chapter 13. обнаженные
Спешишь на свидание к принцу,
любопытные лица торчат из карет,
Но ровно в 12 дворец превратится в психбольницу.
Каждый день, как в призрачном повторе, был таким же, как и предыдущий. С утра, словно ритуал, Рэйф усаживал Мию на мотоцикл — черное блестящее чудо, которое ревело под их весом. Он, водитель их общего безумства, мчал по раскаленному асфальту, пока солнечные лучи приятно обжигали кожу. Моторное гуло смешивалось с шумом прибоя, и вскоре они достигали пляжа, где золотистые песчинки мягко касались их ног. Здесь, на границе мира, возникающего и исчезающего, они приступали к своему священнодействию: искали освобождения в облаках дыма, который поднимался к голубому небу, и в нирване отдыха, которую дарила им природа.
С каждым вдохом Мия затапливала свой разум, терялась в невидимых потоках времени и пространства. Её сознание распадалось на мириады крошечных частиц, и, казалось, она уже не могла отличить реальность от блещущих иллюзий. Рэйф, заботливо выбирая дозу, нежно обвивал её медленные движения своей властью, утопая в ощущении, что имеет контроль над её свободой и парадоксальным образом — над её судьбой. Она принадлежала ему, не имея возможности восстать или покинуть это место. Он стал её вселенной, её единственным источником света и источником тени.
Время текло, а Мия капала в трясину зависимости с замиранием сердца, осознавая свои внутренние противоречия. Каждая встреча с Рэйфом погружала её в состояние, подобное сладкому забытью, однако между этими мгновениями существовала пропасть, которую она не могла осознать и назвать. Каждый день был симфонией, где одно единственное слово — «Рэйф» — становилось песней, повторяющейся вновь и вновь.
Работа в баре, где она когда-то находила себя, стала лишь тенью, не имеющей больше никакого значения. Вновь и вновь её сменщица пыталась приоткрыть завесу над странным поведением Мии, задавая вопросы о том, почему та предпочитает прижиматься к собственным мечтам, вместо того чтобы зарабатывать себе на жизнь. Но Мия оставалась безмолвной, её глаза скрывали ту загадку, что могла бы потрясти мир. Скрывался там Рэйф, пламя которого согревало её душу. Ей не нужно было ничего, кроме него.
С каждым вздохом Мия ощущала нарастающий страх перед жизнью без него. Ей казалось, что каждая минута, прожитая вдали от его присутствия, отбирала у неё целую вечность одиночества, которая бесконечно тянулась и угнетала, как левая тень её собственной сущности. Она опасалась, что когда он уйдёт, её жизнь обернётся бессмысленным существованием, где ни радости, ни света не останется от их совместного безумия.
— Уже август, — произнесла Мия, грея в душе надежду, что всего через месяц они покинут Отмели и заживут новую главу в Чарльстоне, там, где глаза людей были бы чужими, и где можно было бы заново переписать свои судьбы.
— Да, через месяц я опять вернусь туда, где никто меня не знает, где у меня нет ни прошлого, ни памяти, ни бремени, — задумчиво ответил Рэйф, его голос горчил, как выпитое вино, оставляя послевкусие не совсем легкого отгадания. В его словах, словно в затуманенном зеркале, отражалась реальность, состоящая из неопределенности и неизбежного — истины, что только увеличивала расстояние между ними.
— Пообещай мне, что ты никогда не отвернешься от меня, — тихо прошептала Мия, уютно устроившись на шее своего любимого, зарываясь носом в мягкую ткань его майки и оставляя на ней следы своего горячего дыхания. — У меня разрывается сердце, когда я позволяю себе думать о том, что кто-то другой может обнимать тебя, целовать. Представлять, как ты смотришь в чужие глаза, а не в мои, как вдыхаешь запах чужой кожи. Как ты любишь... не меня. Я еле держусь, и эти мысли разрывают меня изнутри.
Рэйф лежал под ярким солнцем, закрыв глаза, словно искал утешение в темноте. Он перебирал горячий песок, просыпая его сквозь пальцы, и ощущал, как эта мелодия покоя сливается с его внутренним смятением. Мгновение казалось фантастическим, реальность вытягивалась в контуры чего-то нереального. Он сам изменился, и все, что прежде казалось правильным в отношении Мии, теперь обретало оттенок грязи, которую он всегда стремился познать. Но эта грязь была иной — противной, такой, от которой возникало желание избавиться, убежать как можно дальше.
— Рэйф? — бурное сердце Мии колотилось в груди, неужели он не слышит её?
— Я слушаю тебя, — произнес он, голос его был тихим и безразличным, — Просто немного задумался. В последнее время на меня свалилось слишком много забот и дел.
— Какого рода? Я могу помочь тебе? — она старалась звучать уверенно, но тревога в её голосе выдавала её.
— Нет, Мия, это... Это не так важно, как ты думаешь. Я справлюсь сам, — ответил он, и заметно напрягся, как если бы тяжесть мира легла на его плечи. — Просто сейчас мне нужно немного тишины.
Словно остриженная птица, Мия обиженно отвернулась от него, подставляя тонкое лицо к палящим лучам солнца. Яркий свет вызывал слёзы, которые, несмотря на её усилия, срывались с глаз. Она быстро пришла в себя и смахнула их, надеясь, что Рэйф не заметит её слабости. Но в глубине души ей казалось, что ему всё-таки безразлично. Что-то изменилось, и она не могла понять, что именно. Любить Рэйфа становилось всё сложнее. Это ощущение можно было сравнить с чудесными крыльями бабочки, которые внезапно оторвали от неё, оставив лишь горькое напоминание о свободе и легкости, вновь превратив её в гусеницу, ползущую по жизни в поисках своего места.
Она боролась с нахлынувшими эмоциями, искала ответы на вопросы, которые терзали её душу. Его молчание, казалось, становилось стеной между ними. Словно они оба были затянуты в невидимую паутину, каждый из них оказался в своем уголке, не в силах преодолеть это расстояние.
Мие казалось, что какая-то последняя нить, связывающая её с прежней жизнью, где существовали только она, Сара, Джон Би и Джей Джей, оторвалась от её души. Теперь рядом был лишь Рэйф, человек, с которым жизнь превратилась в запутанную и жестокую загадку. Это было совсем не то, что она себе представляла. Но, несмотря на все тёмные стороны их отношений, она любила его. Любила с такой силой, что казалось, будто сама жизнь обрела для неё новое значение. Мия любила его без остатка, так, как могла только она.
— Ты обиделась, да? — произнес Рэйф, даже не взглянув в её сторону, продолжая смотреть в бескрайний горизонт, где небо встречалось с океаном.
— Нет, — резко отрезала она. — Просто пытаюсь понять, что у тебя в голове, когда ты вдруг начинаешь отстраняться.
— Я такого не замечал за собой, — ответил парень тихо, его голос был холоден как утренний ветер.
— Да ты что? Это звучит странно! Попробуй хотя бы иногда посмотреть на себя со стороны! Может, ты увидишь, что я изо всех сил стараюсь сделать тебя счастливым, чтобы ты не мучил себя мыслями о своём отце и о всём том, о чём ты любишь думать, — парировала Мия, словно сорвавшись с цепи, её слова вырывались из сердца с неистовой страстью. — Ты то близок ко мне, то погружен в себя, как будто скрываешь что-то важное.
— Это было лишним, Мия. Все твои слова — это лишь плоды твоей больной фантазии. Тебе кажется то, чего нет, — сказал он, но его голос уже не был таким уверенным. Мия заметила, как его губы сжались в тонкую линию, как будто он пытался изобразить безразличие.
Рэйф снова потянулся к косяку, его рука дрогнула, и он затянулся, погружаясь в сладкое забвение. Затем с явным раздражением потушил окурок о песок, закапывая его всё глубже. Пальцы обожглись, и он резко отодвинул руку, поднося её губам, чтобы хоть как-то унять внезапную боль. В этот момент он поражался своей собственной безучастности. Он не чувствовал того, что раньше наполняло его изнутри. Жизнь казалась ему серой и однообразной. Ему хотелось сбежать, уйти подальше от этой дерьмовой реальности, которую не хотел разделять с девушкой, чья искренность была зловещим напоминанием о том, как всё могло быть иначе.
Мия с горькой усмешкой повторила слова Рэйфа:
— Моя больная фантазия? — в её голосе звучала ирония, которая, как сочная капля лимона, изрезала напряжённый воздух. Она взглянула на него с растерянностью и тоской в глазах, ощущая, как внутри накапливается протест. — Почему мы не можем ни дня провести без ссор?— произнесла она, её тон стал более напряжённым, а интонация — вызывающей. — Почему хотя бы пять минут суток занимает ругань, вытянутая из пустого места? Хотя нет, постой. Это ты ведёшь себя странно. Ты привозишь меня на пляж, смеёшься со мной, и в этот миг моя душа летает, как птица. Мы накуриваемся дури, и вся жизнь кажется легким хаосом, наполненным радостью. А потом ты... —
она остановилась, не в силах произнести оставшуюся часть своих мыслей, ведь в них пряталась её настоящая обида. — Ты просто превращаешься в какого-то монстра, с которым жить — словно держаться на пороховой бочке!
Он, не поддаваясь её эмоциям, настойчиво спросил:
— Тебя что-то не устраивает?
— Меня не устраивает твоя отстранённость и безразличие, Рэйф! — горячо воскликнула Мия, не желая больше терпеть эту тёмную бездну, расползающуюся между ними.
— В чём проблема? Ты можешь прямо сейчас уйти. — в его голосе вновь прозвучала маска холода, как будто он облекался в защитный доспех, не желая показывать свои чувства.
— Ты этого хочешь, да? — едва слышно прошептала она, глаза её наливались слезами, которые она старалась удержать, тщетно сдерживая уколи боли.
— Я вообще ничего не хочу. Просто хочу побыть один. Я позвоню тебе позже. — Рэйф диссоциировал себя от её чувств, отвернувшись и закрыв глаза, словно желая раствориться в тишине момента.
Сквозь всепроникающее ощущение обиды, Мия встала с горячего песка, отряхивая своё лёгкое платье. Каждое движение её было наполнено невыносимой тяжестью. «Как же неприятно!» — думала она, когда, наступая на раскалённый песок, увидела, как он всё ещё лежит, запрокинув руку за голову и затягивая очередной косяк. Это зрелище было настолько горьким, что в груди её рвалось что-то. Ноги обжигал раскалённый песок, который час назад, будучи теплом, согревал её, а теперь казался невыносимой пыткой.
Она смахивала слёзы рукой, и в её голове постепенно закрадывалась мысль: «Он не должен видеть твою слабость, не должен знать». Однако все её усилия казались тщетными, ведь чувства, поднимаясь, накрывали её, как мучительная волна. Подойдя к мотоциклу Рэйфа, она, оказавшись на проезжей части, обернулась назад, с болезненной надеждой надеясь увидеть его, идущим за ней. Но нет — он всё ещё оставался на песке, погрузившись в свою собственную скорбь, оставив её одну с тяжестью, которую она не могла разделить.
Мия несколько раз, с явным нетерпением, пнула ногой стоящий неподалёку мотоцикл, пытаясь таким образом привлечь внимание Рэйфа. Но подобные попытки оказались тщетными, как и многие её стремления в последнее время. Её охватило чувство безысходности, и, тяжело вздохнув, она сжала кулаки, направляясь к Барри. Путь этот был её единственным выбором, поскольку дома её ожидал лишь пустой холод, пропитанный запахом Рэйфа. Это был дом, который когда-то был наполнен смехом и духом его присутствия, но теперь, как обидчивый призрак, нависал над ней, не давая покоя. С другой стороны, был Барри, который, возможно, смог бы отвлечь её от гнетущих мыслей.
***
— Да он просто конченный мудак, — с яростью произнёс Барри, его голос звучал уверенно и прямо. — Слушай, он вроде говорил, что у него серьёзные проблемы с какими-то типами. По правде, тебе туда не следует лезть, Мия. Я не собираюсь давать советы в отношениях, потому что они мне, честно говоря, как-то нахрен не нужны. Но я хочу сказать тебе одну важную вещь, потому что вижу, как ты потихоньку гробишь свою жизнь.
Барри закурил сигарету, исчезая в облаке дыма, который повис вокруг него, как неумолимый напоминание о всех тех вещах, которые он не мог изменить. Он, сгибаясь, подался назад в кресло, словно искал некоторую опору, не только для тела, но и для невыносимо тяжёлых слов, которые собирался произнести.
— Иногда мне кажется, что это была колоссальная ошибка. Возможно, не стоило начинать с ним отношения, зная, какой он, — продолжала Мия, её голос дрожал от внутренней борьбы. — Но, чёрт возьми, я люблю его!
— А он вообще знает, что значит «любить»? — неожиданно спросил Барри, его голос звучал как водопад, накрывающий Мию вопросом, к которому она не была готова. — Я знаю его тёмную сторону уже достаточно давно, и даже если ты будешь спорить со мной, утверждая, что я не прав, я всё равно буду настаивать на своём и заявлять, что знаю его дольше и полнее тебя. С ним нет этого чувства. Рэйф жаждет лишь ощущать себя обладателем, он стремится исцелить собственную вину и мучительную душевную боль, чтобы избавиться от гнетущих мыслей. Он делает всё ради себя, и лишь ради себя.
Мия стояла, прижав губы, словно пытаясь удержать рвущиеся наружу рыдания. Её слова про Рэйфа, про то, что он "другой", эхом отдавались в тесной комнате, полной запаха дешёвого табака и застоявшейся безысходности. Это было не оправдание, скорее – отчаянная попытка найти понимание, хоть крошечный лучик сочувствия в этой прогнившей реальности.
— Барри, Рэйф... он другой со мной...
Барри в ответ лишь скривил губы в горькой усмешке. В его глазах, уставших от ночных бдений и бессмысленных разговоров, мелькнула тень сочувствия, но тут же сменилась привычным равнодушием.
— Все так говорят. Тебе нравится быть его куклой? Когда он успокоится, он будет мучить тебя. Хотя это не мое дело, поэтому забей.
Он произнёс это отстранённо, словно повторяя заученную фразу, словно отгоняя от себя чужую боль, как назойливую муху. В его голосе не было осуждения, лишь усталое предостережение. Барри видел таких, как Мия, сотни раз. Молодых, наивных, попавших в паутину зависимости и насилия. И знал, чем всё это обычно заканчивается.
Барри медленно поднялся с продавленного дивана, словно вставая с могилы своих собственных надежд. С каждым движением в комнате сгущалась атмосфера напряжения и безысходности. Парень подошёл к двери, небрежно открывая её и опираясь плечом о косяк. Его поза выражала нетерпение, смешанное с жалостью. Он хотел, чтобы она ушла, чтобы не напоминала ему о его собственной никчёмности.
— Тебе пора. Не думаю, что для нас это будет хорошая идея, если ты будешь здесь еще оставаться.
Мия опустила голову, словно признавая его правоту. В её глазах блеснули слёзы, но она тут же отвернулась, пытаясь скрыть свою слабость.
— Да, наверное, да... Барри, ты можешь продать мне немного? У меня есть с собой всего 50 баксов...
Её голос был тихим, дрожащим. Мольба звучала в каждом слове, в каждой интонации. Она протянула смятую купюру, словно предлагая свою душу в обмен на кратковременное забытье.
Барри на мгновение замер, словно сражаясь с внутренним демоном. В его глазах промелькнула тень сострадания, но тут же сменилась страхом.
— Мия, он убьет меня, а потом тебя, — уклончиво ответил парень, стараясь не смотреть ей в глаза. Он знал, что если посмотрит, то не сможет отказать.
— Пожалуйста...
В этом слове была вся её боль, вся её надежда. И Барри не смог устоять. Он сдался, как сдаются перед лицом надвигающейся бури.
— Ладно, давай сюда. Только не говори ему.
Барри с неохотой опустился на колени перед диваном. Его пальцы, измазанные в грязи и порошке, лихорадочно шарили под старыми подушками, выискивая тайник. Парень знал, что рискует, помогая ей, но не мог отказать в последней просьбе. Наконец, он нащупал спрятанное и достал несколько небольших пакетиков с белым порошком. Его лицо было напряжённым, словно он совершал тяжкий грех. Барри вложил пакетики в дрожащую ладонь Мии, забирая протянутые ею деньги. Купюра была грязной и пахла отчаянием.
— Иди, всё. Я не хочу встревать в ваши отношения и учить тебя, как нужно себя вести. Не имею на это право и не желаю остаться крайним.
В его голосе звучала усталость и обречённость. Он не хотел быть её ангелом-хранителем, не хотел становиться очередной жертвой Рэйфа. Барри просто хотел, чтобы она ушла и оставила его в покое.
— Спасибо тебе. Спасибо большое!
В словах Мии звучала искренняя благодарность, но её глаза были полны страха. Она понимала, что Барри рискует ради неё, и её благодарность была почти болезненной. Она торопливо вышла за дверь, словно убегая от преследующих её демонов.
***
Мия переступила порог своего жилища, и тихий вздох вырвался из её груди. Это был не вздох облегчения, скорее — краткая передышка, словно перед новым, неминуемым падением. Она ступила на ступени, и её шаги отозвались гулким эхом. В голове крутилась одна и та же мысль: "Завтра всё будет как и прежде." Эта фраза, словно мантра, служила ей щитом от надвигающейся бури. Но под этой маской хрупкого спокойствия скрывалась буря эмоций, терзающих её изнутри. Эта извращенная, нездоровая привязанность к Рэйфу, словно паразит, пожирала её душу, причиняя невыносимую боль. Это была не любовь, а зависимость, проклятие, от которого она не могла избавиться.
Дрожащей рукой Мия поднесла ключ к замочной скважине. Её сердце забилось, словно испуганная птица, в предчувствии беды. Она повернула ключ, ожидая услышать привычный щелчок, но в ответ воцарилось гнетущее молчание. Замок не сработал. Дверь была открыта. Эта зловещая тишина была предвестником надвигающейся катастрофы.
Холод страха, словно ледяная волна, окатил её с головы до ног. Её тело сковало оцепенение, но она заставила себя двигаться. Медленно, словно в замедленной съёмке, Мия приоткрыла дверь, боясь нарушить хрупкое равновесие. Она словно ступала на тонкий лёд, зная, что в любой момент может провалиться в ледяную бездну. Каждый шаг был словно смертный приговор.
Войдя в дом, Мия почувствовала, как воздух вокруг неё сгустился, наполнившись ощущением чужого присутствия. Её взгляд лихорадочно метался по сторонам, пытаясь разглядеть хоть что-то в полумраке комнаты. Мия кралась, словно дикий зверь, выслеживающий добычу, но в этот раз добычей была она сама. Девушка боялась потревожить незваного гостя, спровоцировать его на непредсказуемые действия.
Мия бесшумно проскользнула в кухню, словно тень, сливаясь с темнотой. Ноги дрожали, но она заставляла себя идти вперёд, словно её тянуло неведомой силой к неизбежному. Рука, словно живая, потянулась к кухонным шкафчикам. Кончики её пальцев задрожали, коснувшись прохладной поверхности столешницы. И вот она нащупала его – тонкий, острый нож. Его стальное лезвие, словно зеркало, отразило её испуганное лицо, её расширенные от ужаса глаза. Мия схватила нож, словно спасательный круг, и почувствовала, как дрожь в руках немного утихла. Теперь, вооружившись, она ощутила призрачную уверенность, готовясь защищаться, если это потребуется.
— Ты где была? По-моему, ты ушла ещё три часа назад, — раздался за спиной голос, прозвучавший словно гром среди ясного неба. Голос, от которого у неё замирало сердце, и одновременно — сжималось всё внутри от страха. Голос Рэйфа.
Мия вздрогнула и от неожиданности выронила нож. Он с глухим стуком упал на пол, словно предвещая беду. Девушка резко обернулась, и её взгляд встретился с холодным, нетерпеливым взглядом Рэйфа. Он стоял в дверном проёме спальни, словно тёмный ангел, скрестив руки на груди. В его позе читалось раздражение и угроза. Рэйф был словно хищник, загнанный в угол, готовый напасть в любой момент. Его взгляд прожигал её насквозь, требуя объяснений.
— Я... Ты как вообще вошёл? — Мия попыталась скрыть дрожь в голосе, стараясь выиграть время, уйти от прямого ответа. Но она знала, что это бесполезно. Рэйф не отступит, пока не получит то, что хочет.
— Перестань задавать встречные вопросы и ответь. Ты была у Барри, да? Покажи, что у тебя в руке.
Рэйф, словно обладая звериным чутьём, заметил её сжатый кулак. Он знал, что там, в её ладони, спрятаны её слабости, её пороки. Пакетики с порошком, её доза забвения, её попытка сбежать от реальности. Парень медленно, словно крадущийся зверь, двинулся к ней, его шаги звучали как похоронный марш. Его глаза горели яростным огнём. Он крепко вцепился в её сжатую руку, словно в добычу, и с усилием попытался разжать её пальцы. Мия закричала от боли, но Рэйф не обратил на это внимания. Он продолжал сжимать её руку, пока её пальцы не разжались, и пакетики выпали на пол. Слёзы градом покатились по её щекам. Мия не хотела его злить, не хотела разочаровывать. Она хотела быть хорошей для него, но понимала, что это невозможно. Девушка была сломлена, раздавлена, обречена.
— Я говорил тебе, Мия. Говорил, чтобы без меня ты не брала! — прорычал Рэйф, и его голос зазвучал как удар хлыста.
— Ты оставил меня, что мне нужно было ещё делать? Тебе напомнить, из-за кого я такой стала? — вырвалось у Мии сквозь рыдания. В её словах звучал упрёк, отчаяние и бессилие. Она словно пыталась напомнить ему о его вине, о той роли, которую он сыграл в её падении. Но в глубине души она понимала, что это лишь пустые слова.
— Закрой свой рот! — внезапно взревел Рэйф, выпустив на свободу демонов, терзавших его изнутри. Его голос, обычно обволакивающий и мягкий, сейчас звучал грубо и отвратительно.
Словно одержимый, он не смог сдержать ярость, затмившую разум. Его рука взлетела в воздух и обрушилась на лицо Мии с оглушительной силой. Удар был настолько неожиданным, что она даже не успела отреагировать. Её голова дёрнулась в сторону, и мир на мгновение померк.
На её щеке мгновенно вспыхнул адский огонь, словно клеймо, выжженное раскалённым железом. Кожа горела, пульсировала, отдаваясь болью в каждой клеточке тела. На нежной поверхности лица проступил багровый след, безошибочно указывающий на насилие.
Мия замерла, словно окаменев. Инстинктивно она прижала ладонь к пылающей щеке, пытаясь унять боль. Но боль физическая была ничто по сравнению с той душевной раной, которую нанёс ей Рэйф. Её глаза, полные слёз и отчаяния, с ужасом смотрели на него. В её взгляде читалось непонимание, разочарование и ошеломляющее осознание того, что человек, которого она любила больше всего на свете, только что причинил ей боль.
— Господи... — прошептала Мия одними губами, словно выдыхая вместе с этим словом всю свою надежду на спасение.
— Мия, Мия... Прости меня. Я не хотел, — пробормотал Рэйф, словно очнувшись от кошмарного сна. В его голосе звучало раскаяние, но оно казалось запоздалым и фальшивым. Осознание содеянного обрушилось на него, как холодный душ, мгновенно протрезвляя. Он увидел в глазах Мии отражение своей жестокости и испытал приступ отвращения к самому себе.
Словно пытаясь исправить непоправимое, он протянул руки и попытался обнять девушку за плечи. Но Мия инстинктивно отпрянула, словно от огня, упёршись спиной в холодную стену кухонного шкафчика. Она съёжилась, словно пытаясь спрятаться от него, от его прикосновений, от его слов.
— Не трогай меня... — прошептала Мия, и в её голосе не было злости, лишь глухая, безысходная боль. Её слова прозвучали как приговор.
— Я... Я лишь хотел спросить у тебя, ушла ли ты незамеченной? Там... Там на пляже, когда я уезжал, стоял фургон живцов. Мне показалось, что они могли следить. Поэтому я пришёл к тебе.
Рэйф пытался оправдаться, но его слова звучали жалко и неубедительно. Он объяснял свою жестокость беспокойством о своей безопасности, словно это могло хоть как-то смягчить его вину. Его эгоизм был настолько вопиющим, что Мия едва не рассмеялась сквозь слёзы.
— Нет, я не видела никого! Тебя только это волнует? — в голосе Мии зазвучало отчаяние и сарказм. Её слова резали, как бритва, обнажая всю глубину её разочарования. Она была лишь пешкой в его игре, средством достижения его целей. Её чувства, её страдания не имели для него никакого значения.
— Мия...
Девушка не выдержала. Она словно подкошенная, сползла вниз, на пол, зарыв лицо в ладони. Её тело содрогалось от рыданий, сотрясающих её изнутри. Она плакала не от физической боли, а от душевной. Было не больно, нет. Было обидно, унизительно и невыносимо больно от осознания своей никчёмности. Она чувствовала себя грязной, сломанной, преданной.
Рэйф стоял над ней, словно безмолвная статуя, окаменевшая от ужаса. Он не знал, что делать, как исправить содеянное. Он чувствовал себя беспомощным, словно тонул в болоте собственной вины. Это всё сводило его с ума, разрывая на части. Он был в ярости на себя, на Мию, на весь мир.
— Я сейчас принесу тебе воды, подожди.
Парень, словно очнувшись от оцепенения, сорвался с места и подбежал к кухонному столу. Его руки дрожали, как осенние листья на ветру, когда он схватил графин с водой. Он налил её в стакан, стоявший рядом, и плеснул немного на стол, но не заметил этого в своём смятении. Он поднёс стакан к Мие и присел рядом на корточки, с тревогой заглядывая в её заплаканное лицо. Даже сквозь размазанную тушь под глазами он видел её неземную красоту, её невинность, которую он так безжалостно растоптал.
— Зачем ты так..? — прошептала Мия, словно обращаясь не к нему, а к самой себе. Её голос был тихим и надтреснутым, словно у сломанной куклы.
— Я не хотел, честно. Это вышло случайно, — пробормотал Рэйф, надеясь, что она поверит ему. Но его слова звучали пусто и бессмысленно.
Рэйф протянул руку и с необычайной осторожностью прикоснулся к ее щеке. Большой палец нежно скользил по раскалённому месту, где на коже еще пылал красный отпечаток его ладони — свидетельство только что нанесенного удара. Этот жест был напрочь лишён жестокости — наоборот, в нём звучала некая нарочитая, почти театральная мягкость, напоминавшая попытку загладить вину, заглушить и исцелить собственную вспышку ярости, которая недавно разразилась в этой комнате. Мия, чувствуя это прикосновение, неохотно закрыла глаза, словно вдруг оказалась в водовороте своих страхов и надежд, плывя по струнам происходящего. Её губы слегка приоткрылись — жажда воздуха, казавшегося таким дефицитным, заставляла её впитывать его глубоко, с трудом, будто каждая молекула могла поддержать её хрупкое существование, пропитанное напряжением и страхом.
— Прости меня... слышишь? — его голос прозвучал на грани шёпота, почти молитвы, тихого покаяния и немой просьбы о прощении. Тон становился гуще, медленнее, когда его пальцы начали осторожно спускать рукав платья с ее хрупкого плеча. Ткань нежно скользила вниз, обнажая тонкую бледную кожу, которая казалась ещё более уязвимой в этом приглушённом свете.
— Я боюсь тебя... — зашептала Мия, голос едва держался, словно растворяясь в воздухе. — Ты бываешь таким жестоким...
Ее глаза следили за каждым движением Рэйфа с мрачным восхищением и каким-то парализующим ужасом — словно маленький беззащитный зверек, застигнутый в свете фар. Он освободил второе плечо, позволяя платью медленно, словно под действием невидимой магической силы, сползать дальше. В этот момент, словно осознав всю неизбежность происходящего, Мия сделала смелый, отчаянный шаг — протянула руки к его лицу, и ее губы нашли его в порывистом, жадном поцелуе, в котором сокрыта попытка забыться, похоронить острые осколки боли под объятьями страсти. Кожа на щеке всё ещё пылала огнём от удара, но еще сильнее горело её внутреннее пламя — душа требовала спасения, забвения, прощения.
Сначала поцелуи Рэйфа были осторожны и нежны, словно он боялся разрушить это хрупкое мгновение. Его губы касались её с робостью, как будто впервые познавая эту близость, боясь оттолкнуть либо наоборот — поглотить полностью. Но постепенно нежность превратилась в нечто иное — поцелуи становились настойчивыми, пульсирующими требованием, здесь проявлялась и тоска, и властность, и запретная грубость. Он крепко схватил Мию за запястья, словно в плену этого непреодолимого притяжения ведя её к спальне, уводя в дорогу, из которой не было возврата. Платье, подчиняясь его воле, медленно опадало по её телу, обнажая всё новые изгибы, как будто скидывая тяжелую человеческую оболочку, оставляя лишь желания и страхи.
Рэйф не мог не замечать, как безропотно Мия подчиняется — совсем недавно он нанес ей боль, оставил синяк, о котором теперь напоминала красная вспышка на её щеке, а теперь она позволяла ему быть таким, каким он был — требовательным, грозным и одновременно манящим. Поцелуи медленно превращались во что-то большее, переходя невидимую черту, которую далеко не все осмеливались переступить.
В темноте спальни Рэйф вошел в неё резко, без предупреждения: быстро, бесцеремонно, словно жаждал властвовать над каждой клеточкой её тела, над её страхами и желаниями. Мия взвыла беззвучным криком, пальцы вцепились в мягкую ткань одеяла, пытаясь заглушить невыносимую боль, что раздирала щеку, пыталась затмить память о нестерпимом ударе. Она смотрела в его глаза, в которых не было ни одного проблеска тепла — там царили только холод, решимость и собственническая ярость. Он целовал шею, сжимал грудь, словно завоевывая, осыпал поцелуями каждый сантиметр ее плоть, но целенаправленно обходил щеку — боясь сталкиваться с напоминанием о своей жестокости.
— У тебя больше никого нет, кроме меня, — прорвалось из его губ рычащим тоном, наполненным звериной собственнической яростью. Он ускорял движения, словно желая вбить эти слова прямо в сердце Мии, навсегда выжечь их в её сознании, заставить поверить и признать эту жестокую реальность.
Мия, словно заворожённая, прильнула к оконному стеклу, отчаянно пытаясь ухватиться за ускользающие мгновения покоя. Она жаждала выжать хоть искру радости из этой странной, сбивчивой паузы. Мия слышала, как Рэйф, обычно такой невозмутимый, сквозь стиснутые зубы прорывается стоном, выдавая его собственное удовольствие. Но желанное расслабление упорно не приходило. Её душа требовала чего-то совершенно иного, чего-то гораздо более глубокого и тихого. Девушке не нужен был этот бушующий, обжигающий всплеск страсти, а нужна была спокойная, доверительная близость. Она мечтала просто лежать рядом с ним, погрузившись в просмотр какого-нибудь нелепого, дурацкого сериала, смеясь до колик в животе от каких-то глупых шуток, разделяя с ним эту простую, незамысловатую радость. Но сейчас... сейчас это было невозможно. Только не это.
— Мия, расслабься, — прозвучал его голос, властный и требовательный, обжигающий её кожу, словно раскалённое клеймо. Его слова проникали под кожу, будоражили нервы, но не приносили желанного облегчения.
Мия медленно, почти механически, повернула голову, и её взгляд скользнул по его лицу. Она жадно вглядывалась в каждую черту, отмечая выступившую на лбу испарину, искажённое сладостной мукой выражение. Рэйф, казалось, тонул в пучине блаженства, погружался в океан наслаждения, а она... она оставалась на берегу, беспомощно наблюдая за его погружением. Что-то внутри неё яростно противилось происходящему, шептало о какой-то фундаментальной неправильности этого момента, о фальши, режущей слух диссонансом. Но, несмотря на это, Мия отчаянно хотела облегчить его участь, подарить ему хотя бы каплю того всепоглощающего наслаждения, которое он сейчас испытывал. Она хотела быть его проводником, его якорем в этом бушующем море чувств.
Девушка снова устремила взгляд в окно, надеясь найти там хоть какой-то отклик, хоть какое-то успокоение. И вдруг, словно ужаленная ядовитой змеёй, она издала короткий, сдавленный испуганный крик, больше похожий на предсмертный хрип. Инстинктивно, повинуясь безотчётному порыву, она схватила Рэйфа за спину и крепко прижала его к себе, словно пытаясь заслонить его от невидимой, но ощутимой опасности. Мия хотела оградить его от всего мира, спрятать его лицо от тех, кто, как ей показалось, уже несколько мучительных минут наблюдал за ними, вторгшись в их личное пространство.
Шесть глаз прожигали их взглядом, трое пар глаз, полных невысказанных вопросов и немого укора, трое незваных свидетелей их уединения. Сара, Джей Джей и Джон Би, застигнутые врасплох, с застывшим на лицах выражением неловкости, любопытства и... разочарования. Их присутствие было словно ледяной душ, мгновенно вернувший Мию к реальности, разрушивший хрупкую иллюзию уединения и интимности.
тгк: посиделки с сашей 🩵
