Глава 8
Зачем я согласилась на эту игру? Чтобы доказать брату, что смогу выбраться из новой клетки? Возможно, с победой я желала освободиться от оков, которые сдерживают меня в этом новом, мрачном месте.
Так или иначе, все это неважно — я проиграла. Редко кому отдаю эту возможность с легкостью, и Весперу не собираюсь. Возмездие еще впереди. Не в моем характере сдаваться.
МакНамер нервно озирается по просторной гостиной, убранство которой говорит о богатстве и безупречном вкусе. Темные тона, мягкий ковер у камина, блеск полированного дерева — все это контрастирует с моей изувеченной ногой и царапиной на душе.
Как бы это ни было странно, за всю свою жизнь я редко получала травмы, даже когда была ребенком, который неугомонно лазал по деревьям. А если и получала, то мелкие ранения быстро заживали. Поэтому воткнутый в мою ногу гвоздь стал, без шуток, «достижением» в двадцать лет.
Веспер удаляется, очевидно, чтобы найти аптечку. Его нет долгие пять минут, но когда он возвращается, я, в своем репертуаре, щетинюсь, потому что не собираюсь позволять ему помогать мне.
— Я сама, — твердо заявляю я.
Веспер, всегда уверенный в себе, застывает и с каким-то не понимаем смотрит на меня своими голубыми глазами. Я вижу в них... недоумение? От чего? От того, что я сама могу справиться? Или его озадачивает собственный порыв помочь мне?
Ничего не говоря, мужчина медленно подходит ко мне и, все еще озадаченный чем-то, что известно лишь ему, садится передо мной на колени. Я же безотрывно смотрю в его лицо и пытаюсь понять, что же так овладело его мыслями. Даже не замечаю, как Веспер снимает с моей ноги кроссовок и носок, касаясь своими холодными пальцами моей ступни, от чего по коже пробегает приятный холодок.
— Ауч! — вскрикиваю я, когда жених без предупреждения вытаскивает гвоздь из моей ноги. — Козел!
Веспер не отвечает. Он вообще никак не реагирует на мои слова или действия. Очень сосредоточенно, даже напряженно, обрабатывает мою рану. Его брови сдвинуты на переносице, а взгляд недовольный, болезненный, словно он не помогает мне, а наносит себе новые увечья. Будто не я в этой ситуации пострадавшая сторона, а он.
Резко выдергиваю стопу из его холодных и приятных ладоней, не обращая внимания на боль. Окровавленная ватка падает с руки мужчины, а он, словно находясь в оцепенении, продолжает смотреть прямо перед собой. Так проходят долгие несколько секунд, пока мое терпение не лопается.
— Слушай, не хочешь помогать — не надо. Твоя помощь мне не нужна, — ворчу я.
Снова молчание. Ноль реакции. Недоуменный Веспер переводит взгляд на мою ногу и не двигается с места.
— Да что с тобой? — возмущаюсь, но тут в гостиную входит испуганный Влад.
Веспер, очнувшись от транса, переводит пронзительный взгляд на парня, словно тот в чем-то виноват. Поднявшись с колен, МакНамер, даже не взглянув на меня, выходит из гостиной, оставив нас двоих в напряженной тишине, будто я не на гвоздь наступила, а где-то поблизости взорвался вулкан, и теперь нам всем грозит смерть.
«Легче дышать стало, как только он ушел».
Беру бинт, чтобы скрыть рану от своих глаз под его слоем и скорее убраться отсюда. Кажется, действительно, моя комната в этом доме стала моей крепостью, в которой меня не смогут достать непонятные тараканы Веспера.
— Ты слишком ярко думаешь, — говорит Влад, садясь рядом со мной.
Перевожу взгляд на дворецкого и перестаю перевязывать рану. Он кажется умиротворенным, хотя еще минуту назад испуганно смотрел на своего хозяина.
— А ты у нас мысли читаешь? — со смехом спрашиваю я, продолжая перематывать ногу.
— Нет, — спокойно отвечает он. — Просто очень хорошо понимаю людей. И вижу, ты прям искришься.
— Решил быть психологом?
— Скорее, твои эмоции сейчас излишни. Ничего страшного не произошло.
«Ну все!».
Оборачиваюсь к Владу, намереваясь обдать его своим самым ненавистным взглядом, но меня останавливает его... испуг?
— Слушай, я может, и бываю вспыльчивой в своем поведении, но не монстром, все же. Не бойся меня, — стараюсь успокоить я.
Еще не хватает, чтобы работник начал бояться меня. В конце концов, независимо от того, что мы находимся на разных ступенях в иерархии клана, служащие люди, неважно, будь это простой боец или горничная, делают гораздо больше, чем я.
Влад, ничего не ответив, встает с кровати и выходит из гостиной.
«Попала в новый сумасшедший дом. Будто старого мне недостаточно».
Правда, на следующий день Влад, как ни в чем не бывало, улыбается мне и ведет себя со мной предельно вежливо. Словно и не было того странного диалога между нами в гостиной.
Дворецкий также решает предупредить меня, что без разрешения хозяина дома вход в его кабинет мне строго запрещен.
«Больно он мне нужен, что хозяин, что его кабинет».
Хотя, если честно, сгораю от любопытства. Возможно, там можно найти ответы на вопросы, в том числе касающиеся самой личности Веспера.
У меня нет желания общаться с Веспером, который почему-то решил, что раз уж не отшлепал меня, то я тут же оттаю и смогу с ним обсудить все. Начнем с того, что это была его идея играть в эту дурацкую игру, которую смело можно назвать «насади меня на гвоздь». А после он еще и вел себя, как козел. Да и мне кажется, что этот хитрый лис еще припомнит мне свои шлепки, когда ему представится для этого удачная возможность.
Прошло три дня с того момента, как Веспер вновь забрал меня на свою виллу, с которой я так стремилась сбежать.
За все это время Пол ни разу не связался со мной, как и мама. Вероятно, они уже забыли, что в рядах клана есть такая своенравная девица, как Джанан Хардинг. Наверняка, мое отсутствие стало для них освобождением от многих проблем. Брат вообще избавился от главной головной боли в своей жизни. Возможно, стал крепче спать по ночам.
Ничего, он еще услышит мое имя. Благодаря его последнему поступку становиться послушнее, а уж тем более идти ему на встречу — у меня нет никакого желания.
Я не отчаиваюсь. В моей жизни есть кто-то, кто поддерживает меня — Джерри. По телефону он рассказывал мне о делах в университете. Также поведал о Глене, который задавал много вопросов о том, почему я ушла в академический отпуск. Друг молчит, как партизан, и я благодарна ему за это. Еще подумают, что я залетела, черт.
Единственным, кого я впускаю в свою комнату, является Шакал. Этот пес внимательно слушает меня, когда я то жалуюсь ему на свою жизнь, то рассказываю забавные истории о взаимодействии с другими собаками. Иногда мне кажется, что он действительно смеется вместе со мной. Настолько с ума схожу от одиночества.
— Чувствую себя ужасно, — жалуюсь ему, сидя на полу с перевязанной ногой. — Хочу сбежать из этого дома.
«Хочу к своему компьютеру. У меня осталось мало времени, чтобы воспользоваться своей программой. Ведь вероятность «попасться» потом увеличится в разы».
Шакал поворачивает голову к подносу с едой. Обычно он так делает, чтобы показать мне, что я должна поесть, но у меня нет аппетита. Возможно, причина в нервном напряжении или же недоверии, закравшемся в душу. Как вспомню Веспера — его таинственный взгляд и усмешку на губах. Неужели он мог бы подсыпать что-то в пищу? Я не могу позволить себе быть такой легковерной.
«Словно нахожусь на рушащемся мосту, где каждый шаг требует предельной осторожности».
Пес поднимается на четыре лапы и подходит к тумбе, на которой стоит поднос. Ждет от меня внимания и тихо лает, давая понять, что ему что-то от меня нужно.
— Чего ты хочешь? — спрашиваю, поднявшись с пола.
Шакал виляет хвостом и строит милую мордашку. В первый раз вижу его таким.
— Был бы твой хозяин также очарователен, возможно, я бы даже не желала ему врезать, — ехидно говорю я, погладив пса. — Ты голоден?
Тот утвердительно лает, и я обращаю внимание на поднос с обедом.
«Мм... мясное жаркое со свежим горошком. И мой любимый кранахан...»
Я аккуратно поддеваю пальцем кусочек мяса и подношу его к Шакалу. Тот очень аккуратно забирает его с моих пальцев и с удовольствием пережевывает.
— Рада, что ты оценил. Хочешь еще? — спрашиваю, но Шакал никак не реагирует на мой вопрос.
Он внимательно и молча смотрит на меня, будто хочет что-то сказать. Я поворачиваюсь то к нему, то к подносу. И тут до меня доходит...
— Ты съел мясо, чтобы показать, что еда съедобна для меня? — ошарашенно спрашиваю я.
Шакал резко лает, подтверждая мои слова. До чего же умный пес. Веспер сам его дрессировал?
— Хорошо, я доверюсь тебе, — говорю, взяв тарелку с жарким в руки.
Устроившись на полу, накалываю на вилку кусочек мяса и кладу его в рот. Тот тут же тает во рту. Я издаю стон удовольствия, осознавая, какой же я была дурой, отказываясь есть все эти дни. Бедный Влад, который каждый день уносил обратно полные подносы с уже несвежей пищей и после приносил их обратно с новыми блюдами, оставаясь, при этом, таким же любезным.
Я съедаю жаркое за какие-то три минуты, испытывая райское удовольствие.
«Обожаю свежий горошек».
После этого приступаю к своей любимой жаренной овсянке с медом, виски, сливками и голубикой. Вкус алкоголя в хлопьях пробуждает во мне воспоминания о доме. Я съедаю половину, не в силах больше ощущать психологическое напряжение от привкуса старого на языке.
— Спасибо, Шак, — благодарю пса. — Я могу тебя так называть?
Смеюсь на его ободрительный лай, однако положительные эмоции так и не вернули мне желание доесть овсянку. Мысли о месте, где я провела последние четырнадцать лет, неизбежно наводят меня на другие — о компьютере и об информации, которую я могу раздобыть. Мне нужно ненадолго вернуться домой.
Ставлю тарелку на поднос, но продолжаю сидеть на полу рядом с собакой.
— Мне нужно домой, Шак. Прямо сейчас. Ты поможешь мне выбраться отсюда?
Шак тихо рычит в ответ на мой вопрос, но продолжает смотреть на меня, словно принимает решение.
«Джанан, ты просишь помощи у собаки... у собаки! Эти существа, конечно, умные, но не настолько же».
Внезапно пес начинает прыгать на месте и показывает мордой на дверь. Я это принимаю как знак «да».
Быстро переодеваюсь в джинсы и худи. Беру с собой рюкзак со всем необходимым и, слегка прихрамывая, следую за Шаком по коридору. Думаю, что доберман поведет меня вниз к выходу, но он ведет именно в сторону кабинета Веспера, который, насколько я знаю, сейчас отсутствует в доме.
— Ты уверен? — недоверчиво спрашиваю я.
Шакал не подает признаков внимания на мой вопрос, лишь толкает лапой дверь, и та с легким шорохом открывается. В эту секунду в памяти всплывают слова Влада, предупреждающие меня о том, что вход в кабинет хозяина — шаг, который мне следует избегать. Но внутри меня разгорается странное противоречие: страх сплетается с предвкушением, порождая вихрь эмоций.
Я не успеваю рассмотреть внутреннее убранство кабинета, скорее, потому что на это нет времени. Следую за Шакалом, который ведет меня к небольшому шкафу и показывает лапой на вторую полку сверху. Неуверенно открываю ее и замечаю ключи от машины.
«Точно, мне нужно как-то уехать отсюда. Сомневаюсь, что до дома Веспера ходит общественный транспорт».
Уверенно беру ключи в руки и направляюсь к двери, но внезапно останавливаюсь, заметив странную книгу, одиноко лежащую на тумбе. Ее обложка темна, как безлунная ночь, и лишь эмблема, сверкающая на ней, пробуждает во мне любопытство. Однако прежде, чем успеть рассмотреть ее более детально, мрачное предчувствие охватывает меня, и в этот миг желание сбежать становится еще важнее.
«Мне нужно торопиться».
Пока мы движемся к гаражу, я улавливаю отсутствие хотя бы одной камеры видеонаблюдения в этом доме. Сперва это кажется мне необычным, но вскоре осеняет: Веспер, таким образом, оберегает себя от угрозы слежки, беря на себя контроль за собственной безопасностью.
«Смело».
Как только я и Шак заходим внутрь гаража, перед нами предстает порядка десятка различных машин. Не успеваю их рассмотреть, потому что замечаю охранника, входящего с другой стороны.
Нагибаюсь и прячусь за черным "мерседесом". Из укрытия я внимательно наблюдаю за движениями мужчины. На первый взгляд, он одет по стандарту — черная форма, наушник в одном из ушей, на лице прочерчены тени, играющие на строгих чертах. Мрачный вид лишь подчеркивает его сосредоточенность. Понимаю, что любые мои действия сейчас должны быть максимально осторожными. Дыхание становится более частым, но я стараюсь сохранять спокойствие.
Охранник, кажется, не подозревает о нашем присутствии, его внимание поглощено мониторингом площади гаража. Когда он начинает приближаться к машине, за которой мы прячемся, я огибаю ее медленным ползком на корточках со стороны багажника. Человек в черном остановился возле капота и замер.
— Гараж, время 18:00, все чисто, — отчитывается он и, наконец, удаляется к двери, через которую недавно вошел.
Я с облегчением выдыхаю, когда слышу грохот от закрывающейся двери. Жму на пульт, и "мерседес", стоящий рядом с нами, сигналит, от чего я невольно подпрыгиваю на месте.
Открыв дверцу, пропускаю сначала Шака, который садится на пассажирское сидение, будто уже делал это сто раз. Заводя мотор, сжимаю рулевое колесо и осознаю: мой выезд за пределы территории дома не останется незамеченным. Как только я выеду из гаража, меня тут же обнаружат, значит, времени будет совсем мало.
Шак ободряюще лает, вырывая меня из собственных мыслей. Поворачиваясь в его сторону, замечаю тонированные стекла, что, конечно, сыграют мне на руку. Возможно, охранники хоть на минуту замешкаются, посчитав, что за рулем Веспер.
«Не трусь, Джанна. Ты смело сбегала с мероприятий... и с этим справишься, наверное».
Глубоко выдыхаю и сдаю назад, выезжая на небольшую, центральную дорогу. Спасибо Кревану за уроки вождения, иначе бы ехала сейчас, как на танке.
Медленно подъезжаю к воротам и, с колотящимся сердцем в груди, нажимаю на кнопку. Они неторопливо открываются, испытывая мои и без того слабые нервы.
Наконец, замечаю за ними придомовой участок и охранников, которые, к моему удивлению, не обращают никакого внимания на выезжающую из гаража машину. Неуверенно жму на педаль и направляю автомобиль в зону выезда, но мужчины даже глазом не ведут, словно им запрещено смотреть на меня.
«До чего же вновь странно...».
В итоге я, преодолев сильный страх от того, что в любой момент меня могут поймать, выезжаю за пределы территории виллы на дорогу, ведущую через лес. Дрожащей рукой набираю адрес в навигаторе, который показывает, что до моего дома ехать целых пятьдесят минут. Веспер действительно живет далеко от Глазко.
Пока еду в сторону шоссе, краем глаза замечаю, что Шак внимательно наблюдает за мной.
«Пес весь в своего хозяина, такой же с приветом».
Усмехаюсь вслух своим мыслям.
«На себя посмотри, Джанан».
В это время суток Пол с мамой, погруженные в дела клана, должны находиться в главном офисе. И, несомненно, я испытываю радость от этого обстоятельства. У меня сейчас нет времени на объяснения перед ними, как и в принципе желания видеть их.
— К срочным новостям, — вдруг заговорило радио, прервав музыкальную композицию. — Возле здания парламента произошел взрыв. Правоохранительными органами сообщается, что есть пострадавшие. В данный момент ведется следствие на предмет террористической атаки.
За пределами стен моей тюрьмы зарождается своя буря. Власти уже должны обратиться за помощью к МакНамерам и Хардингам — единственным шотландским кланам, которые специализируются на киберпреступности.
Уверена, то, что произошло, является терактом. Вряд ли взрыв мог бы произойти просто так близко к «сердцу» Шотландии. Но вопрос, зачем это было сделано, остается открытым. Возможно, ответ можно будет найти, анализируя цифровые следы, оставленные злоумышленниками. Мой брат, который всегда был в центре таких дел, вероятно, уже работает над этим. У нас в клане заказы подобного рода всегда имеют высокий приоритет.
Но, к сожалению, я не могу участвовать в этом процессе. Пол никогда не посвящает меня в работу клана, утверждая, что это слишком опасно для молодой девушки. Вместо этого он предлагает мне заниматься чем-то более безопасным, например, бумажной волокитой, что абсолютно меня не привлекает. Поэтому я сама нашла для себя более интересную работу.
Паркую машину в километре от родного дома, выключаю зажигание и, замерев на мгновение, замечаю на обратной стороне пульта сигнализации выгравированную надпись: «Он поможет тебе».
— Что это значит? — вслух спрашиваю я, а в ответ получаю лай Шака.
Кто оставил эту надпись и какое значение скрывается за этими словами? Это машина Веспера, возможно, кто-то подарил ему ее с этим посланием, а его смысл случайно совпал с происходящим сейчас.
Встряхнув головой, пытаюсь избавиться от нарастающего чувства растерянности и, наконец, выхожу из машины. Вокруг меня знакомая обстановка — улица, а за ней, словно охраняемый секрет, скрывается наша резиденция, окруженная километром высоких деревьев.
Уверенно направляюсь к своей любимой тропинке, которая ведет к слепой зоне забора, где, как я знаю, можем незамеченными пробраться на территорию.
С каждым шагом мое сердце начинает стучать все быстрее, наполняясь волнением и предвкушением. Помню, как брат неустанно проверял забор на наличие «лазеек», пытаясь поймать меня на горячем, но, в конце концов, смирился с тем, что я всегда найду новые способы пробраться туда, куда мне хочется.
Наконец, мы достигаем узкого отверстия в заборе. Оно кажется таким же, каким я его запомнила — чуть больше метра в высоту. Пролезаю через него, а потом жду, когда Шак сделает то же самое. Его шершавая спина касается моих ног, когда он оказывается рядом.
Теперь мы на знакомой территории, и я оглядываюсь, чтобы убедиться, что мы остались незамеченными.
— Идем, — командую я.
Мы прячемся за беседкой, в которой курят охранники. Сейчас она пуста, и это отличная возможность, чтобы затаиться.
— Веди себя тихо, — прошу я Шака, гладя его по голове.
Достаю телефон и запускаю приложение, предназначенное для сбоя сигнализации. Приятные воспоминания тут же накрывают: как мой отец трудился над его созданием, чтобы однажды разыграть Кревана, который два года назад доверил мне эту интересную находку.
«Надеюсь, друг, ты сейчас отсутствуешь в доме, иначе, когда начнется суматоха, сразу догадаешься, чьих она рук дело».
Завизжала сигнализация, предупреждающая о сбое виртуальной системы охраны. Замечаю, как бойцы суматошно выбегают из главного корпуса и бегут в сторону здания с контроллером системы безопасности.
Мое тело трясется от страха, когда я делаю несколько попыток приблизиться к входной двери, прячась то за деревом, то за припаркованной у дома машины. Шак в это время ведет себя, как хорошо обученный пес, строго следуя моим командам. Иногда мне кажется, что он сам чувствует, когда стоит покинуть укрытие, а когда нет.
Наконец, мы оказываемся в доме. Не теряя времени, бегом направляемся на второй этаж, где находится моя комната. Добравшись до пункта назначения, закрываю дверь изнутри и на секунду замираю, чтобы успокоить сердце и пульсирующую боль в стопе.
— Мы справились, — говорю я Шаку, который спокойно сидит рядом и смотрит на меня.
Я же, запыхавшаяся, осматриваюсь и замечаю, что комната полностью пуста — моего компьютера нет.
— Черт! — вскрикиваю я. — Совсем вылетело из головы, что брат решил избавиться от моего компа.
Резко выхожу из комнаты и сталкиваюсь с прислугой. Хватаю девушку за локоть и затаскиваю вовнутрь, прижав ту к стене.
— Не кричи, — рычу я, закрывая ладонью ее рот. — У меня нет на это времени. Где мой компьютер?
Девушка хлопает глазами, видимо, узнав во мне сестру главы клана.
— Вы... он... в подвале, — дрожащим голосом отвечает она.
«Только не это. Пол знает, что я не люблю это место».
— Раздевайся, — командую я.
— Что...?
— Раздевайся. Дашь мне свою одежду. Выйдешь из этой комнаты только через полчаса, поняла меня?
Та испуганно кивает, начиная снимать с себя униформу вместе с косынкой, под которой я тут же стараюсь спрятать свои рыжие, узнаваемые локоны. В итоге получилось прикрыть только макушку головы.
Надев униформу для прислуги и пряча остальную одежду в рюкзаке, покидаю комнату, ни разу не взглянув на полуобнаженную девушку, сидящую на голом матрасе.
— Шак, веди себя тихо и осторожно, — говорю я, когда мы спускаемся вниз на первый этаж, где сейчас должно быть многолюдно.
Опустив голову, прохожу мимо нескольких работников дома. На Шака они даже не обращают внимания, наверняка приняв его за бойцовского пса, принадлежащего кому-то из охраны.
Мы подходим к лестнице, ведущей в подвал. Ранее моя семья никогда не приносила работу в дом, пока мой отец не умер; после этого подвал превратился в хранилище не только ненужного хлама, но и в место, где пытают тех, кого мой брат назначил врагами.
Я всегда испытывала отвращение к этому месту, ибо по ночам оттуда доносятся жуткие крики, словно отражение страха и страданий, запечатленных в его стенах. Подвал стал безмолвным свидетелем мрачных тайн и нарушенных судеб, вдыхая в себя тьму, которая охватывает наш дом. В каждом скрипе этой старой лестнице слышится глухое эхо потери, и в каждой тени прячутся образы, от которых хочется бежать.
Это не просто место — это непрекращающийся кошмар, пронзающий тишину и заполняющий пространство страхом, которому нет конца. Я не могу вынести муки, скрывающейся в недрах этого мрачного убежища.
«Там пахнет Смертью».
Резко выдыхаю.
«Нельзя медлить».
Сжимаю кулаки и делаю шаг к лестнице. Мысль о необходимости добраться до компьютера пересиливает мой страх, и вот я вступаю на холодный, пропитанный кровью бетон. Запах металла ударяет в нос, и я тут же прикрываю его рукой.
Мрак сгущается вокруг, и я чувствую, как он обнимает меня своими холодными тенями. Освещение здесь тусклое, и единственный свет исходит от слабо горящих лампочек, развешанных вдоль стены. Передо мной стоят старые ящики, испачканные кровью. И я понимаю, что это не просто хлам — это память о том, что скрывают эти стены.
Взяв себя в руки, направляюсь в соседнее помещение, где в свете скромной лампы замечаю свой компьютер, мирно стоящий на столе. Не теряя ни секунды, включаю его и с радостью обнаруживаю, что он функционирует исправно, как и несколько дней назад.
Введя необходимые пароли, приступаю к загрузке программы на флешку, которую принесла с собой. Времени катастрофически не хватает, чтобы приступить к злому системы прямо сейчас, и осознаю, что мне придется искать другой компьютер для реализации своего плана. Не менее важно — навсегда стереть свое творение с этого устройства.
Внезапно слышу тихое рычание Шака, за звуком которого следуют шаги. До завершения загрузки программы на флешку остаются считанные минуты; этого времени хватит, чтобы нас обнаружили.
Ставлю компьютер на спящий режим, маню пса к себе и прячусь с ним в пыльном, почти забитом барахлом шкафу. В этот миг я испытываю облегчение — нам хватает места.
«Флешбек тут же осаждает меня — я снова в шкафу. Опять мои глаза через крохотную щель наблюдают за происходящим снаружи».
— Тащите его сюда, — слышу я грубый мужской голос, который сопутствуют отчаянные всхлипы и стоны.
Через узкую щель замечаю... маму. Она стоит с каменным выражением лица в привычном одеянии, состоящем из черной блузки и юбки-карандаш. Светлые волосы собраны. На губах сидит ярко-красная помада под цвет ее туфель на высоких каблуках.
«Да ты сегодня экстравагантна, мамочка. Я вижу яркие тона в твоем одеянии. Неужто снег пойдет?».
Мама удивляет меня еще больше, когда делает кому-то громкую пощечину. Я стараюсь отодвинуться, чтобы увидеть, кто именно попался ей под руку, но пространство окончательно сковывает меня.
— Говори, — громко и твердо требует она.
— Не могу... — слышу я хриплый мужской голос.
— Говори! — кричит она.
В тон к ее крику слышу хлюпающий звук, говорящий о том, что в тело жертвы вонзают нож. Тот же неистово вопит от боли, от чего мои уши начинают болеть.
Шак тихо и коротко скулит.
— Я... правда... не могу!
Удар. Еще один. Звук глухого удара по плоти, смешанный с хрипом и отрывистым кашлем, пронзает меня до костей.
Я чувствую, как холодный пот покрывает мою кожу, а сердце колотится в груди, словно птица, запертая в клетке. Мама... моя мама, эта женщина, обычно сдержанная и дисциплинированная, превращается на моих глазах в беспощадного зверя. Ее лицо искажает гримаса ярости, глаза горят неестественным огнем.
Мужчина продолжает издавать приглушенные стоны, в которых слышны отчаянные просьбы о пощаде. Его голос, сначала твердый и уверенный, теперь превращается в жалобный шепот. Каждый выдох сопровождается хрипом и бульканьем, говорящим о тяжелых травмах. Я представляю себе кровавые раны, глубокие порезы, разрывающиеся ткани, избитое тело... эти мысли вызывают тошноту. Звук ножа, тупой и резкий, разрывает тишину снова и снова. Каждый удар вызывает новый вопль у мужчины, а затем его глухой стон.
Мама не останавливается. Она неумолима, как стихия. Ее движения точные, жестокие, лишенные всякой жалости. Я чувствую, как ужас пронизывает меня насквозь, парализуя и оковывая невидимыми цепями.
Наконец, наступает тишина, тяжелая и липкая, пропитанная запахом крови и смерти. Я слышу лишь свое биение сердца.
Мама же стоит неподвижно, ее фигура освещена бледным светом, падающим из потолочной лампы. Кровавые пятна украшают ее наряд, делая его жутким. Лицо матери, хоть и остается бесстрастным, выглядит уставшим, изможденным тяжелой работой. Она медленно поворачивается, и я вижу ее глаза. В них нет ни раскаяния, ни жалости, только пустота, бездна холодного, безразличного безмолвия. Это не моя мама. Это что-то другое, что-то страшное и непостижимое.
— Ты все равно сдохнешь, — бросает мама под стоны мужчины.
«Какой ужас».
Я затаиваю дыхание, чувствуя, как холодный пот стекает по спине. Я не могу поверить, что это происходит на моих глазах. Каждый крик и стон мужчины оставляют на моем сердце новые раны.
— Не... скажу, — повторяет он, все еще дыша.
— Что с ним делать, миссис Хардинг? — спрашивает один из охранников.
— Он нам ничего не скажет. Не пробиваем, как толстая стена. Фридамор хорошо готовит своих людей.
«Фридамор? Кто это?»
— Мне добить его?
— Нет, пусть сам подыхает. Ему недолго осталось.
После того как моими глазами было запечатлено ужасное убийство отца, я всеми силами пытаюсь отвергнуть реальность. Эта трагедия оставила в моей душе глубокую рану, которую ничто не может залечить. Я понимаю, что должна следовать заветам клана, и это для меня настоящее испытание. Возможно, если придется, я смогу поднять оружие, чтобы защитить себя и своих близких, но осознанно лишить жизни человека — это не про меня.
«Смогу ли я поднять на человека свою руку, если он сам на нее напорется?».
Эти мрачные поступки, о которых я даже не смею размышлять, противоречат всему, что я считаю моральным. В моей душе бушует внутренний конфликт. Почему отдаем в руки Смерти себе подобных? Зачем позволяем ей осквернять наши души? Мы становимся соучастниками ее жестокости по отношению к живым существам.
Я стремлюсь найти убийцу своего отца лишь для того, чтобы она ответила мне на главный вопрос: «Почему?»
Хочу доказать самой себе, насколько безрассудно мы, люди, поддерживаем Смерть.
Мои размышления прерывают звуки удаляющихся шагов. Я слышу, как дверь в подвал закрывается, и в этот момент адреналин наполняет меня. Быстро вылезаю из шкафа, вытаскиваю флешку и запускаю удаление программы, предварительно снова заблокировав экран. В этот момент тишину нарушает хриплый, мужской голос, который произносит лишь одно слово:
— Помогите.
Я замираю на месте, не осмеливаясь повернуться к почти безжизненному телу, но любопытство, как всегда, берет верх. Чувствую, как волнение проникает в каждую клеточку моего тела. И вот снова передо мной развертывается печальный процесс, предвещающий приход Смерти. Но в этот раз она явно медлит, словно наслаждаясь мучениями бедолаги, оставленного на краю вечности. Каждый его вдох — это борьба, каждое движение — лишь тень привычной жизни, которая ускользает сквозь пальцы. Я ощущаю тяжесть момента, не в силах оторвать взгляд от угасания его глаз. Этот хрупкий миг, наполненный отчаянием и неизбежностью, словно замирает в ожидании, сжимая сердце. Вместо быстрого освобождения — пытка, медленная, неумолимая, прерывающая молчаливую симфонию существования.
— Я не могу тебе помочь, — произношу я с горечью, осознавая всю безысходность ситуации.
У меня нет ни малейших знаний в области медицины, ни возможности вытащить его из этого зловещего места. К тому же, помощь в данном случае будет равносильна предательству, а я не могу так поступить.
— Убей меня, — вдруг произносит он, и его голос звучит так тихо, что я едва слышу его на фоне тишины, как будто каждое слово — это крик о помощи, который не находит отклика.
Подхожу ближе к его страдающему телу, игнорируя жалобный лай Шакала, который вьется у моих ног, словно пытаясь привлечь внимание. Сажусь рядом с жертвой, не заботясь о том, что могу запачкаться в его крови, ведь в данной ситуации все вокруг теряет смысл.
Передо мной мужчина, которому на вид около сорока лет. Его зеленые глаза, полные боли и отчаяния, словно проникают в самую душу. Он смотрит на меня с надеждой, но во взгляде читается и страх, и отчаяние. Его приоткрытые губы дрожат, словно шепчут о страхе, молят о помощи, которую я не могу ему оказать. Кровь медленно сочится из колотых ран, пропитывая ткань его рубашки, как бы маркая его мужество, несмотря на страдания.
В этом мгновении, когда время, кажется, замирает, ощущаю, как тяжесть его боли перекрывает все вокруг. Мир становится лишь фоном для этой трагедии, где звучат его молящиеся шепоты и еле слышный стук сердца, который теряется в предсмертном хаосе.
Я понимаю, что он мучается, и в этот момент у меня возникает вопрос: «Имею ли я право освободить его от страданий?»
— Пожалуйста..., — снова произносит он, и в его голосе слышится такая безысходность, что я чувствую, как в моем сердце что-то разрывается. Я не могу позволить себе быть равнодушной.
«А ты сама готова к этому, Джанан? Способна ли ты лишить жизни человека, беззащитного перед тобой?» - этот вопрос звучит в моей голове, как зловещий шепот.
Я беру в руки лежащий рядом нож, клинок которого пропитан его кровью, и осознаю, что он стал символом его страданий и моих внутренних терзаний. Под лай Шакала, словно находясь в прострации, подвожу холодное оружие к горлу мужчины, выжидая, собираясь с мыслями. Это ужасный шаг, и я знаю, что он может стать последним в его жизни, но что еще я могу сделать?
Чувствую, как его жизнь висит на волоске. Осознаю всю тяжесть выбора, который мне предстоит сделать.
«Люди, как самые разумные создания на Земле, ведут этот мир за собой, словно унаследовали для этого небесное право. Мы не знаем границ в своих притязаниях, ведя себя, как божьи любимчики, невзирая на последствия. Мы управляем судьбами других, действуя так, будто жизни окружающих не имеют подлинной значимости. Но каков же должен быть ответ на просьбу того, кто просит сам за себя?».
Продолжаю смотреть в молящие глаза мужчины, обреченного на страдания. Его жизнь, полная надежд и мечтаний, теперь свелась к этому моменту, и я чувствую, как его судьба переплетается с моей. Внутри меня разгорается борьба: с одной стороны, желание помочь, освободить его от мук, а с другой — страх перед последствиями, которые могут настигнуть меня.
«Я могу потерять себя, если пойду против своих принципов».
Думаю о том, как часто мы, люди, находимся в ситуации, когда Жизнь ставит нас перед выбором, который может изменить все. Как часто мы оказываемся в роли судьи, решая, кто достоин жизни, а кто — смерти. Ощущаю, как его страдания становятся частью меня, и в этот момент понимаю, что выбор, который мне предстоит сделать, не должен быть легким.
Я не могу просто взять и лишить его жизни; это не просто вопрос о том, чтобы положить конец его страданиям. Это вопрос о том, что значит быть человеком, что значит иметь право решать судьбы других. Взгляд мужчины становится все более умоляющим, и я чувствую, как его жизнь уходит, как песок сквозь пальцы. Вижу, как его тело слабеет, как каждая капля крови, вытекающая из его ран, уносит с собой часть его сущности. И в этот момент осознаю, что не могу позволить себе стать палачом. Не могу взять на себя эту ношу, эту ответственность за жизнь, которую он больше не хочет.
Опускаю нож, и в этот момент в моем сердце рождается новое решение. Я не могу его спасти, но способна сделать что-то другое — остаться с ним, разделить его страдания, дать ему понять, что он не одинок. Это может показаться малым, но в этом есть своя сила человечности, которую мы часто теряем в мире, где страдания становятся нормой, а жизнь — игрой.
— Забери его, — шепчу я, сама не веря в то, что говорю. — Забери его, прошу.
«Я не отдам тебе его собственными руками. Забери его сама, Смерть».
Закрываю лицо руками, чтобы не видеть то, что вот-вот может произойти.
— Умоляю.
В этот момент в и так холодном подвале температура становится еще ниже. Шакал, находящийся рядом, вдруг замолкает, как будто предчувствуя прибытие чего-то ужасного. Слышу, как меняется дыхание мужчины, что лежит рядом.
Зная, что ужасное снова происходит рядом со мной, начинаю глубоко дышать, стараясь успокоить себя. Его гортанное хрипение становится свидетельством надвигающегося конца, а затем, издав последний, мучительный свист, он замолкает.
Холод в помещении не отступает. Шакал сидит рядом, молчаливый, словно сам исчез. Но в воздухе витает еще одно присутствие — неясное, но, безусловно, ощутимое. Этот «кто-то» внимательно смотрит на меня, пленяя в своем мрачном внимании. Тишина, которая окутывает нас, обжигает, как ледяной ветер, а мое сердце колотится в унисон с незримым взором. Страх пронизывает каждую клеточку моего существа, но я не могу убежать от того, что нависло надо мной.
«Это все твоя игра воображения на фоне стресса, Джанан. Как тень убийцы твоего отца, которую ты видишь в своих снах».
Пытаюсь отогнать мысль о том, что может смутить мое сознание, но темное присутствие не уходит. Оно становится мощнее, когда в памяти возникают образы: лицо отца, его последний, посланный мне взгляд, мои слезы, а за ними — безжизненное тело мужчины, его последний вздох, который эхом отзывается в моем сердце. Незнакомец, лежащий рядом, освободился от мук, а я осталась, погруженная в бездну своей вины.
«Я совсем не боец. Кажется, моя сущность не совместима с этим прозвищем».
В этот миг ощущаю, как чья-то холодная рука касается моего плеча. Оборачиваюсь, открываю глаза, но вокруг только тьма. В сердце вновь зреет смятение. Убить, спасти, закончить эту мрачную симфонию — выбор мучителен, но, возможно, окончательный.
— Джанан?