Кто-нибудь видел моих девчонок? || Турбо

15 лет спустя.

— Эмилька, мы приехали.

Девушка поднимает тяжёлые веки и сонно оглядывается по сторонам, тыльной стороной руки вытирая слюну возле губ. За окном автомобиля, купленного Азизой несколькими месяцами ранее, солнце заливает зеленую поляну своими яркими лучами, играясь с каплями утренней росы, переливающейся всеми цветами радуги. Натянув рукава теплой кофты по самые костяшки, дёргает ручку на себя и первая выходит из машины, подставляя лицо освежающему, летнему ветерку, что колышет белокурые волосы девушки. На мгновение её веки вновь прикрываются, когда она вздыхает полной грудью, впитывая в себя до боли родной и тёплый воздух. В Казани дышится по другому. Не как в Москве.

— Куда нам дальше? - захлопывая дверцу и слушая привычное пиликанье, говорящее о блокировке машины, блондинка поворачивается к приемной матери лицом, укладывая руки на крышу автомобиля и упираясь в них аккуратным, острым подбородком.

Азиза покрепче перехватывает лямку от дорожной сумки, повидавшей уже множество стран и городов, поэтому имеет не самый опрятный или подобающий вид. Из неё торчат несколько белых лилий, что Эмилия покупает ещё за долго до приезда в город, кишащий сейчас спокойной и размеренной жизнью. Не такой, как в 80-90-е года, когда они уезжают отсюда навсегда в столицу России и строят свою жизнь заново. Кусочек за кусочком, словно собирают сложный пазл.

— Совсем уже забыла спустя семь лет? - морщинки возле глаз, что образуются на лице брюнетки от широкой улыбки, заставляют Эмилию отойти от машины и пройти к матери ближе по траве, из-за чего ноги слегка намокают, но она не обращает внимание на такие мелочи. Забирает сумку с плеч женщины и вешает её на свои плечи, любуясь лепестками прекрасных цветов. — Пошли, они уж заждались.

Странное говорить о людях, пролежавших под сырой землей пятнадцать лет, так, словно они живые, но Эмилия к этому привыкает за такое то количество времени. Она следует вслед за Азизой, иногда останавливаясь и немного отставая, чтобы вглядеться вдаль и увидеть хоть что-то отдаленно похожее на то, что ещё живо в её памяти. Смотрит на голубой небосвод и усмехается собственным мыслям, замечая крышу больницы, где, вроде как, пятнадцать лет назад работает её родная мать. Далеко, но разглядывает и придаётся тёплым воспоминаниям, не позволяя омрачить их чем-то жутким и кошмарным.

Их встречают три надгробия, с которых на них смотрят родные и беззаботные лица. Три имени. Чуть поодаль лежит Миша, о котором Эмилия слышит только по рассказам поздно на ночь. Рассказы о том, каким забавным и милым был этот мальчишка и как сильно он любил свою единственную и драгоценную бабушку, что умирает вслед за внуком спустя два года. Сердце не выдерживает.

Аккуратные, длинные пальцы выуживают из сумки одну лилию и кладут её на заросшую могилу мальчишки, улыбаясь уголком губ.

— Спи спокойно, маленький ангел, - Эмилия заправляет за ухо выбившийся локон длинных волос и, вставая в полный рост, прикусывает внутреннюю сторону щеки, после чего оглядывается по сторонам и замечает фигуру приёмной матери возле тех самых надгробий, к которым они и проделывают такой долгий путь.

Перешагивая через скошенную траву и периодически проходясь взглядом по именам и фамилиям умерших людей, Сафина замирает возле могилы, сглатывая ком в горле, что образовывается каждый раз, когда она натыкается на до боли родное лицо, запечатлевшемся на надгробной фотографии. Если выбором фото занималась тогда Наташа, то Эмилия в глубине души благодарит её за такой выбор. Потому что сейчас на неё смотрит всё ещё та белокурая девчонка с озорным блеском в глазах и широкой улыбкой. Потому что именно такой Эмилия помнит собственную мать, умершей двадцать лет назад ради того, чтобы спасти единственное, что у неё осталось ценное.

— Привет, - присаживаясь на корточки и подставляя ладонь к холодной земле, здоровается девушка, прищуривая глаза от солнца, что пробивается через кроны деревьев. — Ты, наверное, подумала, что я совсем забыла про тебя, но нет, - выдёргивая старые и потерявшие цвет, цветы, Эмилия шмыгает носом, стараясь прямо сейчас не разрыдаться. Ей нельзя сюда ездить. Совершенно точно нельзя, а иначе она просто не сможет покинуть этот город, который причинил ей столько боли, но который, всё так же, остаётся её самым любимым. — Хотела рассказать тебе, что иду по твоим стопам. Учусь только на хирурга, а не на мед.сестру. В детстве не думала, что свяжу свою жизнь с этой профессией, потому что всегда было больно говорить о тебе или принимать решения, которые хоть как-то будут связаны с тобой, - вдыхая полной грудью, блондинка аккуратно вырывает из сырой земли сорняки, что захватывают могилу во время чьего-либо отсутствия. — Я скучаю, мам... До сих пор.

— Я уверен, что она гордится тобой, - знакомый и такой родной голос, которого ей не хватает на протяжении месяца, раздается прямо над ухом.

От неожиданного визита его обладателя, Эмилия резко поворачивает голову так, что белокурые волосы ударяют по лицу, а сама она смотрит на мужчину во все глаза с открытым ртом.

— Когда... Когда ты вернулся, чёрт возьми?! - выпрямляясь в полный рост и отряхивая ладони от остатков земли, девушка накидывается на кудрявого с объятиями, от чего тот издаёт тихий смешок, обвивая сильные руки вокруг тонкой талии и зарывается носом в волосы, вдыхая до боли родной запах.

— Я проездом в Казани был, но Азиза сказала, что вы собрались на кладбище, поэтому я решил ждать вас здесь вместе с Андреем, - Эмилия слегка отстраняется от мужчины и сводит брови к переносице, позволяя не глубокой складочке появится на ней. — Его Азиза только что забрала, а то он начал конфеты с могил воровать в карман.

На лице девушки появляется добрая усмешка, когда она слушает про ярую любовь своего младшего брата, от которой у того, чаще всего, случается диатез.

— Знаешь, будь твой дядя жив, то, возможно, Андрейка сейчас объедался конфетами, уплетая их за обе щеки, - кивая на могилу, грустно улыбается мужчина, пока Эмилия поворачивается полубоком и читает надпись. — Вот кто точно любил тебя баловать ими, Конфета.

От милого и старого прозвища, которое отец даёт ей ещё в далеком детстве, блондинка широко улыбается. Столько лет проходит, а он до сих пор помнит, как сильно его дочь любила конфеты и готова была душу продать за них.

— Пап, спасибо, - резко говорит Эмилия, когда взгляд серых глаз вновь натыкается на надгробную плиту родной матери. Он должен понять, за что она благодарит его, поэтому кладёт голову на широкое плечо и вздыхает полной грудью, на мгновение прикрывая веки. — Я люблю тебя.

У Туркина перехватывает дыхание на несколько секунд, а сам он уверен, что сердце, которое едва было не прострелено несколько лет назад, остановится без признаков жизни. Эмилия не часто разбрасывается словами о любви, и он по пальцем может пересчитать, сколько раз она это говорит за пятнадцать лет.

— И я тебя люблю, Конфета, - прижимая к себе дочь одной рукой и оставляя поцелуй на макушке, он прижимается к ней щекой. — До самого последнего вздоха.

Эмилия уверена в его словах, ведь это именно он и Азиза берут всю ответственность на себя, когда у малышки никого не остаётся. Смерть Никиты, как последнего родственника, выбивает из колеи всех, но Валера не думает долго, а принимает решение на здоровую голову.

После его реабилитации под наблюдением Наташи, он устраивается работать на вахты, отпрашиваясь, порой, только на заседания суда, чтобы, наконец-то, узнать, получила Азиза опеку над его дочерью или нет. Но, в день рождения Анисы, как выясняется позже, судья, всё же, оглашает вердикт, от которого у Туркина сердце пропускает несколько ударов.

Его отношения с Азизой развиваются постепенно. Медленно и размеренно, как и положено, а через три года он делает ей предложение, после чего уезжает вместе с ней и дочерью в столицу, оставаясь работать на прежнем трудоустройстве.

— Пап! Эмилия! Эмилия! - звонкий голос кучерявого, голубоглазого мальчишки разбавляет всю эту грустную атмосферу, пока тот несётся через все заросли под пристальным контролем матери, что идёт позади.

Эмилия присаживается на корточки и, с улыбкой от уха до уха, ловит мальчишку, что заливается в задорном и заразительном смехе, от которого на лицах у каждого невольно расплывается улыбка.

— Ну, всё нервы вытрепал бабушке с дедушкой? - подхватывая брата на руки, интересуется блондинка, а тот отрицательно качает головой, слегка надувая и без того пухлые губы.

— Андрейка, смотри, что у меня есть, - раскрывая ладонь и привлекая внимание сына, Валера позволяет тому ухватить три жвачки «Турбо», найденных и купленных в каком-то ларьке по дороге сюда.

Эмилия удивленно вскидывает брови вверх, рассматривая давно позабытые жвачки, и осторожно берёт две себе, поддаваясь отрывкам воспоминаний, проносящихся в голове.

— Турбо, который любит жвачки «Турбо»? - со смешком и долей иронии, от которой на душе становится тепло, девушка опускает мальчишку на землю, и тот сразу же уносится к своей матери.

Валера смотрит вслед своему четырехлетнему сыну, после чего переводит взгляд на дочь и усмехается уголком губ, медленно кивая.

— Он самый, Конфета.

«Ничего никогда не заканчивается поэтически. Когда что-либо заканчивается, мы сами превращаем это в поэзию. Вся эта кровь ни разу не была красивой - она была просто красной.

Эмилия, 2004.»