А сможем?

— Мне очень жаль. Мне жаль, что Макса не стало, еще и таким образом. Но еще тяжелее видеть, как ты страдаешь. Это самая сильная пытка.

Я молчу. Если сейчас я буду разговаривать с ним, делиться своим состоянием, то может дать надежду на воссоединение, но этого не будет. Мы переживём это и он уйдёт.

Телефон в кармане зазвонил. Я тянусь за ним в карман и вижу, что звонит Эштон. Почему он появляется в те моменты, когда я с Мартином? У него прослушка что ли на меня?

— Алло. — неохотно поднимаю трубку.

— Как ты?

— Тебе правда интересно? Потому что я не вижу причин, чтобы ты мне звонил.

— Правда. — хмыкает, но скорее огорчённо, а не с усмешкой. — Не смотря на ни что, я тоже человек, и могу испытывать чувства, Дженни.

— Безразличие тоже чувство. — подытоживаю. — А я плохо. Я не могу чувствовать себя хорошо. Если ты правда переживаешь, то я рада, что тебе не все равно. Спасибо, что звонишь.

Пусть у них с Мартином и происходят стычки, и из него тоже вырывается иногда что-то обидное в мой адрес, но я чувствую, что он переживает. Такой сухой человек никогда бы не стал просто так кому-то трезвонить.

— Да. Смешно, но таких чувств у меня давно никто не вызывал. Ты первая к кому я за последнее время испытываю хоть какие-то эмоции.

— Давай мы с тобой в другой раз это как-нибудь обсудим? Сейчас не самый лучший момент. — я многозначительно посматриваю на Мартина, а он видя это, понимает абсолютно все.

— Значит, это не последний раз, когда мы созваниваемся. Сама сказала. — отвечает парень. — Держись. Это сложно, я понимаю какого это, но ты справишься. У тебя прекрасные друзья.

— Спасибо. — слегка улыбнулась, дабы смягчить тон. — Пока.

— До встречи, Дженни.

Я кладу трубку и возвращаю телефон в карман. Тут же жалею, что не вышла, когда увидела кто звонит, потому что:

— Ты с ним разговаривала?

— Мартин, — вздыхаю. — Мне кажется это не твое дело.

— Ну да, ну да. — грустно ухмыляется. — Совсем не мое дело, когда этот мерзкий тип признаётся моей любимой в чувствах, а ты в свою очередь это позволяешь, еще и поощряешь. Супер.

— Ты истерику закатить здесь хочешь? По-моему, не самое лучшее время.

— Да потому что это абсурд! Как нормальный человек на такое должен реагировать?!

— Ты ненормальный, Мартин. Нормальные так не поступают.

Он перестает ругаться, бегая глазами по моему лицу, понимая, что я имею ввиду. Я встаю и выхожу из комнаты, оставляя наедине его со своими мыслями.

Иду к Джулс в туалет. Она умывается, потому что только что ее хорошенько прихватило.

— Джулс, ты как?

— Помоему, еще хуже, чем утром. Плохо. — вытирает лицо полотенцем. — Тошнит. От любой еды воротит. Просто кошмар какой-то. Из-за стресса, наверное.

Я выпучиваю глаза. А не беременна ли моя подруга-то? Типичный токсикоз какой-то.

— Джулс, не пойми меня, неправильно, но... Ты тест делала? Очень похоже, что это может быть...

— Какой тест? — она не сразу понимает о чем идет речь. — А, ты про это. Этого не может быть. Мы предохранялись.

— Сделай тест. Он в аптечке. Даже несколько. Лучше перестраховаться.

— Да это бред все. — говорит и тянется к аптечке. — Ладно. Но это все равно чушь.

Я выхожу из ванны и иду к Максу в комнату. Мартин будет спать один в гостиной, а мы с Джулс тут.

В комнате стоит яркий аромат парфюма Макса и сколько бы мы не проветривали он не уходит. Я открываю шкаф и понимаю, что нам придется это все куда-то девать рано или поздно. Все его вещи.

Я осматриваю глазами и понимаю, что кофты, которую я ему дарила здесь нет. Значит, он был в ней, когда его не стало... Замечаю коробку, которая стоит почти на самом краю. Хмурюсь и беру ее в руки.

Присаживаюсь на кровать и открываю ее. Мне хватает пары секунд, чтобы понять, что это подарок. Кому подарок? Я осматриваю все повнимательнее. Тут лежит красная коробочка, наполнитель, ещё какая-то коробка и письмо.

Открываю первую красную коробочку. В ней лежит серебряный браслет, с надписью «MD». Я не понимаю что это. Открываю следующую коробку, а в ней... В ней лежит маленькая игрушка пандочка, которую я подарила Максу, когда была совсем маленькая. Нам родители купили киндер, мне попался мальчик пандочка и я отдала ее Максу, он же мой друг. У него в детстве еще часто были синяки под глазами, потому что были проблемы со сном.

Но что ударило прямо в сердце: рядом лежала такая же, только девочка. Где он ее достал? Таких игрушек уже давно нигде не продаётся!

Я стараюсь не поддаваться сразу слезам и тянусь к письму. Разворачиваю его.

«Любимая моя, подружка. Поздравляю тебя с твоим днём!

Наконец-то тебе исполнилось 18 и мы сможем нормально ездить и вместе расслабляться. Знаю, что ты эти все места не особо-то и любишь, но пару раз можно себе и позволить, так ведь?

Мы росли друг у друга на глазах и твоё день рождение ощущается, как день рождение младшей сестры, которой ты для меня и стала. Этот год был для нас непростой, но мы с тобой справились и справимся еще со всем, что нас ждёт дальше. Вместе.

Я благодарен тебе за все. У меня не хватит слов, чтобы выразить эту благодарность. Я хочу чтобы ты была рядом не только мое детство и молодость, но и всю мою жизнь. Обещаю, что как мы и хотели, ты будешь крестной моего сына. Первым точно будет сын!

Желать я тебе ничего не буду, ведь все, что ты захочешь, я и Мартин обязательно воплотим в реальность. Ну как минимум я точно. Все для любимой сестры.

Поздравляю тебя. Наверное, ты пустишь слезу, пока будешь это читать, но не нужно, а то твой, как всегда самый красивый, макияж на день рождение потечет, а нам еще ехать праздновать! Да и Мартин точно прибьет, если увидит, что его любимая плачет.

Люблю тебя, сияй, моя девочка. С днём рождения! И пусть этот подарок напоминает тебе обо мне. Даже если меня не будет рядом физически, то этот браслет напомнит, что я все равно рядом. Хотя бред, я точно всегда буду рядом!»

Я понимаю, что этот подарок действительно принадлежал мне. Он подготовил мне его заранее. День рождение у меня в начале февраля, но он уже сейчас мне его упаковал. Этот подарок так мне и не был подарен. И уже не будет.

Меня снова накрывает. Я дрожащими руками надеваю этот браслет. Он идеально подходит. Очень красиво.

У Макса было чувство вкуса, но еще больше он хорошо знал насколько я люблю минимализм. И вот, это единственное, что мне он оставил за собой.

У меня нет сил плакать. И я не плачу, но слёзы почему-то льются. Почему?

Мне больно, ужасно больно. Я не могу без него. Идут только первые сутки, а что будет дальше? Только первый день, а я уже сдаюсь без него. Больше не придёт он ко мне в комнату, не обнимет, не поддержит, мы не полежим и не посмотрим фильм. Ничего больше не будет.

Лучше бы умерла я. Лучше бы меня не стало, но не его. Я и без того сейчас гнию заживо. Мне не выбраться.

И как обычно, нет, ну вот вообще неудивительно, в комнату заходить Мартин. Он аккуратно приоткрывает дверь, и увидев, что у меня опять что-то происходит, проходит и садится рядом.

— Чего ты за мной хвостиком таскаешься? — говорю, наскоро вытирая слезы, которые выходят без моего желания.

— Я же знаю, что тебе тяжело. Тебя нельзя оставлять одну в таком состоянии. Хочу поддержать.

— А я хочу? Ты спросил?

Он смотрит на меня, обдумывая только что мною сказанное.

— Наверное, нет. Я знаю, что ты не простишь меня, даже если узнаешь правду, потому что я соврал. И я хочу побыть рядом хоть немного, зная, что это скоро закончится. Хочу поддержать тебя, быть тебе опорой хотя бы еще чуть-чуть.

Теперь туплюсь я, переосмысляя, что он мне говорит. Я ему грублю, хотя сама скучаю, сама хочу, чтобы он был рядом. Он разбил меня, а я не хочу разбивать его в ответ. Но если я дам ему надежду на что-то хорошее, а потом этого хорошего не будет, я сломаю его сильнее.

Я просто закрываю лицо руками, чтобы он видел моих слез и не думал, что я хочу от него поддержки. Хотя я хочу, так сильно хочу.

— Дженни, я могу...

— Нет. Не надо.

Надо.

Я так бы этого хотела, Мартин.

Но говорю совсем другое, не то, что в душе. Конечно я хочу. С ума сойти, как хочу.

— Не плачь, если это из-за меня. Прости, прости меня. — старается успокоить без прикосновений.

Я не смотрю на него, потому что знаю, что если посмотрю, то сразу сломаюсь, безвозвратно. Я люблю его, но простить действительно не могу. Это не детская обида, капризы, это боль, при каждом нашем контакте. Каждый раз когда у нас происходить что-то хорошее, я буду вспоминать это.

— Да, я не рассказал тебе всего. Но это только потому что ты слишком маленькая. Тебе всего 17, у тебя жизнь только начинается, а ты уже столько пережила. Я не стал бы врать во благо себе.

Последнее предложение он произнёс, как что-то ценное. Словно стекло, которое разобьётся, если на один децибел повысить голос.

— Соврал. Не рассказал. Умолчал. Но ты знаешь совсем не ту правду, куколка. Я тебя умоляю. Давай поговорим? Это не потому что я эгоист и думаю о себе. Нет, для себя я бы предпочёл вечные страдания. Но я вижу, как больно тебе. И я уйду, если узнав правду, ты этого попросишь.

И я не знаю, что он со мной делает, но я киваю. Пусть это уже ломает меня окончательно. Сломаюсь и сломаюсь. По барабану. Зато я буду знать правду об этом человеке. Даже если он уйдет, даже если после этой правды мы безвозвратно разрушимся. Все равно. Я хочу знать.

— Могу я тебя обнять? Я очень хочу тебя успокоить. Прошу, Дженни.

Но и в этот раз я отрицательно машу головой. Я пока этого не хочу. Я успокоюсь сама. Сейчас я хочу ли услышать правду. А затем отпустить это. Хватит уже.

— Ладно. Хорошо. Как скажешь... — он старается восстановить дыхание. — Я без понятия, как ты вообще связалась с Эштоном, откуда ты это все взяла, но даже лучше, что ты узнала это обо мне. Но я не делал того, что тебе там нарассказывал этот... — запинается, но продолжает. — Я уже рассказывал тебе, что в своём подростковом возрасте я связался не с той компанией, я не соврал. Один раз, как обычно, мы пошли к одному из моих «друзей» на какую-то очередную хату, чтобы снова «повеселиться». А потом кто-то из них привел девушку. Я ее лица даже не помню. Я не искал никаких отношений, никаких одноразовых связей, я просто напивался из раз в раз. Этот раз тоже не стал исключением. Я напился просто вдрабадан. Но я умел себя контролировать в этом состоянии. Смутно, но умел. Я ушёл спать, просто ушел спать в свободную комнату. Ночью я не слышал ничего. Я просто бухой валялся где-то и спал. На утро я проснулся, а там все... В каких-то пятнах. Сперма, кровь. Разумеется, мне никто ничего не объяснил. Они все вели себя как обычно. Девушки не было. Я вообще ее больше не видел, даже на суде. А затем суды, полиция. Я доказывал, что я не причастен и это было доказано. Там не было моих днк, я не совершал этого, даже в пьяном угаре. Я бы и не совершил, Дженни. Но адвокат со стороны девушки добивался, чтобы меня судили по полной, как и моих товарищей. Как по мне, это было честно. Я не проснулся, не помог. Мои родители не стали оказывать мне поддержку, даже не явились на суд. И он отказались от меня, но не в бумажном виде. Они боялись, что в младших будут тыкать пальцем, поэтому переехали отсюда, куда подальше. Я из больше никогда не видел, ничего не слышал о них.

Все то время, что я слушала Мартина я теребила рукой браслет Макса. Мне казалось, что так он рядом где-то, поддерживает меня сейчас. И это помогало. К тому же, я отчетливо помню, что Макс написал в своем письме мне. Я прислушиваюсь к нему, как и всегда — он бред мне никогда не советовал. Но я действительно сомневаюсь, что мы с Мартином сможем все вернуть.

Я вижу перед собой разбитого парня. Его посадили считай ни за что, он отсидел то, за что был не должен. Он отплатил сполна, а я сбежала. Я его все так же люблю, но смотрю под каким-то не тем углом. Словно, мы чужие. Как будто, прошел на месяц, а лет пять.

— Я считаю, что заслужил все это. Сам виноват. Должен был головой думать, когда еще мелкий совсем, а уже пьёт, как сорокалетний мужик. Мне было чертовски противно от того, что пока я спал, в соседней комнате происходило все это. Я пытался это забыть, но не смог. — я чувствую, как он начинает закрываться от меня: ему так больно об этом говорить. — С Дианой все тоже было плохо из-за этого. Эштон и Диана учились вместе, а учились они на юридическом. И у Эштона родители какие-то шишки, которые знали про это все. Они рассказали ему, а тот Диане. Это было уже, когда она забеременела, поэтому она не уходила. Но мы любили друг друга. Наверное. В последние пару месяцев я уже сомневался. Мы были вместе, но не вместе, понимаешь? Я отсидел свой срок. Судьи все равно пришли к тому, что я не должен сидеть, как все. Им дали там по 16 лет вроде, а мне только 5. Вышел и почти сразу встретил Диану. Мы были счастливы. И она, и я. Дети же не появлялись бы не в счастливой семье? Вернее, они и не успели появиться. Я не могу никуда устроиться, так как у меня уже была судимость. И помнишь, я как-то сказал, что работал там, где Макс связался с этим барыгами? Мы работали у серьёзных людей. Только я был там охранником, а Макса туда привели какие-то дружки. Я знал про все это только через других. Я успел подружиться с одним из дружков главного. Меня не подпускали в этот близких круг его телохранителей. Я лишь бы охраной в здании. А когда решил открыть свой бизнес, ушёл оттуда. Сразу же.

В голове все перемешивается в кашу. Но мне удаётся хоть что-то, с горем пополам правда, разложить все по полочкам. Я не понимаю. Ничего не понимаю.

Он не делал ничего такого, о чём я думала в течение месяца? Но он сидел в тюрьме только потому, что оказался в неподходящее время в неподходящем месте? Диана отвернулась от него, когда узнала об этом, а Эштон, кажется, стал для неё «дружеским плечом для слёз»? Он работал на каких-то серьёзных людей, чтобы заработать на жизнь, а затем Макс оказался там же, но уже для того, чтобы продавать наркотики? Всё это звучит странно. Слишком много для меня. Мой мозг уже не может это переварить.

— Мне больно дышать без тебя. Я на себя в зеркало смотреть не могу. Я предатель. Но я очень хочу к тебе. Не могу без тебя. Ты рядом, но так далеко. Это мой личный ад, наказание мое. Ты уехала от меня на месяц, а приехав, об этом знали все, но не я. Это в разы больнее всего, что я проходил. Мы общаемся, как чужие. Но мы же чужие? Любимая, скажи, что не чужие.

Но я молчу. Мы ломаем друг друга. Он слишком привязался ко мне, а я к нему. А теперь нас с мясом отрывают.

Но в голове не укладывается другое. Получается, Эштон обманул меня? Мартин ничего не совершал. Может он просто не знал? Да ладно. Он и не знал?

Мартин не виноват? Получается, что он действительно не виноват.

— Не чужие. — произношу заплаканными голосом.

Он рвано выдыхает и встает к окну, а его плечи заметно расслабляются.

Я не представляю, как мы теперь будем восстанавливать все то, что успело сломаться. Есть вероятность, что мы вообще не сможем. Он мне не чужой, я не врала. Но я отвыкла от него.

— Ты уйдешь? — спрашивает, не поворачиваясь.

— Что?

— Ты узнала обо мне все. Ты уйдешь?

Я снова проглатываю язык. Но не потому что сомневаюсь — я не уйду. Но вразве мы сможем?

— Нет. Не уйду. Я попыталась уйти, убежать, но не смогла. До сих пор не могу. Но у нас же не получается быть вместе. Мы уже и не сможем наверное...

Он не поворачивается ко мне. Смотрит в окно, но не на меня.

— Сможем. Обещаю тебе. Если ты останешься, то я сделаю все для этого. Я так долго этого хотел, Дженни. — говорит и я понимаю, что его голос ломается, как если бы он... Плакал?

Но он не смотрит на меня. Я не понимаю, что он испытывает.

Я аккуратно подхожу сзади и обнимаю его со спины. Мартин кладёт свою руку на мою.

— Нельзя тебе меня таким видеть. Нельзя, куколка. — отвечает, и я понимаю, что не ошиблась.

— Я не уйду. Будь со мной честен. Если бы ты сразу со мной поделился, когда я тебя об этом просила... Не нужно показывать мне только свою светлую часть. Ты видел мою темную, так почему ты прячешь от меня свою?

— Ты не знаешь кто я. И так проще — ты не уйдёшь.

— Но теперь я знаю кто ты?

— И ты до сих пор тут. — кивает, все еще не поворачиваясь.

— Я тут. Потому что люблю.

Я понимаю, что первый раз произнесла это вслух. До этого я никогда ему не говорила об этом. Я показывала, но не говорила.

Он убирает мои руки от себя и я уже думаю, что это для того, чтобы меня оттолкнуть от себя, но он поворачивается ко мне и не уходит. Мартин сделал это, чтобы аккуратно повернуться ко мне, а не толкнуть.

— Хочу засыпать и просыпаться с тобой. Завтракать, обедать, ужинать. Хочу, чтобы ты была рядом. Мы вместе? Ты этого хочешь?

— Хочу. Но мне нужно время. Я не смогу так сразу.

— Как скажешь. Тот факт, что ты меня не выгнала, уже о многом говорит. — обнимает.

А я прижимаюсь к нему.

Я чувствую, как между нами до сих пор висит пропасть. Но мы начали строить мост, причем с обеих сторон.

Я так скучала.

Продолжаю скучать до сих пор. И уже чувствую, что эта ночь уйдет у меня не на отдых, а на размышление обо всем.

— Как же я соскучился... Куколка, не уходи больше. Прошу, не уходи.

Я лишь сильнее вжимаюсь в его грудь. Кажется, сейчас слов и не надо. Достаточно того, что мы рядом. Мы так долго этого хотели.

Между нами с начала много ссор, разногласий, недопониманий. Мы делаем все с большими паузами, но мы идем навстречу друг другу, а это лучше, чем ничего. В гору подниматься нелегко, а вот опустить руки и скатиться может каждый. Мы не выбираем легких путей.

Я не сомневаюсь, что мы убиваем друг друга. Пока у нас слишком больные отношения, но без Мартина мне невозможно. Слишком нетерпимо.

Я поднимаю на него голову, а он смотрит на меня. Эти зеленые глаза. Как же я давно их не видела. Не знаю почему он смотрит так неотрывно на меня, но я тону в его глазах. Они слишком любимы, чтобы вот так от них отвернуться.

Он аккуратно притягивает меня к себе для поцелуя, а я не отталкиваю. Наоборот, льну в ответ.

Наши губы встречаются и из меня льется всхлип. Мартин выдыхает мне в губы, а вот мне как раз таки воздуха и не хватает. Мои губы дрожат, его тоже. Он аккуратно гладит меня по щеке, а я не могу насладиться этим касанием.

Я слегка отстраняюсь, за что себя проклинаю.

— Давай ребятам ничего пока говорить не будем? Мы все очень скорбим за Максом. Будет некорректно по отношению к Джулс так. Просто, я сама сейчас не в силах в полной мере радоваться. — я поднимаю руку и верчу ей в воздухе. — Это он готовил мне на день рождение. В шкафу случайно нашла. Там еще было...

Я рассматриваю этот браслет, как последнюю надежду на что-то хорошее. Мне действительно кажется, что этот браслет заменяет мне поддержку Макса. Глупо. Возможно, действительно схожу с ума.

— Очень красиво. Мне жаль, Дженни. Я не могу полноценно показать тебе то, насколько я тебе сочувствую. Я знаю что это такое: терять близких. Когда Диана погибла... Мне ничего не помогало. Тим, один раз вернулся, а я в петле висел. Настолько мне тяжело было это вынести. До сих пор не понимаю, как так получилось, что он приехал, потому что за час до всего он только уехал от меня. А ты держишься хорошо, умудряешься друзей поддерживать. Разговаривай со мной, когда будет тяжело. Я очень хочу тебе помочь...

— Спасибо. Я тебе очень благодарна. Без тебя бы я навряд ли это вынесла. Даже твое присутствие рядом уже делает мне легче.

Он грустно улыбается.

— Можно тебе вопрос задать?

— Задавай. — кивай.

— Смешно, но когда у тебя день рождение? Мы знаем друг о друге много, уже слишком много, а это не знаем. — пожимает плечами.

Я улыбаюсь. Первый раз за сутки. Когда раньше улыбка с лица не сползала.

— В феврале. 11 февраля.

— Интересно. Ты у нас водолей, получается?

— Ты в этом разбираешься?

— Нет. Просто помню, что у Тима тоже в феврале и он водолей.

— Да?! А когда?

— 17.

— Ничего себе. А у тебя когда?

— Ещё не скоро. В мае. — улыбается. — Восьмого.

— Значит подготовить подарок есть время.

— Ты мой самый главный подарок, куколка. Мне больше ничего не надо.

«Если я расскажу тебе о тьме внутри меня, ты продолжишь смотреть на меня, как на солнце?»