ch.15 Сквозь
Каждый раз, когда Тэхён просил повторить, но уже более адскую смесь, Намджун с усмешкой подливал ему в бокал что-то красное. Белое стекло без этикеток разжигало в Тэ немалый интерес, но бармен оказался категорически против раскрытия этой маленькой тайны:
— Тебя же выносит? Что ещё надо?
Кокс тоже вставляет, причём недурно. Разумеется, Тэхён не пробовал, но личный опыт в этом вопросе как-то не требовался.
— А если там что-то запретное?
— Так и есть.
Намджуна трудно воспринимать всерьёз, особенно когда он так лукаво улыбается. Пусть и высокий, с элементами бандитской внешности и весьма крупным телосложением, но парень сразу начинает казаться добрым и заботливым, стоит поймать на себе его взгляд или услышать тембр и подачу голоса.
Поначалу Тэхён с Чимином посещали бар, потому что им это нравилось. Можно расслабиться, если университетская жизнь приелась до рвотного рефлекса, выпить соджу или напиток покрепче, когда, ну, прям совсем хочется, а иногда повеселиться в компании доступных таких же отдыхающих. Последний пункт нравился Чимину, а Тэхёну нравился Чимин, вот и приходилось идти следом. Общение с барменом срослось на очередной пьянке. Затем была ещё одна, а после и другая. Так вышло, что с Намджуном они сблизились, поэтому список причин посещения пополнился ещё одной: необходимый разговор с новым другом, когда совсем плохо, или просто так.
Тэхён вылез из кровати только утром, а уже вечером чувствовал себя настроенным на выпивку. И на разговор. А вести его с Чимином казалось абсурдным.
Поначалу было не так сложно: дни с Чонгуком не несли за собой какие-то ответвления от первоначальной цели. Тэхёну было скучно, хотелось общения и забыться, потому он осознанно шёл к Чонгуку за поддержкой. Не для того, чтобы использовать его как разовую салфетку для вытирания обляпанной футболки, и точно не за тем, чтобы насладиться и бросить. Просто с Чонгуком было легко и одновременно трудно, а ещё ему тоже требовался друг.
Нельзя сказать, что у Тэхёна совсем не значились дела. Завтра сессия, а подготовка к ней до сих пор где-то на уровне отрицательного процента. Остаётся только надеяться на высшие силы, но вряд ли они неожиданно решат проснуться и предложить помощь. И даже такое наихудшее положение дел не вынуждает Тэ пожалеть о потраченном времени, потому что каждая секунда с Чонгуком не является попусту убитой. Наоборот, Тэхён и вспомнить не может, когда последний раз он хоть чем-то наслаждался.
А вчерашний день был убийственным. Прогулка по зимнему городу с расстёгнутой курткой, когда на улице термометр показывает минус восемь, а за спиной закрываются двери аквапарка — ну, разве что для идиотов. А Тэхён является полноценным участником данной группы людей, поэтому подскочившая на следующий день температура его совсем не удивляла. Удивлял Чонгук. Вернее, отношение к нему.
Когда Чимин завопил о горячей коже и заставил вернуться обратно под одеяло, Тэхён не подумал о пропущенных парах, предупреждении родителей или просто о том, что у него, чёрт возьми, жар и полуживое состояние. Он принялся искать телефон, а после судорожно набирать Чонгуку сообщение, потому что тогда это казалось самым важным и правильным.
Потом Тэхён спал. Пока доносившиеся из других комнат звуки не разрушили ему умиротворяющую тишину. Тэ не испугался, увидев там Чонгука, ему стало страшно от того, что тот уходит. Почему он стоял в дверях, когда должен был сидеть рядом? Сейчас это кажется глупым, но тогда было жутко до ужаса.
Тэ снова засыпает, и ему снится кошмар. Не помнит какой, о чём и как долго. В голове осталось лишь ощущение чьих-то рук, согревающее тепло и неуклюжие объятия, благодаря которым Тэхён какое-то время по-настоящему чувствовал себя в безопасности.
Вскоре глаза начали щуриться от преломляющего света, бесчувственно выбравшем своей точкой опоры тэхёновское лицо. Хлопая ресницами, он попытался немного приподняться на локти, но лежащая на груди рука его мгновенно остановила. Не потому, что перекрывала путь, а потому, что принадлежала Чонгуку, мирно сопящему на невероятно близком расстоянии.
У Тэхёна горело лицо и потела кожа. Сердце бешено колотилось, проваливаясь в центр земли и обратно. Руки настолько обмякли и намокли, будто пробыли на самом дне океана под убийственным давлением не менее вечности. А ещё к Тэхёну вернулись воспоминания, и он понял, что окончательно запутался.
— Хён, повтори.
На этот раз что-то красное обильно вливается в тэхёнов стакан, словно оно бесконечно и его нисколько не жалко. Но горлу всё мало, и оно продолжает неприятно сушить и образовывать ощущение треснувшей штукатурки.
Во всём виноват Чонгук. Ему тоже захотелось проснуться вслед за Тэхёном, не подумав о том, что это может кого-то смутить. Тэ не знает, почему испугался и вжался обратно в кровать, словно и не вставал вовсе, но следующая на коротком поводке громкая тишина убеждала в абсолютной точности поступка. Никакого движения и полное отсутствие звуков. Тэхён лежал, повернувшись спиной, но, чтобы чувствовать такие же непонимающее глаза Чонгука, смотреть на него было необязательно. Они оба не знали, как так вышло. И обоим было крайне неловко.
Интересно, каков был предел у гробового молчания? Тэхёну казалось, что Чонгук сверлил его взглядом очень долго. Настолько, что от пребывания в одной и той же позе у Тэ онемело почти всё тело. Но помощь уже шуршала в коридоре какими-то целлофановыми пакетами, размешанными приятным бархатным голосом:
— Тэхён-а?.. Чонгук?..
Либо Чимин идиот, либо просто без памяти, но так или иначе, о своём возвращении до Чонгука он не докричался. Разумеется, первым делом Пак направится в комнату, а туда ему категорически нельзя. Как минимум, пока обстановка не разрядится.
Тэхён начал имитировать своё очередное пробуждение, и Чонгук, словно сидевший в засаде солдат, мгновенно среагировал. Вскочил, роняя рядом стоящий стул и задевая лампочку. Но Тэхён знал, что встретиться с Чоном взглядом он не сможет, поэтому просто дёрнулся, а не проснулся.
Потом Чонгук ушёл. Почти сразу, решив не дожидаться. Вроде бы хорошо и даже отлично, но на самом деле невыносимо больно.
Чимин притащил какие-то лекарства, вжился в роль доктора и даже смог заставить Тэхёна улыбнуться, когда, оскаливая зубы, активно бил ногтем по шприцу и повторял: «Больным необходимы уколы».
На следующее утро Тэ проснулся без температуры, но зато с парочкой долгожданных сообщений от Чонгука:
«Спишь? Ответь, я волнуюсь».
«Хён, с тобой всё хорошо?»
«Я приеду после концерта».
Тэхён улыбался так, как маленький ребёнок улыбается принесённым конфетам, только в его случае они не сладкие, а горькие, с добавлением соли и неприятным послевкусием. Набирая ответ, Тэ обдумывал каждое слово, боясь хоть в одном показать неправильную интонацию. Он знал, откуда это пошло, но боялся произнести причину. Вопрос «почему?» больно упирался в веки, безжалостно надавливая и сжимая до судорог, но Тэхён всё равно не отвечал. Потому что не верил сам себе.
— Намджун, давай по последней?
— Отпадная штука, скажи? Сам придумал.
Что-то красное уже составляло чуть ли не девяносто процентов всего содержимого стакана, а Тэхён так и не выяснил, что за дрянь употребляет, но раз вкусная и легко заходит, зачем вдаваться в подробности? К тому же, Намджун не тот человек, который будет его безжалостно спаивать.
Бар настолько плотно заполнился людьми, что нескончаемый поток желавших выпить почти намертво привинтила Тэхёна к барной стойке, и никто не обращал внимание на то, что он, на минуточку, здесь почти VIP-клиент.
— Откуда они лезут?
— На улице холодно, может поэтому.
Пронзительный звон колокольчика, сопровождаемый неприятным скрипом входной двери, каждый раз заставлял Тэхёна непроизвольно поворачивать голову и устало вздыхать при виде очередного посетителя. Обычно он не заострял на этом никакого внимания, но сейчас что-то заставило сценарий переписать отработанную до автоматизма концовку. Появившаяся в проходе белая макушка вновь начала расшатывать Тэхёну воспоминания. Он несомненно видел это лицо раньше, только место встречи совершенно не желало всплывать в памяти.
Незнакомец уверенно направлялся в сторону барной стойки, и Тэхён почти испугался, что именно к нему. Но парень просто приземлился рядом с намерением привлечь к себе внимание Намджуна. Тот уже вовсю носился от одного заказчика к другому, не замечая никого, кроме желающих что-то купить.
— Джун-и?..
«Как? Джун-и?» — Тэхён надеется, что внутренний смех не выдаёт его с потрохами. Он кашляет в кулак, пытаясь подавить нарастающий приступ, но выходит не очень убедительно.
Намджуну, как оказалось, такой вариант имени тоже не сильно нравится. Он недовольно выгибает бровь и беззвучно шевелит губами, произнося что-то явно раздражённое. Неестественно большие губы незнакомца складываются в лёгкую улыбку, и Тэхён понимает, что эти двое не просто случайно встретившиеся.
— Джин, хочешь я подгоню тебе чёрную карту за оскорбление сотрудника?
— Лучше сразу жалобную книгу. Я напишу на бармена за клевету.
Извилинам Тэхёна вновь пришлось шевелиться, но в этот раз они решили работать с небольшим бонусом: бесплатно и от чистого сердца разносить по всему телу леденящее дыхание. Потому что рядом сидел он. Тот самый Джин, который являлся братом Чонгука. Джин, который где-то неделю назад находился тут за одним из столиков. И Джин, который вёл тогда очень странный разговор с отцом.
В те минуты голова Тэхёна представляла собой подобие барабана из стиральной машины. Грязные вещи под названием Чимин максимально плотно забрались внутрь для стирки, но вместо порошка Тэ воспользовался алкоголем, и это стало наигрубейшей ошибкой. Странно, что он вообще не забыл о посещении этого места и необычном разговоре за спиной.
— Налей мне чего-нибудь, — Джин стал тыкать пальцем в широко распахнутый рот, как это делают маленькие дети, не умеющие говорить. — Не алкоголь. Я просто хочу пить.
В руках Намджуна вновь оказалась белая бутылка с чем-то красным. Джин опустошил стакан одним залпом, а Тэхён чуть ли не проделал то же самое с глазницами. Понятие «не алкогольное» никак не сочеталось с заявленным названием «адская смесь». И если это был обман, то очень жестокий.
— Намджун?.. — Тэ вопросительно уставил на друга, — я тут немножко не понял.
— М-м?.. — Бармен усмехнулся, закатывая глаза в стиле: «неужели что-то не так?», но упорный взгляд Тэхёна заставил его продолжить: — Это был гранатовый сок. Только поднялся с постели и сразу примчался сюда? Ненормальный. Какая может быть выпивка?
— Так ты знал о болезни?
— Чимин написал. Сказал, что ко мне в гости направляется оболтус, не заботящийся о своём здоровье.
У Тэхёна были смешанные чувства. Конечно, переживание друзей — это приятное ощущение, но только не сегодня. Не сегодня, пожалуйста.
— Мы можем поговорить, хён? Это очень важно.
Намджун сначала оскалился, явно приняв просьбу друга за банальное желание выпить. Но Тэхён был упёртым, и в глазах, на удивление, другие мотивы совсем не присутствовали.
— Моя смена закончится в час. Будешь ждать?
— Буду.
Каморка у Намджуна ничего так по размерам. По размерам наставленных тут холодильников со всем ассортиментом заведения. Странно, что ни один из барменов ещё не спился во время обеденного перерыва. Хотя Тэхён не знает наверняка, может и было, кто ему скажет?
— Не верится, что я пил обычный гранатовый сок.
— Это называется самовнушение, — Намджун сидел за небольшим столиком и рылся в огромной куче чеков. — Правда, я думал, что ты поймёшь всё с первого бокала.
— Больше не буду тебе верить, Джун-и.
— Хорош, а? Не смешно ни разу.
Тэхён повертел мобильник в руках и решил, что Намджун не прав, и слово действительно смешное. Можно даже переименовать друга в телефонной книге. Ещё бы раздобыть миленькую фоточку его неуклюжего эгьё, и вообще идеальное обновление.
— Да ладно тебе, хён. По-моему, это прикольно... Ну, иметь таких друзей. Или мне показалось, что вы с Джином...?
— Не показалось, — Намджун оторвался от своей наискучнейшей работы и повернулся к Тэхёну лицом. — Лучше выкладывай, что хотел.
Возможно, это шальное воображение, но вроде бы Намджун стал чуточку серьёзнее. Нет, не в том плане, что вечно заводной и безумный образ неожиданно принял противоположные ему очертания, просто голос Намджуна немного неожиданно пересёк границу нейтральности. Но так или иначе, вариант галлюцинаций Тэхён далеко не задвигает.
— Помнишь, когда Чимин пропал, я зависал у тебя какое-то время? В тот день Джин с отцом тоже приходили и разговаривали о... Тогда я не понял, но сейчас, кажется, догадываюсь, что это был Чонгук.
— Ты знаком с ним? С братом Джина? — Намджун свернул губы в ухмылку и слегка присвистнул. — Да ну, не может быть.
— Может, — Тэхён недовольно сдвинул брови и вызывающе уставился на друга. С какой стати это должно звучать странно? — Разговор правда был странный, хён.
— Серьёзно? О чём таком необычном могли беседовать отец с сыном?
— Конкретных имён они не называли, но там была фраза... Что-то в роде: «Он уехал». А на следующий день я выяснил, что Чонгук навещал в Тэгу могилу матери. Думаешь, совпадение?
Намджун закрыл лицо ладонью, показывая как ему смешно, стыдно, или всё сразу. Он даже не дослушал версию Тэхёна, но уже понизил её до статуса «только не это, пожалуйста». Было бы обидно, если бы частично не являлось правдой.
— Твои слова слегка не вяжутся. Ходить в бар и разговаривать о родственниках — это теперь подозрительное действие?
Тэхёну хотелось закатить глаза и обвинить Намджуна в плохом умении читать мысли. А как иначе? Раз слушать до конца — удел слабаков без особых возможностей, значит Намджун обходится каким-то другим способом.
— У отца Чонгука есть тайна. Что-то случилось в прошлом, и это «что-то» пугает его до сих пор. Так сказал Джин, а значит он тоже в курсе.
Если руки Намджуна снова задёргались только в тэхёновском воображении, то это уже смахивает на одну из стадий психического расстройства. Но Тэхёну до уровня сумасшедшего ещё далековато. По крайней мере, не сегодня точно.
— При чём здесь я? — старший вернулся обратно к своим любимым чекам, — у Джина и спрашивай, раз интересно.
Тэхён бы спросил, будь они друзьями. Можно, конечно, попробовать вариант: «Эй, привет, мы не знакомы, но если тебя это не смущает, то расскажи-ка мне о вашей семейной тайне», но, к гадалке не ходи, план окажется провальным. Да и зачем изощряться, если рядом сидит Намджун, который несомненно что-то знает.
— Если это как-то связано с Чонгуком, то я обязан знать, хён.
— Спрашиваю ещё раз: как это относится ко мне? — Тэхён напрягает память, но всё равно не может вспомнить, когда в последний раз Намджун так выражался. Не совсем злость, но уже раздражение.
— Может, Джин тебе что-то рассказывал?
— Если и так, то тебя это не касается. Лучше подумай о завтрашней сессии. Вернее, уже сегодняшней. Во сколько она там? — Намджун взглянул на руку, представляя там воображаемые часы, и продолжил, — о, осталось пять часов.
Неплохая попытка, но Тэхён уже давно забил на универ со всеми его составляющими. Не сдаст, значит не судьба, а начинать готовиться сейчас было бы ещё глупее, чем прийти вообще без подготовки. Вся надежда только на удачу.
— Почему ты такой бука, Джун-и? Я бы не спрашивал, не будь это важно.
— Почему? Почему так важно, Тэхён-а? Это ихсемейные проблемы, и тебе незачем туда лезть.
Тэхён не прочь объяснить почему. Только было бы оно, объяснение. Он не знает, почему так волнуется. Вряд ли Намджун поймёт, если ответить как есть. Просто голую правду без подробностей. Но Тэхёну больше нечего предложить.
— Потому что это связано с Чонгуком.
В глазах старшего читалось откровенное непонимание, но чем его развеять, Тэ не знал. Ему действительно больше нечего добавить. Можно резать, пытать, рвать на части, Тэхён продолжит повторять одно и тоже. Чонгук. Просто Чонгук, и это все доказательства. Но почему Намджуну так сложно рассказать? Что за тайна мировой секретности?
— У меня нет для тебя ответов. Прости.
Чаще всего Намджун является полноправным членом клуба безмерно общительных, но очень редко, настолько, что этот раз первый, он меняется на полностью ему противоположный. Молчаливый, как рыба, абсолютно не настроенный на разговор — можно фотографировать и смело нести в музей в качестве ценной реликвии.
— Ладно. Но не думай, что так просто отделаешься.
Тэхён не уходит с пустыми руками. Реакция Намджуна — его главный трофей. В этой истории точно есть тайна, и Тэ обязательно её разгадает.
***
Приступ смеха застревал в горле грубым шерстяным комком, но Юнги всё равно не пытался его выплюнуть. Пускай лучше подавится, чем поддастся глупой попытке судьбы над ним поиздеваться.
Только что пнув жестяную банку, просто ударив, не прилагая и грамма усилий, Юнги закинул её точно в мусорный контейнер, наличие которого даже не заметил изначально. Так легко попал в цель, когда совсем не старался. Это удача или нелепая версия несправедливости?
Каждое утро Юнги приходится нагло врать, уже без стыда прикрывая остатки гордости приторным бессилием. Он улыбается светящейся от счастья матери, провожающей его на работу, а после, стоит захлопнуть за собой дверь, изо всех сил пытается скрыть от людских глаз проступившие на лицо трещины.
Работы нет, ровно как и удачного старта. Новое место его не принимает, не даёт устроиться, отторгая как ненужный нарост на теле. Юнги пытается не поддаваться, медленно двигаться вперёд и верить в лучшее, но чем дальше он идёт, тем очевиднее путь принимает форму замкнутого круга. Надежда постепенно увядает, и Юнги начинает чувствовать, как очередной перелом мурашками проносится по телу.
Спустя два года нескончаемых уговоров, бесконечных ссор, криков и угроз, того Мин Юнги наконец-то получилось выселить, но его диапазон странствий ограничился лишь забором покинутого дома. Беззащитный, продрогший до нитки и опустошённый, он сидел на земле, бессильно свесив голову, вызывая злость и жалость одновременно. Сегодняшний Мин Юнги постоянно наблюдал за ним из окна, держа в руках кружку с холодным чаем. Именно таким, а не тёплым и согревающим, потому что пока он жив, стандартное чаепитие не сможет стать материальным.
Юнги никогда не был предрасположен к помощи другим. Он не бросал и одной воны слепым бабушкам на улицах, не успокаивал плачущих детей, потерявших родителей в магазинах, не участвовал в волонтёрских программах по собственному желанию, не подкармливал бездомных животных и не стремился к одобряющим и похвальным взглядам со стороны. Юнги просто жил для себя, не понимая, что кому-то может понадобиться его незначительная помощь. Но к своему отражению он всё же питал какую-то слабость.
Отсеянная часть постепенно умирала, но это «постепенно» тянулось слишком медленно. Ещё немного, и Юнги сорвётся с места, выбежит на улицу, затащит бездомного обратно к себе, и всё снова будет как раньше. Мама продолжит плакать круглыми сутками, а он тратить деньги на выпивку, резать вены первым попавшимся предметом и страдать от несправедливой реальности. Жизнь вернётся во времена безчиминовского вмешательства.
Возможно, со стороны Юнги и не выглядит балансирующим на грани, но, к сожалению, его настоящее положение даже балансом назвать нельзя. Он уже в самом центре пропасти, ушёл с головы до ног, и ни за что не выберется без посторонней помощи. А помощь уже давно рядом. Верёвка, привязанная к его телу, берёт начало откуда-то сверху, и Юнги знает только одного человека, появляющегося тогда, когда никто не просит.
Чимин держит его даже в новой жизни. Чимин, который не хочет с ним общаться. Чимин, который в качестве затёртого пятна остался в Сеуле. И Чимин, который ни на секунду не покидает мысли Юнги. Этот засранец пустил там корни, и только ради него Юнги ещё держится. Ради того, что всё ещё может измениться.
Юнги правда пытается. Он врёт маме, что идёт на работу, но только чтобы не расстраивать и так настрадавшегося человека. Куда можно устроиться без образования? Грузчик, доставщик воды? Неплохо для подработки, но совсем не годится для обеспечения семьи. А начинать учиться Юнги уже поздно. Он не сдаст вступительный экзамен даже в начальную школу, не говоря уже об университете. Да и оплатить обучение некому.
— Нашёл что-нибудь? — мама вся светилась от радости, когда сын вернулся домой после первого дня поисков. Вернулся не пьяный. Вернулся не поздно.
Юнги знал, что если он скажет правду, она не расстроится и не впадёт в депрессию. Как любая заботливая мать, просто похвалит и тихо произнесёт: «Ничего, завтра ещё раз попытаешься». Но Юнги, даже понимая этого, не смог ответить «нет».
— Нашёл. Устроился в кафе на время.
Трудно не среагировать на такие яркие эмоции родного человека, который действительно за тебя переживает и желает только счастья. Юнги лёг в кровать с мыслью, что завтра обязательно воплотит слова в жизнь. И с этой мыслью он засыпает уже на протяжении недели.
Казалось бы, в такой ситуации следует отключить желания и брать то, что дают, но Юнги не такой, ему хочется большего. Размешивая серую толпу людей ещё одним пикселем, он бродит по улицам, не осознавая с какой целью и куда движется. К нему не подойдёт бизнесмен и не предложит временно попользоваться своей нефтяной вышкой. Если честно, он вообще здесь никому не сдался. Один из сотен таких же. Безвыходное положение, но Юнги всё равно пытается выбирать.
Ему пора приносить первую зарплату, пора сказать маме: «Давай перестанем тратить последние деньги со счета отца» и пора хотя бы раз преподнести правду. Сегодня Юнги покинул дом с чувством, что обязательно что-то изменит и сдвинется с мёртвой точки, пусть ему и придётся заштриховать наконец свои глупые золотые горы на первых шагах.
— Мы не просто так переехали в Тэгу, мам. Здесь нам будет лучше, обещаю.
Так он ей сказал, когда просил оставить Сеул в прошлом. Сказал задолго до того, как объявил об этом Чимину. Они выкупили свой старый дом, и как только все нюансы были оформлены, уехали с чистым взглядом, оставляя всё тёмное позади.
Юнги считал, что очиститься от Пака будет просто. Вернее, тяжело, но терпимо, и он обязательно справится. Других вариантов в принципе и не было: Чимин должен был стать одной из стадий неприятного прошлого, чтобы жизнь действительно началась с чистого листа.
План придерживался стадии «выполнимого» где-то около суток, пока не явился Тэхён и резко не понизил планку. Возвращение в Сеул, розыск пропавшего Чимина, а после убийственная встреча с его взглядом и слова — каждое действие — удар под дых и очередное перестроение. Юнги казалось, что он будет менять решение до бесконечности, но когда финал начал принимать хоть какие-то очертания, его до дыр протёр ластик по имени Хосок.
При мысли об этой скотине у Юнги закипала кровь. Он разрушил его жизнь дважды, и если на восстановление первой ушло два года, то вторая, скорее всего, ремонту просто не подлежит. Тогда, во время разговора с Тэхёном, Юнги действительно не соврал: Хосок исчез и больше не появился, будто его и вовсе не существует, а тот случай — результат обычного наваждения. Но Юнги здесь, а такие длинные сны — явление бесспорного подвоха. Остаётся только гадать об убежище того ненормального.
К тому же, все внезапные мысли о Хосоке Юнги старался фильтровать. Любовь к нему бесповоротно осталась в прошлом, и только Чимин может выпросить для себя исключение.
Тридцать первое декабря.
Трудно представить, что день рождения Тэхёна будет служить Юнги таким праздником. День, до которого он считает минуты. Единственная ниточка, связывающая его с Чимином. Интересно, порвётся ли она?
Юнги продолжает двигаться привычным маршрутом. Стремиться вперёд, распыляясь в огромном потоке идущих. Никто его не замечает, ведь он — обычный секундный прохожий. Юнги думает так, потому что так правильно. Так должно быть, и это отработанная система. Нет причин считать, что может быть иначе, поэтому Юнги просто идёт, не замечая, что за ним идут следом. Двигаются, как тень. Всё то время, что он находится здесь.