Шепот ветвей забвения

Эпизод 1: Ярослава и Велеслав проникают влогово врага.

Древляга осталась за спиной – израненная, осиротевшая, пропахшая гарью и кровью, но живая. Живая вопреки всему, цепляющаяся за хрупкую надежду, словно утопающий за соломинку. Оставив Луку собирать уцелевших, организовывать дозор и хоронить павших, Ярослава и Велеслав снова двинулись в путь. Не к свету, не к спасению – во тьму. Туда, где билось черное сердце зла, отравившего их землю, – в заброшенное поместье на краю леса.

Молчание стало их спутником – тяжелое, гнетущее, словно предгрозовая туча. Слова застревали в горле, не находя выхода, погребенные под лавиной пережитого ужаса, под пеплом потерь. Каждый из них нес свою ношу: Ярослава – боль за погибших, ответственность за живых и тревогу за того, кто шел рядом, чья душа металась на грани света и мрака; Велеслав – бремя векового проклятия, вину за содеянное тьмой, что жила в нем, и отчаянную, почти угасшую надежду на искупление, на свет, что манил из глаз ведуньи.

Лес, еще недавно встречавший их настороженно, теперь казался откровенно враждебным. Он словно сжался, сомкнулся над головой непроницаемым сводом из корявых, переплетенных ветвей, не пропускающих ни единого луча утреннего солнца. Земля под ногами стала топкой и чавкающей, даже там, где раньше бежали сухие тропы. Воздух загустел, наполнился запахом плесени, болотной гнили и чего-то еще – неуловимо зловещего, от чего першило в горле и стыла кровь. Птицы смолкли, звери попрятались по норам, сама природа затаила дыхание, чуя приближение к логову древнего зла.

Мишка, притихший и настороженный, жался к ногам Ярославы, его маленькое тельце подрагивало, а шерсть на загривке стояла дыбом. Он скулил тихонько, словно дитя, почуявшее неладное, его обычно любопытные глазки-бусинки теперь были полны тревоги.

"Тише, мой хороший, тише," – шептала Ярослава, проводя рукой по его мягкой спинке, чувствуя, как его страх передается ей. Она крепче сжала в руке Перо Стрибога. Оно было теплым, живым, но его свет казался тусклым, словно сама божественная сила с трудом пробивалась сквозь эту плотную, вязкую тьму.

Она искоса наблюдала за Велеславом. Он шел впереди, прямой, словно натянутая струна, но Ярослава видела, как побелели костяшки пальцев, сжимающих посох, как напряженно ходят желваки на его бледных скулах. Тьма здесь была гуще, плотнее, она давила на него, искушала, звала, пытаясь поглотить остатки его воли, окончательно подчинить себе. Он боролся. Ярослава чувствовала это каждой клеточкой своего существа – титаническую, изматывающую борьбу, происходящую в его душе. Ей отчаянно хотелось подойти, коснуться его плеча, сказать что-то ободряющее, но она боялась. Боялась спугнуть его хрупкое равновесие, боялась, что ее прикосновение, ее светлая сила лишь усилит его мучения, спровоцирует новый, неконтролируемый всплеск тьмы.

Лес редел, уступая место почерневшей, выжженной земле. Трава под ногами хрустела, словно сухие кости. Деревья стояли обугленными, безжизненными скелетами, простирая к серому небу свои мертвые ветви. И посреди этого мертвого пейзажа, словно гнойный нарост на теле земли, высилось оно – поместье.

От былого величия не осталось и следа. Стены, некогда белые и гордые, теперь были покрыты трещинами, мхом и какой-то отвратительной, пульсирующей слизью. Крыша провалилась, обнажая черную пустоту чердаков. Окна, словно выбитые глаза слепца, зияли тьмой. От всего строения веяло запредельным холодом, отчаянием и такой концентрированной злобой, что у Ярославы перехватило дыхание. Сердце зашлось в груди болезненным спазмом. Мишка заскулил громче, прячась за ее ноги.

"Мы пришли," – голос Велеслава был хриплым, словно он говорил сквозь силу. Он остановился у границы выжженной земли, не решаясь сделать следующий шаг. Ярослава видела, как его тело напряглось, как заходили бугры мышц под тонкой тканью плаща. Тьма логова звала его, тянула к себе, обещая власть и покой, но он сопротивлялся, цепляясь за ту искру света, что несла в себе Ярослава.

Она подошла и встала рядом с ним, почти касаясь плечом. Она не знала, какие слова найти, да и нужны ли были слова? Она просто была рядом. Ее присутствие, ее светлая сила, ее молчаливая поддержка – это все, что она могла ему сейчас дать.

Велеслав медленно повернул к ней голову. В его глазах на мгновение мелькнуло что-то похожее на благодарность, но тут же скрылось за привычной маской холодной отстраненности.

"Здесь... опасно, Ярослава," – сказал он глухо. – "Очень опасно. Возможно, тебе не стоило идти со мной."

"Я пойду с тобой, Велеслав," – ответила она твердо, встречая его взгляд. – "Куда бы ни вел этот путь. Вместе."

Он кивнул, словно принимая ее решение, словно черпая силы из ее решимости. И сделал первый шаг на выжженную землю, на территорию врага, в самое сердце тьмы. Ярослава, крепче сжав Перо Стрибога и взяв за шкирку перепуганного Мишку, шагнула следом за ним.

Под их ногами хрустела зола. Впереди зияла тьма парадного входа, похожего на разверстую пасть чудовища. И где-то там, в глубине этого проклятого места, их ждал враг. И, возможно, ответы на мучившие их вопросы.

Эпизод 2: Столкновение с приспешникамитьмы.

Переступив порог поместья, они словно шагнули из сумерек в непроглядную ночь. Воздух внутри был тяжелым, затхлым, пропитанным запахом пыли, плесени и чего-то еще, сладковато-тошнотворного, от чего заслезились глаза. Тишина давила на уши, но это была не тишина покоя, а зловещая тишина засады, в которой каждый скрип половицы, каждый шорох за обветшалыми портьерами казался предвестником неминуемой беды.

Луч света от Пера Стрибога выхватывал из мрака обрывки былой роскоши: остатки резной мебели, истлевшей и покрытой паутиной, потускневшие рамы картин, с которых глядели пустые глазницы вместо лиц, осколки хрусталя на полу, хрустящие под ногами, словно кости. Но все это было искажено, извращено присутствием Тьмы. Стены, казалось, сочились черной слизью, на потолке извивались уродливые тени, не отбрасываемые ни одним предметом, а пол, местами прогнивший, грозил провалиться в бездонную пропасть подвала.

"Они знают, что мы здесь," – прошептал Велеслав, его голос был едва слышен в гнетущей тишине. Он остановился посреди огромного, некогда бального зала, осматриваясь, его глаза-бездны сканировали мрак, пытаясь уловить малейшее движение. – "Чувствую их... голод..."

Ярослава тоже чувствовала. Невидимое присутствие, злобное и враждебное, ощущалось почти физически, словно сотни глаз следили за ними из темноты, словно ледяные пальцы касались ее кожи. Мишка зарычал низко, припав к полу, его шерсть встала дыбом.

И в этот момент тени ожили.

Из дверных проемов, из-за колонн, из темных углов зала начали выползать твари. Это были не те безмозглые мертвецы или яростные оборотни, с которыми они сражались в деревне. Эти были иными. Создания, рожденные из самой сути этого проклятого места, из боли и страдания, пропитавших его стены.

Одноглазые Лиха – худые, скрюченные фигуры с единственным, горящим красным огнем глазом посреди лба, источающие ауру неудачи и злого рока. От одного их взгляда, казалось, оружие выпадает из рук, а ноги подкашиваются.

Аспиды – огромные змеи с птичьими клювами и двумя хоботами, покрытые переливающейся черной чешуей, их шипение было подобно смертельному заклинанию, а укус нес мгновенную гибель. Они скользили по полу и стенам с невероятной скоростью, готовые в любой момент нанести удар.

И, пожалуй, самые жуткие – Плакальщицы. Души женщин, погибших в этом поместье насильственной смертью, их тела были полупрозрачными, искаженными вечными страданиями, лица застыли в гримасе неутолимого горя, а их беззвучный плач проникал прямо в душу, вызывая невыносимую тоску и желание сдаться, прекратить борьбу, присоединиться к их вечной скорби.

Твари двигались медленно, окружая их, словно охотники, загоняющие добычу. Их было не так много, как нечисти в деревне, но сила, исходящая от них, была несравненно больше.

"За меня, Ярослава!" – крикнул Велеслав, и в его голосе уже не было прежней сдержанности. Тьма логова питала его проклятие, пробуждала зверя внутри.

Он шагнул вперед, и вокруг него закружился вихрь ледяного мрака. Посох в его руке вспыхнул черным огнем. Он ударил посохом о пол, и ледяные шипы, острые, как копья, вырвались из-под земли, пронзая насквозь подползающих Аспидов. Змеи зашипели, извиваясь в агонии, их черная кровь брызнула на стены, застывая ледяными узорами.

Одноглазое Лихо метнулось к Велеславу, пытаясь наложить на него свое проклятие неудачи, но князь лишь усмехнулся – холодно и страшно. Он выставил вперед ладонь, и тьма, сорвавшаяся с его пальцев, окутала Лихо, словно саван. Тварь забилась, захрипела, ее единственный глаз погас, и она рухнула на пол безжизненной кучей лохмотьев.

Ярослава не отставала. Перо Стрибога в ее руке вспыхнуло ослепительным светом. Она направила его на Плакальщиц. Свет ударил по ним, словно солнечный луч, и призрачные фигуры задрожали, их скорбные лица исказились от боли. Беззвучный плач перешел в отчаянный вопль. Свет очищал их, изгонял тьму, даруя им то, чего они так долго ждали – покой. Одна за другой они истаивали, словно утренний туман, оставляя после себя лишь легкий запах озона и тихую печаль.

Но Аспиды продолжали наступать, их было слишком много, их движения были слишком быстрыми. Одна из змей извернулась, уклонившись от ледяных шипов Велеслава, и метнулась к Ярославе, раскрыв свой птичий клюв, готовая нанести смертельный удар.

Мишка, забыв о страхе, с отважным рыком бросился наперерез змее, пытаясь защитить хозяйку. Но он был слишком мал. Аспид отшвырнул его ударом хвоста, словно надоедливую муху. Медвежонок взвизгнул и отлетел к стене.

"Мишка!" – закричала Ярослава, бросаясь к нему, но Аспид уже был рядом, его клюв был в шаге от ее лица.

В этот момент Велеслав взревел. Нечеловеческим, яростным ревом, полным боли и тьмы. Его глаза вспыхнули красным огнем, вокруг него заклубился черный дым, а руки покрылись инеем. Он перестал сдерживаться.

Тьма вырвалась из него неудержимым потоком. Она ударила по Аспиду, не просто убивая, а разрывая его на части, превращая в кровавое месиво. Она обрушилась на оставшихся врагов, не оставляя им ни единого шанса. Ледяные вихри, черные молнии, призрачные руки, рвущие плоть – все смешалось в жутком танце разрушения.

Ярослава смотрела на это с ужасом. Он спасал ее, но какой ценой? Она видела, как его тело сотрясает дрожь, как черные вены проступают на его бледной коже, как лед сковывает его движения. Он страдал. Каждое проявление темной силы отзывалось в нем невыносимой болью, приближая его к той черте, за которой не было возврата.

Когда последний враг был повержен, Велеслав рухнул на колени, тяжело дыша, обхватив голову руками. Тьма медленно отступала, оставляя после себя опустошение и боль. Он поднял на Ярославу взгляд, и в его глазах она увидела не только страдание, но и страх. Страх перед самим собой. Страх того, что он мог причинить ей вред.

"Я... я не хотел..." – прохрипел он, его голос был слабым и надтреснутым.

Ярослава подбежала к нему, опустилась рядом, забыв о собственном страхе. Она осторожно коснулась его плеча.

"Я знаю," – прошептала она, и в ее голосе не было осуждения, лишь бесконечное сострадание. – "Я знаю. Все хорошо. Ты спас нас."

Она проверила Мишку – тот был жив, хоть и сильно ушиблен. Медвежонок ткнулся ей в руку мокрым носом, словно благодаря за спасение.

Они победили. Но победа эта оставила горький привкус. Тьма внутри Велеслава стала сильнее, ее контроль ослаб. А впереди их ждала встреча с истинной силой врага, с тем, кто дергал за ниточки, кто стоял за всем этим ужасом. И Ярослава не знала, хватит ли у них сил выстоять в этой последней битве. Хватит ли у Велеслава сил не поддаться тьме окончательно.

Эпизод 3: Раскрытие истинной силы врага.

Тишина, наступившая после короткой, но яростной схватки, была тяжелой, словно пропитанной кровью и ледяным дыханием тьмы. Воздух в зале загустел от запаха озона, оставшегося после темной магии Велеслава, смешанного с тошнотворным смрадом поверженных тварей и вековой пылью. Огонек Пера Стрибога в руке Ярославы снова разгорелся чуть ярче, словно отгоняя мрак, но его свет казался бессильным против той глубинной, первородной тьмы, что пропитала сами камни этого проклятого места.

Велеслав с трудом поднялся на ноги, опираясь на свой посох. Его все еще била дрожь – последствие вырвавшейся на волю темной силы. Он избегал смотреть на Ярославу, словно стыдясь своей слабости, своей природы, того ужаса, что она видела в его глазах мгновение назад. Вина и отчаяние тяжелым грузом лежали на его бледном лице.

Ярослава подошла к нему, взяла его свободную руку в свои. Его ладонь была ледяной, почти безжизненной.
«Ты в порядке?» – спросила она тихо, заглядывая ему в глаза. В них все еще плескались остатки красного пламени, но сквозь них пробивался знакомый ей свет – свет его страдающей души.
«Я... да,» – выдохнул он, с трудом фокусируя взгляд. – «Но это место... оно вытягивает силы. Оно питает тьму во мне. Нам нужно спешить.»

Они двинулись дальше, вглубь поместья, оставив позади зал, усеянный останками чудовищ. Мишка, прихрамывая, но не отставая, трусил рядом с Ярославой, настороженно принюхиваясь к воздуху. Коридоры были узкими и запутанными, словно кишечник гигантского зверя. Стены были испещрены странными, зловещими символами, от которых веяло древней, чуждой магией. Некоторые из них были знакомы Ярославе по книге предков – руны хаоса, знаки разрушения, символы темных богов, о которых шептали лишь в самых страшных сказках. Другие были ей неизвестны, но вызывали инстинктивный ужас, словно предупреждая о силе, непостижимой для человеческого разума.

Чем глубже они проникали в поместье, тем сильнее становилось гнетущее чувство. Казалось, сами стены наблюдают за ними, дышат холодом, шепчут проклятия. Ярослава чувствовала, как ее собственная сила слабеет, как Перо Стрибога тускнеет, словно божественная энергия отступала перед мощью этого места. Она крепче сжала руку Велеслава, ища поддержки, и почувствовала, как он ответил ей легким пожатием, словно черпая силы из ее присутствия.

Наконец, они вышли к массивной дубовой двери, окованной черным железом, на котором были вырезаны те же зловещие символы. От двери исходила волна ледяного холода и концентрированной тьмы, такой плотной, что, казалось, ее можно было потрогать.

«Он там,» – прошептал Велеслав, его голос дрогнул. – «Источник...»

Он толкнул дверь, и та со скрипом, словно нехотя, отворилась, открывая вход в огромный круглый зал. Потолок терялся где-то в высоте, стены были покрыты барельефами, изображающими жуткие сцены жертвоприношений и битв между богами и чудовищами. В центре зала возвышался алтарь из черного, как ночь, камня, испещренный теми же рунами, что и на двери. На алтаре лежал... нет, не артефакт, как ожидала Ярослава. Там не было ничего материального. Лишь клубящийся сгусток тьмы, пульсирующий, словно живое сердце, излучающий волны чистого, неразбавленного зла.

Эта тьма была иной, чем та, что жила в Велеславе. Та была частью проклятия, болью, страданием. Эта же была... первородной. Древней, как сам мир. Разумной. И невероятно могущественной. Ярослава почувствовала, как эта сила сканирует ее, проникает в ее мысли, в ее страхи, в ее самые сокровенные желания.

Велеслав застыл на пороге, его лицо исказилось от муки. Он смотрел на сгусток тьмы на алтаре, и в его глазах отражался ужас узнавания. «Нет...» – прошептал он, отступая на шаг. – «Не может быть... Это... Он...»

«Кто он, Велеслав?» – спросила Ярослава, чувствуя, как по спине бежит холодок.

«Тот, кто проклял мой род,» – выдохнул Велеслав, его голос был полон боли и ненависти. – «Тот, кто стоит за всем этим. Древняя сущность... Предводитель Тьмы... Я думал, это лишь легенда... миф... Но он реален..., и он здесь...»

В этот момент тьма на алтаре словно ожила. Она начала обретать форму, вытягиваться, расти, превращаясь в гигантскую тень, заполнившую собой весь зал. У тени не было лица, лишь два пылающих красных глаза, полных вековой злобы и жажды разрушения. И раздался голос. Не человеческий, а словно скрежет камней, шелест песка, вой ледяного ветра – голос самой вечности, говорящий из бездны.

«Глупцы... Вы пришли в мое святилище... Пришли умереть...»

Сила, исходящая от этой сущности, была подавляющей. Ярослава почувствовала, как ее колени подгибаются, как воздух выходит из легких. Велеслав стоял рядом, дрожа всем телом, его темная сила, казалось, съежилась, отступила перед лицом своего истинного хозяина, своего прародителя.

«Князь... Потомок предателя... Ты наконец вернулся домой,» – пророкотал голос, обращаясь к Велеславу. – «Ты служил мне верой и правдой, хоть и не осознавал этого. Твое проклятие – моя печать. Твоя сила – часть моей силы. Пришло время воссоединиться...»

Тень протянула к Велеславу свой бесплотный палец, и князя словно ударило молнией. Он вскрикнул от боли, падая на колени, его тело начало корчиться, извиваться, словно темная сила пыталась вырваться из него, слиться с первородной тьмой.

Ярослава поняла – они столкнулись с врагом, который был им не по силам. Предводитель Тьмы – это не просто колдун или демон. Это древняя сущность, возможно, падший бог, сила которого была безгранична. И их собственная магия, их оружие, их храбрость – ничто перед лицом этой бездны.

Они попали в самое сердце тьмы. И выход отсюда мог быть только один – найти слабое место врага, найти способ лишить его силы. А для этого им нужен был артефакт. Тот самый, о котором говорил старец. Тот самый, что был связан с проклятием Велеслава. Их единственная надежда.

Но как его найти, когда сам Предводитель Тьмы стоял перед ними, готовый уничтожить их одним движением мысли? Отступать было поздно. Оставалось только сражаться. Или... бежать, чтобы найти способ вернуться и победить.