Генеральный Инспектор || Томарри

Шахматный этюд - составленная шахматным композитором позиция, в которой одной из сторон предлагается выполнить задание без указания количества ходов, необходимых для достижения этой цели.

Пересечься с Вильямом Бергом оказывается не так сложно, когда Том уже знает время, место и расставил капкан. Факультатив, который вела Атталь вместо Инспектора, без проблем собрал аудиторию из заинтересованных. Им выделили один из классов, напоминавший кабинеты Флитвика: пространство в центре позволяло свободно развернуться, демонстрируя все, что потребуется, а старые, исписанные заклинаниями и посланиями предыдущими поколениями студентов, столы не мешали разложить конспекты как угодно.

Несмотря на пробивавшиеся через окна лучи солнца, многие еще были сонными и потирали глаза. Выцепив взглядом среди учеников в желтом необходимого, Реддл убедился: Берг точно был не из тех, кто сюда пришел доспать после обеда. Внимательный вид, ровная спина — все выдавало вежливый интерес, он неотрывно следил за каждым движением Атталь, пока Том следил за ним самим.

Летиция же заливалась соловьем, окрыленная то ли возможностью быть полезной, то ли вниманием окружающих.

— Сегодня, — вещала она, легко взмахивая руками. — Темой занятия будет ограниченная левитация предметов. Давайте сравним подход Хогвартса и Шармбатона. В этом мне поможет ваш староста — Том Реддл.

Том вежливо кивнул на приветственный одобрительный ропот учеников. Обычно возможность обучать манила, но не в этот раз: мысли возвращались к Бергу, настойчивому желанию держать его под наблюдением. Одергивать себя было сложно, но он справлялся. Спугнуть раньше срока нельзя.

Пришло время сосредоточиться на проводимом занятии. Повинуясь просьбе Атталь, Реддл продемонстрировал Вингардиум Левиоса, изящно дирижируя палочкой листку бумаги, выделывающему в воздухе вензеля под завистливые вздохи с галерки. Хотелось раздраженно закатить глаза: если уже только это они считали впечатляющим... Но Том сдержал этот порыв, безупречно играя свою роль приятного ассистента.

— Большое спасибо, месье Реддл, — благодарно улыбнулась Летиция, когда лист спланировал к ней в руки.

— Рад помочь, — улыбнуться ей и публике, не смотреть в сторону Берга, ждать. Звучало так просто. Надо было только собраться...

— Теперь моя очередь.

Атталь легко подкинула лист в воздух, и тот начал кружить по залу в ту сторону, в которую она указывала ладонью, как под дуновением ветра. Скорее всего, этим оно и было - управлением ограниченным потоком воздуха. Беспалочковой магией.

Том следил за листком, как и многие в зале, почти завороженно. Левитация без палочки не была чем-то немыслимым, требующим долгих расчетов и особых сил. Нет, нужна была только практика, которой они не занимались. Ужасное пренебрежение. И почему? Потому что Министерство магии решило, что им это просто не нужно?..

Сделав последний круг, листок мягко опустился на стол, плавно качаясь и снимая с присутствующих восторженное оцепенение. Заклятье спало, и дальше вновь наступила рутина: Летиция объясняла основы, правила постановки пальцев и локтей спешивших на практике проверить теорию. Но это было не так просто, как на словах, важно было точное, филигранно выверенное намерение и полный контроль.

Реддл и сам проверил это, слегка сдвинув лист взмахом руки, к восторгу Атталь. Сам он радости не разделял, прекрасно зная, что может устроить ураган из бумажных листьев в гневе, но это будет неуправляемый всплеск энергии, живущий по своим законам, а не точечный подконтрольный всплеск магической силы. Требовался контроль эмоций. Настоящих, глубинных — не того, что он показывал окружающим.

Когда все закончилось, Реддл задержался, выжидая, пока все разойдутся. Атталь по их договоренности задержала Берга после занятия, так что оставалось только подгадать момент. И он наступил. Том отошел прочь от кафедры и яркого света окна в полутемень к столу, где сейчас торопливо собирал вещи Вильям, закончивший разговор с Летицией.

— Вильям Берг? — вежливо обозначил свое присутствие Том.

— Да... Староста? — растерянно отозвался Берг.

— Меня зовут Том Реддл, очень приятно. Хотел спросить: с вами все в порядке? Грэм Блоттс, староста вашего факультета, очень беспокоится.

— Ох, — пристыженно вздохнул мальчик, перекладывая вещи в сумке. — Все нормально, не волнуйтесь.

— Инцидент наделал шуму, но ваш факультет славится лояльностью к своим, уверен, все обойдется, — Том сверкнул улыбкой, которая не достигла своей цели: Вильям все еще упрямо смотрел на конспекты и россыпь перьев.

— Да, наверное, обойдется...

— Откуда такие сомнения? Ничего не случилось в ночь вашего исчезновения? Может, кто-то из студентов вас спровоцировал? — продолжал Реддл, добавив в голос нотки заботы и небольшой магический посыл, призванный расположить к себе собеседника.

— Нет... — протянул мальчишка в ответ.

— Вы уверены?

Берг перестал прятаться за бессмысленным перекладыванием уже сложенных вещей и поднял голову.

— Уверен, — легко ответил он, и Том, получив необходимый шанс, применил легилименцию. Все это время он удерживал палочку в рукаве, подгадывая момент для легкого взмаха.

Воспоминания замелькали: коридоры Хогвартса, письма родителей, занятия... Наконец, Запретный лес. В котором Вильям честно скитался, пока чудом не нашел дорогу обратно. Перемотка к началу. Снова, снова. Результат тот же. Все целое, без следов вмешательства. Ровно ни-че-го подозрительного.

Том заставил себя выпасть из этих воспоминаний, чувствуя, как пересохло горло и нервно бьется собственный пульс. Берг смотрел на него широко распахнутыми по-детски невинными глазами, которые умилили бы любого другого человека своей чистотой и незамутненностью. Реддл же ощущал обман, что-то ненатуральное, пусть и не такое, как игра на публику самого Тома, где одна эмоция выдавалась за другую. В прекрасных глазах не отражалось ничего. Будто на дне их была пустота, и сейчас она смотрела в ответ.

— Вот как? — произнес Том изменившимся голосом, коротко откашлялся, продолжил, натягивая улыбку. — Прекрасно.

Ничего прекрасного в этом не было. Это было безумие, которому должно было быть какое-то объяснение. Любое, к Мордреду и Моргане, хоть сколько-нибудь вменяемое объяснение.

Размышления завели его в темный заброшенный коридор и объятья Нагайны: змея нашла его, сгорбившегося у стены на полу, и обвила своими кольцами, сетуя на холод. Она не задавала лишних вопросов, ожидая, когда яростный крик мыслей в его голове успокоится, позволит сфокусироваться на окружающем мире.

— Нагайна, ты бывала в Запретном лесу? — тихо спросил Том в тишине коридора, когда понял, где он, и шум в голове утих.

— Бываю... Там охота, когда тепло. Сейчас холодно. Слишком, — прошипела змея.

— Забиралась вглубь?

— Много разных тварей, кентавры, большой паук. Лишний раз — небезопасно ходить...

— Могут ли там бродить умертвия? — спросил он и тут же холодно фыркнул: — Нет, некромантию в школе преподаватели точно отследили бы.

Том прикусил губу, снова перебирая варианты. Как это все могло объясняться? Странное проклятье? Воскрешение без некромантии? Лесная аномалия?

Или просто сам Реддл уже сходил с ума?

***

После получения поста в Аврорате Гарри осознал, насколько терпеть не мог министерские приемы. Насквозь пропитанные приторными расшаркиваниями и попытками скрыть, кто из присутствующих кому словесно наступил на больную мозоль, в шикарных декорациях, они давили на юного аврора сильнее полумрака опасных дежурств в подворотнях.

Находясь на одном из таких приемов сейчас, в блеске магического света, отражающегося от мрамора колонн, шуме приглушенных разговоров и волшебников, которым даже идущая в магловском мире война не мешала выгуливать фамильные украшения и мантию последней коллекции, он чувствовал себя... почти привычно.

Потягивать вино из бокала среди круживших по натертому до блеска паркету стервятников было приятным разнообразием постоянной необходимости находиться в стенах замка, который Гарри обожал, но который ныне вместе со своими обитателями вызывал желание лезть на стену. Так что лучше уж так. Плюс теперь Поттеру, выросшему из своей юношеской неловкости, контроль над жестами и осанкой давался естественно и не требовал панических мыслей, не оскорбил ли он кого-нибудь из присутствующих неподобающим наклоном головы или крамольной способностью дышать. Подумать и без того было о чем.

Удивительным и одновременно настораживающим фактом текущей реальности было полное отсутствие новых сообщений от Гриндевальда. Да, ограничение на почту ограничением, но всегда были способы послать весточку. Да можно было даже при желании и должной изворотливости передать записку через третьих лиц, как любили это делать в кулуарах Министерства.

Инспектор ожидал от Темного Лорда яркой реакции на упоминание Даров Смерти, а никак не радиомолчание. Но и штурма Хогвартса тоже пока не предвиделось: хотя к защитным плетениям замка Гарри так и не допустили, совет попечителей и директор клялись, что защита усилена, и посторонние абсолтно точно не попадут на территорию в случае приближения противников.

Волдеморт — решивший наконец-то зачем-то прервать свой обет обиженного молчания — тоже был не в восторге от ситуации:

— Может быть, ты переоценил значение наживки, мальчишка, — прошелестел в голове его полный раздражения голос.

"Конечно. Человек, одним из символов которого является знак Даров Смерти, просто так пропустит упоминание их своим противником", — лениво подумал в ответ Пауэлл, покачивая в руке бокал. Свет в жидкости отражался интересно, вот только сама она напоминала кровь.

— Это слишком публичная информация, чтобы ты каким-то чудом оказался первым, кто пытается использовать их упоминание, — о, а теперь еще и презрение. Чудно.

"А еще все считают Дары просто сказкой, а их символику — не более чем красивой отсылкой, подобно Уроборосу", — парировал Гарри, ненадолго отвлекаясь, чтобы вежливо расшаркаться с проходящим мимо очередным представителем Палаты общин.

— И это все твои аргументы? Я считаю, что какого-то глупого намека должно быть мало...

"Нет, постой", — почти развеселился Гарри. "Хочешь сказать, что не сорвался бы с места, стоило бы мне во время нашего противостояния прислать записку с упоминанием крестражей?"

— Это другое...

"Ну да, конечно. Это ведь только у одного Темного Лорда есть монополия на одержимость объектами со скрытым символизмом".

Волдеморт ответил волной гнева и желания причинить боль, на которую Поттер лишь флегматично закатил глаза. Оба понимали, что сейчас Темный Лорд ничего не сможет сделать. В этот раз у них был пат.

Настоящий, а не как тогда.

И кроме молчания Гриндевальда и непонятной ситуации с Бергом жаловаться было не на что: остальные планы шли хорошо, даже слишком. Все фигуры расставлены на своих местах, средство достижения цели, по сути, готово. Оставалось только передать способ будущего воплощения задумки. И все наконец-то закончится.

Оставлять все так было не... Ох, хотел бы он честно думать, что не страшно, но это было ложью: на деле чертов ужас охватывал только при одной мысли. Многое могло пойти не так, все могло повториться, стоит только отвернуться и отпустить контроль, слишком много неучтенных переменных, слишком долгий срок... Но он так устал, и мысли слишком отравляли разум. Слава Мерлину, не так, как тогда, но в тот раз хотя бы можно было обвинить в своем состоянии очевидного преступника. Сейчас же... Все было иначе.

Казалось, с того времени прошли тысячелетия. Гарри пытался вспомнить себя и Джинни в лучшие годы, но воспоминания обо всем, кроме последней встречи, утопали в огне блеском рыжих волос. И даже этот блеск мерк в лживом сиянии украшений бальной залы министерства, в бликах дорогих самоцветов, в искусственных улыбках.

Ощущалось мерзко, будто из него вынули кусок, который никогда не вернется и который был настолько фундаментальным, что функционирование без него должно быть невозможным. Но жизнь продолжалась. День за днем, месяц за месяцем. И это невольно порождало вопрос: а был ли этот кусок когда-либо там, или зияющая дыра — реальная константа, а все остальное он просто выдумал? Может, уже и те теплые ощущения от смутных воспоминаний — собственная придумка отчаявшегося разума? Ловкий обман?

К сожалению, куда более реальной постоянной в жизни теперь был его мордредов ученик. Том Марволо Реддл: живой, лживый и до чертиков настоящий на фоне блекнущего прошлого-будущего. С тенями под глазами от очередной бессонной ночи и упрямо выбивающимся из идеальной прически локоном волос... Как будущий Волдеморт ни старался выглядеть для окружающих идеальной статуей, жизнь все равно сквозила в его чертах. Такое не подделаешь, не создашь искусственно. Это притягивало.

И против воли Гарри смотрел, не в силах отвести взгляд. Как если бы дневник снова выпивал жизнь из еще маленькой Джинни Уизли и преуспевал, а Гарри ничего не мог сделать: только беспомощно глядел, как бледнеют и меркнут знакомые черты. Чувствуя полное онемение.

Но это ничего не меняло.

Дыра внутри все еще зияла, она не отменяла поставленную цель.

Это было больше него. Больше их всех вместе взятых, пожалуй.

Это был вопрос выживания.

***

Примерно этим же — выживанием, Гарри объяснял себе решение показать Реддлу Визжащую хижину. Нет, самых разнообразных логичных доводов была масса. Он говорил себе, что это не дает одному конкретному будущему Темному Лорду карт-бланш на остальные злодеяния, что ставки уже сделаны, и менять их поздно, но червяк сомнения все равно грыз изнутри. Не было ли это все еще одной индульгенцией? Понимал ли действительно сам Поттер, как это все может отразиться на последующих событиях? Нет.

Но к дракклам теории. Разных "а что, если" было слишком много, чтобы за ними уследить, для этого нужен был холодный расчетливый разум, на поддержание которого уходило слишком много зелий. Гарри устал. Гарри решил сделать ход с закрытыми глазами.

Гремучей Ивы не было еще и в помине, как и прохода под ней, — этот и другие известные тайные ходы Инспектор проверил еще по первому прибытию в замок. А вот хижина уже была заброшена, пусть и в более целом состоянии, еще не познакомившаяся с превращениями Люпина и Мародерами. Из заколоченных окон тянулся сквозняк, а слой пыли позволял оставлять на ней цепочку явных следов, но конструкция хотя бы не шаталась вместе с завывающим ветром.

В ходе аккуратных расспросов выяснилось, что у бывшего хозяина сего жилья была плохая репутация, а после он загадочно исчез без объяснений, оставив заколоченные двери и окна у никому не нужного строения на отшибе, к раздражению местных жителей и некоторой удаче тех, кто хотел укрыться от всевидящих и всеслышащих обитателей Хогвартса. Таких, например, как Гарольд Пауэлл и Том Реддл.

И если вдруг Реддл и чувствовал себя некомфортно от предложения сменить место занятий, то виду не подавал. Обманываться, естественно, не стоило: за послушным следованием в деревушку зимними тропами и внешним спокойствием точно скрывалась как минимум сжатая в кармане теплой мантии до белеющих пальцев палочка.

Так они и прошествовали под чарами отвода глаз до хижины, где Инспектор смахнул пару досок с дверного проема и, поленившись, по-магловски пнул дверь, которая тут же со скрипом отворилась.

— Домик на отшибе, он же в будущем Визжащая хижина. Добро пожаловать, — учтиво пропустил он вперед своего ученика, наблюдая, как тот пытается держать лицо и не морщить нос.

— Уютно, — постным голосом оповестил Том, бегло осмотрев помещение.

«Запустение и пылища, знал, что понравится», — подумал Инспектор, взмахивая палочкой еще раз, чтобы навести отводящие внимание и защитные чары. Лучше было не допускать, чтобы посторонние заметили утечку магии, пусть из нарушений им сейчас могли вменять разве что незаконное пересечение границы частных владений.

Что ни говори, это было отличное место для продолжения работы с магическим кругом: как бы комфортно ни было в замке, хитросплетение уже имеющихся чар на стенах Хогвартса давали как дополнительную защиту, так и дополнительную уязвимость в отношении тех, кто обладал на них большими правами. Не говоря уже о том, что Пауэлл практически физически ощущал здесь спадающий с плеч груз надзора портретов и прочих обитателей замка.

Гостиная, в которой они расположились, практически пустовала, но была достаточно широкой, чтобы при желании разойтись в разные стороны комнаты и не мешать друг другу. Камин зиял закопченным черным проемом, но доски пола под ногами — слава Мерлину — не скрипели. Диван тоже выглядел пока вполне ничего, но садиться на него не стоило — мало ли какие твари в нем успели завестись.

Необходимую конструкцию для тренировки Реддла Гарольд к этому времени уже мог начертить с закрытыми глазами и даже не просыпаясь. Том, впрочем, и сам бы справился, но, наученный горьким опытом, теперь берег концентрацию заранее, наблюдая, как учитель проводит нехитрые приготовления. К работе приступил молча.

Пока Гарольд развлекал себя уплотнением защитных чар, Реддл стоял над символами круга с сосредоточенным лицом и белыми пальцами: согревающие чары начинали потихоньку рассеиваться. Упрямство, к сожалению, опять не приносило плодов, а Волдеморт, очевидно, и в юношестве придерживался взглядов «вижу цель — не вижу препятствий».

Выдохнув облачко пара и окончательно заскучав после очередной инспекции наложенной защиты, Пауэлл решил, что пора с этим заканчивать.

— Прогресса нет, так? — озвучил он очевидное полувопросительным тоном.

— Что вы предлагаете? — напряженно отозвался Том, но палочку сразу опустил, и сам понимая тупиковость ситуации. — Прекратить?

— Нет. Per aspera ad astra, как говорится. Сдаваться рано, но я предлагаю сменить вид активности ненадолго.

Реддл выжидающе слегка склонил голову в бок, ожидая продолжения.

— Предлагаю тренировочную дуэль. Не в полную силу и без ярких эффектов — мы все же не хотим безвременной кончины хижины и лишнего внимания. Но это неплохой способ отвлечься и разогнать кровь. Плюс, — Пауэлл пакостно улыбнулся, вспоминая лучшие приторные кривляния Амбридж. — Для большего интереса предлагаю пари: удивите меня, и я поделюсь информацией, которая может вас мотивировать. Три вопроса и три честных ответа, пока они не затрагивают «соглашение».

Реддл поджал губы, всем видом намекая, что дополнительная мотивация конкретно ему точно не нужна. Действия, впрочем, разошлись с внешней реакцией кардинально — резко кивнув, что можно было только с большим скрипом считать заменой классическому дуэльному поклону, он вскинул палочку. Вот только в тот же момент Инспектор вскинул свою — реакцию аврора и зельями не пропьешь.

«Таким не удивишь», — подумал Гарри, отрицательно качая головой.

Заклинаний не сорвалось. Они опустили палочки и замерли друг напротив друга, изучая противника. Оба знали: в настоящих дуэлях — серьезных, убийственных — все решается парой взмахов палочки и одной ошибкой.

Инспектор решил подать пример, кидая слабое жалящее, тут же заблокированное щитом Реддла, который воспринял это почти как оскорбление и сжал пальцы на палочке сильнее, переходя в атаку.

Два сцепленных проклятья, за ними трансфигурация — ловко, но все еще недостаточно, чтобы удивить. Гарри не просто так прошел школу Аврората: дуэлянтов он читал как книгу по стойке и выбору заклинаний. Реддл дрался, как если бы играл в шахматы, просчитывая ходы, все возможные реакции. Как бы красиво и умно все это ни было, в реальной стычке с плевавшими на красивую игру и кодекс дуэлей выжить бы не помогло.

— Резче. Не думайте над следующим ходом, действуйте, — бросил он Реддлу, отмахиваясь от заклинаний.

Ученик свел брови, но зубами от злости не заскрипел — на том и спасибо. Все еще выводил сложные формулы из простого: прятал за Иммобулюсом Конфундус, добавлял отвлекающий маневр... Тщетно.

Можно забрать мальчика с войны и Аврората, но не войну и Аврорат из мальчика.

Том начинал уставать. Не от самого обмена заклинаниями, а от постоянных попыток не перейти на более разрушительные и заметные проклятья. Его визитной карточкой, запугавшей Слизерин, была магическая мощь, которую сейчас показывать запретили. В объявленных рамках против разбирающегося в своем деле противника оказалось слишком тесно, как в клетке.

Глядя, как взметается и тут же опускается поднятая магией Реддла пыль, Пауэлл и сам не заметил, как начал улыбаться. Злорадно, прекрасно зная, что кое-кто проходит серьезную проверку самоконтроля. При всем при этом улыбка была... искренней. Веселой даже. Голову покинули тяжелые мысли, и существовал только этот миг: росчерки вспышек заклинаний в воздухе, скрывающий свою усталость и раздражение давний враг напротив. Сюрреализм ситуации даже придавал ей правдивости, — жизнь Гарри Поттера и так слишком напоминала сплошной сюр.

Перестав думать окончательно, Инспектор оставил защиту и атаковал. Пыль снова взметнулась, Том успел заблокировать чары помех, вынужденный сразу же защищаться от короткой молнии. Гарри не планировал сбавлять темп, кидая заклинания одно за другим резко, практически переходя на невербальное колдовство. Возможность снова использовать палочку для сражений, а не перекладывания макулатуры, будоражила кровь, завороженный сиянием, он сделал шаг вперед, продолжая атаковать.

А потом еще один и еще.

Было что-то неописуемое в наблюдении, как Реддлу приходится шаг за шагом отступать, как по его виску течет капля пота от отчаянных попыток защититься от всех чар и в то же время не сорваться. Так могло продолжаться долго, если бы не ограниченное пространство хижины: отходя, Том уперся в стену и пропустил жалящее, попавшее в правую руку, беззвучно зашипев сквозь зубы. Это тоже сыграло против него.

У Гарри появилась возможность подойти еще ближе, на расстояние шага, и направить палочку на незащищенное горло в странном отражении их предыдущей стычки.

— Это становится традицией, — сказал он, как можно более безразлично. Но не слишком преуспел: злое веселье, триумф превосходства ощущался в воздухе, в каждом вздохе, плясал в завихрении пылинок. Сейчас юный Темный Лорд уже не мог вскинуть палочку: время и пространство для маневра потеряно. Это была победа. Чистая.

— Сдаетесь? — уточнил Гарольд, так и не получив реакции.

Том, до этого смотревший на свою распухающую руку, все еще упрямо сжимавшую палочку, наконец посмотрел учителю в лицо. Несмотря на помятую одежду, выступивший на лице пот и учащенное дыхание, он не выглядел разозленным поражением, никаких эмоций.

Реддл заговорил, но слов капитуляции не последовало: вместо этого он, неотрывно глядя Инспектору в глаза, беззвучно одними губами произнес заклинание.

И Гарри увидел.

Не было больше никакой Визжащей хижины.

Он стоит недалеко от края обрыва, завывает соленый ветер, треплет одежду и волосы, где-то далеко яростно бьются о скалы волны. Чуть-чуть пройти — если разбежаться, и пары секунд хватит — и вот уже край. Руки, развернутые ладонями к себе, в крови: красное на тонких маленьких детских пальчиках мешается с грязью и осколками острых камушков, что валяются вокруг. Боль даже не заметна на фоне того, как он на адреналине перебирает в уме варианты.

Впереди стоят трое: два мальчика, девочка. На лицах кривые улыбки. Шутка еще не окончена. Воспитательница вдалеке отводит взгляд. Ее все это не касается, пока не сталкивают с обрыва, а даже если столкнут конкретно его, потеря не велика: в ушах еще звенит истошный крик «Чтоб ты провалился!».

Он это знает, дети напротив тоже.

Если сейчас схватят за рубашку и потащат к краю скалы, шансов практически нет.

— Ну что, Том? Пойдешь плакаться очередному ужу? — кричит сквозь ветер один из мальчишек.

— Расскажи ему, как споткнулся на ровном месте, проехался по камням, — вторит другой. — Так и с края свалиться можно.

— Ты такой неловкий, Томми! — за ветром не слышно, но по поднесенной ко рту руке несложно угадать угодливое хихиканье девчонки. — Весело, правда?

Его зовут Том Реддл, и ему совсем не весело. Кровь из ссадин и порезов скапливается на руках и наконец первыми каплями срывается вниз, разбивается о камни. За шумом волн не слышно, но во рту чувствуется ее привкус. Дети приближаются.

— Ну же, смейся! Смейся! — звонкий голос режет по ушам, девочка обиженно надувает губы, стоя уже куда ближе. Неприятно близко, опасно близко.

Для них это развлечение. Если Том умрет, что им сделают? Накажут разок и скажут в следующий раз не подходить так близко к обрыву?

Хочется воззвать к высшим силам и заставить их просто исчезнуть. Но нет никаких высших сил, что ему помогут. Секунды томительно текут в этом осознании. Только одно существо может помочь Тому Реддлу. Он сам.

Если им кажется это веселым... Может, стоит действительно сделать это таковым? Веселым теперь и для Тома?

Весь страх, вся детская еще бесформенная ненависть собираются в единый сгусток.

«Давайте повеселимся», — думает он и видит, как лица детей становятся мечтательно-пустыми, как если бы эта мысль распространилась на них как зараза, заползла в головы и проросла, пуская корни. Может, так и есть? Он внезапно убежден, нет, стопроцентно уверен, что так и есть.

— Идем со мной. Я знаю отличное место, — говорит он вслух.

— Давайте повеселимся, — отвечают они и безропотно следуют.

Обрыв исчезает.

Он смотрит на свои руки, расчерченные линиями из специальных чернил. Состав ничем не пахнет, никак не выделяется, но от одной мысли о нем хочется выплеснуть содержимое желудка в ближайшем углу.

Вокруг мрачный подвал, освещенный лишь светом свечей и факелов, но огромный и прочный, из массивного камня: такой, какие бывают под древними мэнорами, замками, соборами. Где-то на периферии взгляд выцепляет смутно знакомые символы на полу. Вдоль камней тянет вязким холодом, но одежда спасает от самых худших ощущений.

Неподалеку стоит рыжая растрепанная девушка в магловской одежде не первой свежести и незнакомого фасона, где-то драной, с заплатками и наспех добавленной трансфигурацией. Она оборачивается. На лице порезы, на скуле наливается синяк. Улыбка натянутая, усталая, но искренняя.

— Все готово, — говорит она.

— Я...

— Не надо, Гарри, — быстро перебивает. — Все получится. Не может не получиться.

Его зовут Гарри Поттер, и он ни черта не верит, что хоть что-нибудь получится. Это чистое безумие, самоубийство, на которое все участники подписались от чистого всеобъемлющего отчаянья. Смерть. Буквальная, окончательная.

— Джинни, — снова начинает он.

Джинни качает головой.

— Мы все уже обсудили тысячу раз. Я больше... — «не выдержу повторения этого разговора» проглатывает она и вместо этого криво улыбается, пытается быть смелой и сильной, его замечательная девочка. — Давай без долгих прощаний, ладно? Запомни меня такой, Гарри.

И он запоминает. Этот момент, ее последнюю улыбку, как это все ужасно и сломано, но в то же время чисто и прекрасно вывернутой наизнанку надеждой и тем, как она в него верит. Вопреки всему, вопреки здравому смыслу.

Самый дорогой, самый жуткий на свете подарок.

— Я обещаю, — говорит он тихо, чтобы эхо не разнесло по залу, не растранжирило эти слова бесцельно.

Джинни улыбается уже не дрожащими губами. Ее предсмертный крик звенит в ушах, даже когда все съедает огонь, и мир меркнет.

***

Первое, что он почувствовал, открыв глаза — все еще звенящий в ушах отзвук крика.

Мозг не сразу смог понять разницу, почему мгновения назад застилающий все огонь сменился на прохладный воздух и скудное убранство хижины, почему забившийся в ноздри запах горящей плоти сменился на запах застаревшей древесины и пыли. Контраст был ошеломляющий, но времени переварить произошедшее в воспоминании у Тома не было.

Напротив стоял Инспектор, пустым взглядом сквозь очки смотря будто сквозь, неприкрытая скорбь застыла изломанными тенями на его лице. Но это длилось лишь секунды, которые ему очевидно потребовались, чтобы собраться.

Взгляд прояснился, сосредотачиваясь на стоявшем напротив ученике.

Теперь за страданием было и другое: чужеродное и неестественное для лица Пауэлла и безумно знакомое для Реддла. Холод и бескомпромиссная решимость того, кто уже убивал и готов совершить это снова. За всеми масками Инспектора, которых было великое множество, эта была наиболее неестественной. И в то же время сидела как влитая, как сделанная на заказ.

Так вот как чувствовали себя жертвы самого Реддла, глядя в лицо своей будущей погибели за секунды до?..

Тело отказалось двигаться, будто под действием Петрификус Тоталус.

Как во сне Реддл наблюдал, как опускается рука Инспектора, только что вжимавшая палочку в его горло, и затем поднимается другая. Пауэлл не произносил заклинаний, просто медленно поднимал левую руку, пока так же неспешно не сжал ее вокруг шеи своего ученика.

Не помог даже щит, который успел поставить Том невербально чисто на рефлексах: он почувствовал, как щит тут же хрустнул, дробясь под заполнившей комнату знакомой и родной магией в мелкое крошево.

Та самая магия, которая по идее не могла причинить вреда и обычно приносила спокойствие, сейчас позволяла чужой руке сжаться на шее.

Том ощущал свой же частящий пульс. И было не понятно, от чего дышать сложнее — от хватки на горле или от плотного перенасыщенного магической силой воздуха.

— Видел, не так ли? — вопрос Инспектора звучал как утверждение.

Гарольд, похоже, уже знал ответ, но зачем-то решил уточнить. Давало ли это шансы соврать? Реддл прокручивал в голове варианты с бешеной скоростью, но все они возвращались без ответа, как письма в никуда. Решение — верное или нет, было принято само собой.

Он аккуратно кивнул, насколько позволяла рука, и ответил, подтверждая вывод Инспектора:

— Это не было моим намерением.

Пауэлл долгие мгновения всматривался в его лицо, пока внезапно не отпустил, делая широкий шаг назад и на секунду прикрывая глаза, чтобы успокоиться.

С чего такая внезапная перемена с желания убивать? Том предположил бы, что Инспектор прочел его мысли и нашел там что-то, но нет, следов вмешательства не было, а значит, что бы он ни искал, и без того хорошо читалось на лице старосты.

Хотелось скривиться от одной только мысли, что, видимо, ему самому не удалось удержать безразличное выражение. Или, быть может, это Инспектор знал его настолько хорошо, что и малейших деталей хватило?..

— Вам удалось меня удивить, — заговорил снова Пауэлл, прерывая тишину и делая перерыв на тяжкий вздох: он явно выдавливал из себя эти слова через силу. — Насколько я понимаю, это была весьма креативная попытка отвлечь противника от боя эмоциональным посылом... Поздравляю.

Он взмахнул палочкой, разгоняя скопившуюся в хижине плотную магию, как ветром.

— Но больше... Не смейте лезть в мою голову, — улыбка Инспектора при этих словах обещала все версии ужасных последствий.

Том кивнул, все еще замерев каменным изваянием посреди комнаты, неотрывно наблюдая за своим учителем, пытаясь рационализировать ситуацию. Только сейчас он вновь почувствовал, как жжет задетая заклинанием рука, но это не имело и близко такого же значения. Его мысли все еще были в смятении. Несмотря на прямую угрозу жизни, он...

Не ощущал страха. Возможно, такая похожая, практически собственная магия внушала ложное чувство безопасности? Или дело было в самом Гарольде? Нет, Гарри. Теперь он знал настоящее имя Инспектора, и это странным образом... Интриговало еще больше? Сближало?

Он должен был быть вне себя от ярости и страха. Или чувствовать превосходство из-за того, что смог получить ценный кусок информации. Но Том чувствовал себя совсем иначе. Может, слегка пораженным? Но не в плохом смысле. А как человек, впервые посмотревший в черное мутное зеркало, и которому понравилось то, что он там увидел. Собственное отражение, но совсем другое. Что-то такое же, как он, но настоящее, не созданное искусственно, как крестраж...

И говоря о крестражах... От такого проявления подавляющей магической мощи без заклинаний и взмахов палочки оставалось только теряться в догадках, насколько сильным был сам Том в будущем, ведь крестраж мог унаследовать только осколок силы, как часть целого. Всего лишь часть, и такой эффект... Немыслимо.

Если он из будущего знал, какой синергии достигнет его осколок с Инспектором, не было никаких сомнений, что это был спланированный и продуманный выбор. Возможно, таков был план с самого начала — добраться до этого волшебника любыми способами. Это бы многое объясняло. Гарри нельзя было упускать ни в коем случае.

Это само собой напоминало еще об одном вопросе, вызванном тем воспоминанием: кем приходилась та рыжая женщина учителю? Она была важной... И умерла за него. Джинни, так, кажется, ее звали. Может ли быть, что предметом соглашения его старшей версии с Пауэллом в будущем было ее воскрешение?

Этого нельзя было исключать.

Том прикусил щеку изнутри. Эта мысль ему очень не нравилась.

Жалящая боль все больше напоминала о себе, и Реддл с силой сжал левую руку в кулак, впиваясь короткими ногтями в ладонь, чтобы отвлечься от нее. От дальнейших размышлений отвлекло хмыканье Инспектора.

Проследив за направлением его взгляда, Реддл обнаружил кое-что неожиданное: злополучный круг, начерченный для тренировки, мягко светился, будто издеваясь над всеми предыдущими попытками.

— Почему сейчас? — просто спросил староста, не утруждаясь красивыми формулировками вопроса. Инспектор, конечно, понял суть и так.

— Нужное количество магии в нужном месте. Не надо было утрамбовывать магию в символы против воли. Достаточно просто предложить. Astra inclinant, non necessitant.

— Звезды склоняют, а не принуждают, так? — уточнил Том.

Он припоминал это высказывание из одного из трактатов по астрономии. В нем говорилось, что звезды и их расположение создают предпосылки к событиям, но не гарантируют их наступление. Только от волшебника и его усилий вкупе с дополнительными обстоятельствами зависело, сбудется ли прогноз.

— Именно, — Пауэлл улыбнулся на секунду чему-то своему. — Это, — взмах палочки в сторону круга. — Основано на жертвенности. Нужно предложить жертву достаточного размера, и она будет принята. Все просто.

Реддл наклонил голову набок, задумавшись. Под таким углом он это даже не рассматривал. Жертва... Что-то в этих словах вызывает в памяти отголосок того крика женщины, но этого пока не хватает для соединения деталей.

Но теперь он был на шаг ближе. Может, не к разгадке событий будущего, но точно ближе к пониманию Инспектора. Еще сильнее захотелось заползти этому волшебнику в голову, врасти во все тайны и дела, чтобы тот не посмел отвернуться от Реддла никогда. Даже после выполнения соглашения, чем бы оно ни было, даже если вся проблема с Гриндевальдом, Бергом и остальным закончится успешно неведомым волшебным образом.

Надо было только придумать как. Существовали разумные опасения, что привязать волшебника, с такой магией и сражавшегося с Империо, было непросто или вообще нереально даже с редким артефактом. Амортенция? Заманчиво, но не распознать такое для главы тайной организации — позор, а потому вряд ли сработает. Но что тогда? Что же?

Впрочем, об этом можно было подумать потом. Пари. И три вопроса.

— Полагаю, я выиграл пари. Не так ли, учитель?

— Так, — Инспектор кивнул, снова холодно улыбаясь и испытывающе глядя на своего ученика.

Почему-то даже это не задевало. Все это было знакомо. До боли напоминало собственные повадки, которые Том не раз наблюдал со стороны в воспоминаниях, пытаясь довести свою нечитаемую маску до совершенства, научиться контролировать жесты и язык тела, чтобы не выдавать своего настоящего настроения.

Их объединяло какое-то неестественное понимание.

Но сейчас это было и вполовину не важно, как главный вопрос.

— Что за событие произойдет в будущем?

Несколько томительных секунд пролетело в тишине, и даже медленно летящие пылинки добавляли саспенса, пока Том, замерев, ждал ответа. Инспектор отвел взгляд, по напрягшейся линии челюсти и дрогнувшей в руке от нервного жеста палочке нетрудно было догадаться, что тема ему сильно неприятна. Но вопрос должен был прозвучать, это понимали все в комнате.

— А как вы думаете? — бросил риторический вопрос Гарольд, коротким взмахом палочки стирая все еще светящийся круг. — Война, — его тон голоса был ровным, искусственно пустым, пока Инспектор чеканил слова одно за другим. — Уже другая, много десятилетий спустя. Война с противником, от которого мы ничего не ожидали, к встрече с которым мы не были готовы, потому что даже не рассматривали как опасность. Сейчас все не так, но в будущем мы лишь смеялись над угрозой. В конце концов, что волшебнику могут сделать...

— Маглы?.. — подхватил мысль Реддл.

— Верно.

Том почувствовал, как пальцы, отогревшиеся от адреналина, вновь холодеют. О, он хорошо представлял себе, на что способны маглы. Слишком хорошо, это знание жило в нем воем сирен, серостью комнат, огарками свечей и изломанными тенями, испуганным шепотом на грани слышимости. Это не была новая для него концепция, но...

И даже с этим знанием, услышать о подтверждении своих страхов в будущем было совсем не тем же самым.

Гарольд неумолимо продолжал:

— Прогресс был не остановим. Мы были не готовы. И проиграли, — губы Пауэлла сжались в ровную линию, когда он произнес последние слова, признавая поражение.

— Почему тогда вы не в рядах Гриндевальда, учитель? — борясь с пересохшим горлом, выдавил Реддл.

— Это будет вашим вторым вопросом, — предупредил Инспектор, прежде чем продолжил, дождавшись отрывистого кивка. — Гриндевальд не прав. Да, да, не смотрите столь удивленно. Открытая конфронтация с маглами только ускорит их развитие, а в технологиях им нет равных, в отличие от нас. Многие волшебники поплатились за это знание жизнью... И немногие магические сообщества справились с проблемой. Но решение есть. Мы просто... Были не готовы.

Это не сильно обнадеживало. Но могло объяснить, почему Инспектор был сейчас здесь. Говоря о подготовке, сам собой напрашивался определенный вывод, который Том тут же и озвучил:

— И поэтому вы отправились в прошлое и взялись за реформы в этом времени.

— Я воспользовался возможностью воспользоваться возможностью, — уклончиво ответил Пауэлл.

Какая игра слов. И явно не случайно, Том слишком часто сам играл формулировками, чтобы упустить из вида эту. Инспектор не отводил взгляд и не врал, пристально наблюдая за тем, как будут восприняты его слова.

— И ваш последний вопрос? — напомнил Пауэлл, когда понял, что Реддл не торопится заговорить снова.

Том отрицательно качнул головой. Еще тысяча вопросов вертелась на языке, но он вовремя остановил себя. Это надо было обдумать и потратить последнюю возможность с умом, не на эмоциях.

— Я хотел бы задать его позже, если условия позволяют.

— Будь по-вашему, — слишком легко согласился Инспектор, тут же отворачиваясь, чтобы снять наложенные на хижину заклинания быстрыми взмахами палочки.

Наверняка он не мог не чувствовать наблюдения, но предпочел игнорировать своего ученика, чтобы быстрее закончить и убраться отсюда.

Когда с этой задачей было покончено, он снова обернулся к Тому, слегка задрав подбородок и одергивая рукава пиджака:

— Возвращаясь к теме урока. Надеюсь, вы прочувствовали основной принцип работы подобных магических конструкций, и в следующий мы сможем продвинуться дальше. На этом на сегодня все. Также я, само собой, ожидаю, что сказанное не покинет эти стены, если вы, конечно, не хотите познакомиться со стенами Святого Мунго.

— Конечно, учитель. Я же не хочу прослыть сумасшедшим, — спокойно кивнул Том, он легко себе мог представить, что было бы, взбреди ему в голову рассказывать о таких путешествиях во времени и конце магического мира от рук маглов. Чтобы подобное не заклеймили сумасшествием или крайней точкой нервного срыва, нужно было быть Мерлином. Ну или Гриндевальдом.

Углы губ Инспектора дрогнули. Обмен завуалированными колкостями становился привычным.

***

Путь из хижины обычно занимал порядочное количество времени, но в этот раз пролетел для Тома практически незаметно. Из собственных мыслей не отвлекали ни колкий мороз, ни хруст снега под ногами. Только подходя уже к замку, он вспомнил, что все это время осевшая на него в той халупе пылища никуда не делась, и раздраженно взмахнул палочкой, стряхивая ее заклинанием.

Нельзя было показываться в таком виде перед другими учениками. Повезло еще, что длинные рукава зимней мантии отлично скрывали вздувшуюся руку. Идти с ней в медпункт не хотелось категорически — слухи о подобном разлетались по школе со скоростью ужаленных бладжеров. Оставалось только, не вызывая подозрений, добраться до спальни, где был припрятан личный запас на случай непредвиденных ситуаций.

Все в школе было... До отвратительности буднично. Залы замка освещались ярким светом из окон — день был на удивление ясный — в коридорах сновали студенты, еще не успевшие ранее покинуть свои гостиные. Слава Мерлину, большинство предпочитало проводить выходные в Хогсмиде, пользуясь тем, что ограничения на посещение, вызванные пропажей Берга, наконец-то сняли.

С получением Томом знания о будущем поражении магического мира на поверхности не изменилось ни-че-го. Выглядеть благожелательным старостой от всего этого было еще сложнее, потому Реддл широким шагом старался побыстрее пройти мимо всех встречных, чтобы не быть втянутым в разговор: нашипеть на кого-нибудь от раздражения в дополнение к боли в руке было бы слишком легко.

Только добравшись до своего сундука и относительной безопасности спальни, он выдохнул, сразу же доставая с неприметного отделения со вторым дном коробку склянок. Бытие любимым учеником Слагхорна приносило многие плоды — в том числе легкость, с которой можно было украсть излишки зелий с занятий. Нужный пузырек из красного стекла нашелся сразу, и еще бы ему не найтись в ровных рядах отсортированных емкостей.

Содержавшийся в нем лосьон тут же охладил кожу, но не исправил ситуацию мгновенно: ближайшие пару дней руку точно стоило поберечь. Более-менее удовлетворившись результатом, Том вернулся в общую гостиную Слизерина. У него оставалось не так много времени перед встречей старост, так что за этот промежуток можно было хотя бы узнать последние новости.

Не покинули гостеприимный полумрак стен Слизерина сегодня на удивление многие: студенты кучковались небольшими группами по два-три человека, что-то обсуждая то тут, то там.

Почти центральной точкой этой композиции были Вальпургиевы рыцари: Блэк драматично лежал на диване, свесив одну ногу и положив руку на лоб, Нотт сидел с книгой на кресле рядом, пока Лестрейндж мрачно стоял за его спиной со скрещенными на груди руками, а Малфой метался перед ними всеми туда-сюда с листовками в руках.

— Что здесь происходит? — поинтересовался Реддл, подходя ближе.

— Конец всему, — максимально безразлично возвестил Ричард, не отрываясь от книги.

— Наш капитан в отчаянии! — подхватил Альфард, убирая руку с лица широким жестом, чтобы посмотреть на своего предводителя. Несмотря на драматизм и позу, в его глазах плясало веселье, а слова растягивались весьма наигранно. — Ничто не будет, как прежде... Как мы переживем эту ужасную катастрофу...

— Альфард, — шипение остановившего свое мельтешение на мгновение Малфоя было слышно даже в дальних углах гостиной.

Под грозным взглядом Абраксаса Блэк только с переигранным вздохом вернул руку на лоб.

— И что именно случилось? — уточнил Том, чтобы прервать уже этот доморощенный цирк.

— Квиддич перенесли, — прояснил ситуацию Руди.

— На месяц! — подтвердил Малфой, снова останавливаясь и в неприкрытом возмущении едва не роняя свою стопку пергаментов. — Весь график тренировок к дракклам под хвост. Начало февраля вместо конца, а перед этим еще каникулы, они же все вообще за это время забудут, как метла выглядит!

— Да-да, мистер капитан. Специально ради тебя прутьями вперед полечу на матч с воронами, — снова подал голос Альфард.

— Не умеющих пользоваться тормозящими чарами не спрашивали! — огрызнулся Малфой, потрясая стопкой бумаг и своей непривычно взлохмаченной головой. — На что вообще с вами надеяться? Один тормозить не умеет, второй — ходячий риск дисквалификации. И это я думал, что самой большой проблемой будет поиск охотника, если Руди не вернется в Хогвартс..! Но нет, нет конца бедам!

— Спокойствие, Абраксас, — примирительно вздохнул Ричард, — Нашего Блэка, скорее всего, даже до посадки на метлу не допустит Вальбурга-контроль.

С дивана горестно застонали. На этот раз искренне.

— Эта старуха совсем выжила из ума, — воскликнул Альфард. — Кем она себя возомнила? Нашей маман?

— Тише, — тут же шикнул на него Лестрейндж, — Или Лукреция открутит тебе голову, если Вальбурга не успеет первой. Они одногодки.

— Лукреция и Вальбурга — совсем не одно и то же! Не сравнивай идеальную богиню и само воплощение Мордреда!

Рудольфус раздраженно закатил глаза.

— Не волнуйся, ей осталось не так долго учиться, — Нотт успокаивающе похлопал страдальца по плечу, вызывая еще один драматично-надрывный вздох.

— Везет Сигнусу, ему всего восемь лет, и когда его примут в Хогвартс — вся драма уже пройдет мимо него.

— Блэк, пропускающий всю драму, — фыркнул Лестрейндж. — Не смеши! Вы и есть драма!

— Да замолчите уже оба! — снова вызверился Малфой.

Наблюдавшему за этим Тому хотелось вырвать из рук Малфоя листы и заставить всех заткнуться, но он сдержал себя, прекрасно понимая, что устраивать дополнительный повод для пересудов на факультете не стоило.

Он бросил взгляд на остальных слизеринцев в гостиной. Теперь становилось понятно и их присутствие. Почувствовав проблему, как кровь в стоячей воде, они по своему обыкновению теперь плавали вокруг акулами, выжидая момента для удара. Кто-то надеялся на дополнительный отбор в команду, кто-то ждал возможности сместить капитана.

Неудача Малфоя отразилась бы и на Томе, пусть даже косвенно.

— Новое расписание уже составлено? — сдерживая свое раздражение, спросил он.

— Да, — тут же переключился обратно на деловой тон Абраксас, подходя к Реддлу, чтобы показать исчерканный пергамент на инспекцию.

Том не разбирался в стратегиях игры, которая его нисколько не интересовала, но он отдавал себе отчет о ее важности в динамике отношений на факультете и в школе. Вчитываясь в четкие, но множество раз перечеркнутые и написанные заново записки Малфоя, он мысленно прикинул, что можно улучшить.

— Дополнительные тренировки в среду для старшей части состава можно добавить в окно после обеда, для остальных — вечера пятницы, — отметил он, указывая пальцем неповрежденной руки в соответствующие места текста. — Вечера суббот согласовали с деканом?

— Послали Эйвери, — пробурчал Руди. — Как к Моргане провалился.

Отбить вечер субботы было непростой задачей — стадион уже был зарезервирован под тренировки грифов. Эта проблема казалась почти непреодолимой для обычных школьников, но Реддлу в свете последних откровений представлялась лишь незначительной мелочью. Однако фасад лучшего ученика и старосты нельзя было терять.

Он уже прикидывал, не стоит ли дойти до декана самостоятельно, как в проходе показался запыхавшийся Джером.

— Новости? — вскинул голову Малфой.

— Декан дал добро. Но с капитаном грифов договариваться придется самостоятельно, — доложил Эйвери, торопливо подходя к остальным.

Лица всех услышавших рыцарей стали кислыми, а шепот по углам змеиного логова усилился. Том тоже скривился, но исключительно мысленно, не позволяя слабости отразиться на лице.

Переговоры с грифами всегда были... проблемой. Решительная нелюбовь их декана к факультету только добавляла огня в эти и так непростые отношения. Если с остальными капитанами можно было договориться при помощи взаимных уступок, то убедить в чем-либо Игнатиуса было тем еще испытанием.

Реддл еще раз взглянул на строчку на пергаменте, отмечавшую дату и время тренировки. Он планировал сегодня после встречи старост закопаться в книги о путешествиях во времени, но... Возможно, сейчас он был единственным человеком, который мог бы помочь рыцарям решить вопрос с тренировками.

Совершая над собой усилия, он располагающе улыбнулся.

— На улице замечательная погода, а значит, отличный день, чтобы поддержать команду. Думаю, я прогуляюсь с вами сегодня вечером до стадиона.

— Правда? — искренне удивился Лестрейндж, впервые опуская скрещенные все это время руки.

— Сомневаешься в моих словах, Рудольфус? — максимально дружелюбно уточнил Реддл.

— Нет, Том, — тут же отозвался тот, понимая свою ошибку.

Рыцари все еще помнили, что его не стоит злить. Хорошо.

— В таком случае вопрос решен, верно? — снова заговорил Реддл, обводя взглядом всех в помещении и слыша, как стихают перешептывания по углам. — Мне пора отправляться на встречу старост, увидимся позже.

На этой ноте он отправился к выходу из гостиной, старательно скрывая правую руку от цепких взглядов остальных учеников.

Собрание старост проходило в любом свободном кабинете — на этот раз выпал кабинет трансфигурации. Мысли и раздражение от всего связанного с Дамблдором не застилали взор, как это иногда бывало: у Тома было слишком много других беспокойств. Старый дурак с его любовью к маглам, конечно, ошибался...

Однако не было сил чувствовать злорадство по этому поводу.

Даже если и хотелось.

Остальные старосты тоже подтягивались в кабинет, обмениваясь чинными приветствиями и списками студентов. Не все занимались внутрифакультетскими вопросами отдельно, как слизеринцы, — некоторые предпочитали согласовывать такие дела здесь, на всеобщем обозрении. Зря. Но и до этого в данный момент Тому не было никакого дела.

Желание хлопнуть дверью и покинуть еще один бессмысленный балаган крепло с каждой секундой промедления.

Сама встреча тоже не принесла особой пользы: помимо нескольких практически бюрократических вопросов обсуждалась только пара сплетен: то, как кто-то цеплялся к приехавшим шармбатонским юношам, и спасибо, что не к дурмстрангским девушкам, — слухи об их сглазах уже зарекомендовали их как опасных противниц.

Также у кого-то из Гриффиндора нашли гору успокаивающих зелий, что было, скорее всего, предвестником беды — видимо, некто наладил нелегальные поставки, а гриффы просто не умели такие вещи долго прятать.

Главной надеждой на безболезненное решение проблемы были зимние каникулы — они могли наконец снизить вызванный учебой стресс студентов. В этот раз покинуть стены замка планировали все те, кто мог себе это позволить, кому было куда возвращаться. Том и беженцы точно не были в числе этих людей.

Для старост то, что Реддл каждый год оставался на этот период в школе, было к этому времени уже негласной традицией.

— Оставляем на тебя проверку нравственности. Осторожнее, Реддл, никогда не знаешь, кого встретишь в темных коридорах в это время года, — шутливо напутствовал Доддеридж.

Некоторые угодливо захихикали, Том отмахнулся, изображая дружелюбную ухмылку.

Парочки в период каникул действительно иногда сновали по замку, но чтобы выбрать местом рандеву холодные слизеринские подземелья надо было быть знатным извращенцем. Патрулировать и проверять, найдутся ли действительно настолько знатные затейники, Реддл не планировал, спасибо большое.

Для него отъезд части студентов был отличной возможностью находиться больше в запретной секции библиотеки без посторонних глаз и раздражающих вопросов. Стоило выяснить отдельно, останется ли на рождественские каникулы Берг, который все еще представлял опасность.

Пока остальные продолжили обмениваться слухами и планами, Том также обдумывал способ устранения маленькой проблемы с гриффиндорским капитаном. Высказывание Доддериджа подтолкнуло его к одной идее.

Для решения ему нужна была... Лукреция Блэк.

***

Гарри смотрел в зеркало. Отражение отвечало пустым взглядом, на дне которого ему чудились красные искры, издевательски вспыхивающие каждый раз, стоило только на секунду отвести взгляд. Умом он понимал, что это обман, происки воображения, фантомные, как шепот матери на ухо. Он не был, не становился... Пока не становился.

Сегодня днем, потеряв контроль над эмоциями всего на секунду, даже по почти неизменившемуся выражению лица Тома Реддла, Гарольд прекрасно понял, что тот видел перед собой в тот момент. И понимание, как легко можно было бы сдаться и перестать контролировать магию, стать именно тем, кем фальшивые голоса просили его, разъедало изнутри... Лучше было бы окончательно умереть.

Все те воспоминания как будто наливались силой, красками. Холодная плитка Министерства обступала со всех сторон, оттесняя теплые тона спальни на задний план, темнота поглощала сантиметр за сантиметром все вокруг. Шепот голосов на грани слышимости уже разносился по гулким коридорам, они просили, умоляли только об одном. Это было бы так просто.

Но Гарри упрямо смотрел в одну точку. Он не мог... Нельзя было отводить взгляд. Потому что это допустило бы хотя бы крошечную возможность, что Хогвартс и путешествие — не более чем секундный эскапизм безумного от отчаянья разума, и стены Министерства поприветствуют его, если хоть на секунду усомниться.

— Какой сейчас год?

— Что? — сиплым голосом переспросил Гарри.

— Какой сейчас год? — ровным тоном повторил Волдеморт, до этого момента сохранявший молчание.

— Две... — Гарри осекся, втянул носом воздух, собираясь с мыслями еще раз. — Тысяча девятьсот сорок третий.

— Верно. И мы сейчас находимся?

— В одной из... Гостевых спален Хогвартса, — в этот раз прозвучало куда уверенней.

— Поразительные наблюдательные способности.

Хотелось по привычке огрызнуться, поблагодарив за столь высокую оценку, но вместо этого Инспектор собрался с силами сделать кое-что более важное: наконец-то позволить себе закрыть глаза.

Чернота скрыла все на долгие секунды, но когда он снова посмотрел в зеркало — в отражении больше не было темных стен, а собственное лицо в зеркале не вызывало никаких опасных сомнений.

Ко всему прочему, теперь он как никогда хорошо понимал Снейпа во время уроков окклюменции: неожиданное вторжение в воспоминание было даже хуже ожидаемого заранее. И намного более губительно для контроля, что было самой ядовитой частью.

Гарри вздохнул, нашаривая одной рукой отброшенные в сторону очки, а другой взлохмачивая до этого кое-как укрощенные магией волосы. Иногда он тешил себя надеждой, что все под контролем, но если даже такой малости хватало... Надо было закончить все скорее. Поставить точку в этой истории, снять с себя этот груз.

Удивительно, что Волдеморт до сих пор не высказался ни разу насчет этого пункта. Наверняка вынашивал какой-то свой план, как обернуть все в свою пользу, наверняка Гарри стоило беспокоиться об этом, но... В этот раз он был готов рискнуть всеми ставками разом. Как делал много раз до этого, вот только разница была в том, что больше сил и мотивации не было.

Он отдал все, что было. Оставалась только пустота, и не хотелось знать, что будет, когда все воспоминания от времени поблекнут, когда горе захватит настолько, что любовь к Джинни станет лишь тусклым обрывком, о котором спрашиваешь себя «А было ли это вообще?», когда тепло и поддержка Рона и Гермионы станут лишь вырезками из старых статей о мальчике, который выжил, и его друзьях.

В такие дни перед ним часто вставал вопрос: оно того стоило? Стоили все эти потери результата?

Гарри избегал попыток серьезно задуматься над ответом. Все варианты «да» и «нет» были слишком прагматичные, обезличенные или, наоборот, слишком погруженные в себя, эмоциональные. Какая чаша весов способна уровнять эти жертвы? Кому судить о достойной цене? Ему? По какому праву?

Потому что он выжил? Потому что где-то сошлись звезды и нарекли его ребенком из пророчества?

Точно не потому, что это просто его жизнь.

— Спасибо, — вместо всяких ответов на важные вопросы произнес Гарри в пустоту, оставляя Волдеморта самостоятельно додумывать причину благодарностей.

Темный Лорд не ответил, только хмыкнул, похоже, тоже пребывая в задумчивом настроении.

Что ж, может и к лучшему: иногда подумать о жизни не мешало даже самовлюбленным тиранам.

***

План Тома в целом не подвел: Лукреция и Игнатиус были не так уж секретно помолвлены, а с этой представительницей рода Блэк вполне можно было договориться, если знать, что предлагать. Дальше нужно было только, чтобы она появилась на поле вместе с Томом и командой: пара правильно построенных фраз, разочарованные гриффиндорским капитаном глаза будущей невесты, намек на потенциальные проблемы между семьями — и вуаля, конфликт решен.

Реддл не понимал чувств, но как же они были удобны, когда направлены не на него.

Дополнительным бонусом являлась взбешенная Минерва и вой остальных грифов, которые роптали, но поспорить с капитаном не посмели.

Слизеринскую же команду это все привело в восторг, а увязавшийся вместе с ними Долохов, понявший по яростному перешептыванию остальных ситуацию, теперь вообще смотрел на Реддла как на явление Мерлина.

К сожалению, самого Тома эта победа ничуть не радовала.

Тренировку пришлось высидеть на трибунах под согревающими чарами. Даже с отвлекающими разными вопросами Эйвери и Долоховым это оказалось не самым плохим местом, чтобы подумать. Мысли не радовали тоже. В большой перспективе все складывалось не особенно в его пользу, и, кажется, уроки Инспектора были не совсем тем, чем казались на первый взгляд.

Он что-то задумал. Что-то грандиозное, большее, чем война с Гриндевальдом или реформа образования. У Гарольда, Гарри... У него был план. План, в который посвящать Реддла он определенно не планировал.

Но и не планировал убивать, как и позволить убить Гриндевальду, несмотря на существующую неприязнь к старшей версии самого Тома. Но эта магия, основанная на жертвенности... Что если... Что если запланированной жертвой все это время он и был? И именно поэтому Инспектор отказывался убивать Тома или позволить ему быть убитым. Время еще не пришло.

Том закусил губу. Крестраж не мог навредить своему хозяину, но эта теория имела чертовски много смысла. В схожих обстоятельствах сам он так и поступил бы. Страх за свою жизнь сжал сердце в своих холодных когтях и отпустил, отступая на время: что-то в этой мысли не складывалось до конца, какая-то деталь вечно ускользала в последний момент.

Итак. Что было известно?

У Пауэлла был план. План, как-то касающийся Реддла. И сделка, заключенная с Волдемортом в будущем, детали которой тот отказывается обсуждать. Путешествие во времени. Поражение волшебников от рук маглов.

Все это было очевидно связано, но как?

Ответа пока не было, но он намеревался непременно найти его.

Тренировка пролетела незаметно, на обратной дороге пришлось снова изображать интерес к праздным разговорам, пока не удалось свернуть в сторону библиотеки, сославшись на дела. Даже учитывая, что уже стемнело, никого не удивило желание Реддла не идти в гостиную: как староста, он имел множество обязанностей и мог игнорировать ограничения. Но на деле же Том не сильно надеялся успеть что-то важное этим вечером. По большей части он выжидал, пока остальные разбредутся по комнатам, чтобы побыть наконец-то в одиночестве и не показывать задетую заклинанием руку остальным слизеринцам или другим старостам.

Обычно им хватало часа или двух после тренировок, чтобы расползтись прочь от душа. Возможность в то время почитать что-нибудь интересное была только плюсом — библиотекарь любила его так же, как и большинство преподавателей, что обеспечивало свободный проход к книгам в любое время.

Как он и предполагал, поиски упоминаний магических практик, основанных на жертве, не дали ничего конкретного. Да, такое существовало. Да, было очень древним. Но помимо этого — ни слова.

За этими поисками пролетели не два, а все три часа, и уже хорошо за полночь Том отправился в факультетскую душевую.

Стоя под благодаря одной только магии теплыми струями воды, Реддл прокручивал произошедшее в этот день в голове. Память о событии была еще свежа, и теперь, когда мысли наконец-то прекратили свой бешеный истеричный забег, новые вопросы всплывали в голове.

В воспоминаниях Инспектора он не только видел происходящее, но и прочувствовал все, как будто прожил сам. И самым ярким были чувства к кое-кому конкретному. Та женщина... Джинни, так же ее звали? Кто она для Гарри?

Там, в обрывке памяти, за бесконечным горем скрывалось и нечто другое... Оно напоминало о подсолнухах в солнечный день, о легком теплом ветерке, с весельем развевающем на ветру ткань, дразнило отголосками искреннего смеха. На верхней точке оно дарило ощущение свободы, уверенности. Настоящего всесилия, которое выдавалось не благодаря чему-то, а просто как данность, как норма бытия.

Том не знал названия этого чувства.

Но теперь хотел заполучить его любыми способами.

И если Инспектор был обладателем этого чувства, то был возможностью прикоснуться, понять. Забрать себе. Это не должно было принадлежать больше никому, а значит, и Гарольд, как обладатель этого чувства, — тоже. Ни той женщине, ни кому бы то ни было еще. Плевать, что это, и плевать, почему.

Это противоестественное тепло и источник этого тепла должны были быть его. Даже если Инспектор все это время планировал принести его в жертву.

Открыв глаза, Том хищно улыбнулся сам себе. Мерлин, как он надеялся, что эта Джинни была давно и бесповоротно мертва.