основы археологических раскопок

-Макарова, ты... — Соколов сфокусировал на мне взгляд, — ты что здесь делаешь?

 — А меня здесь нет, — оптимистично заявила я, пожимая плечами со страдальческой ухмылкой, — это, Егор Алексеевич, персонифицированная белочка. Пить меньше надо потому что.

 — А почему это белочка так похожа на Майю Макарову? — по-настоящему заинтересованно вопросил Соколов, следя за мной взглядом пронзительно-голубых глаз. Почему-почему.

 По кочану! — Да потому что от нас обеих хорошего не жди, — заключила я, все же проходя к умывальнику и набирая полный чайник воды.

-О,я вижу, вы познакомились, — в дверном проеме возникло до неприятного невинное лицо Вовки. 

Почему-то это самое лицо мне дико захотелось разбить чайником, который я держала в руках — и я едва сдержалась, с размаху ставя посуду на плиту

 — Егор, это — гордость нашей семьи, моя сестренка Майя. Майя, это Егор, мой братан.

 — И теперь все мы — большая и очень странная семья, — буркнула я. 

Чайник грелся очень медленно, что меня дико напрягало,я уже сама готова была закипеть.

 — Не обращай на нее внимание, она у нас колючая, — усмехнулся Вовка

 Егор только ненатурально удивился, качая головой и усмехаясь

 — Да? А так сразу и не скажешь, — хмыкнул, зажигая новую сигарету

 Мне это представление совершенно не нравилось ,поэтому я раздраженно повернулась к парням, почему-то чувствуя себя в крайне невыгодном положении

 — Егор Алексеевич, хватит ломать комедию, — процедила я

 — Вов, это мой новый преподаватель. Сегодня познакомились.

 Познакомились, блять — хотелось добавить мне, но ценою невероятных усилий я сдержалась. Почему-то присутствие преподавателя, пускай и немного пьяненького, не давало мне выразить всю гамму своих эмоций посредством великого и могучего. До Вовки сказанное мною доходило туго ,но как только дошло, брат оглушительно рассмеялся, хватаясь за дверной косяк

 — Преподаватель? Егор, ты? В институте? Погоди, так это ты — тот чувак, который всю неделю шароебился где-то и вызвал студентов утром в субботу? 

О, нет. Эта ситуация не может стать более неловкой, так, что ли? Хотя нет — было бы гораздо более неловко, если бы мой братец с Соколовым вместе не пили, а занимались горячим и шумным сексом. При мысли об этом я тихонько хихикнула, чем заслужила неожиданно прохладный взгляд от Соколова, который демонстративно выпускал дым в противоположную от форточки сторону

 — Шароебилась где-то твоя сестренка, потому что мало того, что опоздала на пятнадцать минут, так еще и нагрубила при входе в аудиторию, — выдал преподаватель, снова истязая мою герань дымящимся бычком. 

Вовка хохотнул, переводя на меня лукавый взгляд

 — На десять, из них на две я застряла в турникете! — воскликнула я, возмущенно сжимая кулаки

 — И я уже извинилась! И, ради Бога, хватит мучить мою герань, она мне дорога, как память о лучших временах!

 Вовка уже натурально согнулся от хохота. Я раздраженно стукнула кулаком по столу, вызывая еще один приступ смеха,теперь уже у Егора

 — Боже, первый день знакомства, а вы, Егор Алексеевич, меня уже заебали, — буркнула я, забивая на чайник и выскакивая с кухни 

— моей собственной, между прочим! — и толкая Вовку в плечо по дороге. 

Тот скривился, пропуская меня и провожая веселым и очень-очень пьяным взглядом.

 — Взаимно, Макарова, взаимно! — донеслось смешливо-ироничное мне вслед.

 ***

 — Вов, ты матери сегодня звонил? — спустя два часа я все же снизошла до кухни, хмуро разглядывая сидящих там парней. 

Брат выглядел очень не очень — глаза бегали, щеки покрывал неестественный румянец

 — Вы что, еще пили? 

— Не, не пили, — Вова так возмущенно воззрился на меня, что я поняла

 — пили, и пили еще как. 

Егор Алексеевич по-домашнему устроился прямо на полу, подтянув ноги под себя и прикрыв глаза. Когда я вошла, он сфокусировал на мне удивленный взгляд. Похоже, Соколов успел уже забыть, что я здесь и я снова стала для него неприятным сюрпризом. — Так ты матери звонил или нет? Она меня там сообщениями завалила, гадает, как ты там, — буркнула я. Вовка только покачал головой, опуская ее пониже.

 — Тебе как вообще? — настороженно спросила я, приседая рядом с братом и заглядывая ему в лицо

 — Зачем пить так много, ирод?

 — Да не трогай его, Макарова, не видишь — плохо человеку, — процедил Соколов

— не капай на мозги, ты лучше водички в стакан накапай. Соколов выглядел возмутительно трезвым — подонок явно умел пить или хотя бы притворяться, что умеет.

 — А вы... Вы-то почему за ним не проследили? — возмущенно прошипела я, все же подходя к умывальнику и набирая воду в стакан

 — Он же ваш друг!

 — Братан! — подтвердил Вова, взмахивая рукой и снова затихая, как только я сунула в нее стакан

 — Твой брат, Макарова, пить не умеет, но очень хочет, и запретить ему этого я не могу, мы все тут взрослые люди, — Соколов вздохнув, вставая и подходя к Вове

 — Сиди, не дергайся, скоро станет чуть легче. Я поехал домой, метро закрывается.

 Как бы Соколов меня сейчас ни раздражал, пришлось признать ,в чем-то он был прав. Вовка пить не умел, постоянно из-за этого страдая и причиняя страдания другим. Не было ничего удивительного в том, что вечер он заканчивал в неизменном лежачем положении.

 — Какое домой? Ночуй здесь, — Вова вяло воспротивился, — на уже метро не успеешь, тебе же ехать через весь город, вон Майя тебе на диване постелет. 

Егор Алексеевич перевел на меня насмешливый взгляд.

 — Майя никому нигде стелить не будет, — возмущенно воскликнула я, качая головой

— Майя сейчас позвонит маме, чтобы она не вызывала наряд полиции из Твери сюда, а потом пойдет спать, а Егор Алексеевич поедет себе через весь город — или пешком пойдет

 — Май, — ненатуральная зелень Вовкиного лица уже вызывала у меня нешуточные опасения по поводу его самочувствия

— ну пожа-алуйста... так давно не виделись... ну будь ты человеком... А потом Вовка издал такой характерный звук, что я поняла ,если он сейчас начнет мне что-то доказывать или просто откроет рот, то ничем хорошим это точно не закончится. 

Именно поэтому я поспешно замахала руками, чувствуя, что спустя несколько секунд пожалею о своей доброте: 

— Хорошо-хорошо, ты только не волнуйся, Вов. Егор Алексеевич — уж не знаю, почему, но по имени к нему обращаться у меня как-то не получалось, хоть убейте ,хоть он и сидел прямо передо мной на моем полу явно не по-преподавательски

— посидите пока с ним, я маме перезвоню. 

Соколов только кивнул. Похоже, у него тоже не осталось сил со мной спорить. 

***

 — Майя Васильевна Макарова! Почему твой брат не отвечает на мои звонки? Почему ты тоже не берешь трубку? Почему у вас там так шумно в двенадцать часов ночи? Что твой брат там снова устроил? — трубка взорвалась маминым криком, причем так громко, что из кухни выглянул Егор, недоуменно глядя на меня.

 — Мам, мам, — я прикрыла трубку рукой, делая Соколову страшные глаза и усиленно прижимая указательный палец к губам.

 Егор хохотнул, скрываясь, но спустя пару секунд шум на кухне все же прекратился

 — все хорошо, мы с Вовой просто фильм смотрим, не слышали, как ты звонила.

 Ага, фильм. Ну, у Вовки-то там точно сейчас мультики, а у нас с Соколовым, судя по всему, комедия положений — хорошо, что хоть не боевик. 

— Так поздно? — я прямо видела, как мать нахмурилась

 — А как же учеба?

-Мам, завтра воскресенье, — тихо произнесла я, уже зная, куда ведет этот разговор, как и десятки разговоров до него

 — какая учеба? 

— Ты мне обещала повышенную стипендию в этом семестре, а в прошлом у тебя была проблема с английским языком, — голос матери звучал очень категорично

— я думала, что ты возьмешься за голову. 

— Мам, четыре — это не проблема, — закатила я глаза

 — просто преподаватель... 

— У тебя всегда виноват кто-то, но не твоя собственная лень, — перебила меня мать, — снова твоя обычная песня. Май, пойми — за тебя никто учиться не будет. Раз уж ты наплевала на наши с отцом советы и ушла на этот свой исторический... 

«Этот мой исторический» был причиной постоянных ссор в нашей семье. Родители видели меня лингвистом, а у меня английский, как назло, совсем уж не получался. Мать выбрасывала кучу денег на репетиторов, отец иначе, как на английском, ко мне не обращался, каждый раз вызывая у меня нехилую панику. Пятерку в аттестате и золотую медаль я вымучила — но сделала я это с такими нечеловеческими усилиями, что мысль о еще пяти годах такого же ритма жизни меня невероятно ужасала. Мое решение уйти на исторический было встречено не слишком оптимистично, с истериками и криками, но я проявила недюжинное упрямство, с помощью братца, который жил на тот момент в столице уже лет пять, подав все документы. 

В институт меня взяли, брат предложил пожить у него — еще одна причина, по которой с родителями мы рассорились. Вова считался негласным позором семьи, принимая этот факт с мученическим смирением. Мало того, что братец бросил юридический на третьем году обучения, чем поверг родителей в настоящий шок, так еще и работал абсолютно не по специальности, перебиваясь заказами на дизайн от частных лиц. Зарабатывал он прилично, но родители фриланс за работу вообще не считали. А как же страховка? А как же стаж? А как же?.. 

И наша мать, и мой отец — Вова был сыном матери от первого брака, что подливало масла в огонь — считали, что братец на меня влияет не то что плохо — просто ужасно. Отчасти так и было, вспомнить только причину моего опоздания на злополучную пару Соколова — веселую пьянку с братом на двоих. Вовка был тем еще раздолбаем, но такая веселенькая жизнь явно была в разы лучше будущего, которое для меня готовили родители.

 Объяснить это им пока не представлялось возможным — поэтому в моем распорядке дня как минимум полчаса уходило на то, чтобы выслушать материнские упреки и отцовское негодование, объяснить, что я не ушла в запой/не продаю себя за наркотики/не вступила в секту/не прогуливаю пары/нужное подчеркнуть. Вот и сейчас мать, будто бы интуитивно ощущая возникшую ситуацию, никак не хотела отправиться в кровать и отпустить меня с миром:

 — Я надеюсь, ты не прогуливаешь пары? Твой брат на втором курсе уже начал эти свои... — мать вздохнула, — ...фрилансы. Я не хочу еще раз приезжать в Москву и говорить с преподавателями. Если отец узнает, что ты не прикладываешь максимум усилий... 

— Мам, я стараюсь, — вздохнула я, садясь на краешек дивана, — правда.

 — Ага, знаю я, как ты стараешься. Гуляешь там, небось, постоянно. В прошлом году догулялась уже! Таких отметок в жизни раньше не было! 

Я почувствовала, как в горле встает ком. Мать была и остается единственным человеком, который мог довести меня до слез в рекордно короткие сроки. В прошлом году как раз перед сессией я попала в больницу с пневмонией с осложнениями — и мать наивно полагала, что это был «только еще один повод не расслабляться, а больше свободного времени посвятить учебе — все равно ходить никуда нельзя». Получилось совершенно не так — провалявшись месяц на больничной койке, я пропустила тонну материала, из-за чего учеба ушла от меня куда-то не туда. К сессии большинство критических ситуаций я исправила — но, к сожалению, не все, из-за чего повышенная стипендия помахала мне ручкой и свинтила куда подальше.

 — Я буду стараться, мам, — голос дрожал, предвещая слезы, — честно. Но выше головы мне все равно не прыгнуть.

 — А ты попробуй для разнообразия, Май! — воскликнула мама

—Не позорь нас с отцом. И не реви.

 — Не буду, — прошептала я, — извини. Мне пора, хочу спать.

 — Спокойной ночи, — мама чуть успокоилась

 — старайся, солнышко.

 — Хорошо, мам, — прошептала я в трубку, из которой уже доносились короткие гудки

 — буду стараться... По щеке скользнула слеза. 

Блять, как вовремя — на кухне Вовка загибается, мой отбитый преподаватель археологии собирается спать на нашем диване, а я тут сырость развела. Надо собраться, надо собраться, надо... Стирая влагу со щек, я повернулась к выходу из гостиной. И встретилась взглядом с Егором Алексеевичем. Воцарилась тишина. На секунду мне показалось, что преподаватель поднимет меня на смех — или, того хуже, попытается понять, что случилось, но боженька, кажется, наградил Соколова хотя бы каплей такта — он промолчал.

 — Вы не могли бы перенести Вову в его спальню? — тихо спросила я, пытаясь унять дрожь в голосе

 — Боюсь, на кухне ему будет неудобно.

 — Уже перенес, — Егор усмехнулся краешком губ

— он спит.

 — Запасное одеяло в шкафу, — буркнула я, а затем сделала, наверное, очень глупую вещь показала рукой на диван

 — вот диван. 

Уже спустя секунду мне захотелось хлопнуть себя по лбу от растущего ехидства во взгляде Соколова.

 — Знаешь, Макарова, диван — штука заметная и без твоих указаний — хмыкнул преподаватель, входя в комнату. 

Я раздраженно уставилась на парня. Вот не может просто поблагодарить и заткнуться — обязательно нужно показать, что он здесь самый умный и самый забавный. Бесит такое в людях, невероятно бесит,как и наглость, которой у Соколова, кажется, было более чем достаточно.

 — Мне кажется, или ты сейчас мысленно меня расчленяешь, Макарова? — преподаватель прищурился. 

— А вы догадайтесь, Егор Алексеевич, — буркнула я, выходя из комнаты

 — раз такой умный. 

— Спокойной ночи! — пропел парень мне вслед

— Сладких снов, Макарова! 

Дебил. Хлопнула бы дверью, да только Вовку будить неохота.

 *** 

Утром, вопреки моим ожиданиям и общепринятым клише, я не встретила Соколова выходящим из душа, не застала его безмятежно спящим и даже вспомнила о том, что у нас гости, прежде чем выйти из своей комнаты в одной домашней футболке. Еще одной неожиданной и до дикости банальной сцены с участием археолога я бы не выдержала, убежала бы к чертовой матери жить к Алисе. 

Когда я вошла на кухню, чтобы приготовить завтрак, Соколов уже был там, безмятежно попивая кофе из моей любимой чашки и покуривая в форточку. Я поморщилась. 

— Утро доброе— произнес преподаватель, похоже, не испытывая ни капли угрызений совести

 — что на завтрак? — Предыдущий преподаватель археологии, — буркнула я, — под чесночным соусом.

-Терпеть не могу чеснок, — хмыкнул Егор Алексеевич.

 — Я тоже много чего терпеть не могу, — огрызнулась я

— но вы же здесь.

 — Тебе не кажется, что после совместно проведенной ночи пора бы уже перейти на «ты», Макарова? — археолог прищурился, откидываясь на спину и невозмутимо отпивая кофе.

 Я возмущенно развернулась, чуть не сбив на пол только что приготовленные овсяные хлопья, на большее вдохновения пока не хватало. Егор Алексеевич улыбался и улыбался настолько нагло и самоуверенно, что я даже не пожалела бы этих самых хлопьев, чтобы залепить ими его смазливую рожу. Видимо, что-то такое отразилось на моем лице, потому что Соколов поднял руки, капитулируя:

 — Хорошо-хорошо, делай, как знаешь, я не заставляю.

 — Егор Алексеевич, — выдохнула я, наливая кофе в чашку и поворачиваясь к парню

 — слушайте, я понимаю, что я — далеко не идеальная студентка, но вам не кажется, что вы ведете себя не слишком... по-преподавательски? 

Соколов наградил меня длинным взглядом, в котором я не могла прочитать ничего, кроме какой-то до боли раздражающей снисходительности, которая бесила гораздо больше чего-либо другого, что я могла увидеть в его глазах.

 — Боже, Макарова, в этом мире не все крутится вокруг тебя, — фыркнул Соколов, допивая свой кофе одним глотком

— я сейчас где? На работе? Нет. Сейчас рабочий день? Нет, сейчас гребанное утро воскресенья, то есть, свободное от работы время, которое я провожу, как хочу. И если я хочу выпить со своим другом, я это сделаю независимо от того, одобряет это его взбалмошная младшая сестра или нет, и кто я преподаватель в институте, уборщик, президент или кондуктор. Майя, привычка навешивать ярлыки ни к чему хорошему тебя не во взрослой жизни не приведет  и, поверь, раз руководство университета решило, что я подхожу на роль вашего преподавателя, не тебе подвергать их решение сомнению.

 Я пораженно замолчала, чувствуя, как руки сковывает бессильный гнев. Прав же, чертяка! И не прикопаешься никак, все так красивенько обосновал, по полочкам разложил... Да уж, красноречия ему не занимать, но это не значит, что конфликт остался в прошлом. Гладко стелешь, фраерок, но ты мне все равно не нравишься. 

— Это была вводная лекция? — криво усмехнулась я

— Или утренняя распевка?

 — Ну не будь ты ребенком, Макарова, — укоризненно покачал головой Егор Алексеевич

 — лучше проверь, как там брат, а то ему там, наверное, очень одиноко. А я, пожалуй, все же отправлюсь домой ,и так злоупотребил вашим гостеприимством.

 — Нашим? — я хмыкнула

— Если вы думаете, что я была к вам так гостеприимна, то мне страшно представить, какого вы обо мне мнения.

 — Мне тоже, — почти по-доброму рассмеялся Соколов. 

***

 — Плохо тебе? Будешь еще пить? — назидательно подняла я палец вверх, уворачиваясь от не слишком прицельно брошенной в меня подушки

— Будешь пить, алкоголик, я тебя спрашиваю?

 — Не буду, — грустно покачал головой Вовка

— не буду, только водички принеси. 

Я с ухмылкой передала брату заранее купленную бутылку минералки. Вовка посмотрел на меня с такой благодарностью, что я чуть не прослезилась ,как же мало человеку нужно для счастья. Но, как оказалось, Вовке, в общем-то, было очень даже весело и без компании,он почти сразу же выставил меня вон, попросив купить чего-то от головной боли и активированного угля.

 Когда я вышла из комнаты, сопровождаемая заверениями Вовы в вечной любви, Соколов уже обувался.

 — Слушай, Макарова, а где у вас тут остановка? — кажется, преподаватель обрадовался моему появлению, ибо до этого лицо у него было крайне задумчивое

 — Мне бы до метро... 

— Я вас провожу, — вздохнула я, натягивая кеды

 — тут недалеко, мне по дороге. 

— Ну, смотри, — пожал плечами Соколов

— я тебя не заставляю.

 Я хмыкнула, доставая ключи и пропуская преподавателя вперед, в тесный и грязный подъезд.

 ***

 Осень еще не полностью вступила в свои права, но листья уже понемногу желтели, опадая прямо на глазах. Сентябрьский ветерок приятно освежал, выгоняя затхлость из легких, а воздух был до дикости, до невероятного чист... Точнее, был бы, если бы Егор Алексеевич не задымил сигаретой, как только вышел из подъезда. 

Я шмыгнула носом, щурясь от солнечных лучей, светящих прямо в глаза и заставляющих жмуриться, и красноречиво взглянула на преподавателя

 — Будешь? — Соколов кивнул на пачку, зажатую в руке.

 — Не курю, — хмыкнула я — есть и более занимательные способы самоубийства. 

— Да, можно в турникетах насмерть застревать, — согласился Егор Алексеевич, вызвав с моей стороны неконтролируемый приступ тихой ярости

— точно не хочешь? Я никому не скажу — останется между нами. 

— Да больно надо, — я пожала плечами

 — я никого и не боюсь. Просто... как-то вообще не хочется. Воздух очень чистый.

 Археолог удивленно хмыкнул, но ничего не сказал. Некоторое время мы шли молча, думая о своем, а затем мужчина снова нарушил молчание: 

— Скажи, а как так получилось, что у вас с Вовой фамилии разные? Он же вроде Авдеев...

 — Много будете знать — скоро состаритесь, — фыркнула я, — можете у него спросить при случае, а то история слишком длинная и грустная, чтобы рассказывать на ходу. 

Соколов вскинул брови, но настаивать, что удивительно, не стал. Похоже, свежий воздух и сентябрьское солнце даже на него влияли благотворно ,по лицу археолога блуждала ленивая улыбка, а голубые глаза глядели спокойно и умиротворенно.

 Впереди замаячила остановка, и я инстинктивно ускорила шаг,общество Егора Алексеевича было мне все еще не слишком приятно. Даже не так,в его присутствии я почему-то чувствовала себя дико неуютно

 — А вот и ваша остановочка, — жизнерадостно возвестила я, как только мы подошли к небольшому скоплению народа, ожидающего маршрутки

 — вам направо, мне налево, Вовка ждет свои таблетки от головы. Как говорится, бывайте здоровы.

 — И тебе пока, Макарова, — глаза археолога почему-то блеснули лукавством

— отдохни после бурной ночки, спасибо за мягкую постель и теплый, так сказать, прием. Завтра жду тебя на лекции. 

Внезапно его взгляд переместился чуть выше моего плеча. Парень просиял притворной улыбкой: 

— О, Брянцева, привет. 

Чувствуя, как кончики пальцев немеют, а к щекам приливает румянец, я медленно повернулась. В паре шагов от нас стояла слегка помятая и ну очень охуевшая Алиса, переводя взгляд с преподавателя на меня. 

— Здрасьте, Егор Алексеевич, — пробормотала она, протирая глаза так, словно сейчас с ней говорил как минимум Петр Первый, и она желала убедиться в том, что это не глюки.

 Егор Алексеевич, ухмыляясь, взъерошил мне волосы, поймав мой убийственный взгляд, заскочил в подъехавшую, как по волшебству, маршрутку и крикнул уже из прохода:

 — Увидимся завтра, девчонки! Маршрутка, плюнув на ожидающих клубом черного дыма, унеслась в направлении метро. Я повернулась к Алисе, спиной чувствуя флюиды её бешеного любопытства.

-Это что такое, блять, было? — выдохнула девушка, провожая маршрутку взглядом и снова переводя его на меня.

 — Ты не поверишь, — ухмыльнулась я.