глава №11.
Весь прошедший день, Ви только то и делала, что думала о сказанном друзьями. У неё не было никакого желания вновь видеться с Рэйфом, дабы получить очередную дозу ругательств от Джея. Да, она была взрослой, девятнадцатилетней девушкой, которая продолжала прислушиваться к мнению своих друзей. «Живцы» были некой семьёй, которую Вивиан боялась потерять, но в тоже время, она не могла упускать собственное счастье. Счастье ли? Вот в чем вопрос.
Счастье не всегда приходит в белом — иногда оно является в облике беды. Оно царапается под ногтями, проникает в глаза, когда на них накатывают слёзы. Иногда оно пахнет потом, дешёвой сигаретой и чем-то ещё, острым, чужим, но вызывающим зависимость. Оно говорит: «Останься», когда все вокруг шепчут: «Беги».
Бар заливался теплым светом от подвешенных винтажных ламп. Ви прожигала взглядом всех сидящих людей, подчёркивая, кто же напьется первым. Тот мужчина приходил сюда ежедневно, после чего уходил в состоянии каматоза. А вот тот, за первым столиком у сцены, всегда норовил затащить Ви в постель. Она давно запомнила, как его глаза скользят по ней даже тогда, когда она просто вытирает стойку. На нём всегда был какой-то странный одеколон и рубашка с открытой грудью, как будто он собирался на вечеринку в трейлере, а не на будничный запой.
Вивиан ненавидела эти взгляды. Они делали её грязной, даже когда на ней был самый закрытый топ. Впрочем, к этому она привыкла. Грязь стала чем-то родным, чем-то, что носишь как тень. Даже танец — её сцена, её место силы — давно уже не был избавлением. Он стал необходимостью, рутиной, пустым ритуалом.
Музыка заиграла тихо, с надрывом — блюзовая дорожка, старая, с потёртой душой. Она уже знала каждую ноту. Знала, где сделать шаг в сторону, где перевести взгляд, где прикусить губу так, чтобы зал притих. Всё это было отрепетировано, как защита. Она танцевала не ради них, ради себя. Чтобы помнить, что у неё есть тело. Что после смерти Джона, ей нужно дальше жить, даже если кажется, что это конец.
На ней были чёрные шорты, сапоги до колена и белая, будто бы накрахмаленная рубашка, завязанная под грудью. Волосы с неистовым блеском были распущены, слегка природно завиты на концах. Легкий макияж, только чтобы скрыть следы бессонницы. Она вышла на сцену под аккорды, не глядя в толпу. Не потому что стеснялась — а потому что не хотела видеть.
Она не хотела видеть ни глаз, полных голода, ни насмешливых улыбок, ни пустоты — особенно пустоты. Потому что именно в ней отражались собственные страхи. В пустых взглядах, устремлённых сквозь неё, как будто она — не человек, а часть антуража: блестящий светильник, движущийся манекен. Пустота напоминала о том, как легко её забыть, как легко ей стать прозрачной. Даже для тех, кого она считала семьёй.
Медленно, словно рассекая туман, Ви двинулась вперёд. Движения её были отточены, но в них сквозила усталость — не физическая, а внутренняя, как будто душа тянула за собой груз, слишком тяжёлый для девятнадцатилетнего тела. Публика, как всегда, засвистела, кто-то хлопнул по стойке, кто-то завыл — но всё это не касалось её. Она была за стеклом, там, где никого нет.
Это был её третий выход за ночь. К тому моменту, когда блюз снова зазвучал, Ви уже знала наперёд, где что зазвенит: где кто выдохнет, где кто захлопает. Она танцевала не ради публики, не ради денег, не ради признания. Просто чтобы не сойти с ума. Чтобы не слышать в голове голос Джея: «Ты реально с ним? После всего?» Чтобы не вспоминать, как Киара отвела глаза, как Поуп прикусил губу. Как Сара смотрела сквозь неё, как будто больше не видела вовсе.
Сцена была единственным местом, где ей позволялось не чувствовать ничего. Всё вокруг растворялось — мужчины, деньги, воспоминания. Только шаг, взгляд, плечо. Только тело, которое двигается в такт музыке. «Почему Джея не напрягает тот факт, что она танцует перед пьяными мужчины, как то, что она ездила на мероприятие к Кэмерону?» — доносилось из мыслей, но она сразу же их отбрасывала.
Под конец танца Ви ощущала, как вся она будто стала тенью. Пот стекал вдоль позвоночника, скользил по груди под тканью рубашки. Руки и ноги двигались по памяти. В голове — ни одной мысли. Это было почти приятно.
Когда музыка стихла, она осталась стоять в тишине ещё пару секунд, словно отмеряя мгновения, прежде чем снова стать собой. Потом спустилась со сцены и направилась к стойке, чувствуя, как тело отказывается повиноваться, но привычка брала верх.
— Последний круг, ребята, — бросила она тем, кто ещё не вывалился на улицу. — Через десять минут — всё.
Все, кто мог, пробурчали что-то в ответ. Бар опустел быстро, как обычно — после третьего выхода Вивиан уже никто не пытался клеить или спрашивать имя. Она становилась призраком, и это было ей по вкусу.
Выключая лампы, Ви прошлась по полу с тряпкой, протёрла стойку, замкнула кассу. Осталась одна. В баре стояла тишина, только старая виниловая пластинка продолжала играть в углу: блюзовая, скрипучая, будто тоже уставшая от жизни.
И в эту тишину ввалился он. Дверь с грохотом открылась, словно кто-то вышиб её ногой. Вивиан обернулась резко — не из страха, из раздражения.
Рэйф стоял в проёме, пошатываясь, как будто весь вечер пытался найти бар, а нашёл только сейчас. Лицо — уставшее, губы влажные, глаза стеклянные. От него несло алкоголем, улицей и чем-то ещё — чем-то горьким, чужим, знакомым.
— Бар закрыт, — твёрдо сказала она, не двигаясь.
— Я знаю, — выдохнул он. — Мне не бар нужен.
Он сделал шаг вперёд, и ей пришлось крепче сжать стойку. Не от страха. Просто чтобы не дрогнуть. Он подошёл слишком близко. Глаза его были полны чего-то невыносимо настоящего, будто из него вырвали все защиты, оставив только голую, распухшую от боли душу.
— Я всё время думал, что ты исчезнешь, свалишь с отмелей, — сказал он хрипло. — Как будто тебя и не было. А потом ты снова появилась, и я понял — всё это время я ждал тебя.
Он чуть покачнулся, упёрся руками в стойку.
— Я не сплю. Я не могу спать. Я вспоминаю твои волосы на моей подушке, как ты пришла вся в слезах из-за смерти Джона и дрожала в моих руках, Ви.
Роутледж молчала, даже не дышала, потому что его слова резали по живому.
— Мне всё равно, кто что говорит, — продолжал он. — Я не пытаюсь, чёрт побери, быть кем-то хорошим. Я не умею. Но когда ты рядом, я хотя бы... хочу, я хотя бы пытаюсь.
Рэйф закрыл глаза, провёл тыльной стороной ладони по лицу.
— Не знаю, зачем пришёл. Может, чтобы увидеть, что ты не изменишься. Что ты скажешь мне «пошёл вон». Что я получу это наказание, которого достоин.
Он открыл глаза и в них была боль. Боль человека, который сам себя не прощает.
— Я люблю тебя, Ви. Я, может, сдохну, пока ты мне поверишь, но я всё равно тебя люблю.
Девушка молчала, не потому что не знала, что сказать. А потому что в голове, несмотря на каждое его слово, будто чёрная дыра, вращалась одна, единственная, давящая мысль:
«Почему я не помню целый год?»
Почему он так резко появился в её жизни, когда все вроде бы наладилось, когда они с братом вновь стали друг другу доверять? У неё не было ответа на этот вопрос, да и не факт, что его даст Рэйф.
— Скажи мне одно, Кэмерон, ты накачивал меня наркотиками целый год? — вдруг прошипела Вивиан, устремляясь в его глаза, цвета океана, в преддверии шторма.
Слова её висели в воздухе, как занесённый нож. Бар уже давно был закрыт, лампы над стойкой тускнели, освещая её глаза — не злые, не сломленные, но уставшие так, будто прожили десять чужих жизней подряд. В глазах была не ярость, а желание наконец услышать хоть что-то, что даст точку отсчёта, но он молчал.
Только дыхание, только то, как он сжал челюсть и отвернулся, будто удар пришёлся не по нему, а сквозь него. Потом он снова посмотрел на неё — и в этом взгляде было всё: и злость, и страх, и отчаяние, и... отрицание. Жгучее, упрямое, привычное отрицание.
— Что за херню ты несёшь? — прохрипел он, сдерживаясь из последних сил. — Ты правда думаешь, что я... что я мог сделать это с тобой?
Он оттолкнулся от стойки, как будто её слова отравили воздух. Грудь ходила ходуном, губы дрожали — не от стыда, а от ярости. Или от страха, что она может быть права. Или, что хуже — что он понятия не имеет, насколько глубоко всё зашло.
— Я... — он сделал шаг к ней, затем отступил, взгляд все это время метался по залу. Он не знал, куда себя деть. — Ты не помнишь. Ты вообще, мать твою, ничего не помнишь. И обвиняешь меня?! Может это твои «живцы» хернёй маялись?
— Не нужно свою вину перекладывать на других! — взвыла рыжеволосая, будто бы это могло разрядить обстановку, будто бы это могло привести в чувства Кэмерона, который упорно трудился доказать свою невиновность. — Ты хоть знаешь, что после этого года, я официально ВИЧ-инфицированная?
Он молчал и это молчание было громче любого крика. Тишина повисла в воздухе, вязкая, как кровь. Вивиан дрожала, лицо пылало, дыхание сбивалось. Всё, что она держала в себе, вырвалось наружу — и ничего не изменило.
— Скажи, — тихо, почти по-детски, прошептала она. — Просто скажи. Скажи, что ты знал, что видел, что допустил. Мне будет легче.
Но он не сказал, лишь снова отвёл взгляд, будто бы его били с неистовой силой. Желваки судорожно двигались, будто бы сейчас он закричит, но он молчал. В нем не было раскаяния, ни жеста, ни слова — ни черта.
Вивиан вскрикнула — не от боли, а от ярости, из-за которой сжимался прочный узел в груди. Девушка хватала со стойки все, что попадало под руку и бросала на пол, да с такой силой, что казалось даже стены сокрушаются. Бокалы, бутылки с дешёвым и дорогим алкоголем, которые расплывались по полу липкой лужей.
Рэйф не двинулся её успокаивать, он лишь смотрел, не отводя взгляд. Слушал, как Роутледж ругается, как проклинает его и «всю его чёртову семейку».
— Убирайся, — прошептала она, наконец. — Убирайся, пока я не разбила тебе голову.
Кэмерон не хотел испытывать судьбу, ведь знал, что все может произойти в таком приступе гнева. В этом они было похожи — оба не контролировали эти эмоции. Он прошел мимо нее, мимо расплывающегося алкоголя, осколков и боли, которую Вив выплеснула таким образом. Когда за ним закрылась дверь, девушка лишь сжалась сильнее, она стояла в этом разрушенном и временем, и её агрессией баре, будто бы одинокая лодочка среди бушующего океана. Она дрожала, но в тоже время ощущала облегчение. Роутледж хотела верить, что Рэйф действительно сказал правду, а не лгал ей, как это обычно бывает..
***
Рэйф Кэмерон.
Я не знал зачем бреду туда, не знал, что во мне щёлкнуло признаться и, как на это отреагирует сама Вивиан. Хотелось, чтобы это произошло в других обстоятельствах, но разговор с Топпером, который то и дело нес отборочную ересь, напрягал меня сильнее, чем обычно.
— Так что, у вас уже было? — заливая в глотку сорокаградусное пойло, с мерзкой усмешкой говорил Торнтон. Он сам потащил меня в бар, дабы я «расслабился», но надвигающийся шторм казался совсем не благоприятным для таких посиделок. — Ты ведь знал, что она в тебя влюблена в поуши. Всегда.
Я молчал, потому что, если бы решился ответить, то несомненно бы врезал по этой надоедливой роже. Топпер всегда был занозой, но сегодня, будто бы вовсе с катушек сорвался. Его слова прожигали мою кожу, словно раскалённая проволока.
— Чёрт, Кэмерон, неужели ты до сих пор не воспользовался моментом? — он снова рассмеялся, но его смех был пустым. — Ну, ты и дурак. Такая юбка, и без присмотра…
Было в Топпере что-то невыносимо липкое сегодня. Как комок табачной жвачки, который прилип к подошве и тянется за тобой, сколько бы ты ни пытался от него избавиться. В обычные дни я бы просто свалил с такой пьянки, особенно когда он заводит свои разговоры про «юбки» и «шансы». Но сегодня… чёрт. Сегодня меня заело.
Сидел, слушал, как он глотает виски и разваливается на стуле, и в голове стучало нечто, что не давало покоя: он говорит о ней, как о вещи. О Вивиан. Словно она — бутылка, которую кто-то забыл на барной стойке, и теперь любой может прийти и забрать. А у меня внутри всё стягивалось, как перед рвотой.
— Да заткнись ты уже, — резко выдохнул я, грудь вздымалась все чаще, а дыхание становилось рванным. У меня не было инструкции, как отвечать Торнтону на такую ересь. Мне всегда казалось, что мы друзья, но из разных миров, поэтому списывал это все на разницу в характерах. Сегодня же, он был настоящим кретином, что я даже задумался, как мы дружим столько времени.
Он усмехнулся, как будто ждал этой реакции. Всегда ждал, Топпер умел нажимать на кнопки. Особенно когда видел, что у тебя нет сил защищаться.
— Ой-ой, не кипятись. Просто ты, брат, теряешь её. На тебя не похоже — столько времени ходить вокруг и ни разу не попробовать.
— Ты даже не понимаешь, о чём говоришь, — бросил я, сжимая стакан в руке. Треск в пальцах отдавался в висках. — Она… Ты же сам пытался подкатить, но не вышло, тогда какого черта ты мне нотации читаешь?
Он хмыкнул, откинувшись назад на кресло, как будто мои слова его только позабавили. В уголке рта застряла издевательская полуулыбка. Такая, от которой хотелось взять ближайшую бутылку и расколотить о его блондинистую голову.
— Не вышло, потому что она переборчивая дрянь, даже больше чем Сара, без обид, — лениво протянул он, делая глоток и утирая рот рукавом. — Я хотя бы попробовал. А ты? Сам же видишь, как она на тебя реагирует.
Он говорил почти с сочувствием, но в голосе сквозило мерзкое превосходство. Как будто он видел меня насквозь. Как будто наслаждался тем, как я сгораю от собственного молчания. Я стиснул зубы, медленно опуская взгляд в стакан. Виски давно выдохся, а лед растаял, оставив только горькое, приторное послевкусие на языке. Но я всё равно сделал глоток, как будто пытался запить ту злость, что уже стучала в висках.
— Ты вообще слышишь себя? — хрипло выдохнул я, повернувшись к нему. — Ты ведёшь себя, как будто она вещь. Как будто её можно взять и “попробовать”, как дешёвое пойло из-под полы.
— А ты, выходит, нет? — усмехнулся он, поднимая брови. — Не ври себе. Я тебя знаю, Кэмерон. Ты весь кипишь из-за неё. С ума сходишь, черт побери. Знаешь, у тебя же было такое, что ты в старшей школе ухлёстывал за девчонкой, а после секса — свалил в закат.
Он говорил о Карле, одной из самых притягательных и симпатичных девчонок из параллели. Тогда я был семнадцатилетним мальчишкой, у которого было невыносимое желание добиться желаемого. Вот и ухлёстывал, пока та не сдалась, а после получения «приза», решил, что эта девушка не для меня. Все были такими до прошлого года, когда в моей жизни появилась Вивиан. Я не примечал её в школе, хоть и знал, что в классе есть девочка, с фамилией Роутледж и невыносимыми рыжими волосами.
Но Топпер ошибался, всё, что он сейчас ляпал — было из другого времени, из другого Рэйфа. Тогда я был просто охотником на ощущения. Теперь — я стоял по шею в дерьме, в которое сам и влез и рядом с Вивиан всё это только усугублялось.
— Она не Карла, — выдавил я сквозь зубы. — С ней все не так.
— Да ладно, — он фыркнул. — Всё с ними одинаково, если приложить усилия. Вопрос только, сколько ты готов ждать, прежде чем поймёшь, что это — та же история, только с другим лицом.
Я молчал, потому что если бы начал говорить — перешёл бы на крик. А если бы перешёл на крик — пустил бы кулаки. И уже не имел бы права на возвращение. Хотя, возможно, уже и не имел.
Он знал, конечно знал. Знал, что я не могу выкинуть её из головы. Знал, что с того вечера у костра всё пошло под откос. Он видел, как я разговаривал с Вивиан, как потом вернулся в ярости и врезал ему без предупреждения. Просто так — за то, что Топпер был в том же пространстве, где стояла она.
— Всё-таки, — сказал он после паузы, слегка мотнув подбородком. — Не думал, что ты опять заведёшься из-за неё. После того, как при всех вмазал мне. Знаешь, ты меня тогда здорово подставил.
Я посмотрел на него и впервые за вечер — без ярости, только усталость смешанная с презрением.
— Ты сам нарывался, — произнёс я медленно. — Мог бы и не распускать руки, когда тебе сказали «нет».
— Когда ты стал таким ярым защитником женщин? — хихикнул Торнтон, будто бы я сказал что-то действительно смешное. Я не видел в этом ничего смешного, ибо представлял, если бы кто-то захотел сделать это с Сарой. Я бы руки оторвал, не смотря на то, что у нас довольно натянутые отношения в последнее время.
— Когда ты стал таким жалким ублюдком, что решил, будто это нормально — наседать на ту, кто тебя даже не замечает? — сказал я негромко, почти спокойно, но внутри всё горело. — Это уже не про шутки, Топпер. Это гниль. И она из тебя лезет.
Он запнулся, словно его облили кипятком, но после, как и всегда, скатился в свою привычную браваду.
— Ну да, конечно. Кэмерон, рыцарь в сияющих доспехах. Защищает честь дамы. Только дама, как ты помнишь, даже не взглянула бы в твою сторону, если бы ты не был тем самым Рэйфом Кэмероном, у которого всегда всё на блюдечке. — Он перегнулся ближе. — Только вот теперь — ты ей не нужен. И ты это знаешь.
Я не ответил, только смотрел, как он говорит, как жестикулирует, как играет лицом. Он наслаждался этим, ему было важно видеть, что я молчу. Важно — чувствовать себя на шаг впереди. Проблема в том, что я тоже знал, как работает Топпер Торнтон. Он поджигает фитиль и смотрит, как ты взрываешься. А потом смеётся, как будто это просто шутка.
Я снова откинулся на спинку кресла, закусил щёку изнутри. Боль помогала удержаться, помогала не сорваться. Он не стоил этого. Не стоил моего гнева. Но… Вивиан стоила.
— После костра ты многое понял, да? — вдруг выдал он, будто вытаскивал последний козырь. — Я видел твои глаза, когда ты вышел от неё. Видел, как сжал кулаки. Словно бы тебе захотелось не меня ударить, а себя. Но было поздно. Уже всё… — он щёлкнул пальцами. — Уже всё пошло по наклонной.
— Ты болтаешь языком, как будто ничего не понял, — бросил я. — Я бил тебя не за Вивиан, хотя, за неё тоже. Я бил, потому что ты — падаль. Потому что ты лезешь к людям, когда они этого не хотят. Я не удивлюсь, если Роутледж не одна, кто столкнулся с таким подарком, как ты. Потому что ты думаешь, что можешь себе позволить всё. А это, — я ткнул пальцем в пластмассовый столик, да так, что казалось он сейчас треснет, — когда-нибудь тебя же и похоронит
Он покачал головой, будто устал от всего моего монолога. Мне был тяжело смотреть на его лицо, которое изощряется от каждого упоминания Роутледж. Она была недосягаемым плодом для Торнтона, а для меня уж тем более. Не после всего, не после того дерьма, которое я творил.
— Брось, все мы одинаковые, — произнес Топпер с неизменно кривой усмешкой. — Кто-то хуже, кто-то лучше. Просто ты, — ткнул он пальцем в воздух. — Считаешь, что стал лучше, будто теперь можешь заполучить внимание Ви.
Я снова сделал глоток. Уже ничего не чувствовал — ни вкуса, ни ожога. Всё было притуплено. Всё, кроме желания вывернуть этого ублюдка наизнанку. Показать, что он не смеет так говорить. Но я знал, как это закончится. Я бил его однажды. Тогда — в пылу ярости. Сейчас же знал, что удар будет не вспышкой, а осознанием. А от осознания — уже не отмыться.
Я встал, тихо, почти без шума. Мне больше нечего здесь делать, как минимум с Топпером. Ветер с окна сквозил и заставлял ворот моей рубашки виться. Торнтон посмотрел на меня сверху вниз, будто бы приценивая: ударю ли?
— Уходишь? — спросил с насмешкой.
— Если останусь, придётся тебя выносить. А я не хочу марать кулаки о твою челюсть.
Он хмыкнул, но не ответил. Я знал, что он не решится встать. В глубине души Топпер всё ещё боялся — не меня, нет. Себя. Того, кем он стал. Когда я шёл к выходу, шаги отдавались в пустом зале глухо, как выстрелы. Воздух был спертый, табачный, и я почти чувствовал — как её голос разносится в голове. От этого пришло осознание, что мне нужно к ней немедленно, будто бы от этого зависела моя жизнь. А может я просто нуждался в ней и это было правдоподобно...
[очень благодарна вам за прочтения и отзывы! после некоторых просьб и осознавая свои возможности, я решилась на создание телеграмм канала, где буду делиться с вами спойлерами, примечаниями и многими другими приколами к своим работам! кому это будет интересно, то милости прошу 🫶🏻
ссылочка: https://t.me/wxstrfy
юз: wxstrfy (катя философствует)]