Глава 3. Чужая земля.
«Когда я проснусь-снова буду один»
На следующий день Вероника с самого утра чувствовала себя не в своей тарелке. Как будто внутри не сердце, а камень. Молчит, давит и никуда не девается.Сигареты не помогают. Кассета с «Миражом» раздражает. Отец весь день орёт по телефону — в школе что-то не срослось. Мать варит суп и пьёт водку из кружки, думая, что не видно. Решили с семьей день провести, Ника из своей квартиры в родительскую пришла. А в итоге день провела с собой.
Она вышла на улицу. Просто чтоб не слышать. Каждый раз, когда вместо родителей она видела перед собой два тела, с заплетающимся языком и стеклянными глазами, кровь начинала бурлить, ударяя в голову и вызывая приступы гнева.
Район, как всегда: пахнет сыростью, люди ходят в галошах, двери скрипят, бабки спорят про молоко. Лавка пустая. Только Айгуль сидит, скукоженная в пальтишке.
— Привет, — тихо говорит.
— Он теперь и с тобой не разговаривает?
Айгуль кивает.
— Злится все, не на меня, на ситуацию, пока ни с кем говорить не хочет. Помочь хотела. Мне сказал: "не лезь в это".
— А ты?
— Я не хочу ссориться с ним и старшим их. Он... ну, ты видела. А я Марата боюсь подставить. Так что надеюсь, нас не увидит никто с тобой.
В душе неприятно ёкнуло. От всех знакомых отодвинули, как собаку блохастую..
— Я видела, как взрослый мужик ставит себя выше пацана.
— Он не взрослый. Ему девятнадцать. Просто он... страшный, когда злой.
— Мне не страшно. Мне мерзко. И от вас мерзко, что вам сказали, а вы делаете. Зря пришла только.
Даже не дав Айгуль ответить на обвинения, Ника встала и двинулась в сторону своей однушки, не желая видеть их.
«Секта»—подумала девушка, один дебил сказал, другие дебилы слушаются.
–
В тот же вечер Айгуль все же пришла к ее дому. Вся нарядная: белая блузка, аккуратная коса, запах одеколона.
— Пойдём? В дк дискотека. Я тебя запишу, как гостью. Там все наши. Я с Маратом поговорила, мне можно с тобой общаться, ты прости что я так...
— А "все наши" — это кто? У меня тут нет своих. —Вероника девочку не простила, осадок остался... Но дома тухнуть не хочется.
— Ну... Марат, Андрей, и Турбо, наверное. Это кого знаешь.
— Ты специально, да?
— Нет! Просто... хочешь понять — надо видеть. Не будь как они. Не дели на "своих" и "чужих".
— А ты разве не так делаешь? Марат разрешил... Айгуль, ты же не собачка, чтоб тебе разрешали.
— У них понятия какие-то, я не хочу с ним ссориться
Спорить было бесполезно, если выбирать между ней и Маратом, логичнее было бы выбрать второго. Ника, вздохнув, оделась. Накрасила глаза.Чёрная водолазка, джинсы, кожанка. Волосы распущены. Губы красные, будто возвращающие ее образ веселой Ростовской девчонки, но только образ, в душе же все было иначе.
Они шли по вечернему городу, и от фонарей на мокром асфальте отражались длинные силуэты. Лёгкий туман, прохладный ветер, в воздухе что-то зреющее.
На входе два незнакомых пацаненка. Маленький, пухлый лет 11 и Никин ровесник, высокий худощавый парень, он учился с ней в одной группе, но виделись всего один раз и то, мельком. Девушка даже не знала его имени.
— А, Ростовская, — хмыкнул тот, что старше. — привели все-таки?
— А я смотрю меня тут знают все, — отрезала Ника.
— А как не знать, мы весь район знаем.
— Проходи, девочка. Только не залипай. Тут не театр—посмеялся маленький пацан, которого Айгуль назвала Лампой.
Видимо, слух о приезжей уже пошел по району. Ника не понимала, радоваться ей, бояться или злиться..
Музыка гремела из колонок. Свет мигал. Народ танцевал, толкался, орал. Айгуль потащила её к стенке, ближе к колонке, где уже стояли Марат и двое других пацанов. Марат посмотрел, хотел что-то сказать, но отвернулся.
Ника стояла, сжимая кулак в кармане.
Она уже ненавидела его молчание больше, чем этот город.
— Он стесняется, — прошептала Айгуль.
— Он ссыт.
Ника собралась уйти в другую сторону, оставив новую подругу и пацанов одних, не мешать им жить по «понятиям».
В зал зашел знакомый парень. Не с порога, не пафосно. Просто шёл сквозь толпу. Всё вокруг как будто расступалось. Даже музыка стала как-то тише. Он в чёрной куртке, с руками в карманах. Лицо — камень.Он шёл прямо. Ника поймала взгляд, случайно, мгновенно.
И сразу пожалела.
Он посмотрел так, как будто видел мусор на полу. Не человека.Презрение. Но без эмоций. Презрение, как воздух.Прошёл мимо. Не сказал ничего.Но кивнул Марату.Тот сразу, как струна: выпрямился, кивнул в ответ, пошёл за ним.
«Цирк»—пронеслось в голове приезжей.
Ника осталась с Айгуль. Музыка играла. Свет мигал. А внутри тишина, как после взрыва. В мыслях только ненависть. В Ростове ее все знали, на всех дискотеках в центре, знакомится, болтает, ловит восхищенные взгляды. Здесь же все наоборот, никому не нужна, стоит у стенки, как алоэ в горшке, просто фон всей этой тусовки. Здесь своя жизнь, и она в нее не вписывается.
— Ты видела? — спросила Айгуль, намекая на вошедшего старшего.
— Да. Он так смотрел, будто я воняю.
— Он всех проверяет.
— Ну пусть сначала себя проверит. Может блох отыщет, жвачка копеечная. Кусаются наверное, вот и нервный.
Девушки договорились Турбо больше не упоминать, настроение у обеих и так было на нуле. Напряжение витало в воздухе, раздражало глаза и уши.
Не дослушав даже двух песен и не станцевав ни одного танца, Вероника решила идти домой. Туда, где никто не смотрит осуждающе. Где никто не шепчется, кто она и откуда приехала. Шла по ночному городу, злая. Не на них, на себя.
«Зачем пришла? Почему стояла там, как заблудшая? Почему не сказала ничего, когда на неё смотрели, как на лишнюю? Надо было показать, с кем имеют дело»
В ту ночь она не смогла заснуть.
Она ненавидела себя, за то, что позволила так обращаться с собой, что ушла, не влилась, показала себя слабачкой. Ненавидела родителей,за то, что притащили ее сюда, ненавидела Марата, что не отстоял себя, ненавидела Турбо . Не потому что он сильный. А потому что считал, что может выбирать, кому где быть. Он был не просто грубый. Он — система. Сложная. Молчаливая. В которой она — сбой, который надо устранить.