10. Правда
На следующий день Ева проснулась рано, с ощущением внутреннего напряжения, словно разум её опережал тело на несколько шагов. Мир за окном казался обыденным — утренние облака, тихий шелест листвы, ученики, спешащие на занятия. Но для Евы этот день уже был окрашен иначе. Как будто всё происходящее вокруг было лишь фоном к чему-то важному, едва ощутимому, но неумолимо приближающемуся.
После урока по медиасоциологии она вернулась в редакцию, принесла с собой блокнот, в котором уже начали выстраиваться первые контуры своего расследования. Она пока не собиралась делиться ими с Кларой и Кристианом — по крайней мере, не сразу.
Она открыла базу архивных документов вновь, уже с другим прицелом. Теперь Ева искала не просто упоминания о тайных обществах — её интересовали учебные списки, факультативные занятия, научные кружки, упоминания об исчезнувших студенческих объединениях.
Она искала паттерны. Связи. Имена.
Одно из имён мелькнуло в архивной ведомости 1952 года — профессор Мэрион К. Блейк, заведующая кафедрой культурологии, куратор закрытого клуба «Пилигримус», просуществовавшего всего 3 года. В списке участников — семь человек. Почерк на ведомости был неразборчивым, будто кто-то спешил или, напротив, не хотел, чтобы это можно было прочесть. Но в углу — маленький штамп. Погасший, смазанный временем, и всё же — узнаваемый.
Тот же символ. Полумесяц, треугольник, глаз.
Она нахмурилась. Распечатала страницу и отнесла к доске, где прикрепляла всё, что могло оказаться важным: схематичные записи, отрывки цитат, скриншоты фотографий. Пространство рядом с её рабочим столом медленно превращалось в настоящую карту расследования.
Ева подошла к кофемашине, наблюдая, как струйка напитка медленно заполняет картонный стакан. В голове всё активнее складывалась идея: «Сумеречный круг» не был просто философским или культурным обществом. Они оставили след. Их знаки перекочёвывали из века в век, появлялись в университетских документах, на лацканах людей, на мозаике пола.
Было что-то настойчивое в этом повторении. Как будто они хотели быть замеченными. Или — предупреждали.
В этот момент за окном пошёл дождь — тихий, мелкий, как будто природа пыталась заглушить мысли, от которых становилось не по себе. Но Ева уже не могла остановиться. Каждый найденный фрагмент только усиливал ощущение, что за внешней структурой Академии скрывается нечто большее — система, след, параллельная история, ждущая, чтобы её наконец увидели.
Знала ли ли Ева, к чему её это приведет? Нет.
Если бы знала — не лезла...
***
Утро было серым и безвкусным, как недоваренный чай: небо затянуто облаками, ветер тонкими, скользкими пальцами перебирал листву вдоль дорожек кампуса, и всё казалось ненастоящим — будто кто-то опустил на Академию тусклый фильтр старой пленки. Ева шла рядом с Кларой, придерживая ремешок сумки, машинально отвечая на реплики подруги. Мысли всё ещё вертелись вокруг вчерашних находок, фотографий, странной символики, да и всего того, что уже стало чувствоваться под кожей как предчувствие чего-то грозного и неотвратимого.
Они уже почти дошли до входа в главное здание, когда воздух прорезал крик — резкий, высокий, будто что-то рванулось из самого нутра человека. Он не был случайным, не был игрой или истерикой — это был тот крик, от которого всё замирает внутри.
Клара резко остановилось, Ева почувствовала, как сердце сжалось в тугой узел. И почти не сговариваясь, они обе сорвались с места и побежали на звук — мимо клумб, вдоль дорожки, минуя восточное крыло, по знакомым поворотам, в сторону заднего двора.
Толпа собралась быстро — как всегда это бывает в таких местах. Кто-то стоял, прикрыв рот руками. Кто-то снимал на телефон. Кто-то шептался. А кто-то просто стоял, как будто не мог поверить.
Тело лежало у стены, недалеко от старой лестницы, ведущей на техническую крышу. Рядом — разбитый экран смартфона, одна туфля соскользнула с ноги и лежала чуть поодаль, как случайный предмет на безликом натюрморте.
— О боже... — прошептала Клара, и голос её задрожал. — Это же Софи...
Софи Грейсон. Девушка, о которой говорили шёпотом и восхищённо. Та, чьё имя знали даже первокурсники, и чья фотография до сих пор украшала афишу весеннего бала в холле. Бывшая «королева Академии», харизматичная, красивая, умная. Её уважали даже те, кто не любил. Она исчезла прошлой осенью — по слухам, уехала на стажировку за границу, и вот недавно вернулась. Всё выглядело как триумфальное возвращение. Но теперь...
Ева стояла, едва дыша. Всё вокруг будто стянулось кольцом — звуки стали глухими, лица расплывались. И в этом расфокусированном моменте она увидела то, что пронзило сильнее любого крика.
На лацкане её пиджака, почти у линии шеи, на бледной коже и под спутанными волосами, сверкнул крошечный металлический отблеск. Ева пригляделась. Внутри неё всё обрушилось в мгновение.
Та самая брошь.
Полумесяц, переплетённый с треугольником. Глаз без зрачка. Чёрное стекло, или, может быть, обсидиан — как тогда, на фотографии. Символ, который она вчера ещё считала частью затерянной истории, вдруг оказался перед ней. Настоящим. Реальным. На теле мёртвой девушки.
— Клара, — едва слышно прошептала Ева, — ты это видишь?..
Мысль, словно вспышка, разрезала внутреннюю темноту: Софи знала. Или пыталась стать частью этого. Или... была частью. Но что тогда означала её смерть? Несчастный случай? Самоубийство? Или предупреждение?
— Пропустите! — прозвучал голос кого-то из сотрудников Академии, пробираясь к телу через студентов.
Еву мягко оттеснили, она сделала несколько шагов назад, чувствуя, как руки дрожат, а дыхание стало прерывистым. Впервые за долгое время страх охватил её не как лёгкое предчувствие, а как волна, захлестнувшая с головой.
Потому что теперь это касалось не только прошлого.
Это происходило сейчас. Здесь.
И это уже касалось её.
Когда сотрудники Академии начали настойчиво разгонять толпу, воздух сгустился от обрывков слов, сдавленных всхлипов и нервных шагов по гравию. Ученики, один за другим, неохотно отступали, кто-то уводил друзей за локоть, кто-то оглядывался через плечо, словно надеясь, что всё окажется шуткой, дурным сном, нелепым спектаклем. Но Ева знала: это не сон. И не спектакль.
Это было начало.
Она стояла до последнего, пока строгий голос заместителя директора не приказал всем разойтись по аудиториям. Её шаги, когда она пошла рядом с Кларой в сторону входа, были ватными, механическими. Мысли громоздились одна на другую, как книги на краю полки — стоило задеть хоть одну, и всё посыпется. Ева знала: нельзя говорить сейчас. Не среди чужих ушей. Не на глазах у администрации. Но ей нужно было сказать — и только Кларе. Потому что если кто-то мог поверить, понять, помочь, — это была она.
Вестибюль встречал холодом и светом ламп. Они свернули в сторону крыльца бокового входа, где обычно прятались от дождя. Здесь не было никого — пустой угол между стеной и невысокой клумбой, немного сырости, немного тишины.
— Клара, — тихо, но твёрдо сказала Ева, вглядываясь в лицо подруги, — мне нужно тебе кое-что рассказать. Ты не подумаешь, что я... что я просто схожу с ума?
Клара, всё ещё побледневшая, кивнула. Она была встревожена, растеряна, но не сомневалась: Ева не стала бы говорить это просто так.
— Я видела... — Ева вдохнула глубже. — У Софи на пиджаке была брошь. Очень странная. Такая же, как на одной старой фотографии из архива.
— Что? — Клара нахмурилась. — Какая ещё фотография?
— Позже покажу. Там группа людей, 1873 год, под снимком написано: «Сумеречный круг». Один из них носил брошь – символ: треугольник в полумесяце, а в центре глаз. Я подумала, это реликт, украшение, что угодно... пока не увидела такое же у неё. У Софи.
Слова звучали тихо, но будто били в колокол внутри. Клара молчала, глаза расширились.
— Ты уверена?.. — прошептала она.
Ева кивнула.
— Уверена. И ещё... на той старой фотографии был девиз на латыни: Lumen per tenebras. Свет сквозь тьму. Понимаешь, это не просто красивая фраза. Это... код. Это идея. И если Софи носила эту брошь... значит, она была с ними. Или пыталась быть.
Клара молчала. На её лице смешались недоверие, тревога и зреющее осознание.
— Ева, ты хочешь сказать, что это как-то связано с её... падением?
— Я не знаю. — Ева покачала головой. — Может, да. Может, это предупреждение. Или она пыталась что-то сделать, и... ей не позволили. Но это не может быть совпадением. Этот символ – он древний. Я ищу его со вчерашнего дня. Он не мог просто так оказаться у Софи.
Клара опустила взгляд, пальцы нервно сжали край рукава. Она будто искала, за что ухватиться в происходящем.
— Боже... — наконец выдохнула она.
Ева посмотрела в сторону окон, откуда ещё было видно место трагедии, теперь уже скрытое ширмой и полицейскими лентами. Клара посмотрела на неё с новой серьёзностью. Не как подруга, не как союзница в школьных интригах, а как та, кто поняла.
Все фрагменты, казавшиеся до этого разрозненными, вдруг начали собираться в нечто цельное. Нечто тревожное.
— Вспомни тех людей, — продолжила Ева, приглушая голос. — Тех, что говорили со мной в кабинете директора. В костюмах, с идеальной дикцией, с ледяными глазами. Я тогда ещё подумала, что они какие-то... ненастоящие. Как будто копии людей. А теперь вспомни лабораторию.
— И все нити ведут в одну точку, — прошептала Клара. — В Академию. В подземелья. И теперь ещё и в прошлое.
— Может, «Сумеречный круг» не просто тайное общество, — сказала Ева. — Может, это структура, которая существует с XIX века. Может, они и есть те, кто проводит эксперименты. Или... управляет теми, кто их делает. В любом случае, это всё взаимосвязано.
Они переглянулись. Тишина, давившая вокруг, казалась гуще воздуха. Как будто само здание слушало их, запоминая каждое слово.
— Кристиану нужно знать, — вдруг решительно сказала Ева. — Я поеду к нему сразу после занятий. Он единственный, кто сможет распутать это быстрее нас. Я думаю... — девушка немного замялась. — он знает больше, чем говорит.
Звонок прозвучал неожиданно громко, будто вбив клин в их разговор. По коридорам вновь потекли ученики — кто-то переговаривался возбуждённо, кто-то наоборот, шел молча, стараясь не смотреть друг другу в глаза. Смерть — даже чужая — всегда оставляет в людях трещины.
— Я пойду с тобой, — сказала Клара.
— Нет. — Ева положила руку ей на плечо. — Будь здесь. Посмотри, что будет дальше. Прислушайся. В Академии что-то начнёт меняться – и ты это заметишь.
Клара колебалась, но кивнула. Между ними больше не было недомолвок, неясностей, страхов. Была только цель — докопаться до правды, даже если под её слоями окажется нечто, чего лучше было бы не знать.
Когда после последней пары Ева вышла за ворота Академии, небо уже затягивалось свинцовыми облаками. Она в последний раз оглянулась через плечо. Высокие шпили, мозаичные окна, каменные лестницы, по которым когда-то спускалась Софи — всё выглядело, как прежде. Но теперь Ева знала: это лишь маска. Под ней всё уже дрожало.
В кармане пальто она нащупала фотографию, распечатанную утром, и брошь, которую успела тайком снять с пиджака Софи, когда все были в панике. Символ смотрел вверх, чёрный глаз в треугольнике, словно и правда видел её насквозь.
Она крепче сжала его в руке — и пошла.
***
Кристиан открыл дверь почти сразу после того, как Ева постучала. Его лицо, обычно спокойное, почти каменное, на этот раз было напряжённым. Взгляд устремлён куда-то в сторону, плечи сжаты, как у человека, который ждал удара и получил его, но ещё не успел увернуться.
— Ты быстро, — пробормотал он, впуская её внутрь.
Ева прошла в знакомую гостиную. Всё было на своих местах: книги в кожаных переплётах, строгая мебель, тяжёлые шторы, запах дерева и горькой травы, который она всегда чувствовала только у него. Это пространство казалось ей безопасным, почти домашним, но сегодня — нет. Сегодня оно было как театр, где вот-вот поднимется занавес.
— Я знаю про Софи, — сказал Кристиан, закрывая дверь. — И про брошь. Мне сообщили сразу.
Ева резко повернулась к нему.
— Кто сообщил?
— Люди, которые следят за порядком. — Он выдержал паузу. — Среди нас.
— Среди «нас» – это среди кого? — голос Евы был острым, как осколок стекла. — Вампиров? «Сумеречного круга»?
Кристиан вздохнул, прошёл вглубь комнаты и обернулся. Свет от лампы вычерчивал тень на его лице, делая черты более резкими, почти нечеловеческими.
— Ева... Сумеречный круг – не просто общество. Это древняя структура, действительно старая, возможно, старше некоторых государств. Они возникли не как культ или клуб. Это была инициатива — изначально научная. Целью было изучение бессмертия, а потом... потом пришли мы. — он замолчал, и тишина повисла глухо.
— Вампиры?
Он кивнул.
— Они нашли нас. Или мы – их. История не сохранила точности. Сначала были наблюдения, потом контакты, потом – эксперименты. Кто-то среди людей решил, что можно объединить природу вампира с разумом и этикой человека. Они называли это «Переход» – этап, когда появится новый вид существ. Более сильных, более умных. Без слабостей.
— И Академия? — прошептала Ева. — Лаборатория?
— Всё это – часть их плана. Академия – витрина. А под ней – фундамент из крови и лжи. Софи, скорее всего, что-то узнала. Или её хотели завербовать. Но она оказалась не той, кто им нужен.
— А я? — Ева шагнула ближе. — Я им нужна?
Кристиан отвёл взгляд. Его молчание стало ответом.
— Чёрт возьми, Кристиан! — Ева едва не вскрикнула. — Почему ты молчал? Столько времени, чёрт возьми!
Он медленно поднял глаза. В них не было гнева, только усталость.
— Ты не отвечал. — Ева почти шептала. — Ты игнорировал. Дни. Я думала, я тебе... — она замолчала, не в силах закончить. — А ты просто решил, что лучше сделать вид, что я пустое место.
— Я пытался защитить тебя, — голос его стал резче. — Но ты не оставляешь выбора. Ты роешься, лезешь туда, где погибают даже те, кто сильнее тебя в сотни раз. Я видел, как падают те, кто хотел правды. Видел, как ломают память, душу, волю. Я...
Он оборвался, подошёл ближе, резко, как тень, выросшая из угла комнаты. Он взял её за плечи.
— Я не смогу вытащить тебя из этого. Всё это зашло слишком далеко.
— Тогда иди к чёрту, — Ева скинула его руки. — Если ты не собираешься быть рядом, когда мне страшно, когда я путаюсь, когда мне нужна правда – тогда не притворяйся, что заботишься.
— Я не притворяюсь! — рявкнул Кристиан, впервые теряя контроль. Его голос эхом отразился от стен. — Но я не хочу твоей смерти. Не хочу видеть, как ты исчезаешь, как Софи. Или как те, чьи имена больше никто не помнит. Ты забыла, что было в прошлый раз?
— Я тоже не хочу исчезать, — твёрдо сказала Ева. — Но я не могу больше жить в неведении. Я пойду до конца, Кристиан. С тобой или без тебя.
Он ничего не ответил. Только смотрел, как будто пытался что-то запомнить в её лице. А потом отвернулся.
— Тогда будь осторожна, — тихо сказал он.