Начало Эндшпиля
Э́ндшпиль (от нем. Endspiel — «заключительная игра») — заключительная часть шахматной или шашечной партии. Как правило, в эндшпиле основной задачей является не поставить мат, а провести пешку в ферзи и таким образом добиться решающего материального преимущества.
Когда осознание увиденного его нагнало, Тома вывернуло. Все, что он успел — наклониться в сторону и сразу же после кинуть заклинание очищения, тяжело дыша и прикладывая ладонь ко рту.
Те волшебники, они... Как они согласились на такое? Что могло вообще позволить кому-то решиться?.. Но старшая версия говорила «не осталось вариантов». Так неужели это была угроза настолько пугающая, что их не волновали свои жизни? Столь безвыходная ситуация? Тому приходило на ум только одно событие, которое могло испугать всех настолько, что даже такой выход казался допустимым.
Тотальное истребление волшебников. Жалкие маглы посмели так далеко зайти?
Реддла трясло от ненависти и гнева. Магия его взбунтовалась бы, оставайся у него силы на магический выброс, но просмотр воспоминания в дневнике слишком много истратил. Оставалась только дурнота и слабость. И дикое желание расправиться со всеми виноватыми в той ситуации из будущего.
Их надо было уничтожить. Всех и каждого. Черт, и почему Инспектор сейчас после всего этого не ведет свою армию против них? Ах, он вроде отвечал на этот вопрос в разговоре ранее: он считал, что открытая конфронтация только ускорит развитие маглов. Тогда что на самом деле задумал учитель, отправляясь в прошлое? Чем занималась его организация, кроме реформ?
Информации снова недостаточно, чтобы сделать вывод. Но у него должен быть план, все это должно было быть частью плана. А иначе не имело смысла. Иначе эта страшная цена...
Второй приступ тошноты удалось сдержать. Реддл знал, как выглядят обгоревшие тела после сорокового. И благодарил сейчас Мерлина и прочие силы, в которые не верил, что воспоминание не передавало запахов. Он попытался отвлечь себя более насущными мыслями.
Та странная копия вокзала Кингс-Кросс... Из разговора получалось, что это была некая тюрьма душ или нечто похожее, где заточили его будущую версию. Но почему тогда Гарри искал там Дамблдора? Возможно, тот вызвался быть сторожем этой тюрьмы, как единственный равный Волдеморту будущего?
Они оба были волшебниками, подходившими по силе для какого-то способа справиться с проблемой, и именно по этой причине Гарри оказался там. Видимо, как раз для путешествия во времени. Одно было ясно: Инспектору и сейчас Том был нужен, чтобы не нарушить ход времени. Ведь без него в будущем не будет и путешествия, так?
Со странной пустотой внутри Том понял еще одну вещь. Похоже, Инспектор провел его: дело было не в крестраже. Это было нечто иное.
Переселение душ? Одержимость, но другого рода?
«Часть души» — вот что Инспектор говорил на этот счет, и это не было ложью, иначе Реддл бы почувствовал. Тогда все же одержимость, но лишь той частью, что осталась после создания крестражей? Тут было над чем подумать.
И то желание Гарри умереть... Этого нельзя допустить. Он должен был жить. Просто обязан. Даже если придется заставить его делать крестраж против воли. Том не задавался вопросом «зачем», для него сейчас это было просто фактом. Ведь они были связаны, и чем больше он узнавал — тем очевиднее это становилось.
Инспектор должен был продолжать существовать, как все, что по какой-то причине было нужно Тому Реддлу, что было «его». А свое он был готов защищать, не спрашивая чужого мнения, разрешения и прочих бессмысленных вещей.
Беспокоило, правда, еще кое-что. Неужели остальные крестражи не помогли? Нет, вряд ли. Более вероятно, что они и были причиной, по которой его не смогли убить окончательно, а оставили в странном заточении. Понимать, что он из будущего в какой-то момент потерпел поражение, было болезненным ударом по гордости.
Но теперь... Теперь у него была уникальная возможность узнать причину провала заранее. Надо было собрать как можно больше информации, вытащить все, что возможно из воспоминаний, не дав при этом Гарри заподозрить его в применении темной магии.
Собравшись с силами и придя в себя, Том обсудил увиденное с дневником, который был, конечно же, согласен с мнением о необходимости продолжить смотреть воспоминания.
К этому, однако, стоило рационально подойти из-за затрат сил: попытка посмотреть все в один заход скорее всего равна самоубийству. Тому пришлось составить себе график таким образом, чтобы успевать спать, есть, следить за Выручай-комнатой и смотреть воспоминания так, чтобы никто ничего не заподозрил.
В идеале также было полезно пару раз погулять с Летицией, чтобы сохранить образ обычного студента, а любую свою занятость обосновывать свиданиями.
Дни до Нового года полетели быстрее.
***
Реддл старался добыть как можно больше воспоминаний изо всех сил. Но и у этого был предел.
Быстро выяснилось, что не все воспоминания такие же четкие, как то, с Кингс-Кросс. От некоторых остались лишь обрывки, жеванная пленка, показывающая несвязанные части. С чем это было связано, понять не представлялось возможным: быть может, это были границы возможностей применения темной магии к отдельному фрагменту памяти, а быть может... Гарри просто забывал.
В целом карта воспоминаний, если ее так можно было назвать, напоминала серебристую сеть, на узелках которой были отдельные элементы. Где-то более яркие, где-то более блеклые. Их было немного, растянутых по неравномерной временной шкале, где последние, самые свежие, были отдаленнее, чем старые. И чем дальше приходилось тянуться к ним — тем больше сил уходило.
Из блеклых, обрывочных воспоминаний он увидел Хогвартс таким, каким не видел никогда. И не хотел бы видеть даже в кошмарах. Вокруг царила разруха: обломки стен и статуй, битые витражи. Бегающие люди, вспышки заклинаний. Кричащие раненые. Пролитая магическая кровь. Среди обрывочных моментов, выхваченных из памяти Гарри, мелькал и он сам: Волдеморт со своей армией, та самая фигура с вокзала. Он вел их вперед, по камням, среди разрухи.
На горизонте догорал квиддичный стадион.
Даже если это тогда было победой, это не ощущалось так. Ощущалось лишь как обман. Безвыходная ловушка для самого себя. Этого ли он хотел?
После этого воспоминания были другие: обрывки похорон, тихие вечера с друзьями, реставрация Хогвартса — все как заторможенные колдографии. А затем пробел, и Хогвартс снова... На этот раз даже более страшный. О некогда великом замке напоминали только обломки башен и обвалившиеся мосты. Не было больше никакой школы волшебства — только воронка, как от взрыва невероятной мощи. Просто пустырь, вместо того, что казалось нерушимым, вечным, переживающим любую бурю, даже битву волшебников.
Гарри тоже смотрел на это. Он чувствовал, что и Том: как детскую мечту истоптали, вырвали из груди, попытались уничтожить даже само напоминание о ней, чтобы доказать всему миру «она не существует», отрицать саму концепцию.
Он не ощущал гнев, это было нечто иное. Новая стадия, после которой отступать — только прямо в озеро с крошащегося моста. Вариантов больше не было. Никаких. Они тянули до последнего, веря во что-то. Но оставалось только взять все в свои руки. Какой бы ни была цена.
Потом... Была подготовка к чему-то. Они — небольшая группка из выживших волшебников — готовились к ритуалу. По всей видимости, тому самому, что вытащил Волдеморта из его места заточения.
После фрагменты, пусть и яркие: кажется, Гарри часто терял сознание по какой-то причине. Он, уже в полном одиночестве, занимался чем-то еще: Том углядел рунические круги, похожие на тот, с которым под руководством Инспектора работал сам. Зачем? Это тоже было как-то связано с путешествием во времени? Но это было не самое яркое и последнее воспоминание. Самое далекое, самое сияющее из них всех требовало так много сил...
Только общих усилий его, дневника и кинжала хватило, чтобы дотянуться...
И тут же быть выкинутыми из пространства дневника обратно.
Первое, что понял Том, неожиданно вернувшись и бросив взгляд в сторону, это то, что свет в Выручай-комнате померк. Из всего множества свечей, паривших вокруг и до этого создававших комфортное освещение, сейчас светила лишь одна, замершая над столом. Помимо нее слегка светился Омут памяти, но все это все равно создавало неуютный мрак, норовящий подобраться из темных углов, как опасный дикий зверь.
Но это было не самым странным. Еще даже не повернув голову обратно, Реддл понял, что за столом напротив него кто-то сидел. Боковым зрением улавливалась человеческая фигура, сидевшая сейчас через стол от Тома. Вот только стула напротив там никогда не было, и в воздухе не ощущалось чужой магии. А еще этот некто был чем-то знаком, привычен... Напрашивался только один вариант — Инспектор.
Том резко повернул голову, собираясь заговорить, но так и замер с открытым ртом.
Напротив него никого не было. Как не было в комнате и второго стула.
Как только шок прошел, отмер и дневник: он писал, что хоть и не видел ничего странного, определенно что-то ощутил. И это нечто явно давало знать, что дальнейшие эксперименты в этом направлении без подготовки проводить не стоит. Перед ними провели черту, пересекать которую стал бы лишь глупец: если даже общие усилия с двумя крестражами ничего не дали, то тактику определенно стоило сменить. А пока затаиться.
Благо они и так узнали многое, и обдумать определенно было что.
Отправившись отлеживаться в наконец-то пустую спальню, Том едва не пропустил одну важную дату. Что было и неудивительно: после последней экспедиции в воспоминания он вымотался, а украшенные за месяц до елки сильно мешали отличить канун Нового года от остальных дней декабря.
Разбудил его стук в дверь, заставивший взметнуться с кровати: гостей он не ждал. Тем более сейчас, когда его соседи были в отъезде, а до обязанностей старост на каникулах никому не было дел.
Быстро приведя себя в порядок, он поспешил к двери, за которой обнаружился добродушно улыбающийся Гораций Слагхорн. Облегчения это не вызвало: в свете последних событий за располагающей улыбкой декана могло скрываться что угодно: от поощрительных баллов до очередного восхитительного известия. Например, что теперь Том — личный ученик Гриндевальда.
— Отдыхаете, Том? — поинтересовался Гораций будничным тоном.
— Да, сэр. Могу быть чем-то полезен?
— Скорее, я могу быть полезен вам! — заговорщически подмигнул декан. — Думаете, мы все забыли, какое сегодня число?
Том прищурился и, задумавшись, наконец-то сложил в уме желание декана поговорить с ним и конец месяца. Похоже, он почти успешно проспал свой день рождения.
Гораций же продолжал:
— С текущим запретом на переписку ваши сокурсники не могли вам ничего отправить напрямую. Но вы же знаете, Том, я был бы не я, если бы не оказал им небольшую помощь ради одного из самых выдающихся учеников Слизерина!
На этом он продемонстрировал Реддлу небольшой саквояж, который держал в руках.
— С днем рождения, Том!
Том принял подарок и поздравления с улыбкой и благодарностью, быстро догадываясь, что пространство внутри, скорее всего, было расширено магией. Распрощавшись с деканом и закрыв за ним дверь, он тут же открыл свой подарок, убеждаясь в догадках: саквояж был полон более, чем мог по логике в себя вместить.
В основном там была всякая чушь: перья, шоколадки, часть из которых наверняка не прошла бы проверку на отсутствие краткосрочных любовных зелий, потому что некоторые недалекие все еще считали, что безродный школьник без фамильных перстней не вычислит такую чушь самостоятельно.
Многие дарили ему подарки, потому что хотели быть на хорошем счету к моменту экзаменов. Некоторые — чтобы не оказаться на плохом счету его чистокровных друзей.
И лишь немногие, понимающие истинное положение вещей — из вопросов выживания. Но среди бесполезных подношений глупцов было и кое-что важное.
Тщательно упакованное и замаскированное от любопытных глаз, на дне было оно. Оборотное зелье, добытое Малфоем. Да, Том мог бы сварить его и сам, но зачем тратить столь долгое время, когда можно просто получить готовый результат?
От этого подарка даже как будто прибавилось сил. Настроение так точно улучшилось. Жаль только, Минерва отправилась на каникулы прочь из замка — иначе это был бы отличный момент, чтобы отомстить за сование носа в кабинет Инспектора.
Но даже так это было не плохо: Реддл был достаточно терпелив, чтобы подождать в засаде подходящего часа. Перепрятав все самое ценное в потайное отделение сундука, он отправился отдыхать — на завтра была запланирована тренировка с Летицией, которая наконец-то под прикрытием «свиданий» начала показывать, что действительно знала о стихийной магии.
Так и проходил остаток каникул: в размышлениях, тренировках с Атталь и возобновившимися занятиями с Пауэллом. Тот, похоже, ничего не подозревал и в целом успехами Реддла был доволен. Что было и не удивительно.
Теперь, когда он знал принцип работы этой магической конструкции и получил возможность отдохнуть, освоить все это оставалось для Тома лишь делом техники.
И вскоре от конкретного круга они перешли к более сложному. Это было что-то похожее на тот же принцип жертвенности, объясненный Гарри ранее, но иное. Если Том правильно проводил параллели между малознакомыми символами, то по всему выходило, что его готовят использовать нечто, высасывающее силы из людей и против их воли. Но при этом не из того, кто использует эту магию.
Напротив, он должен был стать накопителем, агрегировать в себе полученную силу, чтобы затем использовать.
Это успокаивало, но вместе с тем вызывало множество вопросов.
Пусть теперь он логически и понимал, почему Инспектор согласился передать столько потенциальной мощи бывшему врагу, но сам Том никогда бы так не поступил. Его точил червяк сомнений: это был слишком... Широкий, отчасти наивный, по его мнению, жест. Да, возможно, только он и Дамблдор подходили на роль, заготовленную Гарри, но... Как бы заместитель директора ни раздражал Реддла, он был не настолько самонадеян, чтобы не признать, что тот являлся одним из сильнейших волшебников современности, а значит, самым надежным вариантом. Так почему Гарри снова пришел к нему, Волдеморту?
Вывод напрашивался только один: Альбус определенно не одобрил бы того, что было запланировано, и никаким образом не согласился бы принять участие добровольно. Насколько же ужасен должен быть план?
***
Гарри же в последние дни ощущал себя странно. Будто какие-то нити в воздухе натянулись, а потом отпустили свою жертву. От Гриндевальда все так же не было вестей, но вот это уже было не так подозрительно, как раньше: судя по новостям, Темный Лорд был занят очарованием магических сообществ других стран на политическом и военном поприще.
Оставалось только удивляться, как ему это удавалось после таких событий, как провальная афера с выборами в Международную конфедерацию магов. Какая же должна быть харизма, чтобы заставлять всех закрывать глаза на все происходящее, кроме своей персоны.
Реддл, к удивлению, тоже вел себя подозрительно тихо. Инспектор подспудно ожидал, что после разговора о проигрыше маглам тот взбесится, совершит необдуманный поступок — хотелось лишь верить, что не очередной крестраж, сделавший бы состояние самого Гарри хуже.
Но нет. На удивление, ничего подобного не произошло.
И это вызывало некоторые подозрения. Горький опыт аврората и сражений подсказывал, что если что-то идет слишком хорошо, то, скорее всего, роли охотника и жертвы уже поменялись, и сейчас кто-то уже дышит ему в спину, выжидая момент для нападения, коварного удара.
Это, правда, уже не играло большого значения. Он сам уже не имел большого значения, если быть честным. Его организация была готова выживать без него достаточно долго, чтобы план можно было привести в исполнение. Почти все события были запущены: они все бы узнали свои роли в последний миг, когда он уйдет со сцены — это тоже была часть плана.
Волдеморт... Нет, пока просто Том, сумеет справиться с тем, что уже однажды смогла его старшая версия, пусть не без дополнительной помощи. Вайолет не могла не сдержать своего слова, даже если она не знала истинной цели того, что делала. А Гриндевальд уже построил Нурменгард, и только время отделяло его от проигрыша.
Все были на своих местах. Все фигуры расставлены, ходы спланированы. Все были готовы играть, даже не зная, что играют. Все наконец-то готово.
Уже можно было провести последнюю партию, но что-то пока удерживало. Говорило: еще чуть-чуть, еще немного. Сделай что-нибудь действительно хорошее перед уходом.
Хотя бы убедись, что дорожка будущего Волдеморта будет в этот раз не такой кривой и темной.
Как будто это действительно зависело от него.
Но Боги могут смеяться сколько угодно, пока у людей была надежда.
Когда же и она заканчивалась — оставались планы.