Break the silence

Хлопнув крышкой, кажется, ни разу не испытавшего себя в работе холодильника, Тэхён огорченно присвистнул и облокотился на большой кухонный стол, недовольно скрестив на груди руки. Квартира, в которую их отправил Джин, предназначалась, скорее всего, для деловых встреч, отчего местная еда имела богатый выбор из пыли и ничего.

— Чонгук, у нас... — Тэхён осёкся, —...небольшая проблема.

Глупо получилось. Не в первый раз, и хорошо, что за спиной. Если подобная ошибка проскочит слишком заметно, придётся больно удариться о чонгуковский взгляд, говорящий бодрым «всё хорошо», но медленно темнеющий в самой глубине отражения. Стоит быть осторожнее. Пока что — обязательно.

— Тэ, тут такое дело... — внезапно возникнув прямо за спиной Тэхёна, Чонгук своим задумчивым голосом заставил его дёрнуться, — хотя знаешь, не важно. Забудь.

— Эй!

— Правда, проехали. Ты, кстати, почему рассиживаешь на столе?

Голову на отсечение, но Чонгуку одновременно и смешно, и неловко. Что такого необычного он мог увидеть в комнате? Там же нет болтающихся в петлях трупов? Или Джин проводит тут тот тип деловых встреч, что принято представлять без одежды, забывая после них немного прибраться? Тем не менее настроение у младшего достаточно весёлое, и уж лучше так, чем с опущенными глазами и молчаливым вечером.

— Холодильник даже в розетку не включён. Так что сегодня мы кушаем их, — Тэхён указал пальцем куда-то вверх, после чего не смог сдержать ползучую улыбку, ведь Чонгук с абсолютную серьёзностью разглядывал потолок, непонимающе спрашивая: «Кого»? — Микробов.

— Наверное, нужно посмеяться?

— Да ладно тебе, не дуйся, — потрепав Чонгуку волосы, Тэхён оттянул его обижено надувшиеся щеки и оживлённо добавил: — сейчас закажем что-нибудь на дом. Есть предложения?

— Я умею готовить, так что лучше просто продукты.

— Везёт же, — перемещая палец по экрану мобильника, Тэхён пытался найти подходящий интернет-магазин, — у нас всегда Чимин едой занимался, так что мой единственный навык — закинуть рис в рисоварку. И то иногда подгорал.

— Тогда не удивительно, что твои поиски ограничились лишь холодильником.

— М-м?

Проследив за поочерёдным открыванием тумбочек, Тэхён невольно почувствовал себя глупым и несмышленным. Чонгук заполнял стол разнообразными видами консервов, рамёна и специй и даже откопал в каком-то углу рис. Не совсем королевский рацион, но уже неплохо.

— Только продукты с большим сроком годности. Логично же, да?

Слегка кивнув, Тэхён вздрогнул от загоревшегося на экране сообщения. Открывать его, чтобы прочитать весь текст, не хотелось совершенно, но игнорирование в подобной ситуации не стало бы верным помощником. Пришлось задвинуть обиду и принципы как можно глубже, а всё потому, что отец крайне профессионально умеет начинать диалог, подбирая удачное слово.

«Не сомневаюсь, что это ты помогаешь Чонгуку прятаться. Можешь поиграть в упрямого мальчика ещё немного времени, завтра я поставлю тебя на место».

— Хён, что-то не так?

— А? — у Тэхёна растерянное моргание, смешанное с застывшим «не хочу ни о чём думать». Ему не в радость самолично тянуть за ниточку, распуская себя, как тонкую ткань. Отец не сможет им управлять или пытаться контролировать. Больше ни одно препятствие не похрустит в Тэхёне нервами. — Нет, с чего ты взял? Просто задумался. Давай готовь скорее, Гуки: я кушать хочу.

И Чонгук развернулся. А затем выдавил приглушенное «чёрт!», теряя равновесие. Раскалённое масло попало ему прямиком в оба глаза, заставляя скрутиться на полу в неестественной позе и взволнованно начать их тереть. Попытки Тэхёна обнять и успокоить балансировали вместе с нулевым результатом, стирая отрицательную грань. Чонгук не мог перестать лить слёзы, шипеть и безумно извиваться. Ему было страшно. Ведь он не видел и не слышал.

Совершенно ничего.

Любые прикосновения сопровождались дрожью. Чонгук боялся обычных рук, но совсем не боялся принадлежащих ему, Тэхёну. Тот почти не касался, лишь слегка дотронулся до вымоченных в слезах губ, но этого вполне хватило, чтобы успокоить. Время будто бы приковало Чонгука своими минутными стрелками, останавливаясь вместе с ним. Тэхён ощущал, как тело в его руках расслаблялось, вновь умеренно вдыхало и выдыхало воздух без разрывающего всё внутри хрипа, как оно словно таяло в горячих руках и медленно исцеляло раны, латая самые бесполезные.

Не проявляя интереса и подчиняясь воле случая, а не собственной, Тэхён отстранился назад и стал наблюдать, как ресницы Чонгука медленно приоткрывались. Под ними пульсировало красное усеянное рыхлым полем лопнувших капилляров мутное глазное яблоко. Разумеется, сильно раздражённое, но вряд ли инцидент будет представлять угрозу зрению.

Всё в порядке. С Чонгуком ничего не случилось.

— Нужно промыть.

Чонгук хочет что-то сказать, но вместо этого коротко кивает. Тэхён берёт его руку и тянет за собой в ванную, попутно удивляясь, что тот не дрожит, а, наоборот, настойчиво и крепко сжимает его ладонь, как нечто ценное. Ему нужна секунда, чтобы осознать происходящее: понять, что заставило поднять Чонгука в воздух, звуком хлопнувшего стеснения усадить на ближайшую тумбочку и плотно вжаться в маняще-раздвинутые ноги.

— Хён...

— Закрой глаза.

Пока Чонгук дуется на убегающий от него взгляд, Тэхён смачивает руки в холодной воде и нежным движением водит пальцами по обожженной коже. Не совсем лекарство, но прохлада определённо не сыграет обратным эффектом.

Ресницы Чонгука приятно щекочут мягкие подушечки, вызывая лёгкую дрожь и чувство горькой неизвестности. Как в случае с далёким дном океана: чем дальше, тем опаснее, но что-то всё равно вызывает желание туда спуститься. Тэхён ощущает жар чонгуковских щёк и невольно улыбается; им обоим неловко, но никто не желает останавливаться.

— Попало совсем немножко. Через несколько часов должно пройти, поэтому...

— Хён...

— Чонгук, ты извини, если...

— Да хён, послушай, — Чонгук берёт инициативу на себя, опуская руки на невероятно красивые тэхёновские скулы и уверенно притягивая к себе, — поцелуй меня ещё раз, пожалуйста.

Тот моргает, потому что, наверное, ослышался. Это определённо наркотик. Необходима доза, блестящим порошком рассыпанная прямо перед глазами. Нет ни сил, ни желания сдерживаться. Пауза ломается, и он целует. Сначала нежно, а потом с настойчивым языком, не намеренным играться по-детски. Тэхён мнёт его губы, кусает, как страшно голодный, потому что «можно». Потому что, блять, больше не нельзя.

Вопрос о том, почему люди начинают прятать руки в волосах партнёра, стоит лишь немного уйти в сторону от невинных прикосновений, сам пририсовал к себе галочку «отвечено». Это непередаваемое чувство экстаза. Чувство, когда взаимно до чёртиков: тело вырабатывает беспощадное возбуждение, ломается, прижимается ближе; мозг накрывается перебивающей пеленой, и ты больше не ощущаешь ничего, кроме выпирающего в штанах члена и вкуса его слюны. Руки Тэхёна несколько раз повторяют путь от шелковистых тёмных до нежной кожи живота, разглаживая гладкий пресс и слегка торчащие рёбра, после чего он подхватывает размякшего Чонгука в воздух и, горячо выдыхая, направляется в комнату, где медленно опускает его на (теперь понятно, какая «проблема» вызвала в младшем смущенную улыбку) единственную двуспальную, уверенно нависая сверху.

Кровать плавно прогибается под тяжестью возбуждённых тел, вминаясь точным контуром чонгуковской спины и следом раскрытых тэхёновских ладоней. Такое ощущение, что одежда первого намокает от пота с увеличенной скоростью, когда он, откинув назад голову, позволяет Тэхёну нежно целовать свою шею и массировать руками раскалённую кожу под задранной наверх футболкой. Настолько доступный, что быть ласковым становится невыносимо тяжко.

Достаточно лишь робкого прикосновения к губам, чтобы в паху начало приятно стягивать. Тэхён медленно проводит пальцем по чонгуковской нижней, смотрит, как воображаемые капли пота опускаются на его лицо, выделяя невозможно красивые скулы, как озёрные зрачки вздрагивают от в очередной раз приближающегося Тэ, как они закрываются, и как дрожат пушистые ресницы, делая Чонгука ещё более прекрасным. Его горячее дыхание, задержанное из-за сбившегося ритма, бьёт в висок режущим «я тебя хочу», а последующим страстным вздохом окончательно рвёт стеснение в клочья. Этот до судорог желанный Чон Чонгук, грёбанный музыкант, поглотивший в себе ничем не выделяющегося Ким Тэхёна, стоит тысячи самых ужасных пыток и наказаний, которые рассыпятся впереди. Это зависимость с ограничением в выборе препаратов. Коксовая дорожка, снюхивающая единожды и навсегда.

Пальцы вплетаются в ширинку чонгуковских брюк, избавляя того от сковывающей одежды. Тэхён громко давится невидимым комком, поражаясь, какой у младшего не маленький размер. С точностью наоборот. И, блять, наверное, глупо называть член красивым? Смешно и странно, но слово «обычный» сюда никак не вписывается.

Дотронувшись рукой до пульсирующего стояка, Тэхён несколько раз провёл по нему вверх-вниз, нежно двигая гладкую кожу, после чего, смочив губы в набухающей солёной головке, жадно вылизал места вокруг под тихие стоны лежащего внизу тела. В голове пробежала мысль о том, что его могли не один раз жестоко надрачивать, при этом думая о конкретном лице. Двойной удар в области паха с приятной отдачей сладости во рту. И плевать, что это лишь родившееся ни на чём предположение, но наградить Чонгука нужно обязательно.

Раздвинув ноги младшего шире, Тэхён облизнул ствол ещё раз и, перебарывая спазмовые ощущения, попытался заглотить член как можно глубже. Жаль, что Чонгук не слышит, как блядски стонет. Разум просто пьянеет от подобных выкриков, унося на дно остаточную гордость. Тэхён хлюпает льющейся слюной, разливая её по всему гениталию, затем смазывает головкой внутреннюю сторону щёк и с особым причмокиванием выпускает член из влажных губ, возбуждённо хрипя своим низким голосом.

Руки Чонгука тянутся вперёд, стараясь подрочить себе самостоятельно, но Тэхён перехватывает их, сжимает ладонями ягодицы и переворачивает младшего лицом вниз, упираясь носом в мокрую шею. Кожа Чонгука раскалена до предела: ей не хватает лишь поднимающихся клубов пара — последствий разыгравшегося тэхёновского языка, намочившего дрожащие лопатки. Вылизывая себе чёткую дорожку, он плавно переходит вниз, мучая Чонгука то лёгким ударом, то поглаживанием покраснений. Белоснежные бёдра сжимаются вместе с телом, гибко выгибаясь у Тэхёна в руках, после чего расслабленно опускаются, стоит Тэ встать и зашуршать подошвами в сторону коридора, чтобы вынуть из кармана куртки незамысловатый тюбик.

Смазка приятно охлаждает пальцы, слепляя их прозрачной субстанцией. Тэхён аккуратно дотрагивается до узкой дырочки, равномерно распределяя лубрикант, затем медленно проталкивает один из пальцев внутрь, смазывая стенки ануса. Чонгук обрывочно вскрикивает, стараясь принять непривычное растягивание и позволить Тэхёну продвинуться дальше. Проход довольно туго сковывает инородное тело, но у Тэ всё же выходит просунуть в него ещё один, отчего стон Чонгука увеличивает свою тональность вдвое, играя голосовыми связками.

Собственная ширинка уже трещит от рвущегося наружу стояка, и Тэхён благородно выпускает его, отбрасывая джинсы с футболкой к валяющимся на полу вещам. Покрывая свой член липкой прохладой, Тэхён облизывает высохшие губы и уверенно подставляет головку к пульсирующему анусу Чонгука, постепенно проталкиваясь в него. Кольцо мышц встречает член приятным стягиванием, сначала сопротивляясь входу, а потом вежливо принимая ствол. Войдя до половины, Тэхён скрывает его оставшуюся часть резким толчком, отчего голос Чонгука превращается в неконтролируемый гортанный хрип, прячущийся горячим выдохом в подушке.

Хлюпанье смазки сладко смешивается со звуком бьющихся друг о друга тел, отдающимся в комнате чуть ли не троекратным эхом. Сжимая Чонгука за внутреннюю часть бёдер, Тэхён всё быстрее увеличивает темп, наслаждаясь частыми и обрывистыми стонами. Отдача разносит по телу приятную вибрацию, и если это не блаженство, то человеку не дано постичь чего-то большего.

Ласково подаваясь вперёд, Тэхён нежно массирует чонгуковские плечи, после чего вновь переворачивает младшего и страстно впивается в его влажные губы. От переполняющего возбуждения их хочется кусать, рвать кожу и медленно высасывать кровь, облизываясь красной сладостью. Чонгук осторожно приоткрывает глаза, демонстрируя практически идеально белое глазное яблоко, затем, окольцовывая Тэхёну шею, плавно приподнимается и робко трётся об его нос, стараясь естественно улыбаться. Никаких отёков и набухших век: лишь благодарно целующие губы с тёплой взаимностью.

Скользя подушечками по подбородку Чонгука, Тэхён отстраняется назад, уверенным движением раздвигает его напряжённые ноги, закидывая их вперёд для достижения удобной позиции. Теперь можно наблюдать не только за изгибами обнаженной спины, но и за мягко-розовым переливанием сосков, манящим избавить себя от болезненной твёрдости. Тэхён присасывается сначала к одному, затем к другому, не сдерживая полученное от природы умение изображать невинного кота. Язычок скользит по маленьким бугоркам, облизывая их шершавой поверхностью, в то время как Чонгук уже скулит от удовольствия, сводя вместе дрожащие колени. Он жалобно хватает ртом воздух, слегка приподнимая вверх нудящий таз, и почти неслышно срывает с губ тёплое имя, разделяя его на два. «Тэ... Хён...» и лёгкий вздох, после чего «Тэ» с протяжным «э» на конце и ужасно прекрасное голосовое сокращение.

Выпрямляясь назад, Тэхён вновь опускает взгляд на покрасневшую дырочку и, уже не стараясь изображать ласковость, грубым толчком входит до самого конца. Чонгук скрючивает пальцы в шёлковой поверхности тёмного пледа, проминая его до уровня пружин, и, подстраиваясь под ритм долбящегося в анус стояка, надрачивает себе возбуждённо выпирающий член, несчастно выдавливая громкие стоны.

Тэхён ускоряет темп, доводя мышцы до безбожных покалываний; ляжки Чонгука отмечаются глубоким следом от впивающихся в них ногтей, охлаждаясь под тугим охватом потных ладоней. Выдыхая низкое «блять», Тэхён вяло сгибает руки и опускается вниз, понимая, что вот-вот выплеснет в чонгуковский проход белую жидкость. Младший по-своему оценивает вынужденную остановку, освобождается из объятий Тэ и жадно вкушает его член, принимая тёплую сперму. У Тэхёна внеземное наслаждение. Глаза закрыты, а в груди перевязавший лёгкие узел. Руки дрожат бешеным экстазом, не позволяя даже опирать на себя равновесие. Часто дыша, он припадает к поворачивающему его набок Чонгуку, плотно прижимается к горячей груди и почти бессознательно пробует пальцем гладкую щёку, едва касаясь дрожащих губ.

— Гуки, ты невероятный...

— Гордись, хён, — Чонгук растворяется в ехидной усмешке, — моя девственность дорого стоит.

— Сейчас бы затушить о твою невинность сигарету, — хрипло отвечает тот, треская лицо от такой наглой дерзости, — чтобы не выпендривался.

Ещё чуть-чуть, и он откроет второе дыхание, лишь бы поставить на место этого блядского музыканта.