Глава 12: Испытание на Предательство
Спиральная Башня. Раннее утро. Комната Сынмина.
Сон был беспокойным, перемежаясь кошмарами о серых яслях и пустых глазах Хёнджина. Сынмин проснулся от резкого, нечеловечески громкого стука в дверь – не обычного, а тревожного, пульсирующего, исходящего от встроенного в стену динамика системы безопасности.
– ЛИ СЫНМИН. ЛИ МИНХО. НЕМЕДЛЕННО ЯВИТЬСЯ В СЕКТОР ДОЗНАНИЯ АЛЬФА. УРОВЕНЬ СИГМА. ПОВТОРЯЮ: НЕМЕДЛЕННО. – Голос был механическим, лишенным всякой человечности.
Ледяная волна страха смыла остатки сна. Сынмин вскочил с койки, сердце бешено заколотилось о ребра. Дознание. Сектор Альфа. Эти слова знали все в Элизиуме, даже обитатели Нижних Уровней. Туда не вызывали для беседы. Туда вели. Туда ломали.
Дверь его комнаты распахнулась. На пороге стояли не Банчан или Джисон. Двое незнакомцев в униформах глубокого индиго с эмблемой СБК – переплетенные золотые кольца на фоне стилизованной смирительной рубашки. Лица скрывали шлемы с затемненными визорами. В руках – не летальные, но от этого не менее жуткие электрошокеры-подавители и наручники с шипами внутрь.
– С вами, – скомандовал один, голос искаженный синтезатором. Его товарищ шагнул внутрь, грубо схватил Сынмина за руку выше локтя, металлические пальцы перчатки впились в мышцы. Боль была острой, унизительной.
– Я… что случилось? – попытался вырваться Сынмин, но его тут же толкнули вперед, чуть не сбив с ног. Наручники щелкнули на его запястьях, холодные шипы угрожающе прижались к коже. Через открытую дверь он увидел Минхо, выходящего из своих апартаментов в сопровождении еще двух таких же стражей в индиго. Лицо Минхо было маской ледяной ярости, но в его глазах, мелькнувших на мгновение в сторону Сынмина, читалось нечто большее: шок, расчет и… страх? Страх не за себя. За него.
Их свели в лифте. Молчание было гнетущим. Сынмин чувствовал дрожь в ногах, тошноту подкатывало к горлу. Минхо стоял прямо, его челюсть была сжата так, что выступили белые прожилки на скулах. Он не смотрел на Сынмина. Смотрел вперед, на закрытые двери лифта, но его боковой взгляд, острый как бритва, сканировал стражей, их оружие, возможные точки уязвимости.
Сектор Дознания Альфа. Уровень Сигма.
Лифт опустился глубоко под землю, туда, куда не проникал даже искусственный свет верхних уровней. Воздух стал тяжелым, влажным, пахнущим озоном, антисептиком и чем-то сладковато-гнилостным – страхом, впитавшимся в стены. Коридоры были узкими, лишенными окон, освещенными тусклыми красными лампами. Двери – массивные, из сплава темного металла, с глазками и лючками для передачи пищи. За некоторыми слышались приглушенные стоны, рыдания, лязг металла.
Их привели не в камеру. В комнату для допросов. Стерто-белые стены, пол из легко моющегося полимера. В центре – два кресла с фиксаторами для рук и ног, обращенные друг к другу. Над ними – безликие камеры с красными горящими точками. В углу – стол, за которым сидел человек.
Он не был в униформе. Одет в строгий, дорогой костюм пепельного цвета. Лицо – немолодое, с бесстрастными чертами, с сетью мелких морщин у глаз, которые казались не следствием улыбок, а постоянного прищура оценки. Глаза – светло-серые, холодные, как озерный лед в феврале. На столе перед ним лежал тонкий планшет.
– Садитесь, – произнес он голосом без интонаций, указывая на кресла. – Ли Минхо. Ли Сынмин. Я – Следователь Каллен. Ваше дело передано в мое производство.
Стражники грубо усадили их в кресла, защелкнули фиксаторы на запястьях и лодыжках. Холодный металл впился в кожу. Сынмин попытался поймать взгляд Минхо, но тот упорно смотрел на следователя, излучая немую, смертоносную угрозу.
– Основание, – Каллен включил планшет, – достоверный донос. Источник – аноним, уровень доступа "Омега-Прима". Информация: факт наличия между вами эмоциональной связи, выходящей за рамки предписанных Контрактом Брака отношений. А именно: неслужебные контакты, физическая близость нерепродуктивного характера, обмен знаками внимания, исключающими холодную дистанцию. Он поднял ледяные глаза. – Система не верит в любовь. Она верит в доказательства. И в боль. Вы признаете нарушение?
– Это ложь, – голос Минхо был низким, контролируемым, но в нем вибрировала сталь. – Кто-то пытается меня скомпрометировать. Моя "собственность" – лишь инструмент для выполнения условий Контракта. Ничего более.
– Инструмент, – Каллен кивнул, его пальцы побежали по экрану. На стене за его спиной ожил экран. Кадр: балкон прошлой ночью. Сынмин и Минхо стоят рядом. Плед на плечах Сынмина. Их руки – сплетенные пальцы под тканью. Крупный план. Неопровержимый. – Инструмент держишь за руку, Ли Минхо? Или это новый способ проверки его тактильных рефлексов?
Минхо замолчал. Его лицо стало каменным. Сынмин почувствовал, как по спине ползут мурашки. Их видели. Записали.
– Достаточное основание для Этапа Первого: Разделение, – объявил Каллен. – Ли Минхо, вы переводитесь в Изолятор "Дельта" для высокоприоритетных объектов. Ли Сынмин останется здесь, в Секторе Альфа, для дальнейшего дознания и… перевоспитания.
Феликс: Молчание Страха.
Когда стражники в индиго повели Минхо к выходу, дверь в допросную была еще открыта. В коридоре, у стойки дежурного оператора, стоял Феликс. Его рыжие волосы были растрепаны, лицо – необычно бледным, без веснушек. Он держал в руках сервисный планшет, делая вид, что сверяет данные, но его огромные карие глаза были прикованы к Минхо. Их взгляды встретились на долю секунды. В глазах Феликса – не ужас, не сочувствие. Паника. Глубокая, животная паника. И понимание. Он знал. Он знал, кто мог иметь доступ "Омега-Прима" к их частным системам наблюдения (кроме него самого). Он знал, кто мог слить запись. И этот знание его парализовало страхом.
Минхо лишь едва заметно сузил глаза – приказ молчать, понимание, что Феликс в курсе, но не помощник. Не сейчас. Феликс резко опустил глаза на планшет, его пальцы дрожали. Дверь захлопнулась, отделяя Минхо от Сынмина, от Феликса, от всего мира.
Разлука.
Следующие дни слились для Сынмина в череду серых кошмаров. Его перевели в камеру Сектора Альфа – крошечную, без окна, с постоянным тусклым светом и гулкой тишиной, нарушаемой лишь шагами дежурного и редкими криками из других камер. Кормили безвкусной пастой через шлюз в двери. Допросы у Каллена были методичными, изматывающими.
– Откажись от него, – говорил следователь, его ледяной голос звучал в стерильной тишине пустой допросной (Минхо больше не приводили). – Подпиши отречение от Контракта. Обвини его в принуждении, в извращенных наклонностях, в чем угодно. Признай себя жертвой его манипуляций. И ты выйдешь отсюда. На свободу. На Нижние Уровни, но живой.
– Нет, – шептал Сынмин, его голос был хриплым от недосыпа и постоянного страха. – Он не… Мы не…
– Он тебя бросил, – Каллен показывал на планшете кадры: Минхо в изоляторе "Дельта" – комфортабельная камера, но все же камера. Он сидел у стола, читая что-то, лицо непроницаемо. – Он думает о спасении себя. О своем клане. Ты для него – расходный материал. Всегда был. Подпиши. Он протягивал электронный стилус к планшету с документом "Добровольный Отказ от Брачного Контракта и Обвинение в Эмоциональном Насилии".
Сынмин отворачивался. Мысль о предательстве, о том, чтобы назвать то, что было между ними (пусть запретное, пусть опасное) "насилием", вызывала физическую тошноту. Он вспоминал прикосновение к волосам, поцелуй в темноте, сплетенные пальцы на ветру, смех над розовыми тапочками. Это не было насилием. Это было... единственное настоящее в его жизни.
Письмо.
Отказ подписывать отречение влек за собой "усиленные меры". Не пытки в классическом понимании. Холод в камере. Постоянный гул на грани слышимости. Мигающий свет. Отсутствие сна. Пищу стали приносить реже. Сынмин слабел, его сознание мутнело. Он уже почти готов был сломаться, лишь бы это прекратилось.
Как-то утром, с едой (жидкая овсянка без соли) через шлюз просунули не только миску. Маленький, смятый бумажный шарик. Сынмин развернул его дрожащими руками. Ни подписи, ни имени. Всего несколько строк, написанных химическим карандашом, знакомым угловатым почерком Минхо:
> "Держись. Молчи. Ничего не подписывай. Система лжет. Помни медвежонка."
Внизу, вместо подписи, был нарисован схематичный, детский след медвежьей лапы. Розовый. Выведенный, вероятно, тем же химическим карандашом, растертым в порошок и смешанным с каплей воды.
Сынмин прижал записку к груди, закрыв глаза. Слезы, горячие и соленые, покатились по щекам. Это не было любовным посланием. Это был приказ. Клич. И символ их общего безумия, их шутки, их тихого бунта. "Помни медвежонка". Помни розовые тапочки. Помни смех. Помни, что ты не один. Держись.
Он спрятал записку под матрас, ощутив прилив странной силы. Страх никуда не делся. Но теперь в нем была цель. Держаться. Молчать. Для него.
Испытание.
"Усиленные меры" после письма стали жестче. Сынмина лишили пищи на двое суток. Оставили только воду. В камеру запустили назойливый, монотонный звук на высокой частоте, сводящий с ума. Он лежал на холодном полу, обхватив голову руками, пытаясь заглушить вой в ушах, представляя медвежьи следы на белом снегу (которого никогда не видел). Он держался.
Через неделю (или месяц? время потеряло смысл) его снова привели в допросную. Но теперь кресла стояли не друг напротив друга, а рядом, обращенные к столу Каллена. И в одном из них сидел Минхо.
Сынмин едва сдержал стон. Минхо выглядел… не сломленным. Но изможденным. Тени под глазами были глубже, скулы резче. Его черная рубашка была мятой. Но его осанка была все такой же прямой, а глаза, встретившие взгляд Сынмина, горели холодным, яростным огнем. В них не было страха. Была предупреждающая ярость и… что-то неуловимо теплое, мелькнувшее на долю секунды при виде Сынмина.
Их зафиксировали в креслах рядом. Сынмин чувствовал тепло Минхо через сантиметр воздуха между ними. Это сводило с ума.
– Приятно видеть вас снова вместе, – произнес Каллен без тени иронии. Его ледяные глаза скользили от одного к другому. – Этап Разделения не дал желаемого результата. Оба упорствуют в отрицании очевидного. Поэтому мы переходим к Этапу Второму: Взаимное Освидетельствование. Он положил на стол перед ними два планшета. На экранах – идентичные документы: "Добровольное Свидетельство о Преступной Деятельности Партнера по Контракту".
– Суть проста, – Каллен сложил пальцы. – Каждый из вас получит возможность описать все нарушения, извращения, акты эмоционального и физического насилия, совершенные другим. В деталях. Чем убедительнее, тем лучше для свидетеля. Тот, чьи показания будут признаны более весомыми и искренними… получит шанс на реабилитацию. Возможно, даже на новый Контракт. Другой… – он сделал многозначительную паузу, – отправится на Полную Утилизацию. Вместе со всеми, кто мог быть косвенно причастен к его "болезни". Его взгляд скользнул к зеркалу, за которым, Сынмин был уверен, наблюдали Банчан, Джисон, Чанбин, Феликс, Хёнджин, Чонин. Весь клан. Их судьба тоже висела на волоске.
Сынмина бросило в жар, потом в холод. Система не просто хотела их сломать. Она хотела, чтобы они сломали друг друга. Чтобы они своими руками, своими словами, уничтожили то, что между ними было. Чтобы Минхо описал их поцелуи как "извращение", а Сынмин назвал его прикосновения "насилием". Чтобы их любовь (да, он осмелился подумать это слово) была растоптана как грязная тряпка перед лицом системы.
– Начинайте, – приказал Каллен, откинувшись на спинку кресла. Его серые глаза наблюдали за ними как за интересным экспериментом. – Кто первый? Ли Минхо? Или ты, Ли Сынмин? Докажите свою лояльность Системе. Предайте того, кого якобы… "любили".
Тишина в комнате стала абсолютной, давящей. Слышно было только учащенное дыхание Сынмина и ровный, слишком ровный счет секунд в голове Минхо. Сынмин посмотрел на планшет перед собой. На пустое поле для показаний. На электронное перо. Потом он посмотрел на Минхо. Тот смотрел прямо перед собой, на стену, его профиль был резким как клинок. Но уголок его рта, скрытый от Каллена, дрогнул в едва уловимом, знакомом Сынмину движении – почти улыбке. Улыбке презрения к этой игре. И… ободрения?
Сынмин глубоко вдохнул. Он почувствовал под матрасом в камере воображаемый шершавый комочек бумаги с розовым следом. Он вспомнил смех. Тепло руки. Слова: "Держись. Молчи."
Он поднял голову, встретив ледяной взгляд Каллена. Его голос, тихий, но четкий, прорезал тишину:
– Нет.
