Кто-нибудь видел моих девчонок? || Турбо

Валера тарабанит по двери так, словно хозяева являются глухими людьми. Будь его воля - он выбил бы эту чертову дверь, чтобы, наконец-то, увидеть единственного человека, за чью жизнь Туркин борется уже несколько недель. Руки дрожат от предстоящей встречи, пока он сам пытается отдышаться, ведь бежит приличное расстояние от своего дома до дома Суворовых, что передают ему весточку через Сутулого. Бедный парень, что встаёт в пять утра, отвечая на телефонный звонок и едва разобравшийся в словах Марата, в шоковом состоянии передаёт всё, что ему следует доложить бывшему суперу.

Марат быстро, как только может, открывает дверь и впускает запыхавшегося парня в квартиру, делая шаг назад и позволяя тому переступить порог. Тот бегает глазами по его лицу, сглатывая слюну в пересохшее горло, и вопросительно поднимает брови вверх, позволяя каплям пота скатываться по скулам. Кудри липнут ко лбу и шее, а сам парень стоит без куртки, в одном своём синем свитере, ведь вылетает на улицу быстрее, чем Сутулый успевает закончить первое предложение. Валере хватает услышать только имя, не дающее ему покоя.

— Где она? - вопрос довольно чёткий и понятный, но голос у парня дрожит как никогда раньше. От предстоящей встречи с его малюткой, за которую тот переживает больше, чем за себя, его слегка потряхивает.

Как бы сильно он ненавидел Марата и как бы сильно не хотел набить ему лицо, выплёскивая всю ту боль, которую Валера испытывает за эти месяцы по вине мальчишки, единственное, что его волнует - его дочь. Самое дорогое и бесценное, что у него остаётся от Анисы и что он обязуется беречь до своего последнего вздоха.

— Пап? - Суворов младший в ту же секунду читает в глазах старшего одновременно долю испуга и облегчения, когда детский, чуть хриплый, от простуды, голосок доносится из его комнаты. Не разуваясь, Валера подрывается с места с такой скоростью, словно комната охвачена огнём.

Не веря своим глазам, Туркин падает на колени, подхватывая маленькое тельце на руки и, что есть силы, прижимает к своей груди, пока крохотные ручки, что становятся в разы меньше, чем раньше, обвивают его шею. На сердце становится легче, но оковы боли от разлуки и всего пережитого, всё равно сковывают его, заставляя крупные капли слёз скатываться по лицу парня и теряться в белокурых волосах малышки.

— Пап... - Валера не верит, но берёт в большие ладони заплаканное личико девочки и вытирает слёзы пальцами, сглатывая ком, что встаёт поперёк горла. Она в порядке. Она рядом. Его Конфета рядом с ним. Живая и в полной безопасности.

Марат останавливается у порога в свою комнату, наблюдая за всей это картиной с огромным чувством вины. Ему словами не описать, как сильно он сожалеет обо всём сделанном. Как сильно ему хочется повернуть время вспять и просто оказывать Айгуль поддержку, принять выбор, который, точно, тогда падёт на Андрея. Ему следует как можно дольше обдумывать все свои поступки и действия, ведь, по сути, всё, что сейчас происходит и произошло в жизни Валеры - абсолютно точно его вина.

Подари ему хоть кто-нибудь машину времени, Суворов бы просто скрылся от всех и всего, помогая Айгуль справиться с тем, что её настигло в тот вечер, который навсегда перевернул жизни каждого из них. Он бы ни за что не выдал девчонок, если бы знал, чем всё это обернется. Просто бы отстоял честь своей девушки, получив от старшего, отшился бы от «Универсама», став чушпаном, но не нес бы такой груз ответственности в свои четырнадцать лет. А сейчас ему приходилось отвечать за всё сделанное.

— Я не хотел, чтобы всё так вышло... - его голос едва слышен, но Валера поворачивается к нему лицом и задумчиво окидывает его взглядом, поглаживая уже сопящую малышку по спине, что засыпает на его руках.

— Ты не понял, да? - Валера грустно усмехается уголком пухлых губ и отводит взгляд в сторону, стараясь скрыть блестящие, от слез, глаза, ведь совсем не так он представляет себе разговор с Маратом, которого ещё совсем недавно был готов убить голыми руками. Правда режет сердца обоих острым, хорошо наточенным лезвием, от чего не зажившие раны вновь начинают кровоточить. — Мы оба виноваты в их смертях.

— Мне жаль, - стыдливо опуская глаза на носки своих ботинок, Марат шмыгает носом то ли от подступающих слез, то ли от кома, что встаёт поперёк горла от их диалога. Им обоим придётся пронести этот груз вины на протяжении всей жизни, если она, конечно, будет.

— Мне тоже, - настолько тихо звучат его слова, что Марат разбирает их уже спустя несколько секунд после того, как тлеющий окурок оказывается на сыром асфальте, а широкая фигура бывшего супера, с ребенком на руках, скрывается в одном из тёмных переулков района.

***

Валера укрывает малышку тёплым, слегка колючим одеялом и садится на край кровати, рассматривая детский профиль и поджимая тонкие губы, которые становятся похожи на нить. В его голове куча вопросов, а ответ на них, к сожалению, никто дать не сможет.

Глаза натыкаются на лунный свет на полу, осторожно проскальзывающий сквозь шторы, и задумчиво сводит брови к переносице, потупив взгляд. Что ему следует делать теперь? Эмилия рядом и в полной безопасности под его присмотром, но никто не даст ему гарантии, что уже через несколько дней за ней не придут снова.

Эти раздумья угнетают. Заставляют сомневаться в собственных действиях, а после снова возвращаться к ним и начать принимать решения, как уже взрослый, целесообразный человек. Но Туркин таковым не является. Весь его внутренний огонь, всю его вспыльчивость и отсутствие самоконтроля мог контролировать только один человек.

Анисы больше не будет рядом. Ни сегодня, ни завтра, ни-ког-да. Теперь он и только он несёт ответственность за дочь и свои поступки, а ради первого должен сделать всё, что в его силах.

— Мамы больше нет? - детский сонный голос выбивает его из колеи, заставляя вздрогнуть от неожиданности и повернуть голову в сторону его обладателя. Эмилия хлопает большими серыми глазами, облизывая губы после сна, и переворачивается на другой бок, но взгляда не отводит. Смотрит прямо в душу, от чего юноша делает тяжелый вздох.

Ему не доводилось раннее рассказывать о смерти. Не детям. Если смерть Ерлаша он ещё смог принять и, со временем, отпустить, но не до конца, то здесь всё куда хуже. Ему хотелось забиться в дальний угол комнаты, рвать на себе волосы и плакать до тех пор, пока боль не уйдет.

— Да, - едва сам разбирая сказанное, он следит за эмоциями приёмной дочери, сгибая пальцы чуть ли не до хруста. Сложно произносить это вслух, а ещё сложнее - принять столь очевидный факт.

Эмилия не отвечает ни через минуту, ни через десять. Смотрит куда-то в пустоту, поджав губы, и только сильнее прижимает к себе Ералашика, словно этот плюшевый мишка сможет устранить весь тот хаос, что творится сейчас у неё в голове. Но, на удивление, там тихо. Полная пустота. После всего пережитого и увиденного, это, вполне, ожидаемо.

— Значит, её больше никогда не будет рядом? - Валере так хочется соврать ей и сказать, что, чёрт возьми, если бы он мог - сделал бы всё, что в его силах, чтоб Аниса всегда была рядом с ней. Он принял бы её смерть на себя, но не рассказывал бы сейчас трёхлетнему ребенку о том, как порой бывает несправедлива жизнь.

— Будет, - Эмилия поднимает взгляд, рассматривая блестящие бусины в глазах отца, и тяжело вздыхает, когда его широкая ладонь аккуратно ложится поверх того места, где находится сердце. — Здесь. И в твоей голове.

— Этого же недостаточно, - тихо, словно рассказывает самый важный секрет в своей жизни, отзывается девочка. И Валера с ней согласен на все сто процентов.

Воспоминаний никогда не будет достаточно, если так сильно любить человека, как когда-то любил он. В скором времени голос, запах, смех - всё забывается. И, по его мнению, это самое страшное. Это значит, что твой разум уже принимает и отпускает этого человека, а душа цепляется за последнюю ниточку надежды, не желая принимать факты.

Он закрывает двери своей комнаты, когда убеждается в том, что Эмилия вновь засыпает, и облокачивается лбом о твердую деревянную поверхность, прикрывая веки. Ему просто нужно время, чтобы прийти в себя.

Вдох-выдох.

Совсем немного, чтобы не поддаться истерике. Всего пару минут. Но перед глазами, словно вспышки воспоминаний, проносятся счастливые моменты с Андреем и Анисой. Всё, что когда-либо было связано с ними.

— Твою мать... - он не выдерживает и с силой сжимает кулаки, впиваясь ногтями в ладони и оставляя на них кровавые следы полумесяцы, пока жевалки напрягаются.

Ему хочется что-то или кого-то сильно ударить. Разбить к чертям старую вазу матери или разнести пол квартиры от злости, что бурлит внутри него, подобно закипающей воде, но от одного осознания, что за дверью находится его дочь - он останавливается. Поворачивается к куску дерева спиной и скатывается по нему вниз, задирая голову кверху, чтобы вновь не дать волю эмоциям, которые просятся наружу, а иначе совсем скоро его крыша поедет в дальнее путешествие.

— Прости... Прости, что столкнулся тогда с тобой в магазине, - Туркин сам не понимает, с кем именно он разговаривает, но слова слетают с его губ быстрее, чем мозг успевает подумать. — Аниса, я не представляю, что мне делать дальше без тебя. Я пропаду к чёртовой матери, потому что... Потому что, когда ты была рядом, всё было проще. А сейчас я понятия не имею, как мне лучше поступить и куда податься с ребенком на руках, - горячие влажные дорожки обжигают впалые щеки, а солоноватый привкус ощущается на кончике языка. — Она спрашивает о тебе... Без меня поняла, что тебя больше... чёрт, - даже вслух это произнести не может, но, всё же, переводит дыхание, закусывая подрагивающую нижнюю губу. — Аниса, ты всегда будешь частью меня, даже если я больше никогда тебя не увижу...

«Иногда нужно отпускать то, что причиняет нам боль. Даже если с этим мы теряем часть своего сердца.

Марат, 1989»

***

20:40

Пищащие приборы только нервируют молодую медсестру. Аккуратно поправляя маску на лице, блондинка прикусывает краешек нижней губы, сдерживая подступающие слёзы. Сейчас она, как никогда ранее, должна держать хладнокровие, ведь на операционном столе лежит единственный человек, чью жизнь они обязаны спасти ради маленькой трёхлетней девочки, спящей на руках Марата в коридоре.

Наташа подбегает к операционному столу, когда замечает, как чёрные длинные ресницы юноши подрагивают, и он слегка приоткрывает веки, осматривая всё творившееся вокруг него. Девушка переводит взгляд на пульс-монитор и забывает, как дышать, находясь в состоянии шока.

— Кто-нибудь видел моих... девчонок? - он обращается ко всем, и Наташа закусывает губу до крови, запрокидывая голову кверху, чтобы не позволить слезам выйти наружу. Прикрывает веки, шмыгая носом, и просит Бога, вера в которого давно уже угасает, чтобы Туркин мог жить дальше. Потому что есть ради кого. Потому что иначе Эмилия навсегда останется сиротой, а Наташа никогда себе не простит его смерть.

Марат не ощущает собственных рук, когда держит малышку на руках уже в течение нескольких часов, но не отпускает от себя ни на секунду. Ему предлагают переложить её на каталку, но он лишь сильнее прижимает хрупкое тело к себе и глотает ком, ожидая хоть каких-то новостей от Наташи.

Новость о том, что Валера украл пистолет у Вовы из качалки - ни капли не удивила младшего Суворова, но он и подумать не мог, что Туркин захотел отомстить «ДомБыту», когда на его плечах лежала ответственность за ребенка. Конечно, если выстроить логическую цепочку с самого начала, то его поступок нёс в себе какой-то смысл, но не тогда, когда беззаботная жизнь Эмилии, чья психика уже и так была полностью расшатана, только могла начаться.

Это выводило Марата из себя. Ему хотелось проехаться кулаками по лицу самому себе и Валере в том числе. Бить так долго и сильно, чтобы, наконец-то, отделаться от чувства вины, которое вот уже месяц преследует его и из-за которой он больше не может нормально спать, не встречаясь с Андреем в своих снах.

Вова сидит напротив и нервно подёргивает ногой, иногда кидая взгляды на младшего брата, пока его не отвлекает цокот каблуков и знакомый силуэт, призраком всплывающий в его памяти. Он разглядывает короткостриженную  брюнетку, которая садится рядом с Маратом и задаёт различные вопросы, пытаясь отдышаться, походу, от бега. Вид у неё взволнованный, а нервы, судя по тому, как до побеления костяшек пальцы впиваются в ручку сумки, уже на пределе.

Туркин умеет собирать всех вместе. Только не в тех местах, в которых хочется.

21:00

— Быстро! Главного хирурга, Алексея Петровича, в первую операционную! - звонкий голос молодой медсестры доносится откуда из коридора, а разговор Азизы и Марата резко прекращается. Вова подскакивает со своего места, наблюдая за тем, как несколько врачей, спешащих словно на пожар, несутся в закрытый, для посетителей, блок.

23:05

Минуты тянутся вечно. Настолько долго и тихо, что открытие дверей операционного блока, ударяющиеся о стены, проносятся эхом по всему коридору, пробуждая ото сна всех четверых. Даже Эмилия, чей сон, в принципе, тяжело нарушить, открывает красные, сонные глаза и осматривается по сторонам, прижимаясь к крепкой груди мальчишки.

Она больше не любит больницы. Теперь, после смерти Анисы, они навеивают на неё страх, да и плюсом ко всему, рядом нет того человека, которому она может доверять. Марат - сомнительный вариант, но, по крайней мере, просыпается она на его руках, а значит особого выбора у неё не остаётся.

— Время смерти двадцать три часа пять минут. Мне жаль.

«Они будут лишь историей в вашей голове. Но это ничего. Мы все, в конечном итоге, истории.

Марат, 1989.»