Глава 32. | «Не останавливайся» 18+
Кокаин, героин, амфетамин – ерунда. Самый сильный наркотик – это нежность. Самый сильный и самый страшный, потому что его не купишь за деньги, в отличие от травки и секса.
(с) Андрей Эмдин
— Всё в порядке?
— Да. — Я встала из-за стола.
Я взяла керамическую кружку, подошла к раковине и со вздохом добавила:
— Просто бабушка снова пытается учить меня жизни.
Я открыла кран и услышала за спиной звук уведомления. Я, споласкивая кружку, взглянула назад через левое плечо. Около стола стоял нахмуренный Кислов, что взирал в мой тусклый смартфон.
— Что там? — Я сосредоточила свое внимание на использованной посуде.
— Да ... ничего. Просто твоя бабушка от меня не в восторге.
— В смысле?
Он подступил и мы бегло переглянулись.
— Пишет: хорошо, как будешь свободна позвони. И надеюсь, что твой парень прилежный, благоразумный мальчишка. А не местный торчок. Такой как Кислов.
Я цыкнула языком и с безнадегой вздохнула.
— Ладно, блин, торчок. Старшему поколению, сука, не понять!
Он отложил мой телефон в сторону и с негодованием продолжил:
— Но откуда она обо мне узнать успела? А? Мы ведь, блин, даже не виделись ни разу.
— Да ... на работе. — Я вымыла одну кружку и приступила к другой. — Судя по описанию, она Константина Анатольевича встретила. Ну и ... он все о тебе и рассказал.
Кислов запрокинул голову, цыкнул языком и с его губ сорвалось обыденное сквернословие.
— Паскуда мусорская. — Добавил он.
— Не бери ты это в голову. Она мнение тысячу раз на день меняет.
— Ну ... зато вы хоть в чем-то похожи. — Усмехнулся он.
— В смысле?
— В прямом. — Он прильнул к моей спине, обнял за талию и тихо спросил: — Уже забыла как мы познакомились?
Стоило ему затронуть мягкими губами мою шею, как я застыла. Он вздохнул, обдал чувствительную кожу горячим дыханием и бархатно продолжил:
— Я тебя чуть не прирезал, а ты место того, чтобы возненавидеть меня, простила.
Его левая ладонь скользнула вниз, преодолела черную футболку и остановилась на ребрах.
— Так и ко всему прочему, влюбила меня в себя.
Кислов поцеловал меня в шею и, преисполнившись безнаказанностью, двинулся вверх. Он нахально обхватил мою грудь и грубо ее стиснул. Я тихо вздохнула, а после затаив дыхание, закрыла кран. Я взяла его за предплечье, пытаясь пресечь внезапную и столь возбуждающую ласку.
— Вань ... перестань.
— Перестать? — Он ухмыльнулся. — А кто меня утром дразнить начал? М?
Его правая рука, что развязно гуляла по моему бедру, устремилась к плоскому животу. Его пальцы скользнули в хлопковые шорты и преодолели намокшие трусы.
— Кто мне сказал, что от меня любая бы дрогнула?
Он коснулся возбужденных губ и медленно двинулся дальше, чтобы вернуться и циклично повторить это вновь. Я глубоко вздохнула и запрокинула голову ему на плечо.
— Кто говорил о ломке, потираясь об мой член? М? — Шептал он, лаская твердые, излишне чувствительные соски.
Я хотела ответить, честное слово! Но вышло это лишь внутренне, ибо мера головокружительного наслаждения была столь сильна, что я вмиг потеряла такую элементарную способность, как дар речи. Короткие, прерывистые вздохи сменились тихими стонами, позволяя Ване обращаться с моим обмякшим телом так, как того возжелает его душа. В конце концов, находясь в его ловких руках, я была послушной марионеткой, что выполнит любой приказ. Даже самый извращенный.
— Ладно.— Со вздохом сказал он. — Раз не хочешь отвечать, мне тогда и вправду стоит прекратить.
Он оттеснил правую руку и уже вознамерился уйти, но я его остановила. Я схватила его за предплечье и, переведя дыхание, сказала:
— Не надо.
— Что? — Он усмехнулся. — Можешь повторить ...
Его бархатный голос стал еще тише. Он прикоснулся желанными губами к моему проколотому уху и лукаво прошептал:
— А то я не расслышал.
Казалось бы, я уже достаточно узнала о Ване, чтобы с уверенностью заявить, что я весьма осведомлена о его сексуальных предпочтениях. Я знала, что его неотъемлемая часть удовольствия крылась в тактильности. Он любил трогать мои руки, целовать плечи и шею, созидая пунцовые метки. Он любил со всей силы сжимать мои упругие бедра и талию, порождая на чувствительной коже чёткие синяки, что так и кричали: это моя собственность. Да, Киса был собственником. Но не тем собственником, что заявит об этом вслух. Он заявит об этом в постели, оставив отметены по мере исследования желанного тела. Я знала, что он любит быстрый секс и терпеть не может медленный. Но в противовес он любил замедляться, стоило мне преисполниться судорожным оргазмом. Я знала, что ему нравилось меня дразнить: тереться желанным членом об чувствительные, малые губы, но до последнего не входить. Ласкать мои твердые соски, но не прилегать к ним губами. Я это прекрасно знала, но я даже представить себе не могла, что его дразнящие прелюдии не закончатся на действиях.
— Не останавливайся.
— Не останавливаться?
Он вернулся в намокшие трусы, намеренно коснулся ноющего клитора, и я почувствовала круговую, неспешную ласку. Я закрыла глаза и жалобно вздохнула.
— Но ты ведь сама просила прекратить.
Неторопливая ласка померкла в бесцеремонности. Его влажная кисть скользнула дальше и он резко ввел в меня средний палец, сорвав с моих губ безудержный стон.
— Тебе, наверное, что-то не понравилось. М?
Его голос даже не дрогнул, более того, он стал совершенно бесцветным. Мое лицо исказилось в жалостливой гримасе, стоило Ване прийти в плавное движение.
— Вань ...
— Что? — Со вздохом ответил он.
Как бы Кислов ни старался выглядеть равнодушным, непроизвольный вздох его разоблачил. Я склонила голову, обличила глаза размытым взором и, встретившись с ним взглядом, тихо простонала:
— Я не могу больше ... терпеть.
Ни один мускул не дрогнул на его лице.
Он в спешке оттеснил руки, схватил меня за правое запястье, а после развернул и отдернул в сторону, прижимая к кухонной тумбе. Стоило приткнуться к деревянной мебели, как звонкий грохот посуды объял крохотную кухню. Но Ваню ни волновала ни, возможно, разбившаяся посуда, ни место, где мы находились. Он жадно впился в мою шею, словно ненасытная пиявка. Его учащенное дыхание обдало мою чувствительную кожу, пуская по телу непредвиденную волну щекочущих мурашек. Мои тёплые ладони преодолели его серую футболку и остановились на широкой талии. Почувствовав ответную ласку, Кислов отстранился, небрежно снял с меня серые шорты и, схватив за бедра, усадил на столешницу. Он молниеносно стянул с себя футболку и, подступив, оказался у разведённых ног. Слившись с брюнетом в страстном, слюнявом поцелуе, я объяла его шею, а он, глубоко дыша, сжал мои бедра.
Ни прошло и минуты как он отступил. Я вопрошающе взглянула на парня, и мой голос преисполнился беспокойством.
— Что-то не так?
Он ничего не ответил, однако шмыгнул носом и пустил ладонь в карман домашних брюк. Пара мгновений и между указательным и среднем пальцем показался квадратный презерватив. Взмахнув контрацептивом, он молча объяснил причину своего отступления. Вскрыв упаковку, Ваня взглянул на меня исподлобья и растворился в самодовольной ухмылке, поскольку на этот раз, я не отвела застенчивый взгляд.
Он приспустил хлопковые штаны, натянул резинку на возбужденный член и подступил. Он оттеснил намокшие трусы, потер маслянистый конец о тесное лоно и тихо предупредил:
— На этот раз я не буду тебя жалеть.
Я усмехнулась.
— Почему?
Возможно, в моей усмешке Кислов ошибочно распознал пренебрежение к своим словам, и именно поэтому он вошел в меня резко.
Без постепенности.
Без нежности.
Резко.
Во всю длину.
Я на мгновение запрокинула голову и протяжно простонала, но не от боли.
Ранее я упоминала, что у Вани было много половых партнёрш. И данный факт очень сказался на его опыте. Я только сейчас это осознала. Только сейчас я поняла, что его терзало неукротимое желание сделать так, как он хочет. Сделать так, как он любит. Но я была отчасти невинна. Он это понимал и не хотел доставлять мне мучительную боль. Ноющий дискомфорт, сковывающий тело. Именно поэтому он выделил достаточно необходимой прелюдии, чтобы я стала излишне мокрой. Чтобы член вошел в меня быстро и без боли. И у него это получилось.
Он прижался ко мне полной грудью и бархатно прошептал:
— Потому что ты повела себя так, как подобает плохим девочкам.
С каждым последующим словом, его грубые, резкие толчки становились всё интенсивнее, а мои надрывистые стоны — громче. Я охватила руками его напряженную шеи и попыталась сконцентрироваться на порицании, что сливалось с его тяжелым дыханием.
— Я ещё проснуться не успел, как ты на меня, блин, уже залезла! — Он схватил меня за шею. — Потерлась, сучка такая, возбудила и на кухню убежала.
За его откровенными упреками последовал безжалостный толчок. Я затаила дыхание и впилась небольшими ноготками в его развитые плечи, порождая легкие ссадины.
— Так нельзя, принцесса.
Его дыхание сбилось.
— Так накажи меня.
— Наказать?
Вопрос оказался риторическим и его влажные губы тронул оскал.
Слабая хватка иссякла и он отстранился. Он ухватил меня за дрожащие бедра и податливо сместил ближе к себе, приневолив оказаться на незначительном весу. Я облокотилась, вцепилась в край кухонной тумбы и взглянула на Ваню. Вкушая все прелести доминирования, он согнул мою правую ногу, а левую закинул себе на исцарапанное плечо. Он вошел в меня так же резко и грубо, но на этот раз весьма глубоко.
Я не хотела показаться чрезмерно чувствительной и податливой в глазах напыщенного Кисы, поэтому старалась овладеть собой. Я жмурилась, намереваясь подавить неутолимое желание созерцать соблазнительное, развитое тело. Я кусала и без того искусанные губы, желая сдержать протяжные, громкие стоны, но все оказалось бессмысленным, стоило опытному Ване соприкоснуться с моей эрогенной зоной.
Я восторженно простонала, а после непроизвольно затаила дыхание, выуживая из потного брюнета самодовольную улыбку. В спонтанном порыве всепоглощающей страсти, Киса небрежно задрал мою черную футболку, обличив притягательную, трясущуюся грудь. Он начал грубо изучать моё тело, оставляя по мере исследования незначительные синички.
Небывалое блаженство продолжалось бы и дальше, если бы на его телефон не поступил неожиданный звонок. Он бы проигнорировал исходящий, не будь у него громкий, раздражающий рингтон. Вынужденно замедлившись, Киса вытащил вибрирующий телефон из кармана домашних брюк и недовольно фыркнул, ведь звонил ему Зуев. Он пробурчал себе что-то под нос и отклонил вызов. Он откинул телефон на кухонную тумбу, намереваясь нарастить сбившийся темп, как вдруг снова звонок. И снова Гена.
Преисполнившись раздражительность, Киса выразил своё крайнее недовольство в сильном, резком толчке. Он отключил звук ненавистного рингтона, пытаясь игнорировать звонок. Пара мгновений и исходящий сбросился автоматически. Изнуренный Кислов уже был на исходе, и казалось, что он вскоре кончит. Но в крохотной кухне, вдобавок к моим жалобным стонам, раздался очередной, досаждающий звонок.
— Да, блять! — Взъелся он и вынужденно остановился.
Кислов понял, что докучающий абонент так просто от него не отстанет, поэтому он жестом призвал к тишине, поднял трубку и включил громкую связь:
— Да?! — Его голос был полон негодования.
— Здоров, Кис, — Из динамика раздался растерянный голос. Звонивший оказался не Зуев, а Хенкин. — спишь?
— Да, блин, сплю! — Мы встретились взглядом. Он опустил мою ногу и жестом наставил сесть в исходное положение. — Чё надо?
— Да тут Геныч,
— Мг-у ... — Он незаинтересованно промычал, закрыл мне рот и беспощадно вошел, принуждая меня в эйфории закатить глаза.
— И чё с ним? — Со вздохом спросил он.
Насытить чистые легкие выходило всё сложнее, из-за чего моё дыхание участилось, как и у перевозбудившего Кисы. Он пытался контролировать ритм своих тяжелых вздохов, но у него ничего не получалось, поскольку я была весьма мягкой и узкой.
— Да ... он вчера в стельку накидался, со своей этой ... — Он замялся. — Как там её? Скажи, я скажу.
— С Викусей. — Послышался голос Зуева.
— С сибирячкой короче. — Вспомнил он. — Выжрал с ней весь ящик, а сейчас, блин, лежит чуть ли не при смерти.
— Ага, — Безразлично ответил Кислов. — И чё ты ... от меня хочешь?
На другом конце провода воцарилась секундная пауза.
— Можешь бухла подогнать? Ему похмелиться нужно. — Расслышав тяжелые вздохи, Боря в сомнении добавил: — Если ты не занят, конечно.
— Да в стрипухе он, не слышишь что ли? — Воскликнул Геныч. — Небось шлюху получилось снять, сидит сейчас, развлекается.
Я с возмущением нахмурила брови, но стоило Ване встретиться со мной взглядом, и сделать один, грубый толчок, как всё недовольство затмилось безудержным восторгом, влекущий за собой судорожный оргазм. Моё изнеможденное тело дрогнуло в раскате теплой, приятной волны, и я пронзающее простонала, но в его ладони облегченный стон оказался сдавленным и тихим. Он замедлился, созерцая мою неподдельную, физическую реакцию.
— Окей, чувак, — Со вздохом ответил он. — через сорок минут подвалю. Ага?
— И это, — Не успел Хенкин закончить мысль, как Киса его прервал.
— Всё, сука ... давай!
Он впопыхах сбросил вызов, швырнул телефон в сторону, да с таким раздражением, что тот, проскользив по столешнице, упал в алюминиевую раковину.
Хватка иссякла, и Кислов с особым рвением вцепился в мои обмякшие бедра. Он возобновил упущенный темп и ему хватило пары ритмичных толчков, чтобы вдоволь насладиться моим выхоленным телом.
Он обессилено склонился, уткнулся лбом в моё правое плечо и начал переводить дыхание. Я запустила пальцы в его кудрявые волосы, нежно погладила его затылок и, процитировав слова Зуева, улыбнулась:
— Небось шлюху получилось снять?
Он усмехнулся.
— Нашла, блин, кого слушать.