Вера, Надежда, Любовь.
Tobias
Надежда — это долгое ожидание и вера. Жизнь человека обессмысливается, если он теряет надежду.
Мне казалось, что я давно забыл это чувство, но тут в моей жизни появилась Трис и буквально перевернула ее. Теперь надежда никогда не покидает меня. Вот и сейчас она снова напоминает о себе.
— Только сывороткой можно побороть сыворотку, — сказала Анабель, ожидая моей реакции.
Я округлившимися глазами смотрел по очереди то на Кристофера, то на Анабель. Молчание слишком растянулось. Закатив глаза, Кристофер сказал:
— Бель имела в виду, что мы можем попробовать излечить Трис с помощью другой сыворотки, которая уже существует и давно используется.
Я скрестил руки на груди и поднял бровь.
— Сразу видно, что ты не эрудит: слишком долго доходит, — недовольно сказала Бель, тоже скрестив руки на груди, словно пародируя меня, как маленький ребёнок.
— И кто же, по-твоему, тогда я? — раздраженно спросил у Бель.
— Так, всё, хватит, мне надоело; вообще-то, я хотела помочь тебе, идиот, а не спорить.
— Я идиот?!
— Перестаньте! — гаркнул Кристофер, отчего даже мыши притихли. — Бель, успокойся. Тобиас, — Кристофер глубоко вздохнул и продолжил: — я теперь знаю, как всё исправить.
— Не томи, что за сыворотка?
— Идиот, — буркнула Бель и подошла к клеткам с мышками; она начала о чём-то шептаться, смеяться над грызунами и водить пальцами по прутьям. В этот момент я усомнился, что девушке вообще есть хотя бы шестнадцать, но ее принадлежность к фракции Дружелюбия никак не изгладилась.
— Это сыворотка Дружелюбия, Тобиас, — сказал Крис, отвлекая меня от ребячества Бель. — Она словно противовес сыворотке Контроля. Ну, я так решил ее назвать. Идеальный антидот. Если Трис начнет принимать сыворотку Дружелюбия в нужных пропорциях, то эффект сыворотки Контроля нейтрализуется или хотя бы уравновесится. Смотри, — Кристофер всплеснул руками, — ночные кошмары прекратятся, потому что сыворотка Дружелюбия будет действовать как успокаивающее; исчезнет раздражительность, и со временем Трис перестанет опасаться всего на свете.
— Не будет страхов, а значит, не будет и контроля, — проговорила Бель, не отрывая глаз от клетки с белой мышкой.
— Кристофер, ты уверен, что сыворотка Дружелюбия поможет?
Кристофер хмыкнул и улыбнулся.
— В этой сыворотке я уверен на все сто процентов.
— Почему ты настолько уверен?
— Потому что это он ее разработал, — сказала Бель, очутившись у меня перед носом. Девушка подошла столь бесшумно, что я даже вздрогнул от неожиданности.
Я ошарашенно посмотрел на Кристофера: дескать, правда? Весь его гордый вид подтверждал слова Бель. Передо мной стоял создатель сыворотки Дружелюбия.
***
Я до сих пор не мог поверить в то, что создал Кристофер, сейчас мне хотелось узнать намного больше о нем. Теперь понятно, почему Джанин прибрала его к рукам, в свой состав учёных, и увезла из штаба Эрудиции в лабораторию. Не каждый сможет разработать сыворотку для целой фракции. Сыворотка Дружелюбия тоже по-своему контролирует, но только отрицательные эмоции, а не порабощает человека, как сыворотка Контроля.
Я вышел из кабинета и оставил Бель и Кристофера одних. Меня беспокоила эта девчонка: кто она такая, что здесь делает и почему помогает Кристоферу?
Конечно, не было причин не доверять друзьям человека, который буквально спасает мою девушку, но я все-таки решил навести о ней справки, только днём.
Сейчас было пять часов утра. Коридоры в Бюро совсем пусты. Тишина, только шумит вентиляция, издавая глухой, монотонный звук.
Я шел по коридору к комнате под номером восемьсот семьдесят семь. Всю дорогу меня мучила мысль о Трис: как она там, не просыпалась?
Как только начали проявляться симптомы, я уговорил Трис переехать ко мне в комнату. Я не хотел ни на секунду отпускать ее. Пару дней мы перевозили ее вещи ко мне, но потом переезд закончился, и теперь мы живем вместе. Трис старается скрыть от меня усталость и постоянно натягивает улыбку, но мешки под глазами и бледная кожа сильно выдают ее состояние. Честно говоря, я выгляжу не лучше. Те же мешки под глазами, усталость, стресс... Все беды мы стараемся делить на двоих, но Трис достаётся львиная доля.
Я подошёл к своей двери и тихонько открыл ее, чтобы не разбудить Трис, если она, конечно, спит. Я вошел в комнату; из освещённого коридора в помещение ворвался столб света и осветил пустую кровать. Сердце бешено заколотилось от дурного предчувствия. Я окликнул Трис.
— Ты где был?
От ее голоса сердце сразу забилось еще быстрее.
— Извини, мне Кристофер позвонил, дело было срочное.
Трис сидела в кресле у окна — она решила поставить его так же, как и в своей прошлой комнате. Свет от двери не доходил до девушки, поэтому я ее не видел, но по голосу понял, что она зла. Трис встала с кресла и подошла ко мне — наконец-то я увидел ее при свете. Ее брови были сдвинуты, отчего на лбу появилась складочка, губы слегка надуты, как у обиженной маленькой девочки, глаза... Она плакала, но к моему приходу успокоилась.
— Настолько срочное, чтобы примчаться среди ночи?
— Я задал ему тот же вопрос, и, поверь, дело было действительно срочным.
Трис тяжело вздохнула, всем своим видом показывая раздражение:
— Тобиас Итон, если ты мне сейчас же не расскажешь, что происходит, то я уйду и, поверь мне...
Трис не успела договорить, потому что я поцеловал ее, но резко отстранилась.
— Хватит! Я устала, ты ничего не рассказываешь; понимаешь, что мне сейчас трудно и я нуждаюсь в твоей поддержке и честности?! — последнее слово Трис выделила голосом.
Я медленно взял ее лицо руками, боясь, что Трис снова психанет. Пальцами убрал выбившуюся прядку за ухо и тихо сказал:
— Прости, я не хотел, чтобы ты лишний раз волновалась. Если ты действительно хочешь услышать правду, то я расскажу.
— Хочу.
— Хорошо.
Я рассказал, почему постоянно задерживался у Кристофера, о чем мы с ним говорили, и закончил сегодняшней новостью о сыворотке Дружелюбия. В отличие от меня, Трис сразу поняла, почему именно ее хочет испытывать Кристофер и как она будет действовать.
— Тобиас, это гениально. Вы пытались создать лекарство, но оно уже было создано до того.
— А теперь еще кое-что. Знаешь, кто создатель сыворотки Дружелюбия?
— Нет, откуда? Может, Джанин?
— Нет, ее создал Кристофер специально для фракции Дружелюбия.
Трис смотрела на меня широко раскрытыми глазами с долей недоумения.
— Вот это действительно неожиданно. Может, он соврал?
— Я так не думаю.
— Стой, а что это за девушка? Ты сказал, ее зовут Бель? Какое отношение она имеет к Кристоферу, сыворотке, да и вообще ко мне?
— Честно говоря, сам не понял, но очень хочу узнать. По словам Кристофера, это она подкинула идею насчет сыворотки Дружелюбия, но как эта девушка оказалась в Бюро, я не понимаю.
— Тобиас, — сказала Трис взволнованно, — так значит, теперь всё может вернуться на свои места, всё. Больше никакого страха, опасности, кошмаров. Не могу в это поверить.
— А я верил всегда, что когда-нибудь мы найдём лекарство. Вера — это всё, что у нас было, а сейчас есть еще и надежда.
— Поэтому нам нужна любовь, — рассмеялась Трис.
— Вера, Надежда, Любовь — этого никто у нас не отнимет, никогда.
Трис властно притянула меня к себе и одарила страстным поцелуем. Я позабыл бы про открытую дверь, если бы не яркий свет, который нам сейчас явно мешал.
***
Для нас утро наступило около часа дня. Всю оставшуюся ночь мы не спали, но уже не из-за кошмаров, которые преследовали Трис. Солнце светило вовсю (насколько это возможно для ноября). Трис оделась и подошла к окну.
— Тобиас, смотри, какая красота.
Я встал с кровати, подошел к любимой, обнял ее за талию и взглянул за окно. В воздухе кружились белые хлопья снега, плавно опускаясь на землю. Все деревья, кустарники — всё окутано белым пленом. Трис подняла створку окна и протянула ладошку навстречу одной из миллиарда белых снежинок — та плавно опустилась ей на ладонь и от горячего прикосновения тут же растаяла.
— Вот так всегда, — сказала с грустью Трис, закрывая окно. — Мы, словно снежинки, парим в небе, но в конце концов падаем и умираем.
— Да, но тебя может подхватить порыв ветра, и ты полетишь дальше.
Трис развела руками, как бы подвергая слова сомнению, но я не унимался:
— Может быть, и так, но сейчас ты летишь, а что будет дальше — пока неизвестно. Ветер может нести тебя вечно, подхватывая снова и снова, и никто не знает, сколько это будет продолжаться.
— Но в конце концов ты всё равно растаешь. Забвение неизбежно.
— С каких это пор ты начала так пессимистично рассуждать?
Девушка заглянула мне в глаза, словно хотела что-то прочесть в них. В последнее время Трис часто так делает, пытается понять, о чем я думаю, лгу или говорю правду, расстроен или счастлив. Наконец она сказала:
— С тех самых пор, как я постоянно нахожусь на волосок от смерти.
Я поперхнулся и понял, почему девушка тянула с ответом. Трис понимала, что я не выношу даже мысли о ее смерти. Не успел ничего ответить, потому что постучали в дверь, и пошел открывать.
На пороге стояла Бель. Ее рыжие волосы были заплетены в две маленькие косички. Раньше я не заметил, но все ее лицо было покрыто веснушками, а ярко-зеленые глаза сильно выделялись на нем. Сейчас девушка была одета в огненно-красное платье до коленок. Как ни странно, оно хорошо подчеркивало ее маленькую фигуру. Как только я открыл дверь, Бель сразу одарила меня лучезарной улыбкой, словно вчера у нас не было никаких конфликтов, хотя это ребячество даже ссорой трудно назвать.
— Привет, бра... Ой, Кристофер просил, чтобы вы с Трис подошли к нему в кабинет, это насчет сыворотки.
— Хорошо, обязательно через минуту будем.
В этот момент к двери подошла Трис и, словно не замечая Бель, сказала:
— Привет, Калеб.
Как оказалось, брат Трис все это время стоял у двери напротив и наблюдал за нами, а вернее, за Бель. Мы все обернулись в его сторону, и я помахал Калебу: теперь стараюсь адекватно относиться к нему, но только ради Трис.
Бель улыбнулась Калебу:
— Привет, — она задорно помахала маленькой ручкой. Калеб буквально весь засветился. Бель развернулась ко мне и на прощание сказала: — Буду ждать у Кристофера. Пока, — последнее слово было явно адресовано не мне и не Трис.
Как только Бель скрылась за поворотом, Калеб спросил:
— Кто она? Раньше никогда не видел ее.
— Это Бель, подруга Кристофера.
— Подруга — в смысле девушка?
— Подруга — в смысле подруга, а что?
— Просто...
Тут Трис рассмеялась, чего мы с Калебом явно не ожидали.
— По-моему, братец, ты влюбился.
Я взглянул на Калеба и понял, что он этого совсем не отрицает.