10. Живой
Кажется, Сяо Чжань благополучно забыл, что раньше стеснялся ехать вдвоем в одном седле, и теперь эти глаза горят нездоровым азартом: быстрее, быстрее! И не задумывается о том, что они вновь очень близко прижаты друг к другу.
А Ван Ибо - не дурак, дурак бы не понял своей выгоды.
Поэтому бережно удерживает ладонью за талию своего попутчика, второй рукой управляя Яблочком, пока его лицо щекочет милый хвостик, ведь теперь Кощей сидит как положено, свесив ноги по бокам.
И только минут через 10 поездки до него доходит, что рано радовался, ведь как-то невероятно сложно остаться равнодушным, когда к твоим бедрам постоянно прижимается и трется весьма вертлявая жопка.
И кажется, что не только он один это замечает, потому что Кощей внезапно застывает в его руках.
- Что такое?
Плечи напрягаются еще сильнее, а голос подозрительно хриплый:
- В-все в порядке.
А сидит прямо, как палка, которую воткнули прямо в седло.
Но Ван Ибо же не виноват в естественных реакциях своего тела, когда о него так соблазняюще трутся! Он-то не железный!
Поэтому пытается сменить тему:
- А нам еще долго ехать? И куда?
Потому что поводья-то в его руках, но маленькая изящная ладонь лежит сверху и направляет Яблочко.
И царевича тоже, видимо.
На путь порока.
Жаль, что не видно глаз, но даже в голосе слышна та самая провокативная насмешка:
- Ты же сам знаешь легенду.
- Знаю, но мало ли дубов вокруг.
- Ну что ты такой буквальный! - ему фыркают в ответ. - Про Дубовую гору слышал?
Как хорошо, что вторая его рука занята этой тонкой талией, поэтому не получится шлепнуть себя по лбу в осознании:
- Точно! - а потом еще одна мысль догоняет его. - А ты откуда знаешь, где твоя сила запечатана? Вроде от тебя же и прятали.
Кощей снова фыркает:
- А потому что некоторым особо одаренным среди слаборазвитых надо меньше языком трепать рядом с тем, кого этой силы лишили. Там словечко, тут словечко - и ни для кого это больше не секрет. Видимо, они решили, что я быстро сдохну, поэтому можно особо не шифроваться.
Дрожь пробегает по его телу, а губы внезапно пересыхают от страха, что все могло так и быть: Сяо Чжань бы умер на цепях, если бы был обычным человеком. Поэтому теперь его черед хрипеть:
- Но ты выжил.
Тот неожиданно расслабляется в его руках и опирается спиной на грудь:
- Да, мне повезло: нашелся дурачок, который мне поверил и освободил.
Бесконечно долго умирать на цепях от голода и холода, пока тебя поддерживают крупицы оставшейся силы, потому что убить тебя напрямую нельзя - это ужасно. Ужасно настолько, что Ибо не может удержаться и вжимается лицом в острое плечо, выдыхая:
- И вообще об этом не жалею.
Сяо Чжань даже не пытается вырваться, позволяя себя обнимать:
- О том, что ты дурачок?
- Об этом тоже. Не всем же быть умными в этом мире, кому-то надо и людей веселить.
Тот хмыкает:
- Обхохочешься просто, особенно когда трактирщик чуть ли не кирпичи в штаны откладывает от одного твоего взгляда.
Ибо даже не пытается отрицать:
- Иногда приходится выходить из образа, чтобы добиться нужного результата.
Спина, прижатая к его груди, расслабляется окончательно, что очень сильно противоречит последующему вопросу:
- А какой ты настоящий?
Это очень сложный вопрос, на который даже у него самого нет четкого ответа, но можно всегда увильнуть, переведя в шутку и отвечая вопрос на вопрос:
- А ты с какой целью интересуешься? Все еще вынашиваешь коварные злодейские планы стать зятем царя?
Удар, который приходится сжатым кулаком по его бедру, совсем несильный, но Ван Ибо все равно громко причитает:
- Эй, за правду не бьют!
- Именно за нее и бьют чаще всего, - Сяо Чжань заметно грустнеет, вероятно, погружаясь в какие-то свои невеселые мысли.
А это уже не дело!
Поэтому царевич извлекает из дорожной сумки еще один мешочек, на этот раз с печеньем, которое ему с поклонами и напуганными лицами сегодня упаковали в таверне:
- Тогда мне ничего не будет, если я скажу, что это печенье нужно срочно съесть, а то оно испортится? Вот не доживет до привала, бедное!
Тело в его объятиях сотрясается от беззвучного смеха, но ворчливый голос соглашается принять подношение:
- Ладно, в этот раз тебя прощу.
На сей раз Кощей даже не пытается спорить и вспоминать о деньгах, а просто развязывает джутовую веревку и довольно мычит, закидывая первую печеньку в рот - даже завидно становится, что человек получает удовольствие от таких простых вещей.
Но следующий кусочек уже возникает где-то над худым плечом, предлагая собой угоститься:
- Ты тоже ешь, а то мне одному неловко как-то.
Довольная улыбка растягивает его губы - все равно никто не увидит, а губы быстро мажут по дрожащим пальцам, забирая печенье в рот:
- Шпашиба.
Что же, в их взаимном расположении есть и плюсы: четко видны красные от смущения уши того, кто продолжает его кормить свежей выпечкой. Ван Ибо вообще не сладкоежка, но вот сейчас каждый новый кусочек кажется невероятно вкусным, поэтому не удивительно, что хочется слизать каждую крошку с тонких пальцев.
- Ты что делаешь?! - Сяо Чжань даже задыхается, наверное, от возмущения. И снова ерзает на его бедрах, еще сильнее усугубляя ситуацию.
Но у него есть вполне "официальная" причина:
- Вкусно же! Давно не пробовал ничего такого сладкого.
Это он сейчас про печенье или пальцы?..
Вот и его спутник тоже в замешательстве:
- Но у меня же грязные руки!
- Уже нет, - царевич довольно хихикает. - Но если ты сомневаешься, то можешь их тоже облизать.
В этот раз удар наносится острым локтем ему по ребрам - и достаточно чувствительный:
- Эй, за что?!
- За язык твой грязный!
- Его ты тоже можешь облизать!
И задыхается одновременно от смеха, боли и смущения, когда Кощей перестает щадить его бока и несколько раз пихает его локтем.
- Ты!!!
- Я, - Ибо никак не может успокоиться и перестать дразнить так легко заводящегося колдуна.
Хм, заводящегося...
А вот над этим стоит подумать чуть позже.
- Ты невыносим!
- Да, и слышал об этом не раз.
- И продолжаешь надо мной издеваться!
- Тебе не нравится? - он чуть понижает голос, чтобы стало понятно, что это уже не шутка.
Сяо Чжань почему-то не отвечает сразу, словно задумывается или даже прислушивается к чему-то:
- Это... странно. Я не знаю, как мне реагировать, когда меня не боятся и не ненавидят. Ты явно это делаешь, чтобы меня позлить, но при этом без злого умысла, поэтому я ничего не понимаю.
- Не позлить.
- Тогда зачем? - кажется, тот искренне не понимает.
На этот вопрос стоит ответить сначала самому, поэтому теперь черед Ибо задуматься, чтобы не соврать уже себе:
- Мне нравится, какой ты живой. Нравится твоя яркая реакция на мои подколки, поэтому я не могу остановиться, дразню тебя снова и снова.
Теперь Сяо Чжань пробует на вкус не печенье, а услышанное:
- Живой...
Это так сильно контрастирует, в каком состоянии он нашел Кощея еще день назад, что Ибо понимает, как невероятно это звучит. Но все равно кивает:
- У тебя нет подобострастия перед царским сыном, ты не пытаешься заработать на мне или выманить у меня деньги. Когда ты не вспоминаешь, что должен играть роль злодея, холодного и коварного, то ты - обычный человек, яркий и непосредственный, который радуется простым вещам: вкусной еде, мягкой постели, теплой ванне. Ты гораздо живее всех тех, кто жил рядом со мной во дворце.
Его спутник не выдерживает: оборачивается, чтобы убедиться, что это не очередное поддразнивание, и сразу идет в наступление:
- Ты смеешься?! Какой из меня обычный человек? Или ты забыл, кто я?
Но Ван Ибо уже знает, что под этим скрывается, поэтому применяет свою успешную стратегию по разоружению этого испуганного ежика, вытирая большим пальцам крошку в уголке этого сладкого рта, соскальзывая на манящую родинку, которую так хотелось потрогать:
- Ты - живой человек, а не Кощей. По крайней мере пока мы не доберемся до твоей силы, а потом ты сам решишь, кем тебе быть.
Еще очень хочется коснуться этой мгновенно вспыхнувшей смущением щеки, но Сяо Чжань тут же отворачивается и запихивает в рот еще одно печенье.
А Ибо улыбается.
Потому что он тоже сейчас живой рядом с ним.