18. Все равно
Ибо, конечно, обидчиво бурчит, когда его выгоняют из комнаты, пока Сяо Чжань принимает ванну, но одного взгляда на полыхающие смущением уши становится достаточно, чтобы понять: тот, конечно, та еще язва и зло во плоти, но при этом все равно где-то глубоко в душе остается нежным и трепетным цветочком, который смущается обнажаться перед кем-то.
Или стесняется себя?
Худоба Кощея, конечно, еще крайне болезненная, но это дело поправимое, особенно теперь, когда у того есть магические силы, что подпитывают организм.
А Ван Ибо позаботится об остальных источниках энергии.
Поэтому, получив шутливый шлепок по бедру за предложение потереть спинку или другие труднодоступные места, идет вниз, чтобы проинспектировать наличие нормальной еды для своей стеснительной ромашки. И даже не поленился сбегать в кондитерскую лавку дальше по улице за пирожными - и за это получает уже горящий восторгом взгляд, за который готов каждый день по три раза так рисковать жизнью (ибо местные красавицы с трудом выпустили его из своих загребущих ручек, стоило только появиться в этом месте их постоянного скопления).
Но Сяо Чжань все еще полон подозрения, как его рот - вкуснейшего заварного крема:
- Ты чего улыбаешься?
А улыбку и правда сложно сдержать:
- Любуюсь тем, как ты ешь.
Тот, конечно же, тут же перестает, но с набитыми щеками все равно выглядит милейше:
- Я смешон, да?
Ну сил же никаких нет!
Просто невозможно удержаться!
Поэтому тянет к себе этого вечно сомневающегося злодея, чтобы слизать капли крема со сладких губ:
- Ты вкусный.
И теперь эти щеки розовые не только из-за горячей ванной, но Сяо Чжань даже не особо вырывается: так, побрыкался немного для вида и попытался возмущаться, но быстро прекратил это бессмысленное дело.
И, наверное, даже немного поверил в то, что он такой может вызывать что-то кроме насмешки.
Но все равно смотрит как-то странно задумчиво, когда закончились поцелуи и пирожные:
- Мне иногда кажется, что все это - сон. Что я все еще вишу там на цепях, а это все - бред моего медленно умирающего от истощения мозга.
Даже одно это предположение пугает так сильно, что Ибо сначала быстро и не задумываясь легко прикусывает тонкие пальцы, что до этого бережно нежил в руке, а только затем тревожно хмурится:
- Теперь веришь? Если больно - значит, ты не спишь.
Потому что одна мысль о том, что все это нереально, пугает его.
Сколько дней нужно, чтобы упасть в человека?
Царевич всегда считал себя достаточно рациональным, поэтому тихо посмеивался над историями, когда "увидел - полюбил - жить не могу больше без него/нее". А вот теперь сам смотрит на свое тревожное сокровище и понимает: не может. Да и не хочет, если честно.
А магия это или кровные узы - они разберутся как-нибудь потом.
Кстати о "потом":
- И что ты планируешь сейчас делать?
И его сердце заходится тахикардией в ответ на эту темную пугающую усмешку:
- Пообщаться более тесно с теми, кто тебя искал.
Его мгновенная следующая мысль - "защитить", а не "испугаться":
- А это не опасно? Ты только-только немного восстановился и еще плохо себя чувствуешь, а они куда не денутся точно, раз отправились искать меня.
- Ты не веришь в меня, цс-с-саревич? - тонкие пальцы берут его подбородок, чтобы он не мог отвести взгляд.
Ибо и не хочет отводить - и честно признается:
- Волнуюсь за тебя. Я не хочу, чтобы тебе снова было плохо. Хотя, не скрою, мне понравилось давать тебе лекарство изо рта в рот... Ой!
Боль от укушенной губы одновременно сладкая и острая, но последующий поцелуй с лихвой компенсирует все неприятные ощущения:
- Верь в меня, цс-с-саревич. Второй раз в ловушку я точно не попадусь, потому что понял: нельзя доверять никому, даже самым близким людям.
А вот от этого становится по-настоящему больно:
- Даже мне?
Промедление перед ответом делает еще хуже, но:
- Это сложно. Я хочу тебе верить. И верю, но...
Кощея очевидно мотает в этой неопределенности: и верит, и боится предательства, и дает надежду, и почти сразу ее забирает.
Поэтому сейчас Ибо берет ощутимо дрожащие ладони в свои:
- Я сделаю так, чтобы ты мне верил и дальше. И поддержу любое твое действие.
- Любое? - эти глаза снова знакомо иронично сверкают.
- Ну, ладно, не любое, - он соглашается. - То, что не принесет тебе вреда.
Его целуют - и это неожиданно и приятно.
И Ибо даже сильно увлекается, отвечая, совсем забывая о своем первоначальном вопросе, но его прекрасный злодей отлично все помнит. Поэтому отрывается от него с темной решительностью:
- Я все еще могу рассчитывать на твои деньги?
- Тебя во мне интересует только богатое приданое? Ой! Змеюка кусачая! За что?!
- За язык твой острый не по делу! - но опять заживляют поцелуем.
- Если бы ты позволил, я бы показал, на что он способен по делу.
Пунцовый от смущения Кощей - это одно большое искушение, но нужно все-таки пока вернуться к насущным вопросам. Поэтому Ибо кивает:
- Конечно, можешь рассчитывать на меня и на все, что у меня есть. С собой у меня не очень большая сумма, но я и не планировал надолго уезжать из дома.
- На еще одну лошадь хватит?
- Да, конечно, - Ван Ибо сначала отвечает, и только потом до него доходит. - Ты не хочешь ехать вместе со мной?
Обида и разочарование холодными струйками начинают растекаться в грудной клетке, заполняя ее неприятным сожалением. Сяо Чжань незло фыркает, так легко считывая его чувства:
- О Яблочке бы подумал! Ему тяжело нас обоих везти, а ехать нам достаточно далеко до твоей столицы.
- Ты о коне волнуешься больше, чем обо мне! - Ибо обиженно дуется, но понимает: Кощей прав, поэтому соглашается. - Хорошо, купим еще одного коня. И что тебе еще надо? Все купим! Редкие снадобья и книги - у тебя все будет!
Видно, как тяжело принимать чужую помощь тому, кто постоянно полагался только на себя, но Ибо и над этим тоже поработает - когда не будет нависшей над ними обоими опасности. Ведь только слепой не заметит слежку, которая неприятно царапает спину, стоит им только выйти из таверны.
Сяо Чжань тоже незаметно бросает взгляд на тех, кто "незаметно" сопровождает их в толпе:
- Кажется, я знаю способ сэкономить твои деньги, цс-с-саревич.
- Что?
- Притворись больным.
- Зачем?
- С-с-слушай меня!
Наверное, он бы мог сделать карьеру актера, потому что тело тут же послушно обмякает в этих костлявых руках, а голова бессильно опускается на плечо:
- Вот так?
- Да, отлично. А теперь не мешай.
Один из преследующих очень быстро оказывается рядом с ними:
- Простите, что беспокою, но, кажется, вашему спутнику плохо. Мы можем чем-то вам помочь?
Ван Ибо с удовольствием утыкается лицом в тощую грудь, щекой ощущая раздраженное бурление, но которое направлено не на него - он откуда-то это знает.
- Этот благородный господин был ранен, поэтому не очень хорошо себя чувствует.
- Ранен? - за напускным беспокойством явно слышится удовлетворение.
Но Сяо Чжань как будто это не слышит:
- Да, я случайно встретил его, и так получилось, что я - лекарь, но у меня с собой почти нет лекарств. А в этом городе выбор крайне скромный, поэтому мы думали направиться в соседний, чтобы там можно было начать полноценное лечение.
Ибо очень старательно давит смешок: лекарь! Тот, кто старательно открещивается от этого!
- О, какое совпадение! Мы как раз туда и направляемся! И не против составить вам компанию, чтобы благородный господин успешно добрался.
Он буквально чувствует, как змеиная улыбка растягивает тонкие губы, потому что город, в который они направляются, так и не был назван, но почему-то этим четырем воинам все равно по пути:
- Как удачно! Мы будем вам очень благодарны.
Ван Ибо извлекает из себя свой самый жалобный тон:
- С-спасибо. Конечно, я заплачу вам за помощь, когда...
- Тс-с-с, не напрягайтесь! У вас и так большая потеря крови!
Он все еще в своей грязной одежде, и на рукаве - огромное пятно запекшейся крови. И никто из их "сопровождающих" не в курсе, что рана под порванной тканью уже давно затянулась силами его персонального колдуна.
- Конечно-конечно! - главарь наемников удивительно радушно улыбается. - Про оплату мы потом договоримся.
Сяо Чжань деловито кивает:
- Тогда помогите мне усадить его на коня, а я пойду с поводьями рядом.
Царевич скулит и стонет так сильно, что получает пинок по ноге, чтобы не переигрывал и чуть приглушил свой спектакль, но в итоге кое-как забирается на Яблочко, что недоуменно пялится на своего хозяина, который так странно себя ведет. Но маленькая изящная ладонь гладит бархатную морду, успокаивая, поэтому конь смиряется: надо - значит надо. И покорно медленно идет на поводу за своей новой самой большой любовью и даже не требует угощения, пока их спутники едут на конях рядом.
Ибо пока не очень понимает, что задумал Кощей, но мысленно прикидывает расстановку сил: четверо не самых слабых воинов против них двоих. Если он как-то "удачно" свалится с Яблочка и выхватит из ножен меч, который сейчас несет в руках Сяо Чжань, то...
Ничего сделать он не успевает, потому что как только они покидают черту города и въезжают в лес, Сяо Чжань демонстративно испуганно охает:
- Ох, какая чаща! И совсем нет людей на этом тракте! А тут точно безопасно ехать? Вдруг разбойники...
Главарь расслабленно машет рукой:
- Не переживайте: доедете в целости и сохранности - гарантирую.
Вот это Ибо им обещать не может, потому что ощущает, как клокочет ярость в нем - и это не его чувства, а того, кто медленно идет рядом и... что-то задумал.
Но их опережают:
- Может, привал? Молодой господин выглядит очень уставшим: так побледнел.
Молодой господин с трудом удерживает нейтральное выражение лица и старательно кивает головой: устал, плохо, да-да-да.
Конечно, их ведут куда-то в сторону от тракта: на поляну, которая не видна с дороги. И Ван Ибо как можно незаметнее группируется, чтобы сразу заслонить Сяо Чжаня в случае чего, но тот еле заметно гладит его по бедру, останавливая, и ослепительно улыбается уже окружившим их спешившимся воинам:
- Что случилось, господа?
И в этой улыбке нет ни капли тепла или смущения - все то, что обычно достается персонально Ибо.
Главарь нехорошо скалится в ответ:
- Боюсь, я вас немного обманул.
Кощей удивленно охает:
- Тут небезопасно? Есть разбойники?
Но замахнуться в ответ воин уже не успевает, потому что ладонь, что так нежно гладила Яблочко и Ибо, поднимается вперед - и нападающие дико кричат, падая на колени и корчась от боли, пока Сяо Чжань совершенно спокойно смотрит на них.
Ибо мгновенно оказывается рядом с мечом в руках:
- Что?..
- Врать нехорошо, особенно мне. Как и пытаться убить тебя.
- Что с ними?!
Потому что выглядят те совершенно ужасно: кирпично-красная кожа, покрытая множественными кровоизлияниями и волдырями. Кровь течет даже из глаз, ушей и рта, воины захлебываются ею, воя, булькая и отвратительно раздуваясь буквально за мгновения.
Эта смертоносно опасная рука почти ласково ложится на его плечо, успокаивая:
- Зря они не выучили и не усвоили, что за ложь будут гореть в аду. Я просто приблизил это, заставив кровь кипеть, раз не могу проконтролировать их наказание после смерти.
Ибо с трудом сдерживает позывы на рвоту, переводя взгляд от уродливых вздувшихся тел на Сяо Чжаня, который выглядит пугающе спокойным:
- Ты...
- Я, - тот медленно кивает, глядя прямо в глаза. - Это все - я, моя сила, которая еще и усилилась твоей кровью. Я специализируюсь не на созидании, а на том, чтобы мучительно и ужасно убивать. Разрушать все то, что мешает на пути к цели. Я не добрый герой, ц-с-с-саревич, что бы ты ни придумал себе. Я - не тот, о ком слагают славные легенды.
В этих словах - злой вызов, почти яростный, пусть и прикрытый напускным спокойствием.
А еще - немой вопрос: "Примешь меня таким? Жутким, пугающим, запятнавшим руки уже неоднократно".
Ибо опускает меч, который до этого все еще держал перед собой, а мыслей в голове как не было, так и нет:
- Я...
Слова кончились, а те, что есть - не могут выразить его чувства.
Кощей болезненно дергается, и это горькое разочарование, опаляющее внутренности - тоже не его, но магия крови - она такая. Поэтому Ван Ибо стремительно обнимает отшатнувшегося Сяо Чжаня, вжимая в себя, пытаясь через это передать все то, что не может пока озвучить рот.
Такого.
Любого.
Все равно - принимает.
И не хочет отпускать.
А Кощей с тихим стоном обмякает в его руках, часто-часто дыша в шею, словно долго-долго куда-то бежал и наконец достиг цели.