.
Клод молчал.
Клод повёл носом, принюхиваясь к Гарри, и вдруг... медленно потянулся вперёд.
— Он чё... — зашептали позади Рон и Невилл, а Гермиона инстинктивно схватила Рона за мантию.
Клюв Моникиного клювокрыла медленно раскрылся. Гарри замер, но Моника уже знала этот жест. Не укусить. Не напасть. Это его «я тебя ща за чёлку дёрну, человечек». Он так делал с ней, когда чувствовал себя особенно игривым.
— Клод, — спокойно, но строго произнесла Моника, мгновенно положив ладонь ему на клюв и чуть сжав. — Ты воспитанный клювокрыл. Без фокусов.
Клод слегка хрюкнул, но закрыл клюв. Через пару секунд он, будто раздумав, медленно поклонился Гарри.
— Оу... — выдохнул Хагрид. — Вот это да! Отлично, Гарри! Молодчина, Клод!
Поттер, сияющий, как витражный фонарь, вернулся к остальным. Даже Малфой ненадолго заткнулся, пока снова не вспомнил, что он, вообще-то, главный специалист по показушному храбрению.
— Пфф, это ещё не подвиг, — фыркнул Драко. — Я тоже могу, — и, не дожидаясь приглашения, вышел вперёд, самоуверенно пройдя почти впритык к Клоду.
Клод сразу напрягся: крылья дрогнули, когти упёрлись в землю. Его взгляд стал острым, как осколок стекла.
— Драко, не подходи так близко, — спокойно, но твёрдо предупредила Моника, уже разворачиваясь навстречу зверю. — Ты не поклонился.
— Я сейчас, чего ты, — огрызнулся Малфой, всё ещё с ухмылкой.
Но Клод уже начал опускать голову, чуть раздвигая крылья — тот самый жест, который обычно предшествует резкому броску.
В ту же секунду Моника резко шагнула вперёд и встала между ними, её голос был спокоен, но твёрд — как чёткий аккорд на фортепиано:
— Эй. Посмотри на меня. Всё хорошо, Клод.
Она положила руку на перо возле его шеи, нежно провела пальцами по изгибу, как если бы играла на арфе.
— Это не угроза. Это просто мальчик, который пока не умеет читать знаки.
Клод выдохнул тяжело, будто с недовольством, но не напал. Он шумно ударил лапой по земле — шлёп! — и фыркнул, явно недовольный.
Малфой, впервые за день, остался без слов.
— Думаю, на сегодня хватит смельчаков, — заметил Хагрид, нервно вытирая лоб рукавом.
А Моника медленно отвела Клода чуть в сторону и шепнула ему:
— Если хочешь кого-то съесть, начни хотя бы с Крэбба..
Хагрид, довольный тем, как Клод повёл себя с Гарри (и что никто не пострадал при попытке Малфоя показать крутость), вытащил из своего мешка что-то размером с половину Рона.
— Ну, заслужил, приятель, — пробормотал он и бросил Клоду массивный кусок мяса — словно вырванное бедро какой-то волшебной коровы, которую даже в Хогвартсе не рискнули бы держать на ферме.
Мясо с глухим шлёп упало у ног клювокрыла. Клод фыркнул, издал довольный хрюк и... просто заглотил это.
Целиком.
Без жевания.
Как будто кто-то сунул чипс себе в рот, а не пару килограммов сырого мяса.
— ОН ЭТО ЧТО... — начал Рон.
— ...СОЖРАЛ? — закончила Гермиона, выпучив глаза.
— Как закуску, — шепнул Невилл, пятясь на всякий случай за дерево.
Клод довольно рыгнул, облизнулся и встряхнулся так, что у нескольких слизеринцев сзади зашатались колени.
Хагрид между тем только довольно кивнул:
— Ему бы, конечно, целого быка... Но не в первый же день, правда?
Хагрид, почесывая бороду и оглядывая Клода, снова повернулся к ученикам:
— А теперь поговорим о рационе. Клювокрылов нужно кормить правильно. Не кашами какими-нибудь там... — он хмыкнул, — а мясом. В больших количествах. Моника, ты ж с ним давно... сколько он у тебя съедает?
Моника, стоявшая рядом с Клодом, даже не посмотрела на Хагрида — просто ответила с ледяным спокойствием, будто речь шла о весе школьного портфеля:
— Тридцать килограммов мяса. В сутки.
— Ч-что?! — вырвалось у Невилла, где-то в третьем ряду. — Он... он же меньше весит, чем это мясо!
— Нет, — хором поправили Рон и Гермиона, — он не меньше.
Хагрид довольно кивнул, будто услышал родственную душу:
— Вот это я понимаю, аппетит... Как у меня в двадцать.
Клод в этот момент издал довольный звук, будто подтверждая: мясо — это святое.
Примерно через полчаса, когда ученики уже начали обсуждать между собой, как это было круто и насколько страшно выглядел клюв, Хагрид хлопнул в ладони:
— Ну что, ребятишки, на сегодня всё! И не забудьте записать домашку! Три интересных факта о клювокрылах — только не с потолка, а из учебника!
Ученики зашумели, собирая свои вещи. А Моника спокойно повернулась к Клоду, который всё это время стоял рядом, будто огромная пернатая тень, охраняющая свою ведьму.
— Домой. На север, — негромко сказала она, и в её голосе прозвучала какая-то древняя, почти командная нота.
Клод слегка кивнул, размахнул гигантскими крыльями, взмыл в воздух, подняв с земли листву и мелкие ветки, и взвился в небо. На фоне облаков он казался почти мифическим существом — будто вырвался из какой-то старой легенды. Через пару секунд исчез среди облаков.
Моника проводила его взглядом, затем чуть пригладила волосы, вздохнула — и, будто ничего особенного не произошло, повернулась к своим друзьям.
— Ну что, кто у нас следующий? — спросила она, подходя к Гарри, Рону и Гермионе.
— Гербология, — хором отозвались они, и все вместе направились по тропинке обратно, пока где-то над головой в небе медленно растворялась тень Клода.
1993 год, 7 сентября, 13:53
Спустя пару дней, когда первые впечатления от Клода ещё не совсем выветрились, а Хагрид всё ещё светился от гордости, наступило утро, на которое все ждали с интересом... и тревогой. В расписании значилось первое занятие по Защите от тёмных искусств — и вел его новый преподаватель, профессор Люпин.
Гарри, Моника, Рон и Гермиона как обычно шли по коридору вместе, переговариваясь и гадая, какой же он будет — этот Люпин. Ходили слухи, что он — не самый опрятный волшебник, но при этом... вроде как умеет обращаться с настоящей тёмной магией.
— Надеюсь, он не такой как Локонс, — пробормотал Гарри, передёргиваясь.
— Или как Квиррелл, — добавила Гермиона. — Я всё ещё не могу простить ему чесночный аромат во всей библиотеке.
— Ну, если он выжил в одной комнате с троллем, то я уже поставлю ему галочку, — отрезала Моника.
Но как только они повернули за угол и увидели толпу у двери класса, её улыбка исчезла.
— О нет... — простонал Рон.
— Только не это... — добавила Гермиона.
Перед дверью столпились не только гриффиндорцы, но и — да, именно они — слизеринцы. И в центре этой толпы стоял Драко Малфой с характерной полуулыбкой, будто он уже выиграл турнир по унижению.
— Ну конечно, объединённое занятие, — процедила Моника, скрестив руки. — Что может пойти не так? Всего-то самые непредсказуемые страхи в шкафу и Малфой на фоне.
— Мы хотя бы узнаем, чего он боится, — усмехнулся Гарри, пытаясь подбодрить их.
— Папиного разочарования? — предположила Моника с хищной ухмылкой.
И как будто по команде, Драко бросил взгляд на них и с особым вниманием задержался на Монике. Он не сказал ни слова — просто наклонил голову набок, как будто тоже что-то ожидал от предстоящего урока.
— Зашибись, — буркнул Рон. — Осталось только, чтобы нас всех превратило в жаб.
— Не переживай, Ронни, — Моника хлопнула его по плечу. — Если что, я стану самой красивой жабой.
И ровно в этот момент дверь распахнулась — и изнутри выглянул профессор Люпин. Лёгкая небритость, потрёпанная мантия и добрые, немного усталые глаза.
— Проходите, проходите, — сказал он с лёгкой улыбкой. — Сегодня у нас будет практическое занятие. И я чувствую... оно вам запомнится.
Ученики заняли свои места, сдерживая возбуждение и неловкие смешки. Некоторые — из-за того, что впервые будут работать с настоящим существом. Другие — потому что слизеринцы сидели рядом, и это уже само по себе было испытанием.
Профессор Люпин подошёл к центру класса и с лёгкой улыбкой оглядел всех.
— Добро пожаловать, — начал он, голос у него был удивительно тёплый и спокойный. — Сегодня мы начнём с существа, с которым вы вполне можете столкнуться в жизни. Особенно если окажетесь в месте, где магия оставила след страха... Мы поговорим о боггартах.
В шкафу в углу что-то скрипнуло. Несколько учеников вздрогнули.
— Боггарт, — продолжал Люпин, — это существо, питающееся страхами. Оно умеет чувствовать самое уязвимое место мага — и мгновенно превращается в его самый сильный, самый личный страх.
Он начал неспешно прохаживаться по классу, пока говорил:
— Представьте: вам нужно открыть древнюю дверь, проникнуть в замок или найти артефакт. И вдруг — вжух, — он сделал жест рукой, — вас встречает не охрана, не ловушки, а вы сами, смотрящие в глаза своему ужасу. Боггарт может не ранить вас, но он может заставить вас сдаться... уйти. Он станет тем, кто остановит вас.
Моника внимательно слушала, слегка нахмурившись. Гарри покосился на неё — она будто напряжённо ждала чего-то конкретного.
— Но! — Люпин поднял палец. — Есть и хорошая новость. Боггарта можно победить. Главное — вспомнить: он не настоящий. Его сила — в вашей реакции. И магия, что способна его одолеть — простое, но мощное заклинание: Riddikulus. Оно превращает страх... во что-то смешное. В нечто нелепое. И тогда, смехом, вы разрушаете его силу.
Он обернулся к классу и с заговорщицкой улыбкой спросил:
— Кто скажет мне трёх самых могущественных волшебников в истории?
Руки взметнулись в воздух, но Люпин сразу указал на Гермиону.
— Мисс Грейнджер?
— Мерлин, — начала она уверенно, — Салазар Слизерин... и... — она чуть помедлила, — Граф Дракула?
Слизеринцы фыркнули. Малфой что-то прошептал Забини, но Люпин только кивнул.
— Верно. Хотя третий редко попадает в школьные учебники. А зря. — Он подошёл ближе. — Знаете, чего боялся Мерлин? Себя. Но не просто себя — а если бы он стал на сторону тьмы. Его боггарт был его собственным отражением, но с мраком в глазах.
Класс замер.
— Салазар боялся... — Люпин усмехнулся. — Ядовитого орла. Символа гордыни, которая могла бы его поглотить.
Он повернулся, опёрся на стол.
— А вот боггарт Дракулы был...
Он вдруг замолчал. Моника подняла глаза, и на мгновение ей показалось, что воздух в классе стал гуще.
— ...был...
«Ты хочешь узнать, чего боится бессмертный?» — раздалось в голове Моники.
Она вздрогнула. Гарри бросил на неё быстрый взгляд, но ничего не сказал.
«Мой страх — не в монстрах. Не в солнце, не в серебре...»
«Я боялся её. Её крика, когда я не успел. Когда её глаза закрылись навсегда, потому что я выбрал трон, а не любовь.»
«Мой боггарт — это она. Та, кого я не спас. И каждый раз, когда он появлялся... я становился мальчиком, бегущим по полю, зная, что опоздал.»
Моника зажмурилась. Сердце застучало сильнее.
— ...никто не знает точно, — наконец произнёс Люпин, — но говорят, что Дракула каждый раз вызывал у боггарта новую форму. Ни одна не повторялась. Он боялся не конкретного образа, а чувства. Потери. Раскаяния.
Гарри посмотрел на Монику. Она сидела прямо, но напряжение выдавала линия её губ. Он хотел что-то сказать, но промолчал. А Люпин уже шагал к шкафу:
— Ну что ж. Давайте посмотрим... чего боится наш класс.
Очередь к шкафу заметно поредела, а атмосфера в классе стала гуще, как будто кто-то забыл проветрить. Гарри, Рон и Гермиона стояли в сторонке, негромко обсуждая, как Гарри сразился с дементором, и как громкий смех Гарри заставил боггарта исчезнуть в облако черного дыма. Их лица были все еще возбуждены от адреналина, но глаза то и дело косясь к оставшимся в очереди.
— Монни, твой выход! — протянул Рон с ноткой воодушевления, но тут же проглотил улыбку, когда увидел, как Люпин посмотрел на неё.
— Палочку наготове, мисс Блэквуд, — произнёс профессор, сдержанно, но как-то особенно внимательно. Его взгляд скользнул к её палочке — тёмной, гладкой, с лёгким металлическим отблеском в сердцевине. Необычная, древняя... слишком знакомая, будто он видел её в старых иллюстрациях к забытым книгам. Люпин нахмурился, но промолчал.
Тем временем Моника шагнула вперёд — легко, почти нехотя, с тем холодным спокойствием, как будто собиралась не противостоять страху, а поставить его на место.
Все в классе замерли, даже Малфой.
Шкаф дрогнул. Нет, правда — физически, как будто кто-то внутри передумал выходить. Люпин напрягся. Обычно дверь сама открывается при приближении ученика... но не сейчас. Она чуть-чуть приоткрылась и тут же захлопнулась.
Шшш-шшш...
Тихий шёпот донёсся до уха Люпина. Он сделал шаг ближе.
— Что за чёрт?.. — пробормотал он одними губами и наклонился к дверце.
«Её не остановить страхом...
Мне следует её бояться...»
Глаза Люпина медленно расширились. Он выпрямился и обернулся на Монику. Та всё ещё стояла спокойно, с приподнятой бровью и палочкой, чуть наклонённой вниз.
В классе наступила тишина. Даже Пэнси не дышала.
Люпин прочистил горло.
— Хм... Пожалуй, сегодня достаточно, — выдал он, стараясь скрыть лёгкое замешательство. — Ваш боггарт, видимо, тоже решил взять отпуск.
Слизеринцы начали перешептываться. Рон пробормотал:
— Окей, это было стрёмно.
Гермиона прошептала:
— Он испугался её?
А Гарри только хмыкнул:
— Типично Блэквуд.
А внутри головы Моники вновь зазвучал голос. Хриплый, древний, но мягкий.
«Молодая кровь. Мы не боимся — мы даём страх. И если страх прячется от тебя... значит, ты уже начала пробуждаться.»
Моника чуть усмехнулась.
Тихо. Чтобы никто не заметил.
Коридоры после уроков были как маггловские дороги после дождя — скользкие, шумные и полные разговоров, в которых все уверены, что только они говорят что-то важное. Золотая четвёрка шагала по одному из таких коридоров, отмахиваясь от группок учеников, всё ещё возбуждённых после урока Защиты от тёмных искусств.
— Ну это было... поразительно, — выдохнула Гермиона, переглянувшись с Гарри. — Твой дементор — это одно, Гарри, но то, что произошло с Моникой...
— Или не произошло, — вставил Рон. — Боже, этот шкаф чуть не обделался от страха.
— Представляешь, Рон, если бы шкаф сбежал? — съехидничала Моника, закинув руки за голову и потянувшись, будто не её только что признал своим главным кошмаром дух из глубин астрала.
— Но серьезно, — настаивала Гермиона. — Это ведь странно. БОГГАРТ испугался ТЕБЯ.
Моника фыркнула и закатила глаза:
— Да чёрт его знает. Может, он просто не нашёл моего страха?
— Это как это? — переспросил Гарри, и в его голосе сквозила смесь любопытства и уважения. И чуть-чуть «мне-б-так».
Моника пожала плечами, как будто говорила о погоде:
— Ну, правда. Я и сама не могу сказать, чего боюсь. В смысле...
Пауза.
— Если ты не знаешь, где тебя слабее всего — куда тогда страху бить?
— Это звучит либо как девиз гениального стратега... либо как психологический диагноз, — пробормотал Рон, и все захихикали.
— Возможно, и то, и другое, — лениво заметила Моника, глядя в окно, мимо которого как раз пролетела сова. — Но если серьёзно... Наверное, я больше боюсь не за себя.
Она сказала это слишком спокойно, слишком просто — чтобы это было просто фразой. Гермиона заметила это первой. Гарри — вторым. Рон... Ну, Рону понадобилось ещё полкоридора.
— За кого тогда? — осторожно спросила Гермиона.
Моника ухмыльнулась и, не глядя на них, ответила:
— А вот это, Грейнджер, пусть боггарт сам погадает в следующий раз. Если осмелится, конечно.
И она пошла вперёд, как будто её слова не оставили за собой ощущение... чего-то слишком большого, чтобы понять сразу.
Гарри посмотрел на остальных.
— Кто-нибудь понял, что она имела в виду?
— Мда, — сказал Рон. — Нам точно стоит начать вести список её загадочных цитат. Назовём его «Монникаграммы».
— Серьёзно? — скривилась Гермиона.
— Ну, или «Тьма Блэквуда для чайников», — предложил Гарри, и они расхохотались, уносясь за ней вглубь коридора.
А Моника, идущая на шаг впереди, только слегка улыбнулась.
Она всё слышала.
И ей это даже... понравилось.
1993 год, 7 сентября, 19:41
Вечер. Учительская окутана теплым светом камина и ароматом свежезаваренного чая с бергамотом, что доносится с кружки в руках Северуса Снейпа. Он лениво отхлёбывает, глядя в сторону Ремуса Люпина, который, казалось, застыл, уставившись в одну точку.
— Что с вами, Ремус? — протянул Снейп, приподняв бровь. — Неужели совесть вернулась? Или вас всё ещё мучают муки за украденные пироги в третьем курсе?
МакГонагалл, только что подлившая себе чай, усмехнулась в чашку.
Люпин не двинулся ни на миллиметр. Его глаза были устремлены в пустоту, но губы наконец разомкнулись:
— Блэквуд. Моника Блэквуд... С ней раньше были какие-то странности?
Северус и Минерва мгновенно переглянулись. Обмен взглядом был коротким, но весил столько, сколько могли потянуть целые тома запретных знаний. Они оба знали. И оба знали, что не должны говорить.
— Странности в каком плане? — осторожно начала МакГонагалл, ставя чашку на блюдце. — На моих занятиях она работает на «Превосходно». Одна из лучших в своём потоке.
Снейп сдержанно усмехнулся, откинувшись в кресле:
— Вы смеете сомневаться в моем лучшем ученике зельеварения? — подчеркнул он с ледяной гордостью. — Моем, несмотря на то, что она не со Слизерина.
Люпин, наконец, перевёл взгляд на своих коллег. Голос его был тише, будто он пытался понять происходящее сам:
— Сегодня... На моём уроке мы проходили боггарта. Всё шло по плану. Гарри — дементор. Пара ребят с пауками, замками, провалами в экзаменах... Но Моника... Боггарт даже не вышел.
Он замолчал, сделав паузу, будто опасался собственных слов.
— Я подошёл ближе. Шкаф будто дрожал. И... я услышал. Шепот. Не «ужас», не «вопль страха». Он... Он сказал: «Её не остановить страхом. Мне следует её бояться».
Минерва побледнела и скрестила руки, будто от холода.
Снейп не стал пить дальше. Он поставил чашку на стол с лёгким звоном и сказал, тихо, но отчётливо:
— Этого не должно дойти до учеников.
— И до Министерства, — добавила Минерва.
— Или до Пророка, — закончил Люпин. — Но если существо, питающееся страхами, боится её...
Он не договорил. Потому что все трое понимали: это больше, чем просто странность. Это предупреждение.
Учительская Хогвартса была погружена в редкую тишину. Звуки чашек, иногда шелест бумаги — и всё. Люпин так и сидел, как был, всё ещё глядя в одну точку, словно продолжал видеть ту сцену перед собой: шкаф, вздрогнувший от страха, и голос — не человеческий, а древний, будто выдохнутый из самых старых кошмаров.
Северус, не отрывая взгляда от чашки, только дернул бровью. Минерва заново поправила ворот мантии.
И тут, распахнув дверь с легкостью, будто не в учительскую, а в гостиную старых друзей заходит Альбус Дамблдор.
— Ну, что же вы тут сидите, будто Мерлина увидели? — бодро воскликнул он, с ласковой полуулыбкой оглядывая собравшихся. — На улице такая прекрасная погодка. Я вот только что прогулялся по территории... Кстати, петунии на южной стороне начали цвести. Почти как в прошлом сентябре.
Он оперся на спинку кресла, стоящего рядом с Минервой, но, заметив, что никто не отвечает, вдруг замолчал. Всё трое — Ремус, Северус, Минерва — сидели так, будто пытались решить, кто из них будет первым.
МакГонагалл первой прервала тишину. Она встретилась взглядом со Снейпом — тот кивнул едва заметно. Разговор не мог больше оставаться между ними.
— Альбус, — сказала она мягко, но чётко, — сегодня на уроке Защиты от тёмных искусств... Случилось нечто необычное. С одной из учениц. С Моникой Блэквуд.
Дамблдор медленно сел. Всё еще улыбаясь уголками губ, но глаза уже посерьезнели.
— Неужели она снова превзошла всех в каком-нибудь заклинании? Или, быть может, оспорила очередной учебник, как в прошлом семестре?
Снейп усмехнулся, но на удивление не ядовито.
— Она — моя гордость, Альбус. Даже несмотря на то, что не со Слизерина.
Минерва бросила на него взгляд, но продолжила:
— Боггарт, Альбус. Он... Он не вышел к ней.
— Не вышел? — переспросил директор, всё ещё пытаясь уловить суть. — То есть... Моника отказалась участвовать?
Люпин медленно повернул к нему голову. Голос его был низким, хрипловатым:
— Он спрятался. Внутри шкафа. Я услышал... голос. Он говорил, что ей не страшен. Что её невозможно остановить страхом. Он... боялся её, Альбус.
Дамблдор замолчал.
Его взгляд стал пустым всего на мгновение — будто память прошлась по старым страницам, обожжённым временем. Потом он вновь посмотрел на коллег. Его лицо было все тем же добродушным... но теперь в нем зачиталась настороженность.
— Похоже, пришло время поговорить о Монике Блэквуд вслух, — сказал он, больше себе, чем остальным.
— Завтра утром я вызову её к себе.
Пора спросить — кого именно мы учим в этих стенах.
Альбус опустился в кресло рядом с камином, его глаза потемнели от неожиданной тяжести слов. Он перевёл взгляд с Минервы на Северуса:
— Северус... Локлен говорил что-нибудь? Что-то, чего мы не знаем?
Снейп чуть подался вперёд, поставив чашку чая на стол. Его голос был тихим, но уверенным:
— Он не говорил напрямую. Но однажды... он обронил фразу. Сказал, что надеется: Моника не станет им. Не станет девятой.
Повисло гробовое молчание.
Люпин нахмурился, сдвинул брови:
— Девятой? Простите, но... не станет кем?
Минерва медленно повернулась к нему. Обычно спокойная, строгая, сейчас она будто тянула слова из глубины веков. Её голос стал шёпотом, пропитанным тревогой:
— Дракулой, Ремус.
Разве ты, учась с Локленом в Хогвартсе, забыл, кто он?
Блэквуды — прямые потомки графа Дракулы.
Старейшая кровь.
Их пророчество говорит: «Девять из девяти. Девятый — перерождение. Девятый — сильнейший из всех.»
Ремус побледнел. Его губы чуть разомкнулись, будто он хотел что-то сказать — но не знал, как. Его взгляд метнулся к Дамблдору, который теперь молча разглядывал пламя в камине, будто оно могло ему ответить.
— И ты думаешь... — Ремус заговорил, но в его голосе впервые слышался страх. — ...что Моника — она?
Северус сжал пальцы, сложив их перед собой.
— Я думаю, Локлен этого боится.
И если сегодня боггарт отказался выходить к ней — значит, страх боится её.
А не наоборот.
Дамблдор медленно выдохнул и поднялся, глядя на них всех с какой-то странной, древней усталостью:
— Нам не стоит спешить с выводами. Но... если девятая всё же пробуждается...
...нам с вами придётся вспомнить всё, чему мы когда-либо научились. И, возможно, даже то, что давно старались забыть.
Альбус всё ещё стоял, его фигура отбрасывала длинную тень в пляшущем свете камина. Ремус всё не мог оторваться от мыслей, переваривая услышанное, пока наконец не поднял глаза:
— Но... про Графа ведь почти нет информации. Даже двадцать лет назад, когда я учился, её было больше. Куда она делась? Почему всё исчезло?
Дамблдор на мгновение закрыл глаза, будто решая — стоит ли открывать эту дверь в прошлое. Когда он заговорил, голос его был не властным, а усталым и хриплым — голосом человека, который носит с собой слишком много знаний, чтобы спать спокойно.
— Потому что её стерли, Ремус. Удалили. Утопили в пыли архивов, чтобы никто не копался в истине.
Я и сам когда-то задавал те же вопросы, что и ты. Будучи молодым, любопытным... слишком любопытным.
Он начал медленно расхаживать по комнате, вспоминая вслух, как будто мысленно снова стоял среди высоких книжных стеллажей Совета:
— Я пробрался в архивы Британского Магического Совета. Это было давно... И там я нашёл всего один документ. Всего один, но этого было достаточно.
Он замолчал, словно вспоминая слова, а затем почти нараспев, будто читая с пожёлтевшего пергамента, произнёс:
«На заседании 11/04/1873 Совет постановил:
Разделы, касающиеся личности Влада Цепеша, изъять.
Сведения о магии рода Блэквудов признаны нестабильными и опасными для распространения.
В случае упоминания — активировать запрет Секретус Интердикта.
Причина: Неопределённость пробуждения субъекта 'V'.»
Повисла звенящая тишина.
— Субъекта V?.. — прошептала Минерва.
— Vlad. — кивнул Дамблдор. — Тогда я понял: историю переписали.
И опасность — не в том, что уже произошло.
Опасность в том, что может произойти снова.
Он подошёл к столу, облокотился на него ладонями:
— Они боятся не прошлого, они боятся будущего.
Боятся пробуждения того, кто сможет вернуть силу древнего рода.
Боятся Девятого.
Ремус проглотил ком в горле:
— Ты думаешь, Министерство знает?
Альбус кивнул — медленно, с мрачной уверенностью:
— Уверен. И именно поэтому мы должны молчать.
Не упоминать её родословную, ни слухами, ни вслух.
Мы должны хранить тайну Моники ради её собственной безопасности.
Он перевёл взгляд на Северуса:
— Если Локлен Блэквуд доверил нам свою дочь — мы обязаны защитить не только её, но и мир от неё, если придёт время.
Минерва выпрямилась, на лице её вновь появилась та самая решимость, за которую её боялись даже слизеринцы:
— Значит, мы держим тайну. До конца.
— До конца, — подтвердил Альбус. — Пока не станет ясно, кем она станет:
наследницей добра...
...или наследием страха