глава №12.
Сжавшись в позу эмбриона, Вивиан даже боялась пошевелиться. Ей казалось, что одно неверное движение и вся хрупкая конструкция её спокойствия — рухнет. Это был страх сорваться и поехать к Кэмерону, который не заслуживает ни единой слезы, пролитой этой ночью. Она держалась спокойно, когда он пришел, а внутри все горело.
Рыжеволосой уже казалось, что Рэйф причастен к смерти Джона Б., что это он убил Питеркин и, что именно он накачивал её наркотиками целый год.
«Я люблю тебя, Ви. Я, может, сдохну, пока ты мне поверишь, но я всё равно тебя люблю», — единственное, что врезалось в память Вивиан. Эти фразы прожигали её изнутри, будто бы медленно действующий яд, который понемногу пробирается по крови, отравляя внутренние органы.
Рэйф.
Имя, которое прежде вызывало жар в груди, теперь отзывалось тошнотой. Он был в ней — под кожей, в венах, в затылке. Говорил ли он правду? Лгал ли? Рэйфа было слишком много. Во всём: в словах; в прикосновениях; в тишине между ними. Он врывался в её жизнь, как шторм, и так же исчезал — внезапно, не объяснившись. Каждый его взгляд был как нож. Каждое его исчезновение — как удар.
Но он был настоящим.
Он не притворялся, когда бесился. Когда сжимал кулаки, как только узнал, что Топпер пытался воспользоваться ею. Когда смотрел на неё так, будто в мире не существовало никого, кроме неё. Он не умел скрывать злость, не умел скрывать ревность, не умел скрывать себя.
Но может, именно это и было ловушкой?
Может, всё его «я такой, какой есть» — лишь ещё одна маска? Вивиан зажмурилась. Перед глазами всплыла сцена с костра. Слова, обменянные в темноте, когда он подошёл ближе, чем должен был. Его голос тогда был другим. Низким, обожжённым эмоциями. И тот поцелуй — не поцелуй даже, просто дыхание у её уха. Как будто он хотел сказать больше, чем мог.
Но это не покрывало тех сомнений, которые продолжали грызть её изнутри. Стоило только подумать о чем-то хорошем, как сразу же всплывали и отрывки из их встреч. В следующую минуту, в дверь кто-то постучался, как слепой котенок, который ищет маму. В доме не было никого, кроме самой Ви, и Сары. Она оставалась здесь, дабы переживать свою боль, дабы не показываться на глаза отцу, который бы сказал, что «он предупреждал».
— Входи, — тихо промолвила рыжеволосая, чтобы Кэмерон не подумала, что она спит. Они все ещё не были подругами, но Роутледж было по-человечески жаль белокурую, она была, как маленький мотылек, которого закрыли в банке и не дают возможности вылететь. Дверь скрипнула, будто предупреждая: «Сейчас что-то сдвинется». И это «что-то» было Сарой Кэмерон.
Она вошла тихо, почти бесшумно, в мятой серой толстовке и чужих трениках, с растрёпанными волосами, усталыми глазами. Но Вивиан знала — усталость эта не от бессонницы. Она была из тех, что живёт в позвоночнике, в затылке, в сердце. Та, от которой не отоспишься.
Сара прошла внутрь, села на край кровати. Не рядом — рядом было бы слишком. Между ними всё ещё лежала пропасть: имена, события, раны, кровь. Но ни одна из них не отвернулась.
— Слушай, — начала она тихо, будто бы подбирая слова, который не раздавят хрупкое и без того нестабильное состояние Роутледж. — Я понимаю, что это не мое дело, но мне было трудно смотреть, как Джей кричит на тебя..
Вивиан молчала, сжимая кулаки под одеялом да так, что аккуратно постриженные ноготки впивались в тонкую кожу ладони, оставляя круглые полумесяцы. Она не хотела ничего говорить, ведь знала, что этим похоронит все, а Сара, тем не менее продолжала:
— Если у вас с Рэйфом действительно все серьезно, то может вам попробовать? Не говори никому, ни Ки, ни Поупу, даже Джею не стоит об этом знать. Может вы сможете излечить друг друга, — на одном дыхании выпалила Кэмерон. Вивиан видела, как тяжело младшей даётся это, но она брала эту ответственность на себя, словно это её касается.
Вивиан подняла глаза, её взгляд был пустым, без выражения — как затянувшееся штормом небо, в котором нет солнца, только глухая серая глубина. Сара замолчала, будто почувствовала, как эти слова ударили, не вызвав отклика. Они повисли в комнате, как тонкий дым: горький, тягучий и неизбежный.
— Серьезно? — наконец вымолвила Вивиан, голос срывался и хрипел, но от этого будто бы был настоящим. — Ты серьезно просишь дать нам с твоим братом «шанс»?
Сара даже не усмехнулась, в её словах уж точно не было иронии, которую она хотела выплеснуть на Роутледж.
— А как же «акулы», «живцы»? Неужели, для королевы «акул» эти правила померкли после нескольких неделей с моим братом? — Сара вздрогнула, не телом — глазами, как будто Вивиан, не поднимаясь с кровати, не повышая голоса, только этими словами стянула с неё тонкую, почти прозрачную вуаль, под которой скрывалась правда. обнажённая, болезненная. Такая же хрупкая, как и она сама.
— Ты думаешь, я забыла, кто он? — произнесла Сара после долгой паузы. — Думаешь, я вернулась сюда потому, что вдруг решила, что мы все семья? Что всё можно вылечить теплым чаем и исповедью у камина? — она медленно вздохнула, но в этом дыхании чувствовалась злость и усталость. — Я не защищаю Рэйфа. Я вообще не знаю, как его защитить. Его не любить надо — его сдерживать. Его держать за руку, когда он идёт по краю. Но и отталкивать в тот момент, когда он тянет тебя за собой.
Вивиан молчала, смотрела на Сару — но не как раньше. Не как на «мисс совершенство», девчонку, которая всегда говорит правильные вещи и уходит прежде, чем начнётся грязь. Сейчас перед ней сидела другая Сара. Не идеальная. Не сильная. Почти растерянная. И почему-то именно в этом проявлялась её подлинная сила.
— Тебя никто не просил любить его, — продолжила Сара. — А уж тем более прощать, если есть за что. Мы не выбираем своих чувств, мы лишь принимаем их, как должное и решаем, что делать дальше, — она усмехнулась, вспоминая, как это произошло у них с Джоном: совершенно случайно, без каких-либо заморочек. — Но, не смотря на все, ты продолжаешь любить его. Я это вижу, даже сейчас, как ты стараешься себя защитить, но в глазах горит огонек надежды.
Вивиан вздрогнула, незаметно, чуть заметным движением плеч, словно этот «огонёк надежды», про который говорила Сара, вспыхнул внутри неё и тут же обжёг. Она отвела взгляд. Где-то в углу комнаты сквозняк шевелил полог над разбитым окном, за стеной шуршала ветка — почти как когти. Всё казалось нарочито громким. Звуки, слова, тишина.
— Это не надежда, — глухо проговорила Вивиан. — Это остатки того, что я не могу вырвать с корнем. Как заноза под ногтем. Слишком глубоко — не достать. Но каждый раз, когда двигаюсь — боль.
Сара слушала, её взгляд был открытым, но без жалости. Она не пыталась приласкать Вивиан или проглотить её горечь. Просто сидела, позволяя ей говорить, потому что знала: иной раз слова — это последнее, что у человека остаётся, чтобы не развалиться.
— Знаешь, когда я узнала, что ВИЧ-инфицированная, было намного легче, — выдохнула Роутледж, проводя рукой по влажным волосам, которые до сих пор не успели высохнуть, после проливного дождя. — Кроме того, я понимала, что не хочу обременять кого-то своими диагнозами, по типу твоего брата, а он эта заноза внутри меня, которую не вытащить.
Сара отвела взгляд, ей не хотелось чувствовать это, потому что знала, как было тяжело Джону, который рассказал ей о проблемах сестры в первые дни. Кэмерон знала куда больше, нежели ей хотелось. Все эти склоки между ребятами, давили на неё, забирая все остатки сил.
— Я понимаю, Ви, — она хотела притронуться к плечу рыжеволосой, но не стала. Понимала, что это может оттолкнуть, что девушка может воспринять это не так, как хотелось бы самой Саре. — Но, нужно с этим что-то делать, вы не можете изнурять друг друга.
Повисло молчание, которые прерывал лишь стучащий по отливу дождь. Обе обдумывали слова друг друга, но не хотели принимать, что в какой-то мере они действительно правы. Первой тягучее молчание разорвала Кэмерон, со скрипом поднимаясь с кровати и поправляя одеяло, будто бы на автопилоте.
— Знай, что Ки и Джей не держат на тебя зла, они лишь хотят уберечь тебя, от неверного шага, — отходя от Ви, при этом заламывая руки, произнесла белокурая. — Но, помни, что ты сама строишь свое счастье, не дай кому-то разрушить его.
С этими словами, Сара вышла из комнаты, тихо закрывая за собой дверь. Вивиан слышала, как её шаги отдаляются вместе со скрипом половиц, которые давно стоило поменять. Роутледж долго размышляла над тем, что ей сказала Кэмерон, принимая решение, от которого её жизнь может перевернуться на триста шестьдесят градусов. А на улице тем временем начинало светать, нежно-розовые лучи проникали из-под занавесок, а дождь и вовсе закончился. Резко, как обрушившийся шторм на океан.
Вивиан сидела в кровати, будто бы её тело разомкнуло связь с реальностью. Думать было больно. Двигаться — ещё больнее. Каждое слово, сказанное Сарой, словно иглой прокололо тонкий слой защиты, который она так старательно строила последние дни. Но вместо привычной пустоты внутри осталась тишина. Не отрешённая — нет. Тишина, в которой что-то решалось, что-то медленно поднималось со дна, подступая к горлу, как прилив.
Слова «вы не можете изнурять друг друга» не выходили из головы. И это было правдой. Потому что то, что было между ней и Рэйфом — это давно уже не просто боль. Это стало чем-то иным. Стало памятью о дыхании рядом. О голосе, который шепчет сквозь хаос: «Я люблю тебя, Ви». Она слышала его даже сейчас, в этой серой тишине утра, которое пришло слишком рано и слишком тихо.
Она встала, осторожно, будто боялась спугнуть эту внутреннюю уверенность. Ни о чём ещё не думая, не строя планов — только одно: дойти. Посмотреть ему в глаза, сказать всё, что выжгло ей изнутри пространство, в котором раньше было сердце.
Руки дрожали, когда она натягивала куртку. Ноги подгибались, когда шагала через комнату. В зеркале в коридоре мелькнуло отражение — усталое, бледное, с глазами, в которых отражался шторма не меньше, чем за окном ночью. Но Вивиан не остановилась. Впервые за долгое время ей было всё равно, как она выглядит, кто что подумает, что будет потом. Сейчас был только путь — туда, к нему
Когда она вышла на улицу, солнце едва трогало землю. Воздух был свежим, влажным от недавнего дождя, но не холодным. Он пах как начало: землистый, немного прелый, но живой. Она шла, чувствуя, как в груди с каждым шагом скапливается то, что нельзя было назвать словами. Это было ближе к рыданию, но не из-за боли — из-за тяжести правды, которую она несла с собой.
Дверь дома Кэмеронов показалась ей одновременно пугающей и странно знакомой. Здесь всё было связано с ним: скрип крыльца, облупившаяся ручка, даже узор на стекле, сквозь который когда-то она видела, как он возвращался домой, злой, растрёпанный, будто мир снова вырвал у него что-то важное.
Вивиан не знала, дома ли он. Не знала, примет ли, но теперь уже не могла отступить.
[очень благодарна вам за прочтения и отзывы! после некоторых просьб и осознавая свои возможности, я решилась на создание телеграмм канала, где буду делиться с вами спойлерами, примечаниями и многими другими приколами к своим работам! кому это будет интересно, то милости прошу 🫶🏻
ссылочка: https://t.me/wxstrfy
юз: wxstrfy (катя философствует)]