Наследие Разбитых Сердец

Идиллия, последовавшая за концертом, напоминала слишком яркую, слишком сладкую конфету — за обманчивой глазурью таилась опасность приторности и последующей горечи. Слава — это наркотик, и Ксения, никогда не бывшая в центре всеобщего внимания, начала испытывать головокружение от его воздействия. Ее черные крылья, обычно гордо расправленные или томно опущенные, теперь, казалось, парили сами по себе, унося ее все выше в облака всеобщего обожания.

Она стала чаще пропускать совместные с Аней вечера в библиотеке, ссылаясь на «важные встречи» или «внезапные репетиции». На самом деле ее затягивало в водоворот светской жизни нейтральной зоны. С ней хотели общаться не только демоны, но и ангелы, ранее обходившие ее стороной. Ее приглашали на камерные вечеринки, на обсуждения новых музыкальных проектов, просто посидеть в кафе. И она, польщенная, шла, оставляя Аню одну.

Анна сначала не придавала этому значения. Она была рада за подругу. Но постепенно одиночество начало давить. Их комната, которая всегда была их крепостью, теперь часто пустовала по вечерам. Анна сидела за своим идеально аккуратным  столом, перечитывала конспекты, пыталась заниматься каллиграфией, но перо в ее руках выводило не ровные, красивые строки, а нервные, рваные черточки. Она слышала смех за дверью, доносящийся из комнат других ангелов, и чувствовала себя чужой. Ее лучшая подруга, ее вторая половинка, уходила в новый, блестящий мир, а она оставалась на обочине.

Однажды вечером, когда Ксения, нарядная и сияющая, в очередной раз собралась уходить — на сей раз на «совместный проект» с группой ангелов-музыкантов, — Анна не выдержала.
—Ксюш, — сказала она, откладывая перо. — Мы можем поговорить?
—Ань, я опаздываю! — Ксения на ходу поправляла сережку. — Они уже ждут. Что-то срочное?
—Для меня — да, — голос Анны прозвучал тише обычного. — Мы… мы совсем перестали видеться. Я понимаю, что у тебя новый круг общения, но…
—Ой, Ань, не начинай! — Ксения взмахнула рукой, и в ее движении была непривычная раздраженная легкость. — Это же ненадолго! Просто сейчас такой момент! Все такие интересные, столько возможностей! Мы же с тобой всегда  вместе, мы можем и потом посидеть.
—«Потом» уже длится две недели, — холодно заметила Анна. — И «интересные люди»… Ты же сама говорила, что они раньше и смотреть на нас не хотели.
—Люди меняются! — парировала Ксения. — Или ты против, что я наконец-то нашла признание? Что обо мне говорят не как о «странной демонессе с ангелом», а как о талантливом музыканте?
—Я не против твоего признания! — вспыхнула Анна, вскакивая с места. Ее белые крылья нервно взметнулись. — Я против того, что ты забываешь, кто был с тобой, когда тебя никто не замечал! Кто сидел с тобой ночами, когда ты плакала из-за насмешек! Кто репетировал с тобой до кровавых мозолей на пальцах!
—Так это же твоя работа — быть моей нянькой? — язвительно бросила Ксения, и тут же сама испугалась своих слов. Но было поздно.

Воздух в комнате застыл. Анна побледнела так, что ее кожа почти слилась с белизной ее крыльев. Ее глаза, обычно такие ясные и спокойные, стали узкими и холодными, как лезвия.
—Что? — прошептала она.
—Ань, я не это… — попыталась поправиться Ксения, но та уже отошла от стола, ее лицо было каменной маской.
—Я поняла, — сказала Анна ледяным тоном, который резал хуже любого крика. — Извини, что отвлекала тебя от твоих «важных дел» и «интересных людей». Не буду больше мешать. Удачи на проекте.

Она развернулась и вышла из комнаты, хлопнув дверью с такой силой, что с полки свалилась фарфоровая статуэтка единорога — их общий талисман. Он разбился вдребезги.

Ксения стояла посреди комнаты, вся дрожа, с горящими щеками. Гнев и обида боролись в ней с стыдом. Она хотела бежать за Аней, извиняться, но ее гордость и упрямство, те самые демонические черты, что она так старалась подавлять, вцепились в нее мертвой хваткой. «Пусть остынет», — подумала она с надменностью, которой научилась у новых «друзей». — «Потом поговорят».

Но «потом» не наступило. Анна избегала ее. На парах она садилась подальше, в столовой уходила с подносом в другой конец зала, на вопросы отвечала односложно и холодно. Стена между ними выросла не стеклянная, а ледяная, непроницаемая.

Иван, видя мрачное настроение Ксении, пытался выведать причину.
—Что-то случилось с Аней? — осторожно спросил он, когда они гуляли по саду.
—Да ничего особенного, — отмахнулась Ксения, срывая лепесток с райской розы. — Надумала чего-то. Сама не знает, чего хочет. Пройдет.
Она не хотела признаваться,даже ему, в своей ошибке, в своей глупости. Ей казалось, что это сделает ее слабой в его глазах.

Но одиночество давило. Новые «друзья» оказались поверхностными. Их интерес к ней был связан только с ее сиюминутной славой. Как только восторг от концерта начал стихать, их внимание стало рассеиваться. Приглашений стало меньше, разговоры — короче и пустее.

А по унивеситету уже ползли новые сплетни. Теперь шептались не только о том, что «ангел и демон поссорились», но и о том, что «Абрамова зазналась», «вспомнила, что она демон, и кинула свою ангельскую подружку», что «Ржевский ее испортил, отвадил от праведного пути».

Эти слухи дошли и до Егора. Он, наблюдавший за всей ситуацией со своей обычной  отстраненной усмешкой, на этот раз не остался в стороне. Он нашел Анну в самом укромном уголке библиотеки — не в ангельском секторе, а в самом дальнем демоническом архиве, где пахло пылью и древним пергаментом. Она сидела за столом, уткнувшись в какую-то огромную книгу, но ее взгляд был пустым.

Егор подошел и, не говоря ни слова, опустился на стул рядом. Анна вздрогнула и посмотрела на него с привычной уже настороженностью.
—Что тебе, Булаткин? — спросила она устало. — Пришел позлорадствовать?
—Злорадство — это не мой стиль, — парировал он, разглядывая корешок книги перед ней. — «Трактат о забытых клятвах и разрывах связей». Мрачноватый выбор для легкого чтения.
—Уйди, — просто сказала она, возвращаясь к книге.
—Не могу, — ответил он с притворной легкостью. — Мой лучший друг ходит мрачнее тучи, потому что его девушка ходит мрачнее тучи, потому что ее лучшая подруга… — он сделал паузу, — …сидит в архиве и читает депрессивные трактаты вместо того, чтобы пойти и выцарапать глаза тем, кто распускает про нее грязные сплетни.

Анна подняла на него глаза, и в них мелькнула знакомая ярость.
—Какое тебе дело до наших сплетен?
—Мне дело до нее, — вдруг серьезно сказал Егор, и вся его насмешливость куда-то испарилась. — Ксения не зазналась. Она запуталась. Она как щенок, которого впервые выпустили на волю, и она бегает кругами, не зная, куда себя деть от счастья. А ты вместо того, чтобы взять ее на поводок и успокоить, обиделась и ушла в свою раковину.

— Она сказала, что я ее нянька! — вырвалось у Анны, и голос ее дрогнул от незажившей обиды.
—А ты ведешь себя как капризный ребенок, — безжалостно констатировал Егор. — Вы обе ведете себя как дети. Она — от радости, ты — от обиды. И пока вы тут дуетесь друг на друга, вашей дружбой вовсю пользуются. Лиза и Кристина уже вовсю трубят, что вы поссорились из-за меня и Ванюши, что мы вас поссорили. И знаешь что? Частично они правы.

Анна уставилась на него, онемев от возмущения.
—Как это?
—Мы внесли в ваш идеальный мирок хаос, — объяснил он, его синие глаза были пристальными и невероятно серьезными. — Мы заставили вас выйти из вашей зоны комфорта. И теперь ты не знаешь, как себя вести. Тебе проще обидеться и убежать, чем признать, что что-то изменилось, и найти в этом новые правила. Ты же ангел благополучия, черт возьми. Так создай его! Не для всех, а для начала для себя и для нее!

Он встал, отодвинув стул с громким скрежетом.
—А теперь извини, у меня лекция. А тебе совет — заклейми пару сплетниц священным огнем, а потом иди мириться с подругой. Пока не стало слишком поздно.

Он ушел, оставив ее одну в полумраке архива с гудящей головой и колотящимся сердцем. Его слова, как всегда, были резки и беспощадны, но в них была горькая правда. Она вела себя как ребенок. Она позволяла обиде и гордости разрушать самое ценное, что у нее было.

В это время Ксения, окончательно осознавшая свою ошибку, рыскала по университету в поисках Анны. Она обошла их обычные места — сад, столовую, музыкальный класс. Ее не было. Тревога и стыд сжимали ей горло. Она уже готова была пойти на крайние меры и обратиться за помощью к Ивану, когда увидела Егора, выходящего из архива.

— Егор! — бросилась она к нему. — Ты не видел Аню? Я не могу ее найти, мы поссорились, я наврала ей ужасные вещи, я…
—В архиве, — коротко сказал он, указывая большым пальцем  за спину. — Сидит, переосмысливает жизнь. Иди к ней. И, Ксения? — он остановил ее. — Будь честной. Только так.

Ксения кивнула, не в силах вымолвить ни слова, и рванула в архив.

Анна сидела на том же месте, уткнувшись лицом в ладони. Она не плакала, она просто была сломлена.

— Ань… — тихо позвала Ксения, останавливаясь в нескольких шагах от нее.

Анна медленно подняла голову. Ее лицо было усталым, но глаза уже не ледяными, а просто… печальными.

— Я пришла извиниться, — начала Ксения, и слова полились сами, торопливо, скомканно. — Я была ужасной дурой. Я зазналась. Я сказала тебе гадость, самую ужасную гадость на свете. Ты не нянька. Ты мой лучший друг. Ты… ты моя семья. И эти все «интересные люди» — они пустое место по сравнению с тобой. Я просто… я просто потеряла голову от всего этого. Прости меня. Пожалуйста.

Она стояла, опустив голову, как провинившийся ребенок, и ждала приговора.

Анна смотрела на нее, и стена льда в ее груди медленно  таяла. Она видела ее искреннее раскаяние, ее страх потерять их дружбу.
—Я тоже была не права, — тихо сказала она. — Я должна была поговорить с тобой спокойно, а не дуться. Я… я просто испугалась, что ты меня больше не нуждаешься.

Ксения бросилась к ней и обняла ее так креко , как будто хотела никогда не отпускать.
—Я всегда буду нуждаться в тебе, глупая! Всегда!

Они стояли, обнявшись, среди древних фолиантов, и прошлые обиды медленно  растворялись в облегчении от примирения.

— Знаешь, — сказала Анна, наконец отпуская ее и вытирая глаза. — Булаткин, как ни странно, сегодня сказал очень умную вещь.
—Не может быть! — фыркнула Ксения, но потом задумалась. — Хотя… он вообще часто говорит умные вещи. Просто подает их под таким соусом, что хочется его стукнуть.

— Он сказал, что мы должны создать свое благополучие сами, — продолжила Анна. — И… я думаю, он прав. Мы не можем оставаться прежними. Все изменилось. Но мы можем измениться вместе. Найти новые правила.

Ксения улыбнулась, ее лицо снова озарилось светом, но на этот раз это был не блеск мишурной славы, а теплое, настоящее сияние.
—Да. Новые правила. Например, правило первое: никогда не ложиться спать в ссоре.
—Правило второе , — подхватила Анна. — Вместе давать отпор всем Лизам и Кристинам. Священным огнем, если понадобится.

Они рассмеялись, и смех их снова звучал в унисон, как раньше. Трещина была залатана. Но шрам остался. Напоминание о том, что даже самая прочная дружба требует работы, внимания и что внешний мир всегда готов вбить клин между теми, кто дорог друг другу. Но они справились. И это делало их связь только крепче.