## Глава 3: Прах и Сталь
Дубовая дверь кабинета захлопнулась за ним с глухим, окончательным звуком, словно гробовая крышка. Воздух в коридоре, всегда прохладный, теперь казался ледяным, пронизывающим до костей. Николас стоял, прислонившись спиной к стене, стараясь не дрожать. Внутри все было вывернуто наизнанку. Не столько от унизительного «отчета» – пустые цифры на экране ноутбука отца, его ледяное: «Никакого прогресса. Только пустая трата ресурсов» – сколько от взгляда. От того взгляда, в котором не было ни гнева, ни разочарования. Только абсолютное, безразличное презрение. Как к пыли на дорогом костюме, которую смахнут, не задумываясь.
**< < ЭМОЦИОНАЛЬНЫЙ ШОК. УРОВЕНЬ СТРЕССА: КРИТИЧЕСКИЙ. СИНХРОНИЗАЦИЯ: +1%. ОБЩАЯ СИНХРОНИЗАЦИЯ: 4%. >>**
Четыре процента. Ничтожная цифра. Но за ней стоял новый, острый осколок памяти, вонзившийся в сознание. *Он сидит на этом же самом ковре в кабинете, лет семь, держит в руках сломанную модель самолета – подарок отца на день рождения. Он упал. Нечаянно. Отец не кричит. Он даже не смотрит на разбитую игрушку. Он смотрит* на него. *Тем же самым взглядом. И говорит тихо, четко: «Ничтожество. Даже подарок испортить не можешь». И уходит. А он сидит, сжимая пластмассовые обломки, и плачет беззвучно, потому что кричать в этом доме нельзя.*
Николас сглотнул ком в горле. Не его слезы. Слезы *того* мальчика, чью боль он теперь носил в себе. Боль, которая смешалась с его собственной – Николь, умирающей в одиночестве на больничном полу, тоже чувствовавшей себя ничтожеством, не справившимся с нагрузкой. Две жизни, две трагедии, сплетенные в один клубок отчаяния и ярости.
«Ничтожество...» – прошептал он хрипло. Слово жгло, как раскаленный уголь. Но вместо того чтобы согнуть, оно выпрямило его спину. В синих глазах, еще влажных от чужой боли, вспыхнул огонь – не плач, а вызов.
Он оттолкнулся от стены и шагнул не в сторону своей комнаты, а глубже по коридору, к заброшенной террасе на заднем дворе. Там, в тени колонн, пылился старый, но крепкий турник, когда-то установленный для старшего брата, быстро потерявшего к нему интерес.
**29:01:38:12**
Цифры отсчета горели ярче, напоминая о цене слабости. У него не было времени на жалость к себе. Ни к себе-Николасу, ни к себе-Николь. Только на действие. Ярость, холодная и острая, стала топливом.
Он схватился за холодный металл турника. Ладони, уже покрытые мозолями от гантелей, зажглись новой болью. Подтягивания. Самое ненавистное упражнение для его худого, слабого тела. Первый раз – рывок, мучительный, еле-еле подбородок над перекладиной. Второй – еще хуже. Третий – не получился. Он повис, задыхаясь, мышцы спины и рук горели огнем. Перед глазами снова встал взгляд отца. Безразличный. Презрительный.
**< < ПОПЫТКА ПОДТЯГИВАНИЯ. НЕУДАЧА. МЫШЕЧНЫЙ ОТКАЗ. УРОВЕНЬ БОЛИ: ВЫСОКИЙ. >>**
«Нет!» – рыкнул он, чужим, низким голосом, полным такой ярости, что сам испугался. Он спрыгнул, пот стекал по вискам. *Нужно больше. Больше еды. Больше боли. Больше усилий.* Он вспомнил цифры системы: **+1.2 кг мышц. +8% выносливости.** Мало. Слишком мало. Но это был *его* прогресс. Купленный его потом и болью. Его, а не этого проклятого прокурора.
Он снова схватился за перекладину. Не подтягивание. Просто вис. Долгий, мучительный вис, пока пальцы не онемели, а предплечья не загорелись. Потом – медленные негативные повторения: прыжком до верхней точки и мучительно медленное опускание. Каждое движение – битва. Каждое опускание – преодоление желания отпустить. Он представлял лицо отца. Лицо сестры. Их холодные глаза. И висеть становилось легче. Нет, не легче. **Цельнее.** Боль превращалась в оружие.
**< < НЕГАТИВНЫЕ ПОДТЯГИВАНИЯ: 3 ПОДХОДА ПО 5. МЫШЕЧНАЯ СТИМУЛЯЦИЯ (СПИНА/БИЦЕПС): +0.07%. СИЛА ХВАТА: +0.05%. >>**
Пот заливал глаза. Дыхание было хриплым. Он упал на плиты террасы, грудью на холодный камень, чувствуя, как бешено колотится его сердце – сильное, живое, борющееся. Он лежал, не в силах пошевелиться, и смотрел в серое небо. И вдруг… засмеялся. Тихо, срывающимся, почти истерическим смехом. Это было невесело. Это было освобождение. Отчаяние и ярость нашли выход. Он был *живой*. Он *борется*. И это было все, что имело значение.
**< < ФИЗИЧЕСКАЯ АКТИВНОСТЬ: ПИКОВАЯ НАГРУЗКА. ВЫНОСЛИВОСТЬ: +0.5%. МЫШЕЧНАЯ МАССА: +0.15 кг (ОЦЕНКА). ОБЩАЯ СИЛА: +0.3%. ПРОГРЕСС К ЦЕЛИ: 27% (МАССА), 45.5% (ВЫНОСЛИВОСТЬ). ЭМОЦИОНАЛЬНАЯ СТАБИЛИЗАЦИЯ. СИНХРОНИЗАЦИЯ: +0.5%. ОБЩАЯ СИНХРОНИЗАЦИЯ: 4.5%. >>**
4.5%. И крошечные проценты прогресса. Но они были *его*. Заложенные не деньгами отца, а его собственной болью и волей.
Вечером, после еще одного мучительного приема пищи (куриная грудка, словно резиновая подошва, и горка брокколи, которую он запихивал в себя, как в топку), он стоял перед зеркалом в ванной. Лицо было бледным, с темными кругами, но скулы, казалось, стали чуть резче. Шея – чуть крепче. В глазах, уставших, но больше не потерянных, горел упорный огонек. Он снял футболку. Ребра все еще выпирали, но над ними, на плечах и груди, появились едва заметные тени – намеки на рельеф, обещание силы. Он сжал кулак. Сухожилия на предплечье напряглись, как тросы. Небольшие, но *реальные*.
**< < ЦЕЛЬ «ФИЗИЧЕСКОЕ ВОССТАНОВЛЕНИЕ – НАЧАЛЬНЫЙ ЭТАП»: ПРОГРЕСС 27%. ТРЕБУЕТСЯ ДОСТИЖЕНИЕ 100% ДЛЯ АКТИВАЦИИ НАВЫКОВ ТАНЦА. >>**
Танцы... Мысль казалась абсурдной в его текущем состоянии. Но система не шутила. Это был следующий рубеж. Ключ к чему-то большему.
Он лег в постель, тело ныло, как после тяжелейшей операции. Но это была *хорошая* боль. Боль роста. Боль сопротивления. Перед сном он запустил «Ускоренное Запоминание», пролистывая учебник по теории музыки – что-то новое, не связанное с ненавистными отцу предметами. Ноты, ритмы, термины влетали в голову, укладываясь на полочки. **< < УСВОЕНИЕ: 92%. ЭФФЕКТИВНОСТЬ: 70% (ЦНС ВОССТАНАВЛИВАЕТСЯ). >>** Голова болела меньше. Тело, изможденное, но удовлетворенное, быстрее погружалось в сон.
Сон не был спокойным. Обрывки:
* *Холодный паркет детской. Он маленький. За дверью голоса отца и мачехи: «…слабое звено… позорит имя…».*
* *Школьный двор. Старше. Его толкают. «Микаэлис-младший! Позор семьи!» Смешки. Он прижимает к груди потрепанный блокнот с набросками мелодий.*
* *Темная комната. Он тихо напевает что-то свое, глядя в луну за окном. Глаза полы слез и… надежды?*
Николас проснулся с рассветом. **28:12:07:44.** На щеке была влага. Чужая? Его? Уже неважно. Он встал. Тело болело, но было послушно. Он сделал растяжку, чувствуя, как напряженные мышцы постепенно отпускают. Сегодня – университет. Еще один фронт. Еще одно поле битвы.
В столовой его ждал только холодный чай и записка от экономки: «Завтрак – на кухне. Не задерживать уборку». Очередной щелчок. Он молча съел оставленную на столешнице овсянку с белковым порошком (добавленным им самим) и вышел.
Университетский кампус кишел жизнью, такой чужой и яркой. Студенты смеялись, спорили, флиртовали. Он шел сквозь толпу, высокий, худой, с лицом айдола, но во взгляде – отстраненность и внутренняя собранность солдата, идущего на задание. Его замечали. Шептались. Указывали пальцами. «Микаэлис? Тот самый?» «Смотри, какой красивый, но… мертвый внутри». «Слышал, отец его терпеть не может…»
Он игнорировал. Его цель – лекция по истории искусств. Не потому, что это было нужно отцу, а потому, что система подсказала: понимание ритма, формы, экспрессии – основа для танца. Для его *выживания*. Он сел на заднюю парту, достал блокнот. Лектор начал монотонно бубнить о барокко. Николас включил «Запоминание». Информация полилась потоком. Даты, имена, стилистические особенности… Он записывал автоматически, его сознание частично отключилось, доверившись способности. Внезапно – резкий звук.
**СКР-Р-РАП!**
Кто-то с размаху провел мелом по доске. Николас вздрогнул, «Запоминание» дало сбой. Голову пронзила острая боль. Он зажмурился.
«Ой, извини, красавчик!» – раздался насмешливый, громкий голос. – «Не помешал твоим сладким грезам?»
Николас открыл глаза. Перед ним стоял парень. Высокий, атлетичный, в мятом худи и рваных джинсах. Но главное – волосы. Ярко-розовые, взъерошенные, как огромный клок сахарной ваты. И глаза – дерзкие, карие, смотрящие свысока и одновременно с каким-то диким любопытством. На груди – массивная серебряная цепь с кулоном в виде клыка.
«Микаэлис, да? – Розоволосый ухмыльнулся, показывая белые, чуть острые зубы. – Слышал, ты тут наш местный призрак. Красивый, но не от мира сего». Он наклонился ближе, пахнущий дешевым табаком и энергией. «А я – Зейн. Зейн Вульф. Тот, кто оживляет мертвые парты». Он стукнул кулаком по столу рядом.
В классе захихикали. Николас почувствовал, как по спине бегут мурашки – смесь раздражения и… интереса? Этот Зейн был как ураган – разрушительный, но живой. Совершенно не вписывающийся в унылую реальность лекции или холодного дома Микаэлисов.
**< < НОВЫЙ КОНТАКТ: ЗЕЙН ВУЛЬФ. СТАТУС: НЕИЗВЕСТЕН. ПОТЕНЦИАЛ: ВЫСОКИЙ. КАТЕГОРИЯ: «БРУТАЛЬНЫЙ РЕПЕР» (ВЕРОЯТНОСТЬ 87%). >>**
Система? Николас едва сдержал удивленную гримасу. Брутальный репер? С розовыми волосами? И он – «потенциал»? Что это вообще значило?
«Отвали, Вульф, – буркнул кто-то сбоку. – Не мешай людям учиться».
«Учиться? – Зейн фыркнул, разваливаясь на соседнем стуле так, что он затрещал. – Это скука смертная! Я тут для вдохновения. А красавчик тут… – он кивнул на Николаса, – явно вдохновляет. На что, пока не понял». Его взгляд скользнул по Николасу оценивающе, без пошлости, скорее как художник по глыбе мрамора.
Николас молчал. Он не знал, что сказать этому человеческому урагану. Его собственная реальность была слишком хрупкой, слишком заполненной тикающими часами и болью, чтобы вмещать эту бурлящую энергию. Но что-то внутри… откликнулось. Что-то, помимо страха и ярости. Любопытство? Осторожная надежда на *другую* жизнь? Ту, что не была прописана отцом или страхом смерти?
«Лекция продолжается!» – строго сказал профессор.
Зейн скорчил рожу, но замолчал. Николас попытался снова включить «Запоминание», но концентрация была потеряна. Вместо дат барокко он видел розовую вату волос краем глаза и чувствовал на себе этот пристальный, неудобный, но *живой* взгляд.
**< < ВНЕШНЕЕ ВОЗДЕЙСТВИЕ. ФОКУС СНИЖЕН. ЭФФЕКТИВНОСТЬ «УСКОРЕННОГО ЗАПОМИНАНИЯ»: 45%. >>**
Раздражение подступило к горлу. Этот… Зейн отвлекал его. Мешал выживать! Но когда лекция закончилась, и все зашуршали, собираясь, розоволосый парень снова оказался рядом.
«Эй, Микаэлис, – Зейн встал, перекрывая ему путь к выходу. – Ты всегда такой молчаливый? Или просто со мной?» Его ухмылка была вызывающей.
Николас посмотрел ему прямо в глаза. В свои ледяные синие. «Я занят, – произнес он четко, голосом, который старался звучать тверже, чем он чувствовал себя внутри. – У меня есть цели».
Зейн засмеялся – громко, искренне. «Цели? Отлично! У меня тоже! Одна из них – узнать, что прячется за этим красивым, но каменным лицом. До встречи, Красавчик-Цель». Он хлопнул Николаса по плечу – несильно, но неожиданно. Николас вздрогнул, как от удара током. Зейн развернулся и растворился в толпе, оставив после себя шлейф энергии и легкий запах табака.
Николас стоял, трогая место, куда пришелся тот шлепок. Плечо болело после вчерашних подтягиваний. Но это было… другое. Не боль врага. Не холод презрения. А что-то… живое. Грубое, но настоящее.
**< < НОВЫЙ КОНТАКТ ЗАФИКСИРОВАН. АНАЛИЗ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ… ПОТЕНЦИАЛ ДЛЯ СИНХРОНИЗАЦИИ: ОБНАРУЖЕН. КАТЕГОРИЯ: «СОЮЗНИК?» / «ПРЕПЯТСТВИЕ?». >>**
Союзник? Препятствие? Николас не знал. Он знал одно: его тихая война за выживание только что стала громче. И в ней появился новый, совершенно непредсказуемый игрок с розовыми волосами и дерзкой улыбкой. Он вышел из аудитории, шагая чуть быстрее. Сердце билось не только от усталости. От чего-то еще. От предчувствия бури. **28:11:15:33** – времени становилось меньше, но мир вокруг – сложнее и страннее. И в этой странности, возможно, таился шанс.