Чужая | Турбо

«И больше нет ничего. Все находится в нас»

На отрывном календаре вновь показались однозначные числа, наступил ноябрь.
Первый снег лёг ночью. Мокрый, грязный. На крышах он держался белым, чистым. А на земле превратился в кашу, в которой удобно тонуть.

Ника стояла у своего подъезда. Удивлялась такому резкому переходу к зиме, в Ростове первый снег выпадал уже ближе к декабрю, да и то долго не лежал. Девушка курила, прижавшись спиной к холодной стене, наслаждаясь морозом, который щипал ее бледные щеки.
Во дворе, у хоккейной коробки, что-то происходило: пацаны что-то таскали, кто-то ругался, Лампа бегал с ржавым бидоном, Сутулый шёл, матерясь под нос.

Она не подходила.
Просто стояла и смотрела. Не убегать же ей при виде группировки? Издалека же можно.

— Опять эта, — кинул через плечо Сутулый.
— Чё она тут делает? — отозвался кто-то сзади.
— Турбо сказал ей, чтоб не путалась под ногами. Она вроде поняла.
— А вроде нет.
— Чё ты на неё уставился? — голос был Вовы.

Он вышел из-за машины, мял в руке сигарету. Смотрел на неё, не мигая. Долго думал, но все-таки решил подойти.

— Ты чего забыла тут? Твой дом в другом дворе.

Она выдохнула дым. Медленно.

— То родительский. А тут мой, просто гуляю.—даже не поднимая глаз ответила Вероника.
— Да не пизди. Я тебя третий день вижу тут. Не в магазин же ходишь.
— И что?
— И то, что тут не театр. Тут у каждого своя роль. А ты без сценария пришла. Значит, мешаешь. А мы кто мешает, тех убираем.
— Я просто...
— Просто — в школу иди. К мамке своей, к папке-директору. Ты никто тут. Без крыши, без крови. Без доверия. Чужая ты, не мешайся под ногами, нам глаза лишние не нужны. Своих хватает.

Он говорил спокойно. Без злобы. Но холодно. Будто диагноз ставил. И опять эта заевшая у всех пластинка: «свои», «чужие».

— И шо, ты меня гонишь?
— Нет. Я не приказываю. Но я тебе скажу, как смотрящий за районом, я думаю ты тут уже вынюхала все, как работает. Если ты так и будешь торчать рядом — тебя или раздавят, или сожрут. Пацаны не любят тех, кто между. Тут или с нами, или с глаз долой.

Он бросил бычок, раздавил подошвой.

— Только учти — чтоб быть "с нами", одной сигаретки в зубах и крутости напыщенной мало.

И ушёл.

Ника постояла еще секунд 30, переваривая слова соседа и зашла в подъезд.

Она набрала ванную, желая смыть с себя эти осуждающие взгляды и неприятные слова.
Вода почти холодная. Лампочка мигала.
Она смотрела на свои колени — узкие, с ссадинами и думала:

"И че я хожу то за ними? Я что, правда хочу этого? Хочу, чтоб приняли? Нахуя мне это, уедем же скоро"

Она провела рукой по воде. Теплая гладь, как забытое прикосновение. Как будто всё, что у неё есть — это ванна и шум в ушах.

А потом вдруг представила: завтра будет день. Они снова соберутся. Смеяться. Спорить. Плевать семечки. И она опять будет смотреть издалека. А потом снова шаг вперёд. Снова удар. Снова попытка вписаться.

И где-то в ответ тишина.
Но не «нет».
Не «уйди».
Скорее — «давай попробуем». Надежда на то, что они уедут гасла с каждым днем, у родителей на работе все складывалось. Из Ростова вести только дурные, в школах завал, зарплату не платят, по улицам катают бандиты какие-то. Бабушка звонила, передавала, что даже в город выехать не могут, со всех спрашивают, кто и откуда.

Вероника вспоминала, как на неё смотрели:
Сутулый, как на шавку.
Лампа с жалостью.
Турбо, как будто она мешает воздуху двигаться.
Вова, как будто она не человек. Фактор риска.

И самое обидное — они были правы.

Она никто здесь.
Просто телка с другими глазами, с чужими корнями, даже говорит по-иному, все шокает да гхэкает.

"Ростовская."
Так уже кто-то крикнул ей за спиной.

И ей понравилось.
Не оскорбило — врезалось.
Значит, заметили.
И заметят сильнее, еще восхищаться будут.

«Если уйду — они победили. Не они, а это чувство: что я лишняя. А я не лишняя. Я не обязана быть хорошей для них. Я просто хочу быть. Здесь. С ними. Как есть.»

•

Коробка. Поздний вечер. Свет жёлтый, фонари тусклые.
Лампа сидел один на ящике в окружении снега и тишины и пытался открыть «Тархун». Позади раздался скрип сугробов.

— Эй, — сказала она.

Он обернулся, вздрогнул.

— Ты чего?
— Я хочу быть "своей".

Он молчал.
Смотрел на неё, как на чокнутую.

— Ты чего несёшь?
— Я не хочу быть просто приезжей, которая стоит сбоку. Я хочу войти. По правилам.—Вероника сама не верила в то, что говорит это, решила за секунду, что пока она здесь, надо быть здесь, а не мыслями в поезде назад.
— Ты ж девчонка— рассмеялся мальчик— в Универсам никогда в жизни девочек не брали, мы не «Аделька» и не «Курчатовские».
— Ну значит я буду первой
— Ты не выживешь.
— Проверим.
— Там только через кровь.- испуганно произнес Лампа.
— Значит, будет кровь.
— Ты больная.
— Я знаю.

Он встал, почесал затылок.

— Я спрошу у Турбо.
— Не надо. Скажи Вове.
— Адидасу?
— Наверное... - девушка погоняла своего соседа не знала.

Он глянул на неё так, будто впервые увидел человека.

— Ты реально отбитая.
— Может и так. Значит точно все вытерплю.

⸻

Айгуль узнала об этом на следующий день от Лампы. Тот, увидев девочку в музыкалке, не смог сдержаться и выпалил все, как на духу.
Она пришла к знакомому дому с испуганными глазами, начала метаться по комнате, кидать Нике ее куртку и сапоги:

— Собирайся.
— Че? Куда? —Вероника растерянно посмотрела на подругу
— В смысле куда? В больничку. Лечить тебя больную, видимо башкой ударилась где-то. Пришиваться решила, в пацана поиграть.
— Боже, ты об этом...
— Ты чё творишь, Ник?
— Я просто иду туда, куда меня не пускают.
— Думаешь, там шутки шутят? По коробке шайбу гоняют ? Я не знаю, чем именно они занимаются, но в больницу пачками таких привозят. Сломают тебя. И морально и физически.
— А ты думала, я целая?- усмехнулась девушка

⸻

Так и началось.
Среди группировки слухи поползли.
На неё уже не смотрели, как на "просто приезжую девчонку".

Смотрели, как на угрозу.
Или как на мясо.

А из Хади-Такташа уже прислали пацана — посмотреть, кто такая "Ростовская", от которой на ушах весь Универсам. Первая девочка, решившая к ним пришиться.
Он не улыбался. Все стоял у ее подъезда да выглядывал.
Сказал, что здесь такие не гуляют долго.
И ушёл.