шесть - топ
***
– Хороший дядька – Даня фыркнул, расплываясь в широкой, злой усмешке. Он закинул руки за голову, приняв победную позу, шагая по коридору. – Давай как-нибудь ему в благодарность кумыс подарим.
Он едва успел закончить фразу, как снова получил точный и болезненный толчок локтем под рёбра. Максим смотрел на него с таким ужасом, будто тот предложил поджечь школу.
– Ты вообще в своём уме? – прошипел Макс, понижая голос до испуганного шёпота и озираясь по пустому коридору. – Чтобы у него из-за нашего «подарка» потом реальные проблемы начались? А если кто узнает? Его же на месте уволят без всяких разговоров!
Максим был явно встревожен, его пальцы нервно теребили лямку сумки. Вся его поза кричала о желании провалиться сквозь землю от одной только мысли о возможных последствиях.
Даня в ответ лишь громко, с преувеличенным драматизмом, закатил глаза к потолку, будто взывая к небесам в поисках терпения.
– Ой, всё, катастрофа международного масштаба, – проворчал он, но в его голосе уже слышалась незлобивая уступчивость. – Успокойся, никто ничего не узнает. Просто пошутил я.
– Ты слишком всё преувеличиваешь, – отмахнулся Даня, уже полностью переключившись на изучение заветной бумаги. – Заявки у нас есть, можем спокойно сегодня брать билеты и уже вечером ехать в Казань. У нас получается... – он начал водить пальцем по строчкам, – причина отсутствия – простуда, отсутствовал три дня, начиная с завтрашнего. Значит, сегодня отсиживаемся в этом клоповнике и вс...
Он не успел договорить. Внезапно чья-то железная хватка впилась ему в плечо, резко отдёрнув назад. В следующее мгновение в воздухе свистнул кулак, прямо в его лицо. Но Даня, с его уличной реакцией, успел инстинктивно отпрянуть, едва не сшибив с ног абсолютно ничего не понимающего Максима.
Максим ахнул от неожиданности, слегка схватив Данилу за предплечье для равновесия и выглянув из-за его спины. В животе у него скрутило знакомым холодным узлом страха. Перед ними, перекрывая коридор, стоял чёртов Семён. Его лицо было перекошено злобой, он тяжело дышал, зло сцепив зубы. Его взгляд буравом сверлил Кашина, но тут же с неприкрытой ненавистью переметнулся и на Максима.
– Ты чё, утырок, добавки захотел? – зло прошипел Кашин, уже закатывая рукава своей кофты с таким видом, будто собирался не драться, а убить на месте. Особенно после этой подлой попытки ударить из-за спины.
Максим вцепился в руку Дани, отчаянно пытаясь утащить его за собой в сторону класса. Тошнотворная, холодная тревога сдавила горло при одной лишь мысли, что Даня снова рвётся на рожон.
Сам Кашин же, не отрывая ядовитого, ненавидящего взгляда от Семёна, который наблюдал за ними с вызывающим, почти звериным оскалом, сделал едва заметное движение рукой. Из рукава его худи скользнул и блеснул под тусклым светом стальной край лезвия — безмолвная демонстрация угрозы, адресованная Кашину.
— Советую при прогулке по школе почаще оглядываться, выродки, — прошипел он сквозь сжатые зубы, и в его голосе звенела неподдельная, накопленная годами злоба.
— У него нож!? — вырвался у Максима приглушённый, почти беззвучный возглас. Его пальцы впились в ткань кофты Дани ещё сильнее, он изо всех сил тянул его назад, подошвы кроссовок отчаянно скребли по линолеуму. Сердце, выскакивая из груди, бешено колотилось где-то в горле. Коридор, как на зло, был пустынен и безмолвен — все ученики уже разошлись по классам, готовясь к первому уроку.
Даня же не дрогнул при виде оружия. Напротив, холодная ярость лишь накатила новой волной, заставив кровь стучать в висках.
– Не направляй нож на того, кто сам его носит, выродок.
Шипит Кашин, но его взгляд поймал движение в конце коридора — директриса, бодро шагающая и оживлённо тараторящая по телефону. Рывком сменив тактику, он сам схватил Максима за лямку рюкзака и почти силой потащил в класс. Игнорируя привычные, колкие взгляды одноклассников, они прошли к своим местам у окна и молча рухнули на стулья.
Максим лишь молча скосил на него взгляд, тяжёлый и недовольный. Он ничего не сказал в ответ, лишь суетливо выуживал из сумки учебники, то и дело нервно поджимая губы. Внутри всё сжималось от липкого, не отпускающего заядлого чувства тревоги. Он с болезненной чёткостью осознавал, что в любой момент могло случиться что-то непоправимое, какая-то роковая секунда, которая перевернёт всё.
На протяжении всего дня они, по настоянию Максима, решили не выходить из класса. Он уговорил, а точнее — угрожающе настоял, чтобы Даня оставался внутри, хотя тот ворчливо порывался выйти на перекур. Его протест быстро угас, когда Максим со злостью пообещал вмазать ему толстым учебником по биологии прямо по голове. В итоге Даня курил, свесившись у открытого окна, пока в классе никого не было, а Максим стоял на стрёме, сердце ёкало от каждого шороха в коридоре.
***
— Я голоден... — тихо, почти бурча себе под нос, пробормотал Макс, когда последний звонок уже отгремел и можно было, наконец, идти домой. Но даже несмотря на окончание уроков, тяжёлый камень на сердце никуда не девался, сковывая лёгкость.
— Пошли уже, я заебался тут торчать, наконец-то можно валить, — отозвался Даня, сгребая с парты всё подряд и небрежно запихивая в сумку последнюю смятую тетрадь. Он поднялся с места и, сделав шаг к выходу, за спиной, скрытно от посторонних глаз, протянул руку назад, мизинец оттопыренным крючком.
Максим, не глядя, без малейших раздумий, ответил тем же — обвил его мизинец своим, ощутив на коже знакомое, шероховатое тепло. Второй рукой он накинул лямку рюкзака на плечо. Эти мимолётные, тайные касания Дани были островками спокойствия, от которых по телу разливалось приятное тепло. Порой Максим и правда забывал, что было раньше; его мысли теперь всё чаще занимали не тёмные туннели прошлого, а вот этот вот — колючий, вспыльчивый, но свой. Даже причина его былой тревоги и панических атак теперь появлялась всё реже, и это не могло не радовать кудрявого паренька, заставляя тихо надеяться на что-то лучшее.
Они вышли со школьного двора на удивление беспрепятственно и, не сговариваясь, двинули в сторону дома. Максим на ходу то и дело озирался через плечо — по привычке, на всякий пожарный, выискивая в толпе знакомые угрожающие силуэты.
— Билеты на поезд я уже заказал в инете... — Даня, шурша подошвами по асфальту, шёл чуть впереди, но постоянно оборачивался, чтобы убедиться, что Максим рядом. Он почти что вслух обдумывал план, перебирая задачи поочерёдно. — Осталось только уточнить, куда именно нам... Ну... Нужно попасть, как приедем... Придётся связаться с той женщиной... А, и ещё кота нужно куда-то определить.
Он по-прежнему держал Максима за мизинец, и тот шёл следом, поглощённый созерцанием: то разглядывал широкую спину в тёмной кофте, то следил, как ложатся на кожу знакомые татуировки, то просто не мог оторвать взгляд от затылка и резкого профиля. Новая порция «бабочек» взметнулась в животе от простой мысли, что вот этот человек — вот так, просто — заставляет его чувствовать всё это.
Максим чуть поджал губы, остановив взгляд на узоре руки Дани.
— Я кажется, знаю, куда можно определить кота... — тихо произнёс он и, сделав рывок в себе, чуть самостоятельнее запустил свои пальцы в его ладонь, робко желая не просто зацепиться мизинцами, а полностью сплести их руки.
Он ощутил лёгкое, колкое покалывание по всей руке, будто сквозь кожу прошёл разряд тока, но пальцы Дани не отшатнулись — они лишь спокойно и уверенно раскрылись ему навстречу, смыкаясь в крепкий, тёплый замок.
Даня приподнял бровь, и в его глазах мелькнула тёплая искорка. Он посмотрел на Макса и плавно, почти без усилия, ответил на его порыв, полностью обхватив его холодную ладонь своей тёплой и чуть шершавой. Его каждый раз до глубины души трогало и радовало, когда Максим сам, по своей воле, инициировал прикосновения. И уж тем более невозможно было не замечать того немого обожания, того открытого, влюблённого взгляда, которым Максим порой одаривал его украдкой. От этого в груди Дани расплывалось странное, щемящее чувство, заставляя углы губ непроизвольно ползти вверх в лёгкой, счастливой ухмылке.
— Хочешь, Тигру отдадим в приют на время? — спокойно спросил он, пока они дошли до остановки. Даня прислонился спиной к холодному металлическому столбу, морщась от едкого коктейля выхлопных газов и пыли, который оставляли после себя проезжавшие маршрутки и машины.
— Хах, с удовольствием, но нет... — Максим нервно поджал губы, а затем заправил непослушный локон волос за ухо. — Думаю, что можно попробовать попросить Настю немного присмотреть за ним... — задумчиво проговорил он и тут же ощутил, как пальцы Дани непроизвольно сжались на его руке, чувствуя внезапное напряжение.
— Я понимаю, что ты не рад... — тихо добавил Максим. — Но нам больше некого просить... Оставим его с ней.
Тут же подведя итог, он умолк. Даня на это ничего не сказал, лишь громко и выразительно фыркнул, всем видом показывая своё неодобрение. Он сосредоточил взгляд на подъезжающем автобусе, оттолкнулся от столба и, всё ещё крепко держа Максима за руку, не глядя даже на то, что прохожих может это озадачить, сделал шаг вперёд.
— Наш маршрут, погнали.
***
Оставшееся время по прибытии домой растворилось в суматошных сборах и подготовке к поездке. Квартира наполнилась звуками хлопающих дверц шкафов, шелеста складываемых вещей и приглушённых шагов.
Пока Максим, сосредоточенно поджав губы, аккуратно складывал им поесть в дорогу, стараясь уместить максимум в две не самые вместительные сумки, Даня устроился на кухне. Он почти сидел на столе, свесив ноги, и уткнувшись взглядом в трещинку на кафеле, тихо, почти монотонно говорил в телефонную трубку. Он выяснял детали злополучных похорон — время, место, маршрут до кладбища. Его голос был ровным, но пальцы, не находившие покоя, нервно барабанили по пластику чехла телефона и теребили зажигалку.
Закончив тягостный разговор, он оттолкнулся от стола и вернулся в комнату, чтобы помочь Максу. Молча взял у него из рук некоторые вещи, и стал компактно и плотно всё складывать.
Максим в это время, присев на корточки перед открытой сумкой, печатал сообщение Насте. Экран телефона отбрасывал слабый синеватый свет на его сосредоточенное лицо. Он тщательно подбирал слова, объясняя ситуацию с котом. Ответ пришёл почти мгновенно — телефон отозвался короткой вибрацией, заставившей Максима вздрогнуть. Настя, как и ожидалось, была на связи и соглашалась без лишних вопросов. Облегчённый выдох вырвался из груди кудряша, и он посмотрел на Даню, который уже застегивал молнию на одной из сумок с видом человека, готового к отбытию.
***
Время 18:12
вечер того же дня.
— Корм я оставил на кухне, и наполнитель для лотка тоже там же... — Максим неловко почесал затылок, на мгновение отвёл взгляд в сторону Дани.
Тот стоял у скамейки в подъезде, куря сигарету. Как всегда, он был облачён в своё привычное: свободная чёрная футболка, поверх — утеплённая кофта угольного оттенка, и такие же тёплые штаны, цвет которых уходил в глубокую синеву. Через плечо была перекинута объёмная сумка, набитая всем необходимым для их непростого путешествия. Свет от лампы выхватывал из полумрака подъезда резкие черты его лица и дым, стелющийся в холодном воздухе.
Взор Максима вернулся обратно на Настю. Та стояла перед ним, по-добродушному улыбаясь и поглядывая на Пуджа, которого выгуливала на поводке. В её другой руке красовалось надкушенное яблоко.
— Мне, если честно, немного неудобно тебя просить... — продолжил Максим, сминая пальцами пачку крекеров, что решил взять в дорогу. — Мы ведь совсем недавно знакомы, а я уже с такой просьбой...
Ему и правда было неловко. Он нервно подправил капюшон своей любимой мешковатой жёлтой кофты, яркое пятно которой резко контрастировало с сумрачной палитрой подъезда и одежды Дани. В целом его наряд был схож с Даниным — та же практичная небрежность, те же тёплые вещи, готовые к дороге. Но из ярких акцентов — только эта солнечная кофта и почти белая, потрёпанная сумка через плечо.
— Не парься, я всё понимаю... Я присмотрю за котом. Возможно, удастся сдружить его с Пуджем во время вашего отсутствия, — усмехнулась брюнетка, принимая запасные ключи из рук Максима. Её взгляд на мгновение скользнул куда-то за его спину, туда, где у скамейки маячил мрачноватый силуэт Дани.
— Я не знаю, когда именно и через сколько мы вернёмся... Возможно, это вообще займёт лишь один день и... — Максим нервно теребил край своего рукава, пытаясь объяснить всю неопределённость их отъезда.
— Макс, мы так на поезд опоздаем.
Голос рыжего прозвучал резко, в нём явственно читались нотки сдержанного раздражения. Он снова чем-то был недоволен, и это заставило кудрявого лишь с лёгким разочарованием закатить глаза. Он перевёл взгляд на Настю, ища понимания.
Та, расстроив бровки в комичной гримасе, всё же продолжала ему мягко улыбаться. Она сложила руки с аккуратным маникюром и чуть помахала ими, словно отгоняя их прочь. Этот жест без слов говорил обо всём сразу: «Всё будет хорошо, я справлюсь, а вам правда уже пора бежать, а то опоздаете».
Максим лишь тяжко выдохнул, поправив очки мизинцем, и кивнул Насте, молча давая понять, что принял её негласный совет. Он уже собирался развернуться, как Даня решительно цепляется за лямку его дорожной сумки и, не говоря ни слова, начинает буквально тащить его в нужном направлении — к выходу из подъезда и к автобусной остановке.
— Если что — пиши! — на последок крикнул Максим, оборачиваясь и пытаясь поймать взгляд Насти, чтобы помахать ей рукой на прощание.
Девчушка сделала то же самое в ответ, утвердительно кивая ему. Её взгляд скользнул с Максима на Данину спину, напряжённо уходящую вперёд, и на его руку, всё ещё вцепившуюся в лямку сумки. Она смотрела на них, как на двух вечно торопящихся, неразлучных голубков, и это зрелище не могло не вызывать у неё лёгкой усмешки.
***Время 19:15
Поезд уже тронулся, с лёгким металлическим скрежетом набирая умеренную скорость. Размеренный стук колёс о стыки рельсов — для кого-то раздражающий, навязчивый шум, а для кого-то — древняя, умиротворяющая колыбельная, убаюкивающая тревоги и укачивающая в дорогу.
Вагон жил своей особенной жизнью, наполненной фоновой симфонией звуков и запахов. Где-то впереди, за ширмой, неумолчно трещали голоса — кто-то оживлённо обсуждал новости, кто-то делился дорожными историями. По узкому коридору, покачиваясь в такт движению, проходили пассажиры, их шаги отдавались глухим топотом по изношенному ковролину. Из-за приоткрытой двери купе доносился сдержанный смех и приглушённый шелест перетасовываемой колоды карт.
А ещё витал в воздухе тот самый, неповторимый поездной аромат — густой, уютный и вызывающий немедленный аппетит. Кто-то уже достал заветные запасы: вот пахнет солёным огурцом, вот — варёной колбасой, нарезанной аккуратными ломтиками, а вот и сдобным хлебом. Аромат свежеприготовленных бутербродов, щедро сдобренных маслом, смешивался с запахом горячего чая из термоса и создавал ту самую, непередаваемую атмосферу дороги, странствия и лёгкой ностальгии.
Максим, устроившись в пустом купе плацкарта, уже закинул обе сумки — свою и Данину — в тёмную нишу под нижней полкой. Он упёрся подбородком в ладонь, погружённый в созерцание. За окном вечернее небо медленно угасало в багрово-золотых тонах заката, периодически пропадая за мелькающим частоколом тёмных деревьев.
Было странно. Сейчас, в самый разгар внешнего хаоса, к которому он, казалось, привык, внутри царила необъяснимая, хрупкая тишина. На душе было спокойно — на удивление спокойно, хотя он и не принимал свои обычные таблетки перед поездкой. Это чувство по прежнему было немного пугающим.
Внезапно позади раздался глухой удар, а следом — сдавленное досадное шипение. Максим обернулся. Даня, с гримасой боли на лице, растирал лоб — видимо, только что с размаху стукнулся о железный поручень верхней полки.
— Сука, хуйня железоторчащая... — проворчал он сквозь зубы, — Нахуй её так пихать, тут ходить вообще невозможно...
В его руках бережно покоились две жестяные подставки для стаканов, из которых поднимался лёгкий пар и исходил горьковатый аромат свежего кофе. Продолжая недовольно бубнить под нос что-то непечатное про дизайнеров поездов, Даня подошёл к столику у окна. Его взгляд на секунду зацепился за пролетающие пейзажи, а затем он грузно опустился на койку напротив Максима. Одну из подстаканников он решительным движением пододвинул к нему.
Ты что, все места в плацкарте выкупил? — уточнил Максим, взяв нагретую металлическую ложку кончиками пальцев и начав медленно помешивать горячий, почти чёрный кофе. Его взгляд скользнул по пустеющим верхним полкам, ища подтверждения своим словам.
Даня отрицательно качнул головой, не отрывая глаз от мелькающих за окном сумеречных пейзажей.
— Не-а, — буркнул он, — просто места не выкупили. Так что это пространство в нашем полном распоряжении.
Макс чуть закусил губу, услышав эти слова, и снова перевёл взгляд на рыжего. Он неосознанно схватился руками за горячую чашку и тут же, с лёгким шипением, отпустил её, отшатнувшись.
Даня периферийным зрением уловил эту суету. Он взглянул на Макса, и на его лице промелькнула уловимая тень лёгкого смущения. Уголки Даниных губ сами собой поползли вверх в едва сдерживаемой ухмылке.
Он вдруг поднялся с места, потянулся к оконной ручке и с характерным скрипом открыл форточку, впуская в купе поток холодного, свежего ночного воздуха, пахнущего полем и скоростью. Затем он наклонился к своей полке, подхватил аккуратно сложенную, выстиранную до скрипа простынь — от неё пахло дешёвым порошком с оттенком хозяйственного мыла. Она буквально хрустела в его руках.
— Что ты делаешь?.. — непонимающе спросил Макс, приподняв одну бровь. Он следил, как Даня ловко завешивает проход к ним простынёй, закрепляя её уголки подушками с обеих сторон верхних коек, создавая подобие уединённой «комнатки».
— Дань... А если...
— Всё нормально, — спокойно, почти лениво перебил его Даня, отвечая на немой вопрос, читавшийся в широко раскрытых глазах кудрявого. — Так многие делают, если хотят уединения. Чтобы меньше глаз пялилось, когда в туалет идут, или просто от нечего делать.
Он подошёл к Максиму, не убирая с лица лёгкой, почти озорной усмешки, и вдруг присел рядом достаточно близко, чтобы плавно обнять его сзади и мягко развернуть к себе спиной.
Не чувствуя ни малейшего сопротивления или отторжения, Даня облокотил замолчавшего Максима себе на грудь, сам найдя опору спиной о стенку купе. Он замер, вдыхая тёплый, сладковатый аромат его пушистых кудрей. В воздухе повисло напряжённое, но не некомфортное молчание. Отсутствие каких-либо комментариев или действий со стороны младшего, который, казалось, полностью расслабился в его объятиях, было одновременно и приятно, и немного тревожно. Даня лишь чуть крепче сжал пальцы на его плече.
— Ты в порядке? — тихо, почти шёпотом, спросил старший.
Он плавно поддел рукой подбородок Максима, мягко заставляя того поднять к нему лицо. И замер, оцепенев. Перед ним были раскрасневшиеся щёки и растерянные, беспорядочно бегающие глаза, которые метались по его собственному, веснушчатому лицу, словно ища точки опоры.
— Макс?.. — снова позвал он, уже с лёгкой тревогой в голосе.
— Угу... Я в норме... — сбивчиво, почти задыхаясь, ответил кудряш, краснея ещё сильнее. Он опустил голову, пытаясь вернуть взгляд в безопасную зону окна, и чуть подтянул колени к себе, удобнее устраиваясь в ногах у Дани.
Он пытался расслабиться, хотя сердце бешено колотилось где-то в горле. Чтобы занять себя хоть чем-то, он потянулся за чашками с кофе, подтянул их ближе, его взгляд скользнул по рукам Дани, которые по-прежнему лежали у него на животе, продолжая мягко обнимать.
— Дань... — негромко начал Макс.
Он медленно, почти нерешительно, положил свою ладонь поверх татуированной руки Дани. И тут же ощутил, как та поддаётся, отвечает на прикосновение, и их пальцы постепенно, будто сами собой, сплетаются в тёплый, неровный замок. А снизу живота потянуло такой тёплой, сладкой волной, что аж бросило в мелкую, приятную дрожь.
— Почему здесь? — снова попытался поднять голову Максим, но этому мягко помешал подбородок рыжего, упрямо лежащий на его макушке.
Кашин не спеша перебирал пальцы Макса, слегка сминая и поглаживая их, в то время как его вторая рука по-прежнему покоилась на животе, ощущая под ладонью ритм чуть замедленного, но глубокого дыхания.
— Ну, раз ты так хочешь, можем делать это посреди вагона, на виду у всех, — прошептал он прямо в пушистые кудри, и вдруг сделал вид, что готов встать, обхватив Макса поперёк груди и слегка приподняв его за собой. Лёгкая, озорная ухмылка не сходила с его лица.
— Нет, стой! Оставайся на месте... — почти выпалил Максим, цепляясь пальцами в слегка подрагивающий от вибрации поезда столик.
Он почувствовал, как старший, с тихим смешком, усаживается обратно, возвращаясь в прежнюю позу. Максим с облегчением вздохнул, прикрыл глаза и снова облокотился о Данину грудь, но на этот раз повернулся к нему в ногах полубоком. Теперь он отчётливо слышал, как под тонкой тканью футболки ритмично и громко бьётся чужое сердце — такое же взволнованное, как и его собственное.
Они просидели так минут двадцать, а то и все тридцать, погружённые в тишину, нарушаемую лишь мерным стуком колёс и чужими приглушёнными голосами из-за простыни.
Они просто наслаждались близостью — тёплой, немой, но такой насыщенной. Каждый прислушивался к дыханию другого, к ритму сердца, к малейшему движению. Их взгляды были устремлены в окно, где последние лучи солнца на прощальном закате золотили мелькающие поля и леса, заливая их купе тёплым, алым светом.
В какой-то момент это стало казаться чем-то невероятным, почти сюрреалистичным — и таким уязвимым, таким обычно недосягаемым. Просто сидеть вот так, в полумраке наступающего вечера, не скрываясь, не отстраняясь, позволяя себе эту простую роскошь — быть рядом, чувствовать кожей тепло другого, и, самое главное, не прятать этого — ни от мира за занавеской, ни, что было куда важнее, — от самих себя.
***
Время 22:30
Даня вышел покурить во время технической стоянки на какой-то безвестной станции. По ощущениям, они застряли где-то в глухом лесу или маленьком селе на долгом пути из Питера в Казань.
Максим ещё не спал, хотя обычно уже давно бы лежал в полудрёме. Он неспешно потягивал горячий чай, заедая его крекерами. Рядом на столике стояла тарелка с недоеденными бутербродами и банка гранатового «Швепса» — тот самый, что, кажется, так нравился Дане.
Внезапно поезд дёрнулся и, с лязгом сцепив вагоны, медленно тронулся. Максим инстинктивно упёрся ногами в пол, чувствуя, как напряглись пальцы. Он нахмурился, отставил чашку и тревожно посмотрел на простынь, всё ещё висевшую вместо шторы.
Даня не вернулся.
Сердце ёкнуло. Успел ли он зайти? А выходил ли вообще из поезда? Максим прислушался — за занавеской слышались шаги, голоса, хлопанье дверей... но знакомого низкого тембра среди них не было.
Вопросы посыпались в голове, как облупившаяся штукатурка, заставляя кудрявого вскочить с места. Лёгкая паника уже подталкивала его выйти в коридор на поиски рыжего, но в этот самый момент простынь с другой стороны дёрнулась и откинулась.
На пороге их импровизированного «купе» стоял сам Даня. Весь взъерошенный, с торчащим из рыжих волос виноградным листком. На веснушчатой щеке алела свежая, но неглубокая царапина, которая, впрочем, лишь добавляла ему диковатого шарма. А самое главное — всё его лицо озаряла довольная, почти мальчишеская ухмылка.
Причиной столь радостного вида была крупная гроздь тёмного винограда, которую он бережно держал в руках. Даня протянул её ошарашенному Максиму.
— Ты откуда это взял?? — не поверил своим глазам кудряш, вставая на носки, чтобы аккуратно извлечь тот самый листок из спутанных рыжих прядей.
— Да там, пока стояли... я ж курить вышел, — начал объяснять Даня, с наслаждением разжёвывая сочную ягоду. — А неподалёку, в полях, идут виноградники... деревья, кусты — я хрен его знает. Увидел — решил сорвать. Смотри, какой крупный.
Он оторвал ещё одну тёмно-фиолетовую, почти чёрную ягоду и забросил её в рот, явно наслаждаясь вкусом.
— М, бля, вкусно, — смачно проговорил он, сок чуть брызнул на губы. — Попробуй.
Он снова протянул ветку Максу, но тот даже не взглянул на виноград. Его взгляд был прикован к тонким губам Дани, по которым измазанной каплей стекал тёмный, почти лиловый сок. Максим замер, чувствуя, как по щекам разливается горячая краска.
Вдруг он резко отшатнулся, отводя глаза в сторону, к тёмному окну, в котором отражалось его смущённое лицо.
— Я... обязательно его попробую, но чуть позже... — пробормотал он, голос дрогнул. Пальцы нервно сжали железный поручень койки, пытаясь найти хоть какую-то опору в этом внезапном водовороте стыда и желания.
Даня приподнял бровь, с лёгким недоумением наблюдая за реакцией кудрявого. Он видел, что тот явно растерян и взволнован, но не мог понять причину.
— Мне нужно отойти, я сейчас... — пробормотал Макс, протискиваясь мимо Дани и почти выскальзывая в коридор.
Он быстрыми шагами направился к уборной, едва не влетев внутрь, и захлопнул за собой дверь. Опершись о раковину, он открыл кран и уставился на струю холодной воды, а затем — на своё отражение в небольшом зеркале. Его лицо пылало ярким румянцем, и он прекрасно понимал, от каких именно мыслей и представлений, вспыхнувших у него минуту назад.
Он умылся ледяной водой, стараясь перевести дух и собраться с мыслями. Сделав глубокий вдох, он уже потянулся к замку, чтобы выйти, но дверь распахнулась сама, едва щёлкнула задвижка.
Внутрь тесного пространства вошёл Даня. Он плавно, но уверенно взял Максима за плечо, отвёл его немного в сторону и закрыл дверь, на мгновение оглянувшись через плечо в коридор. Затем его взгляд вернулся к шоколадным, полным смятения глазам Максима.
— Мне стоило сразу догадаться. — тихо прошептал Даня, мягко подводя абсолютно растерявшегося Максима к шаткой раковине.
Он заставил того слегка отклониться назад, вжаться поясницей в холодную нержавеющую сталь, а своими руками упереться в его напряжённые плечи.
— Ты ч-чего?.. — сбивчиво выдохнул Максим, широко раскрыв глаза.
Он смотрел, как Кашин ловко вытаскивает из кармана две тёмные, сочные виноградины, закидывает их в рот и смачно хрустит, раздавливая ягоды зубами. Сок чуть окрасил его губы в лиловый оттенок.
Не говоря ни слова, Даня прислонился ближе. Он с осторожностью обвёл рукой его спину, притягивая к себе, а второй запустил пальцы в мягкие, непослушные кудри у него на затылке. Всё это время он внимательно наблюдал за каждой реакцией, за каждым изменением в выражении лица Максима.
Наклонившись, он остановился буквально в паре миллиметров от его губ. Дыхание смешалось. Пальцы Дани продолжали успокаивающе перебирать пряди, хотя в шоколадных глазах младшего он ясно читал всё то же трепетное волнение, смешанное с ожиданием.
Максим словно статуя замер на месте, не решаясь сделать ни единого движения, но и не пытаясь сопротивляться. Его руки предательски дрожали, ладони стали влажными от понимания: Даня всё знает, всё чувствует... и желает того же.
От резкой встряски вагона на стыке рельсов Даня невольно, почти без усилия, прикоснулся губами к его губам. Он почувствовал, как Максим от неожиданности приоткрыл их, и в животе у обоих взорвались целые фейерверки.
И тогда Максим сам потянулся навстречу, вцепившись пальцами в ткань кофты на плечах Дани. Он ощутил его горячий, резкий выдох прямо в своё лицо — и этого было достаточно, чтобы сорваться с места.
Даня впился в его губы уже осознанно, жадно и глубоко, полностью поддавшись порыву. Он прижал Максима к себе ещё крепче, чувствуя, как тот отвечает ему с той же дрожащей, но искренней силой. Холод раковины в спину, тёплые руки в волосах, сладковатый привкус винограда и металлический привкус страха и желания на языке — всё смешалось в один ослепительный, оглушительный момент.
О, как блаженно было ощущать этот странный, пьянящий коктейль — сладковатый вкус виноградного сока, смешанный с прохладным отголоском ментола на языке. Именно этого, именно этой близости ему хотелось ещё так давно, почти отчаянно... Максим зажмурился, попросту отключаясь от реальности, боясь встретиться взглядом с Дaней, но продолжая отвечать на его всё более углублённый, настойчивый поцелуй.
По всему его телу пробежали табуны мурашек, а в голове проносились вереницы невероятно громких, ярких мыслей и образов, понятных и видимых только ему одному — смутные фантазии, скрываемые желания, внезапно ставшие осязаемыми.
Когда лёгкие начали гореть от нехватки воздуха, первым отстранился Максим. Он рвано, прерывисто дышал прямо в чуть влажные, распухшие от поцелуя губы Кашина, пальцы всё ещё впивались в его плечи, не желая отпускать. Наконец он открыл затуманенные глаза и увидел на обычно колком и насмешливом лице Дани необычайную мягкость и такую явную, открытую нежность, что сердце ёкнуло. Зрачки его были расширены до предела, тёмные и бездонные, и от этого захватывало дух.
Слегка нервно, Максим облизнул уголок собственных губ, сглатывая слюну, и тихо выдохнул:
— Дань...
— Я люблю тебя... — тихо, почти бормоча, прошептал рыжий, не отрывая тёмных, расширенных зрачков от Максима.
Его рука медленно сползла с кудрявых волос на щёку, и прикосновение было на удивление нежным, слишком осторожным. Пальцы едва ощутимо погладили горячую кожу, смахивая непослушные кудрявые пряди с лица.
Максим ласково улыбнулся ему в ответ, и всё его существо наполнилось одним лишь жгучим, навязчивым желанием — снова притянуть его к себе и поцеловать, ответить на эти слова безмолвно.
Но в этот момент в дверь резко, настойчиво постучали, и ручка дёрнулась, пытаясь открыться изнутри.
Максим и Даня шарахнулись друг от друга, как пойманные на месте преступления школьники, уставившись на дребезжащую дверь. Из-за неё послышался раздражённый, пронзительный женский голос:
— Да кто там так долго сидит! У меня ребёнок сейчас прямо под двери нагадит!