3. Что день грядущий нам готовит?
Амалия Крейзинберг задумчиво шагала по Косому переулку, перебирая в уме список покупок и сверяя его с содержимым сумок, дабы ничего не забыть.
Субботний день подходил к концу. В небе витали легкие сумерки. Народ лениво бродил по переулку, изредка заходя в магазины, наслаждаясь атмосферой тихого вечера. Свежий ветерок разогнал тучи, явив взорам девственно-чистое небо, представляющее собой великолепный градиент — переход от голубого к нежно-розовому — и сверкающий солнечный круг, склоняющийся к горизонту, уже не так сильно бьющий по глазам, теряющий свою мощь перед наступающей Ночью.
Летний дворик в кафе Фортескью был полон. Волшебники и волшебницы неспешно потягивали дымящийся кофе, ковыряли белоснежные шарики мороженого ложками, обсуждая последние новости Пророка или просто наслаждаясь уютным молчанием и прекрасной погодой, установившейся после дождя, столь редкой для пасмурного Лондона.
Амалия бегло оглядела сидящих и заметила два чересчур знакомых лица в углу дворика. Отворив калитку, она вошла на территорию кафе и направилась к дальнему столику.
— Альбус, Миневра! Какая встреча! — женщина слегка поклонилась и шутливо приподняла аккуратную шляпку. — Рада видеть вас в добром здравии.
— Амалия, дорогая! — МакГонагалл встала со стула, шагнула навстречу подруге и обняла женщину. — Совсем ты забросила меня в последнее время. А я все жду от тебя звонка по каминной сети!
— Миневра‚ дай сесть человеку, — Дамблдор жестом указал на пустующий стул за столиком. — Присаживайся, Амалия. Кофе?
— Да, пожалуйста, Альбус.
Дамблдор хлопнул в ладоши и перед ним появился большеухий домовой эльф.
— Что угодно господину? — существо сложилось в глубоком поклоне и прижало уши.
— Чёрный кофе, со сливками и двумя ложечками сахара. И вазочку лимонных долек, пожалуйста.
— Как пожелает господин. Что-нибудь еще?
— Нет, спасибо.
Эльф вновь поклонился и исчез с тихим хлопком. Амалия рассмеялась.
— Все-то ты знаешь, Альбус. И как тебе это удается?
Дамблдор загадочно улыбнулся и подцепил вилкой последнюю лимонную дольку, сиротливо лежащую на донце стоящей перед ним розетки.
МакГонагалл, вдруг вспомнив о чем-то, сдвинула брови.
- Ты получила мое письмо, Амалия?
— Письмо? Нет.
— Я отправила тебе его сегодня, около полудня.
Амалия нахмурилась.
— Я целый день хожу по магазинам. Вероятно, я не застала его.
Миневра и Альбус переглянулись.
— Амалия, — начал Дамблдор, понизив голос, — ты слышала о возвращении Волдеморта?
Мадам Крейзинберг пожала плечами.
— Разумеется, слышала, вся Британия звенит об этом. Не знаю уж, чему верить. Гермиона считает, что это правда, Пророк твердит, что не более чем глупые слухи. Хотя, если учесть, что Гермионе я доверяю всё же больше, чем Пророку, пожалуй, я склоняюсь к первому варианту.
Альбус тяжело вздохнул.
— Боюсь тебя огорчить, Амалия, но, скорее всего, ты права. Мы уверены в том, что Волдеморт вернулся.
Амалия многозначительно приподняла бровь.
— Мы — это?..
Дамблдор кивнул
— Да. Я возродил Орден Феникса.
Воцарилось молчание. Затянувшуюся паузу прервал появившийся эльф-домовик с подносом: ловко поставив принесенную еду на стол, он поклонился и трансгрессировал. Амалия вздохнула, сделала глоток кофе и попыталась переварить сказанное.
— Я всегда верила тебе, Альбус. Если ты так говоришь, значит, это действительно правда... Что же, если это и впрямь окажется так, скоро в Британии начнется очень веселая жизнь.
Она помнила первое пришествие Волдеморта. Постоянный страх, пустынные улицы и закрытые магазины с разбитыми витринами — испуганные люди предпочитали отсиживаться дома, почти не выходя за дверь в страхе встретить кого-нибудь из Пожирателей. Помнила вербовки — к ней несколько раз наведывались приспешники Темного Лорда, и ей едва удавалось ускользнуть от них. Помнила пожарища, помнила крики и пытки — людей карали публично, помнила отвратительный запах смерти, стоящий всюду, и трупы. Много трупов.
Мадам Крейзинберг сделала еще один глоток, но, видимо, поняв, что для осмысления одного кофе будет недостаточно, хлопнула в ладоши, призывая домовика.
— Огневиски. Быстро!
Эльф трансгрессировал и тут же вновь появился с бутылкой, наполненной коричневой жидкостью, и тремя стаканами.
Щедро плеснув виски в бокал, мадам Крейзинберг залпом опорожнила его. Дамблдор покачал головой.
— А пить ты так и не научилась, Амалия. Ты с этим поосторожней, как другу советую. Как вспомню, что ты вытворяла в моем кабинете в ту рождественскую ночь семь лет назад...
Миневра удивленно изогнула бровь.
— А вот отсюда, пожалуйста, поподробней, Альбус.
Дамблдор пожал плечами.
— Ну, дорогая Мини, могу тебе сказать лишь, что наша Амалия еще очень даже ничего...
Пока оторопело-охреневшая МакГонагалл залпом ополовинивала бутылку, достопочтенная мадам Крейзинберг увлеченно лупила не менее достопочтенного мистера Дамблдора по голове чем под руку попадется. Под руку попалась новая книга вязания, видимо, купленная самим достопочтенным мистером Дамблдором здесь же, в Косом переулке. Книга оказалась толстой, так что приносила достопочтенному мистеру Дамблдору довольно ощутимые увечья. Однако достопочтенный мистер в ответ лишь посмеивался и пытался прикрыться руками, напрочь забыв о лежащей в кармане палочке.
— Старый болван! Да что ты мелешь!.. Да как ты смеешь!
— Все, сдаюсь! — Альбусу наконец удалось отобрать книгу у взбесившейся Амалии, и он помахал перед ее носом извлеченным из кармана белым носовым платком. — Да я же пошутил! Неужели у вас совсем чувства юмора нету? — он удивленно и немного сочувственно оглядел сидящих по разные стороны от него женщин.
Те синхронно и очень тихо ругнулись, про себя проклиная старого интригана.
— Не шути так больше! У меня чуть инфаркт не случился. Чтобы ты... И Амалия! Это же надо было удумать! — тяжело дышащая и раскрасневшаяся после огневиски МакГонагалл извлекла из рукава палочку и стрельнула себе в висок отрезвляющим и антипохмельным.
— Да брось ты, Мини, — ехидным голосом произнесла мадам Крейзинберг. — Мы-то с тобой знаем, что Альбус... Кхм... Несколько расходится в предпочтениях... С большинством представителей мужского пола.
Дамблдор подавился лимонной долькой, а МакГонагалл совсем по-девичьи хихикнула. А потом расхохоталась в голос. Пятью секундами позже к ней, не выдержав, присоединилась и Амалия.
На странный столик с хохочущими пожилыми женщинами и улыбающимся стариком уже начали оборачиваться люди, когда Амалия наконец перестала смеяться и принялась вытирать выступившие слезы белым Дамблдоровским платком. Миневра, кашлянув, придала своему лицу прежнее строгое выражение и отпила из кружки с дымящимся кофе. Альбус спрятал улыбку и сунул в рот следующую лимонную дольку.
— Ты говорил об Ордене, — спустя несколько минут молчания напомнила Амалия. Дамблдор кивнул.
— Да. Министерство отказывается выходить на контакт... Так что мы действуем подпольно. Помнишь дом на Гриммо?
— Вальпургин?
Дамблдор снова кивнул.
— После ее смерти дом перешел к прямому наследнику, сыну Вальпурги, Сириусу Блэку. А тот любезно согласился устроить там штаб-квартиру. Благодаря защите дома его почти невозможно обнаружить, так что это просто идеальный вариант для нас.
Миневра, до этого хмуро слушавшая рассказ Альбуса, напряженно дернула плечом и сдвинула брови.
— Амалия, дорогая, нас еще очень мало... И нам бы очень помогло, если бы такая одаренная и сильная ведьма, как ты, присоединилась к нам.
Мадам Крейзинберг тяжело вздохнула.
— Мини, ты и так знаешь мой ответ — нет. Я достаточно рисковала жизнью в свое время, к тому же мое здоровье оставляет желать лучшего. Года берут свое, ты это и по себе прекрасно знаешь. Разумеется, вы с Альбусом можете расчитывать на любую поддержку с моей стороны: зелья, книги, артефакты, все, что нужно... Я помогу наладить контакт с нужными людьми, если будет необходимо, ты знаешь также и о моих связях. Но я не буду вступать в Орден. Вступление обязывает к риску, магическое соглашение не позволит отступить. А у меня огромная занятость сейчас, зелья должного качества очень востребованы нынче. К тому же если со мной что-то случится, я не знаю, что будет с Гермионой...
Дамблдор покачал головой.
— Ты настоящая выпускница своего факультета, Амалия. Я не раз замечал твой истинно слизеринский характер, однако, с явной примесью гриффиндорской смелости и выдержки. Не кривись, ты прекрасно знаешь, что это так. Но твоя любовь к Слизерину, вполне обоснованная, между прочим, не делает тебя менее замечательным человеком... Орден будет очень благодарен за твою помощь, какой бы она ни была. А также в случае чего ты все еще можешь полностью рассчитывать на меня... — он вопросительно посмотрел на МакГонагалл. Та кивнула. — На меня и Миневру.
Амалия кашлянула.
— Да, Альбус, толкать пафосные речи ты умел всегда, — она глянула на большие часы, прикрепленные к фонарю неподалеку от кафе. — Было очень приятно увидеться с вами, но, увы, мне уже пора. Гермиона заждалась меня, наверное, — она поднялась.
— Кстати, о Гермионе, — Дамблдор за руку усадил Амалию обратно на стул. — Мы хотели бы попросить тебя отпустить девочку на Гриммо до конца каникул. Она увидится с друзьями, и, к тому же, ввиду последних событий, там она будет в большей безопасности.
— Если это будешь контролировать ты, то я согласна. Она совсем зачахла в моем доме, ей необходимо хоть как-то развеяться за каникулы. Мне отправить Гермиону или ты сам как-нибудь переправишь ее?
— Если это не составит тебе труда, можешь сама перенести ее. Ты включена в защиту дома? — Амалия кивнула. — Превосходно. Завтра я почти целый день проведу на Гриммо, так что можешь привезти ее в любой момент.
— И, Альбус, ты же не собираешься принимать Гермиону в Орден?
— Конечно, нет, Амалия, она еще несовершеннолетняя. Девочка просто поживет на Гриммо. Разумеется, ночные полеты будут продолжаться. Я знаю, что икары не выживают без неба, — старик улыбнулся в бороду, сверкнув стеклышками очков-половинок. Мадам Крейзинберг заметно расслабилась.
— Вот такие дела, дорогие мои, — продолжил Дамблдор, задрав рукав мантии и посмотрев на часы. — А сейчас прошу меня простить. В «Сладком королевстве» после шести скидки на лимонные дольки, — старик поднялся и, ловко лавируя между столиками, вышел из кафе.
Женщины тяжело вздохнули, отодвинули стулья и, кинув на стол несколько галеонов, направились вслед за Дамблдором, бормоча что-то о чересчур бойких стариках.
