Часть 2. Ирония
Аниса отрывает взгляд от карточек и забирает одну с собой, снимая маску с лица, на котором читается дикая усталость и желание прямо сейчас прилечь на кровать, проваливаясь в царство Морфея. Сегодняшняя ночь выдаётся слишком тяжёлой и напряжённой, учитывая, что буквально несколько часов назад в больницу привозят покалеченных и едва живых парнишек из-за очередной уличной драки. Будь у Анисы возможность оторвать им голову за такое безрассудство, то точно ей воспользуется, но, к сожалению, «клятва Гиппократа» не предоставляет такого удовольствия.
Глаза пробегаются ещё раз по имени, написанному на пожелтевшей бумаге, пока ноги едва ли не приростают к земле, когда она вспоминает человека, чью карточку сейчас держит в своих руках. Владимир Суворов. Быть этого не может. Аниса слишком хорошо знает этого мужчину, ведь когда-то давно он и Никита были лучшими друзьями и всегда шли рука об руку.
Вовка часто засиживался у них до поздна, играл с Анисой и даже познакомил с его младшим, хоть и не родным, но братом. Марат тогда совсем был маленьким и, вряд ли бы, сейчас вообще вспомнил девушку, которой порядком переваливало за двадцать.
Злость внутри нарастала со скоростью геометрической прогрессии. В голове крутился только один вопрос, ответ на который она хотела получить от самого Суворова старшего, но понимала, что это невозможно, ведь мужчина находился в тяжёлом состоянии и уже завтра утром ему была назначена операция. Аниса не разделяла взглядов на политику данного медицинского учреждения. По крайней мере, ей казалось не правильным то, что человека в предсмертном состоянии оставили мучаться до утра следующего дня. Это злило девушку и выводило на сильные эмоции, которые, к сожалению, приходилось сдерживать и глотать все гневные тирады на управляющего, закапывая своё недовольство глубоко в груди.
— Во сколько у Суворова назначена завтра операция? - Аниса говорит так устало, словно ещё немного, и точно упадёт плошмяком на пол. Ей ещё нужно успеть на обход и передать смену Свете, которая, впервые опаздывает. Возможно, проблема в машине, которую её муж отвозит на ремонт ещё неделю назад, а возможно и в том, что девушка вновь блуждает по улицам малознакомого ей города совершенно одна.
Аниса обязательно подумает об этом чуть позже, когда разберётся со своей первой и, пока что, дай бог, единственной проблемой.
— В часов девять, а что? - молоденькая медсестра, Азиза, поднимает сонные глаза на блондинку и пожимает плечами, кивая головой на карточки на столе. — Тебе, если на обход идти, то можем разделиться. Я обойду первый и второй этаж, а ты третий и четвёртый.
Аниса готова кланяться девушке прямо в ноги будь у неё на это силы. Но из-за переутомления она только коротко кивает и забирает ещё несколько карточек, что так любезно протягивает ей девушка через окно регистратуры.
Поднимаясь по лестнице на нужный этаж, блондинка на мгновение запускает пятерню в волосы, что забраны в тугой хвост, и открывает двери первой палаты, осматриваясь по сторонам. Все спят. Замечательно. Начало уже хорошее. Возможно, что она вернётся домой раньше обычного, а не как всегда под утро, когда Эмилию нужно уже вести в садик и развлекать её по дороге, хоть та этого и не просит.
Эмилия, вообще, сама по себе немного странный и интересный ребёнок, который берёт малоизвестные факты из своей белой головы. Иногда Аниса поражается её знаниям и задаётся вопросом, точно ли перед ней её дочь и не подменили ли её в роддоме, ведь сама девушка не особо блестит умом. Красный аттестат и диплом мало чего говорят о её знаниях. Каждый сможет их добиться, если сильно постарается. А Эмилия ещё даже предложения не до конца правильно составлять умеет, но уже выдвигает порой свои научные теории и спорит со взрослыми людьми, доказывая лишь одним словом, что она права. Гордость это или беда - Аниса не может сказать. Она обязательно обследует Эмилию, когда все документы об их переезде будут собраны, а ситуация с садиком, из которого их могут выгнать, устаканится.
— Аниса! - громкий крик Азизы вырывает девушку из мыслей. Она невольно вздрагивает, роняя карточки пациентов на пол, что разлетаются в разные стороны, и стоит на месте, как вкопанная, несколько секунд, пока в животе не начинает закручиваться узел тревожности, подступая к горлу. Она подрывается с места и бежит на этаж ниже, перепрыгивая ступеньки и на ходу поправляя свой халат, из-за которого бежать становится чуть труднее, чем обычно.
Картина, которую Аниса видит в следующие несколько минут, заставляет её вскинуть брови вверх и открывать-закрывать рот, как рыба в воде.
Рядом с девушкой, что кричала имя единственного человека в этих обшарпанных стенах, стоял мальчишка четырнадцати лет с перебинтованной головой и не давал ей возможности пройти внутрь палаты, аккуратно толкая ту назад от порога.
— Какого черта происходит? - едва ли не переходя на крик, интересуется Аниса, разводя руками в стороны. Вся эта ситуация ужасно её раздражает. На мгновение она даже забывает о том, что является работником именно медицинского учреждения, когда подлетает к парнишке и резко убирает его руки с запястье своей коллеги, заводя ту себе за спину.
Сафина не сразу замечает силуэт в окне, что готовится к прыжку, смотря на трёх людей через плечо, пока остальные соседи по палате спят глубоким сном и не думают просыпаться до рассвета. Их мало волнует всё происходящее вокруг.
Да только вот, успей Аниса чуточку раньше, то точно бы остановила молодого парня, чей профиль показался ей очень знакомым, от прыжка из окна второго этажа. В глазах у неё читался дикий ужас, смешанный со злобой, которую она была вот-вот готова выместить на всё и всех вокруг. Только не в её смену.
Она толкает в сторону подростка, что продолжает перегораживать ей путь, и мчится к окну настолько быстро, насколько это вообще возможно по человеческим меркам. В какой-то момент ей даже кажется, что она летит по воздуху, но как только протягивает руку, чтобы ухватиться за синий свитер парня, то ловит воздух. До неё не сразу доходит, что именно сейчас произошло, пока громкий крик Азизы не возвращает её в чувства. А если он... Быть не может. Анисе не хочется в это верить. Пока тело сковывает страх, что смеётся ей громко в лицо, она глотает ком в горле, боясь пошевелиться и смотря в пустое окно, где пару секунд назад находился её пациент. А сейчас там пустота. Только морозный февральский ветер дует через него, тормоша выбившиеся белокурые пряди и лаская острые женские скулы.
Она делает шаг к окну, удивляясь тому, что вообще находит в себе силы сделать это, и нагибается вперёд, выглядывая в темноту, что разбавляется светом единственного фонарного столба. Опускает взгляд вниз и забывает, как дышать, когда видит знакомое улыбающееся лицо, которое прямо сейчас ей хочется размазать по асфальту.
— Передавай "привет" конфете, - с лёгкой долей иронии в голосе кричит кучерявый, не убирая улыбку, действующую на нервы Анисе прямо сейчас, а после исчезает в темноте в мгновение ока.
Девушка хлопает глазами несколько секунд и пытается отойти от шока, настигшего её несколькими минутами ранее. Этот парень или бессмертный или во время драки ему хорошо прилетело по голове, тем самым он остался без мозгов окончательно. Она разворачивается к двум парам глаз, что выражают совершенно разные и параллельные друг другу эмоции.
— Карточка этого пришибленного есть? Как имя и где живёт? - быстро тараторит девушка, подходя к брюнетке и отбирая у неё карточки пациентов. — А тебя то как звать, герой нашего времени?
Мальчишка не сразу понимает, что вопрос обращён к нему, пока не натыкается на вопросительный и довольно серьёзный взгляд Сафиной. Он переминается с ноги на ногу и ведёт плечом, поджимая пухлые губы.
— Андрей Васильев я, - голос у него хриплый и сиплый. Благодаря этому Аниса сразу понимает, что курить ребёнок начал совсем недавно.
— А друга твоего, которого ты так яро защищал? Ты хоть понимаешь, что он мог себе сломать что-то? Вам всем мозги поотшибали на улице уже? - закипая от злости, девушка принимает из рук коллеги нужную карточку и не задерживает взгляд на Андрее, тут же опуская его вниз на едва разборчивый почерк.
— Да не любит он все эти больницы, - сознаётся мальчишка, продолжая переминаться с ноги на ногу, что выдаёт его лёгкую нервозность и страх за друга, снизошедший на него только сейчас. — Решил, что дома подлечиться. Через окно регистратуры не пробежать мимо и незаметно, а тут хотя бы шанс есть.
— Валера Туркин, значит, - в пол уха слушая монолог Андрея, под нос себе говорит Аниса, пробегаясь по написанному ещё раз. — Ты, в следующий раз, вместе с ним прыгай. Может, хоть мозги на место встанут, если они у вас ещё остались. А пока бегом в кровать и спать, балбес.
Андрей послушно кивает головой. Он понимает, что вина есть и на нём, и смотреть в лазурные глаза девушки ему совестно, но помочь другу, который ещё и является старшим в группировке, является, скорее, долгом, чем добровольному сотрудничеству.
***
Аниса просыпается от громкого звука на кухне и смеха дочери, что, походу, уже во всю бодрствует. Кидая взгляд на настенные часы, она не сразу вспоминает, что путает дни недели и что сегодня, по закону, у её малышки заслуженный выходной от садика, ходить в который у той нет абсолютно никакого желания.
В голове проносятся воспоминания прошедшей ночи и слова главврача, что вешает всю вину на девушку, понижая ей зарплату за сбежавшего пациента. Конечно, она понимает, что ответственность по большей части висит на ней, но не прыгать же ей следом за этим безмозглым парнем, у которого отключается периодами инстинкт самосохранения.
Понижение зарплаты не радует от слова «совсем». Им с Эмилией едва хватает денег на продукты. а до первой выплаты ещё неделя, и уже потом надо платить за садик и купить дочери новые вещи, потому что из старых она слишком быстро вырастает. Просить о помощи Никиту - хорошая идея, ведь брат никогда не откажет своим любимым девочкам, но блондинке порой бывает неловко обращаться к нему. Кровь родная, да, только, к сожалению, Аниса привыкает всего добиваться сама и делать для своего ребёнка всё сама, не ссылаясь на помощь от других людей.
— Иди проверь, не проснулась мать твоя, - голос Никиты эхом доносится до ушей девушки, после чего та слышит топот маленьких ножек по полу. — Потом кашу есть! Конфеты только после каши!
Дверь со стеклянными вставками осторожно отворяется и из неё показывается белокурая голова, от чего на сонном лице девушки невольно расползается нежная улыбка, пока глаза малышки, доставшиеся ей от отца, пробегаются по всей комнате и останавливаются прямиком на глазах матери.
— Мама! - звонкий голосок дочери слегка режет слух и заставляет Анису чуть поморщится, которая тут же прикладывая указательный палец к рукам и прося дочь быть немного потише.
Эмилька, с улыбкой до самых ушей, подбегает к матери и обвивает её шею своими крохотными ручками, прижимаясь щекой к виску. Из груди Анисы вырывается тихий смешок от столь милого и, почти, ежедневного ритуала дочери. Иногда, конечно, она просыпается раньше малышки, но данной традиции, придуманной самой Эмилией, никто никогда не отменяет.
— Тебя Никита заплетал? - оглядывая голову девочки, на которой была неизвестная никому причёска с кучей выпадающих прядей, интересуется Сафина, подхватывая ребёнка на руки и вставая с кровати.
— Да, тебе нравится? Это косички... французские косички, да, - делая паузу на малознакомом слове, Эмилька прижимает указательный палец к нижней губе, задумываясь на несколько секунд. — У нас просто у Даши в садике такие же, я тоже захотела.
Французскими косами причёску дочери, конечно, Аниса не назовёт, но за старания брата готова поставить ему все сто баллов из ста.
Заходя на кухню с ребёнком на руках, девушка сразу понимает, что за громкие звуки раздаются по всей квартире и могут разбудить не то, что человека, но и всех медведей в лесах Казани. Никита и готовка - две совершенно несовместимые вещи. Подпускать мужчину к плите опасно не то, что для здоровья, но и для жизни в целом.
— Как понять, что каша готова, знаешь? - вопрос Никиты, стоящего у плиты с алюминиевой ложкой, вынуждает девушку удивлённо вскинуть брови вверх и посмотреть на него взглядом «ты совсем дурак?», когда она сажает Эмилию обратно за стол.
— Наличие трёхлетнего ребёнка отвечает как-то на твой вопрос? - она подходит к плите и присматривается к каше в кастрюле, из которой молоко, практически, успевает выпариться. Тяжёлый вздох, сопровождаемый изъятием ложки из крепких мужских рук, с точность говорит Никите о том, что что-то он сделал не правильно.
— Подгоревшая часть достанется тебе, но молодец, что хотя бы постарался, - выключая плиту и кидая на брата саркастический взгляд, блондинка усмехается и кивает головой на шкафы, висящие над столешницей. — Давай, доставай тарелки. Мне ещё нужно наведать кое-кого.
Никита меняется в лице мгновенно. Его густые брови стремительно ползут к переносице, а вытянутая рука останавливается возле дверцы шкафчика, пока глаза внимательно изучают каждую эмоцию на лице сестры. Та же в свою очередь вопросительно поднимает одну бровь вверх, складывая руки на груди и опираясь спиной о столешницу.
— И кого же тебе нужно наведать? - в голосе мужчины слышится нотка некого подозрения, от чего Аниса тихо фыркает и закатывает глаза.
— Ночью парень один из больницы сбежал. Привезли их вчера днём после очередной уличной драки, а он, оказывается, больницы не любит, - вспоминая во всех красках весь тот ужас, который она успела прочувствовать несколькими часами ранее, Аниса невольно вздрагивает. — Хочу сходить проверить его, потому что травмы там серьёзные. На голове у него рана глубокая, её бы зашить надо, вчера это всё на самотёк пустили. Не понимаю я эти ваши новые принципы.
— Дак всем похрен, Анис, что и кто творит. На пацанов с улицы так подавно. Сами же виноваты, по их словам, вот и пускай сами себя латают, - раскладывая кашу по тарелкам, Никита говорит так, словно вся эта ситуация совершенно обыденная для него. Неужели нет никакого сострадания или настолько сильно закалён характер? — Как парня то хоть зовут? Знаю может его.
— Валера Туркин, - спокойно отвечает девушка и ставит на стол перед Эмилией тарелку с кашей, вручая ей в руки ложку. Та бормочет себе под нос что-то наподобие «ну наконец-то» и отправляет первую ложку в рот, не особо обращая внимания на разговор двух взрослых.
Никите же имя кажется слишком знакомым, но вот по погонялам он знает и представляет парней куда лучше. Ему приходится покопаться в памяти с минуту прежде, чем вспомнить кучерявого пацана из его группировки, что бегает по улицам с погонялом «Турбо» и держит многие районы в страхе, ведь знаменит своей вспыльчивостью и агрессивностью, что просыпается довольно часто по отношению к людям. Мужчина ни на мгновение не удивляется тому факту, что Турбо сбегает из больницы и, возможно, приносит этим проблемы его сестре, за которые точно ответит перед ним самим позже.
Аниса отталкивается от столешницы и скрывается в ванной комнате, пока Никита смотрит ей вслед, после отводя задумчивый взгляд в сторону и пытаясь придумать хоть какой-то план, чтобы отгородить и сестру и племянницу от всех этих уличных разборок. Если Аниса влезет в эти дела, то не выберется из них или же выберется только в гробу вместе с Эмилькой. Этого мужчина точно не хочет и одна мысль о том, что с его девочками может случится что-то серьёзное, вызывает у него табун мурашек, что пробегаются по спине вместе с тем самым липким страхом, от которого так сложной отделаться даже тогда, когда очень хочется.
— Сможешь посидеть с мелкой? - выглядывая из ванной комнаты уже в полном будничном одеянии, блондинка поправляет ворот вязаного свитера и кивком указывает на дочь, которая оборачивается на мать и роняет ложку с кашей обратно в тарелку.
Никита не особо заинтересован в совместном времяпровождением с племянницей не потому, что не любит её, совсем нет. Он боится за сестру, для которой слово «нет» всегда означает «да». Ему даже смысла нет запрещать ей идти к этому парнишке, потому что эта ненормальная сможет совершить идентичный побег и не задумается о последствиях ни на минуточку.
Эмилия слезает со стула, расправляет складки на своём голубом платьице и бежит в коридор, с интересом в серых глазах наблюдая за сборами матери.
— Ну-ка, мелкая, пошли поиграем в игрушки, - Никита подхватывает малышку на руки и слегка подбрасывает её вверх, от чего Аниса слышит громкий смех дочери и тихий смешок со стороны старшего брата.
На эту картину можно смотреть с нежностью и упоением, ведь видеть такого человека, как Никита с маленьким ребенком на руках - слишком непривычно для нынешнего общества. А брат сам снимает свою маску бандита и главаря опасной ОПГ рядом с малюткой, забравшей его сердце ещё с самого рождения.
— Я буквально на час, - уверяет Аниса и хлопает себя по карманам пальто, прокручивая ещё раз в голове образ всех тех вещей, что ей нужно взять с собой. — Если бы у этого балбеса была голова на плечах, а не гвоздь в одном месте, то я переживала бы не так сильно. А так, вдруг с ним что-то случилось.
Она, правда, переживает за кучерявого. Травмы, нанесенные ему во время очередного набега, слишком серьезные и требуют куда большего внимания, чем обычные синяки и гематомы на лицах других мальчишек из «Универсама». Но этот парень решает выделиться даже здесь, когда добровольно отказывается от первой помощи, особенно от рук Анисы, для которой это слегка обидно и пошатывает её эго.
— Сама лезешь туда, куда не надо, - серьезным тоном предупреждает Никита, пока племянница с умным видом перебирает его кудри на голове и старается их выпрямить, оттягивая каждую вверх, а после отпускает, из-за чего они смешно прыгают, как пружинки. — Турбо парень умный и живучий. Сам разберется. Дома лучше оставайся.
Аниса бы рада сейчас послушать нотации от брата, но чувство собственного долга, будучи медсестрой, не даёт ей покоя. Она поджимает губы и хочет уже что-то ответить, как её резко перебивает дочь, для которой слово «Турбо», как красная тряпка для быка.
— Турбо! Я должна поделиться с ним вкладышем! Никита, пусти, пожалуйста, - она сама сползает с рук своего любимого дяди и со скоростью света бежит в комнату к шкафчику, куда складывает все вкладыши от жвачек.
Никита кидает хмурый взгляд на сестру, качая головой, от чего внутри у Анисы ещё больше разрастается чувство вины перед ним. Он слишком много делает для них, а девушка добровольно идёт на поводу у судьбы и даже не думает ей перечить, как делала это раньше.
Эмилия прибегает обратно в шапке и своей второй куртке, в карман которой складывает все вкладыши и застегивает его на молнию, чтобы бумажки не разлетелись по разные стороны на улице. Она поднимает довольное лицо на маму и садится на маленькую тумбочку около двери под удивлённые взгляды дяди и Анисы.
— Милая, ты не можешь пойти, - девушка понимает, что зря говорит это, потому что её дочь перенимает её же характер. Та пойдёт даже в том случае, если изба будет гореть и ей совсем не важно, что данное действие стоит под запретом.
— А я хочу, - Эмилия надувает обиженно щёки под тяжёлый вздох Никиты и опускает голову вниз, доставая из под тумбочку сапожки. — Ты же его лечить пошла, да? Я помогу тебе. Буду твоей помощницей, как Азиза.
Аниса готова заскулить от вредничества своей дочери. Будь она более строже к ней ранее, то Эмилия бы сейчас не сидела у порога квартиры и осталась бы играть в игрушки, как все нормальные дети в её возрасте, но нет, эта девчонка вечно ищет приключения в точности также, как её родная мать.
От столь точного сравнения губы Никиты растягиваются в улыбке, когда он подпирает порог комнаты плечом, скрещивая руки на груди. Он уже предупреждает сестру заранее, но, если та его не слушает, то Бог ей судья. Она всегда может положиться на него, но не в том случае, когда сама лезет на рожон и утягивает с собой ещё и маленького ребёнка, который и сам, видать, не прочь бежать навстречу опасностям.
***
— А мы на горке потом покатаемся? - подъезд заливается детским голоском и топотом по ступенькам, пока Аниса взглядом ищет нужную ей квартиру. Эмилия идёт за матерью, держится двумя руками сразу за перилла и продолжает спрашивать про горку и качели, замечая их ранее во дворе Туркина.
Останавливаясь возле двери с числом «7», блондинка ликует где-то в глубине души и подносит палец к звонку, но застывает в этом же положение, кидая взгляд на дочь, чьи глаза внимательно изучают все детали нового, хоть и идентичного с их, подъезда. Она не уверена в своих действиях, но её гложет чувство долга перед парнем, который. возможно, уже лежит трупом на собственной кухне, от полученных травм. Насколько его тело холодное?
От таких мыслей Анису передёргивает. Слишком страшно представлять такое даже с малознакомым ей человеком, за жизнь которого она была в ответе буквально вчера. Поэтому подушечкой указательного пальца она зажимает звонок и прислушивается к мелодии, похожей на пение птиц весной с первыми лучами утреннего солнца. В следующую же секунду раздаются едва слышные шаги по ту сторону, и Аниса делает шаг назад, кладя ладонь на плечо дочери и отодвигая её к себе, чтобы ей не прилетело дверью.
На лице Туркина читается сразу несколько эмоций, когда он отворяет двери и высовывает голову, натыкаясь на нарушителей его покоя. Увидеть на своём пороге девушку с маленьким ребёнком - последнее, о чём он вообще мечтает в этой жизни, но, походу, судьба решает подшутить над ним, а такие шутки парню совсем не нравятся.
— Турбо! - Эмилия первая прерывает тишину и игру в гляделки между взрослыми. Она подрывается с места и с раскинутыми руками бежит к парню, который успевает среагировать быстрее, чем обдумать свои мотивы, когда подхватывает малышку на руки и усаживает её на них поудобнее.
— Привет, конфета, - с улыбкой произносит парень и поправляет шапку на голове девочки, что сползает на глаза. Аниса старается сдержать улыбку, которая так и просит появится на её милом личике. Взять себя в руки сложнее, чем кажется на первый взгляд, но у Сафиной это получается, благодаря воспоминаниям прошлой ночи.
— Знаешь, иногда я сомневаюсь, что у группировщиков есть мозги, - с некой злобой начиная диалог, Аниса делает шаг вперёд и стаскивает одной рукой шапку с головы, позволяя волосам водопадом раскинуться по плечам.
Валера удобнее перехватывает девочку на своих руках и переводит взгляд на её мать, хмуря брови.
— Я польщён вашим визитом, Аниса, но, если ты продолжишь читать мне нотации, как какому-то чушпану, то можете возвращаться...
— Я здесь только потому, что у тебя дыра на затылке, и не уверена, что под рукой у тебя имеется человек с медицинским образованием, умеющий оказывать профессиональную помощь в таких случаях, - закипая ещё сильнее, шипит сквозь зубы блондинка, не разрывая зрительный контакт с парнем, чьи губы расползаются в хитрой усмешке. Это давит на девушку ещё сильнее, ведь она приходит к нему из добрых побуждений и с желанием помочь, а он ведёт себя, как настоящий баран.
— А я просто вкладыши принесла... - разбавляя эту накалённую атмосферу между Валерой и матерью, Эмилька пожимает плечами, двумя руками вновь поправляя шапку и недовольно надувая губы. — Мне жарко.
Сказать, что у Валеры нет желания приглашать мать девочки в квартиру - не сказать ничего. Но что-то неизвестное и неизведанное ему вынуждает его сделать шаг в сторону и впустить девушку в свой маленький мир, в который та неуверенно делает первые шаги и на мгновение застывает у самого порога, взвешивая в своей голове всё «за» и «против». Правильно ли она поступает? С медицинской точки зрения - абсолютно, но не с человеческой, когда вместе с этим визитом связывает свою жизнь с человеком, чья тьма раскрывает ей свои объятия.
***
— Можешь не дёргаться? - раздражённо задавая парню риторический вопрос, Аниса слегка наклоняет его голову вперёд, притрагиваясь к тёмным кудрям, в местах пропитавшихся кровью от медицинского вмешательства.
Валера недовольно бурчит себе под нос и преподносит бутылку с дешёвой водкой, найденную в холодильнике, к лицу, вдыхая резкий запах и привод себя самого в чувства. Как его отец вообще пьёт эту отраву каждый вечер после очередной смены на заводе?
Будь Валере до него хоть какое-то дело, то обязательно спросил бы и, возможно, даже отобрал, чтобы тот больше никогда не смел прикасаться к бутылке. Да только вот обида и злость на отца отложилась глубоко на подкорке его головы, что сейчас штопала Аниса и старалась сделать это как можно безболезненней, стоя в ванной комнате.
— Ко всем пациентам так наведываешься? - скрипя зубами от боли от очередного прокола в коже головы, он хватается за полотенце и комкает его в кулак до побеления костяшек. После таких болей желание состоять в группировке на несколько минут испаряется в воздухе.
— Нет, считай, что ты выиграл лотерейный билет, - будничным тоном отвечает девушка, не отвлекаясь от своего занятия и не обращая внимания на то, что её пальцы полностью заляпаны в чужой крови. Не отучись она на медсестру, то обязательно бы упала в обморок прямо здесь на холодный кафель, но выдержка при виде крови, выработанная годами, никогда не исчезнет.
Эмилии, порядком надоедают мультики, за которые Валера сажает её в первые пятнадцать минут пребывания у него в гостях. Учитывая, что парня приходится долго уговаривать на штопанье его безмозглой головы, то девочка сидит перед телевизором порядком нескольких часов. За окном успевает стемнеть, а скука настигает ребёнка, которому положен дневной сон, удачно прошедший мимо малютки сегодня. Она слезает с дивана и ухватывает с собой плед, кутаясь в него, словно в кокон, и оставляя персонажей «Кота Леопольда» играть для пустоты, пока её ладошка обхватывает дверную ручку ванной комнаты и тянет на себя.
— Мам, я хочу на горку, - да не то, что хочет, а скорее, мечтает. Во дворе Турбо, как на зло, стоят совершенные новые горки и качели, которые младшая Сафина ещё не успевает испытать на себе во всей красе.
Аниса оборачивается на дочь через плечо, окидывая её беглым взглядом, и отрицательно мотает головой, прекрасно зная, что, если позволит сейчас ей разгуляться, то та не будет спать всю ночь. Такая перспектива не особо устраивает молодую мать, в отличие от парня, которому уж очень сильно импонирует малышка.
— Давай ты прокатишься с горки, когда я пойду провожать вас домой? - Туркин сам постоянно удивляется тому, как у него получается находить общий язык с детьми. Взять даже младшую сестру его друга, Юльку. Та тоже не чает души в парне и вечно делится с ним своими игрушками, рассказывая историю абсолютно каждой и не упуская ни одной мельчайшей детали.
— Нет, не прокатится, её потом не уложишь, - резко отрезает девушка, прокалывая кожу группировщика вновь и слыша очередной болезненное шипение, срывающее с чужих губ, слегка морщится. — Останься ты в больнице, то я бы дала тебе обезболивающее и было бы не так больно. Потерпи, немного осталось совсем.
— Признайся, что мои мучения приносят тебе удовольствие, а не отговаривайся моим побегом из этой долбанной психушки, - Валера не желает разговаривать на тему о его побеге. Делает он это не из-за какой-то ненависти, а из-за своего же страха, обоснованным его воспоминаниями из глубокого детства. Лучше он умрёт где-то за тёмным углом и потом его тело найдут мимо проходящие люди, но ни за что больше не почувствует запах медикаментов, не увидит людей в белых халатах и не будет сидеть в ожидании плохих, если не ужасающих, новостей, что вспарят его грудную клетку, подобно острому лезвию, хорошо заточенного, ножа.
Аниса не понимает отвращения парня к обычному медицинскому учреждению, где она вместе со своими коллегами пытается спасти жизни таких ненормальных ребят, как Валера. Неужели нельзя просто спокойно жить и не делить асфальт, который, по итогу, всегда останется общим? Наверное, им ещё нужно дорасти до этого осознания, но, если верить медицинской карточке Туркина, то ему уже двадцать один год, вроде бы, в этом возрасте мозги уже встают на место. Тогда вопрос в другом: что им движет, раз в таком возрасте он продолжает носиться с ребятами младше его? Хотя, если бы Аниса обладала столь прекрасной внимательностью к деталям, как Никита, то поинтересовалась бы для начала у него, а уже потом у Валеры, на затылке которого навсегда останется шрам от удара чем-то тяжёлым.
А тот только сильнее окунается в воспоминания, что так тщательно стирает на протяжении всех своих лет, уже не обращая внимания на нетерпимую боль, от которой, возможно, должен был упасть без сознания ещё полчаса назад. Но нежные и тонкие пальцы девушки, вызывающей у Турбо несвойственное ему чувство восхищения и стыда, возвращают его обратно на землю, не позволяя провалиться в царство болевого шока.
Он благодарен ей за то, что хотя бы кому-то не всё равно на его состояние, но его вечное «я всё сам» не даёт адекватно смотреть на всю эту ситуацию. Сам мог справиться. Без её помощи, которая, как он прекрасно знает и понимает, требуется куда сильнее, чем кажется. От осознания того, что блондинка нарывает на него вс. информацию и приходит с маленьким ребёнком к нему, чтобы просто зашить дыру на его затылке, становится совестно. Будь Турбо хотя бы немного умнее, то не совершил бы побег из места, нагоняющее на него ужас.
— Я... Прости, короче, если у тебя там проблемы какие-то из-за меня, - неуверенность Аниса замечает не только в голосе, но и в движениях парня, чьё тело съёживается, от чего она кусает внутреннюю сторону щеки и тяжело вздыхает, возвращаясь к своему занятию. Не обязательно ему знать, что у неё урезают зарплату из-за его необдуманного поступка, оправдание которому, лично она, не может найти. — И за помощь спасибо. Эмильке за вкладыши, которые, она. походу, забыла отдать.
Аниса резко поднимает голову и осматривается по сторонам, замечая, как тихо стало в квартире Туркина. Из комнаты. где сидела её дочь ранее, доносится только шум телевизора, режущий слух и навеивающий не самые красочные и счастливые эмоции, что отражаются на лице молодой матери. Валера хмурит брови, не понимая, почему девушка останавливается в зашивании его затылка, оборачиваясь на ту с вопросительным взглядом и считывая все эмоции на лице, не предвещающие ничего хорошего.
— В чём дело? - тут же перебрасывая ноги через перегородку ванны, он опускает ступни на пол и встаёт в полный рост, позволяя в полной мере ощутить эту разницу в росте между ним и блондинкой, глотающей огромный ком в горле.
— Эмилии нет, - подрываясь с места и едва находя в себе силы сказать хоть что-то, она забегает в тёмную комнату, глазами пытаясь найти белокурую головушку своей дочери. Кровать, с брошенным на неё, в кучу, пледом, пустует, освещённая единственным источником света - включённым телевизором. — Эмилия!
Валеру. мягко говоря, пугает крик девушки, начавшей носиться из комнаты в комнату. Он старается держать хладнокровие, наблюдая за её тщетными попытками найти малышку, которой в квартире уже точно нет, пока не натыкается на приоткрытую входную дверь. На переносице появляется не глубокая складка, подходя он всё ближе к прихожей и кидая взгляд на верхнюю одежду и ботинки. Детских розовых сапожек с изображением кота Матроскина из «Простаквашино».
— Блять, - нецензурная брань срывается с губ парня, когда до него медленно, но верно доходит осознание того, что девочка сбежала несколькими минутами ранее, не додумавшись накинуть на себя даже куртку. Хотя не ему ругать ребёнка, за которым двое взрослых человек не уследили.
Снег, похожий на белые большие перья птиц, кружится в воздухе, медленно растворяясь в покрывале, через которое Андрею приходится периодически пробираться, цепляя снег в сапоги, и тихо ругаться себе под нос.
Его выписывают из больницы ещё днём, отговариваясь тем, что у парня не столь серьёзные повреждения, в отличие от Вовы, который сейчас, остаётся ночевать в подвале. Жуткое место для Андрея, не понимающего, что именно парни находят там утешительного, кроме бежевого оттенка краски, начинающей облезать, на стенах. Будь у него шанс не появляться там, то с радостью и великим удовольствием бы согласился, но, к сожалению, такого ему не предоставляют, а он и не смеет жаловаться. Не для соплей он пришивается к «Универсаму» месяц назад, значит, ему нужно терпеть всё то, что не нравится.
Идя по улицам давно знакомой улицы, Андрей не до конца осознает, что им движет, когда направляется к Турбо. Возможно, внутреннее волнение за старшего и слова той медсестры ночью, меняют у мальчишки взгляд на всю произошедшую ситуацию. Турбо, может, и не для всех понятен, но Андрей понимает его мотивы, хоть и не расспрашивает о них, потому что это не его дело и оно его не касается. Заметить он может многое, но предпочтёт молчать в некоторых случаях, не вставая на чью-то сторону, а держа нейтралитет. Даже с той самой ситуацией побега Валеры из больницы. Они с парнями ведь поступают точно также, только днём и из-за спасения жизни себе и Адидасу, которого мог грохнуть Хади-Такташ.
Он перебирает ногами по заснеженным улицам, держа ладони в карманах, и отвлекается от рассматривая носа своих промокших ботинок, на едва слышные шаги по правую руку от него. Каков же его шок, когда на глаза ему попадается маленькая. совершенно раздетая, не считая лёгкого платьица, тёплых колготок и зимних ботинок, девочка. Она с интересом рассматривает совершенно новую горку, на которой младшая сестра Андрея давно хочет прокатиться и испытать на себе, но чаще всего забывает об этом, когда мать приносит ей вкусные пирожные, тем самым подкупая Юльку.
— Эй, - Андрей подходит к девочке, обернувшейся на незнакомый голос, и слегка нагибается, чтобы быть на ровне с малышкой, щёки которой успевают покраснеть от холода. — Ты почему одна? Где мама с папой?
— А моя мама зашивает голову Турбо, - как на духу выкладывает та и хлопает длинными чёрными ресницами, заставляя Андрея вытянуть шею вперёд и изумлённо вглядываться в серые глаза ребёнка. Что за родитель такой, если даже не может уследить за своим дитя? Или это Турбо способствует теперь побегам не только подростков, но и трёхлетних детей?
Понимая, что девочка, скорее всего, незаметно прошмыгнула перед носом старшего и родной матери, Андрей выдыхает пар и протягивает к девочке руки, которая не решается подойти к незнакомому, хоть и милому, мальчишке. Она изучает его своими большими глазами, трясётся от холода и сжимает крошечные кулачки, пытаясь согреться хотя бы так.
Плохая идея сбегать из тёплой квартиры, где находится её любимая и самая дорогая мамочка, а ещё и Турбо, которому она забывает отдать вкладыши, лежащие в кармане её куртки.
— Я друг Турбо, Андрей, - мальчишка знает, как найти подход к любому ребёнку, ведь у него самого есть младшая сестра, которой конфету в рот не клади, она будет продолжать болтать. — Давай так... Я вижу, что ты очень замёрзла, потому что стоишь зимой совершенно раздетая и можешь заболеть. Не думаю, что твоя мама обрадуется, если завтра ты ляжешь с температурой. да? Сейчас мы можем вместе пойти обратно к Турбо и твоей маме, я сделаю тебе чай и угощу самыми вкусными на свете конфетами, хочешь?
В глазах у девочки мелькает искорка на слове «конфеты». Любимая сладость детей, от которой невозможно отказаться, Андрей это знает точно. Эмилия, может, и доверчивая малышка, которая ни в одном человеке не видит подвоха, но этому мальчишке она доверяет полностью и безоговорочно, когда он снимает с себя пальто и её в него, как в кокон, подхватывая на руки.
— Она не могла далеко убежать, - со слезами на глазах произносит девушка, в груди которой поселяется страх за единственного и самого дорогого человека в её жизни. Она никогда не сможет простить себе этот проступок, ведь виновата в том, что не доглядела. Не уберегла свою малышку.
— Тише, успокойся, ты своими слезами не найдёшь её, слышишь меня? - останавливая Анису за плечи, Валера всматривается в красные, от слёз, глаза. — Она, скорее всего, на горке, поэтому одевайся и пошли во двор. Мы её найдём, хорошо? Не сомневайся в этом.
Та быстро кивает головой, шмыгая носом, кончик которого краснеет от её непрекращающихся рыданий, что ножом проходятся по душе Валеры. Он не может признать того факта, что, не приди Аниса к нему из-за его необдуманного поступка, Эмилия сейчас бы спокойно спала в своей комнате, а не шаталась по улице, в поисках чёртовой горки. Не может и не хочет, потому что его эмпатичность заставляет проникнуться в состояние рыдающей матери и ощутить себя на мгновение родителем малышки, ощущая страх за её безопасность и, в целом, за жизнь.
У него от сердца отлегает, когда входная дверь со скрипом открывается, и до ушей доносится детский смех, обладательница которого сидит на руках у Пальто, вошедшего в одном свитере.
Валера вместе с Анисой подлетают к мальчишке и забирают у него девочку вместе с предметом верхней одежды.
— Господи, дурочка, как же ты меня напугала, - прижимая к себе своё чадо и целуя её в макушку, девушка с благодарностью в глазах поворачивается к Андрею, который уж слишком шокирован такой иронии судьбы, но вновь предпочитает молчать, кидая косые взгляды на Турбо, по выражению лица которого можно понять, что всё это они обсудят позже. Не при девочках.
Эмилия расслабляется в материнских объятиях, укладывая голову на её грудь и прижимаясь щекой, пока пухлые губки расползаются в лёгкой и такой искренней улыбке, обращённой к Турбо, что тот чувствует, как его сердце, раньше казавшееся ему куском льда, начинает таять.