Мы создали друг друга.

Глеб распахнул дверь с такой силой, что она врезалась в стену с глухим стуком. В комнате царил полумрак – плотные шторы упорно не пропускали утренний свет. Влада лежала, плотно закутавшись в одеяло, превратившись в бесформенный комок на кровати. Видна была только макушка с растрепанными светлыми прядями и кончик носа. 

— Вставай, принцесса, через час выезжаем, – Глеб шлепнул ладонью по одеялу, но получил лишь недовольное хрюканье в ответ. 

Саша, прислонившись к дверному косяку, скрестил руки на груди. Его розовая худи мягко контрастировала с идеально белой футболкой, выглядывающей из-под нее. 

— Если через пять минут не поднимется, будем принимать экстренные меры, – заявил он, играя серебряным кольцом на пальце. 

— Попробуйте только, ублюдки, – донесся глухой, сонный голос из-под одеяльного кокона. 

Глеб хищно ухмыльнулся. Одним резким движением он сорвал одеяло, оставив Владу лежать в тонкой шелковой ночнушке черного цвета. Ткань обтекала ее фигуру, открывая бледные плечи и длинные ноги. 

— Ах ты сука! – Влада резко прикрыла лицо руками, ее волосы рассыпались по подушке белым водопадом. 

Саша оценивающе свистнул: 
— Неплохой вид для пробуждения.

Глеб моментально развернулся и влепил ему подзатыльник: 
— Глаза закрой, пока целы.

Саша, потирая затылок, отошел к шкафу и начал перебирать вещи, делая вид, что полностью поглощен этим занятием. 

Глеб опустился на край кровати. Его пальцы медленно провели по обнаженной спине Влады, чувствуя под кожей каждый позвонок. 

— Серьезно, солнце, вставай. Серафим нас живьем сожрет, если опоздаем на саунд-чек.

— Пусть попробует, – буркнула она, переворачиваясь на спину и прикрывая глаза ладонью. – Я уже мертва.

— Ты не мертва, ты ленивая сволочь, – Глеб наклонился и легонько прикусил ее плечо, заставив вздрогнуть. – Если не встанешь сейчас, я начну тебя раздевать вместо того, чтобы одевать.

Влада приоткрыла один глаз, в котором читалось одновременно раздражение и слабый интерес. 

— Угрозы на меня не действуют.

— Это не угроза, – его губы растянулись в опасной улыбке, – это обещание.

Она громко застонала, но все же села, растрепанные волосы падали ей на лицо. Глеб нежно откинул их назад, его пальцы на мгновение задержались на ее щеке. 

— Кофе принести?

— И еды.

— Иди на кухню.

— Ни за что.

— Ленивая дрянь.

Влада пнула его ногой, но без особой силы, больше для вида. 

Прошло двадцать минут. Влада сидела на краю кровати, медленно пережевывая бутерброд, который Глеб принес на широкой керамической тарелке. Ее кожа казалась почти прозрачной, синие тени под глазами выдавали бессонную ночь. 

— Ты вообще спала? – Саша бросил ей в руки черный топ на тонких бретелях. 

— Нет.

— Почему?

— Потому что кто-то, – она бросила убийственный взгляд на Глеба, – решил вернуться в четыре утра и греметь кастрюлями на кухне.

Глеб, стоявший перед зеркалом и поправляющий рукава бомбера, виновато развел руками: 
— Я был тише мыши.

— Ты никогда не бываешь тихим, – Влада надкусила бутерброд, – ты топаешь как слон, даже когда пытаешься красться.

Саша фыркнул, протягивая ей короткую черную юбку: 
— Одевайся, бледная моль. А то про тебя начнут говорить, что ты вампирша.

Влада молниеносно схватила подушку и запустила ею в Сашу с такой силой, что перья вылетели из шва. 

***

Машина мчалась по городу, резина шуршала по мокрому асфальту. Из динамиков лилась громкая музыка, но Влада, сидевшая на переднем сиденье, казалось, вообще ее не слышала. Она смотрела в боковое стекло, ее пальцы нервно теребили край худи Серафима. 

— Ты вообще дышишь? – Саша, сидевший сзади, дернул ее за капюшон. 

— Отвали.

— Серьезно, ты выглядишь так, будто тебя только что вытащили из могилы.

— Я всегда так выгляжу.

Глеб, не отрывая глаз от дороги, положил теплую ладонь ей на колено. Его пальцы слегка сжали ее кожу через тонкую ткань юбки. 

— Если что – скажи. Можем развернуться и отвезти тебя домой.

Она накрыла его руку своей, их пальцы переплелись. 

— Я в порядке.

— Врешь как дышишь.

— Да, но какое тебе дело?

Глеб усмехнулся, его большой палец начал медленно водить по ее колену. 

— Вот именно что дело.

Саша громко застонал, откинувшись на сиденье: 
— Боже, вы невыносимы.

Влада повернулась к нему, и впервые за это утро на ее лице появилась настоящая, живая улыбка. 

— А ты все равно нас любишь.

— К чертовой матери, к сожалению.

Глеб резко нажал на газ, и машина рванула вперед, унося их навстречу грохочущему басу, ослепляющему свету и бешеной энергии концерта. 

А Влада, наконец, расслабилась в кресле, ее пальцы все еще были переплетены с Глебовыми.

Машина резко затормозила у черного входа, шины чуть заскрежетали по асфальту. Глеб выключил двигатель, и на секунду в салоне воцарилась тишина, нарушаемая только далекими звуками проверки аппаратуры. 

— Ну что, чертик, готова к славе? — Саша хлопнул Владу по плечу, вылезая из машины. 

— Я всегда готова к славе, — она фыркнула, поправляя топ, — но сегодня я скорее готова к тому, чтобы Серафим не орал на нас за опоздание.

Глеб, выходя из машины, потянулся, его бомбер приподнялся, обнажив на мгновение татуировку на ребрах. 

— Он не заорет. Максимум — прибьет взглядом.

Влада выпрыгнула следом, ее черная юбка взметнулась от резкого движения. Она стянула с себя худи Серафима, аккуратно сложила его и положила на край сцены, как будто это был какой-то священный ритуал. 

Серафим стоял у мониторной стойки, что-то бурча в микрофон. Увидев их, он поднял голову, и его лицо расплылось в ухмылке. 

— Ну наконец-то! Я уж думал, вы все передумали!

— Как будто у нас есть выбор, — пробормотал Саша, но улыбался. 

Влада не стала ничего говорить — она просто рванула к Серафиму и врезалась в него, обхватив руками так крепко, что он даже крякнул. 

— Эй, полегче, чертенок! — он засмеялся, но обнял ее в ответ, похлопав по спине. 

— Скучала, — прошептала она ему в плечо, потом резко отстранилась и, не дав ему ничего ответить, рванула дальше — к Грише, Дане и Коле, которые возились с гитарными педалями. 

— Бля, Влад, ты жива! — Гриша поднял голову и тут же получил легкий пинок в бок. 

— Еще как! — она рассмеялась, обняв каждого по очереди. 

Пройдя за сцену, она почти сразу наткнулась на Лирика и Слэма, которые сидели на ящиках с оборудованием, попивая воду из бутылок. 

— Ну и где ты шлялась? — Лирик поднял бровь, но в его глазах читалось тепло. 

— Будила этих двух сонь,   она плюхнулась между ними, обняв обоих за плечи. 

— Ага, ага, —  Слэм хмыкнул, — и, конечно, это не ты проспала до обеда.

— Я? Никогда! — она притворно возмутилась, но тут же рассмеялась. 

Лирик потрепал ее по волосам, как это делал бы отец. 

— Иди уже, помоги там, а то Серафим сейчас взорвется.

Люди за ограждением начали собираться — сначала поодиночке, потом небольшими группами. Влада, стоя на краю сцены, смотрела на них, потом вдруг развернулась и рванула через всю сцену, изображая рок-звезду, держа воображаемый микрофон и завывая несуществующую песню. 

Глеб, стоя в стороне, достал телефон и начал снимать, его смех смешивался с шутками Саши. 

— Ты видишь это?! — он толкнул Сашу локтем, — Это же чистой воды безумие.

— Да она всегда такая, — Саша закатил глаза, но улыбался. 

Влада, заметив, что ее снимают, сделала еще более драматичный жест, упав на колени и заломив руки, как будто пела последнюю балладу своей жизни. 

Когда начали запускать людей, Глеб вдруг замер. Его пальцы сжались в кулаки, дыхание стало чуть чаще. 

— Ты чего? — Саша толкнул его. 

— Бля... — Глеб провел рукой по лицу, — А вдруг я все испорчу?

— Ты? Испортить? — Влада подошла к нему, ее глаза сверкали, — Да ты же чертов Глеб. Ты ничего не портишь. Ты делаешь все круто.

Она схватила его за руку и потянула за собой. 

— Пошли. На сцену. Сейчас.

Глеб глубоко вдохнул, но шагнул вперед. 

Потому что если она верила в него — значит, все будет хорошо.

Глухой удар бас-бочки разорвал воздух. Свет погас, и на секунду толпа замерла в ожидании. Потом — резкий взрыв гитарного риффа, и софиты ударили в лицо Серафиму, который уже стоял у микрофона, сжав его в кулаке. 

— Ну что, ублюдки, готовы? — его голос, хриплый и резкий, прокатился по залу. 

Толпа взревела в ответ. 

Серафим оскалился, откинул голову назад и запел. 

— Глеб, выходи, сука! — Серафим махнул рукой, отходя от микрофона. 

Глеб стоял за кулисами, его ладони были влажными, сердце колотилось так, будто хотело вырваться из груди. 

— Иди, мудак!* — Влада толкнула его в спину. 

Он вышел. 

Ослепляющий свет. Гул толпы. Серафим сунул ему в руки микрофон. 

— Не облажайся.

Глеб глубоко вдохнул — и запел. 

Его голос, низкий и грубый, слился с музыкой. Он не пел — он выкрикивал слова, вкладывая в них всю ярость, всю боль, всю надежду. 

Толпа подхватила. 

Потом был её черёд. 

— Теперь — моя маленькая грёбаная королева! — Серафим отдал ей микрофон. 

Влада вышла вперёд. 

Она не пела — она проживала каждую строчку. Её голос то срывался на хрип, то взлетал высоко и чисто. Она сжимала микрофон так, будто это было единственное, что удерживало её на земле. 

Люди кричали её имя. 

Последняя песня. 

Все на сцене: Серафим, Глеб, Влада, Лирик, Слэм, вся группа. Даже Саша стоял, обняв Глеба за плечи

Музыка гремела, толпа прыгала, стены дрожали. 

И когда отзвучал последний аккорд — воцарилась тишина. 

Потом — взрыв аплодисментов. 

Глеб ушёл со сцены первым. 

Он нашёл тихий угол за кулисами, опустился на пол и спрятал лицо в коленях. Его руки дрожали. 

— Глеб?

Влада присела перед ним. 

— Ты чего?

— Блядь... — его голос был сдавленным. — Я думал... я облажаюсь.

— Идиот.

Она взяла его лицо в ладони. 

— Ты был потрясающий. Ты всегда потрясающий.

Потом протянула ему худи Серафима — то самое, которое он так любил. 

— На.

Сама натянула его бомбер. 

— Теперь мы поменялись.

Глеб засмеялся — сдавленно, но искренне. 

Они шли к машине, и Влада не отпускала его руку. 

— Ты знаешь, что я тебя люблю? — спросила она. 

— Знаю.*

— И что ты молодец?

— Знаю.

— Ври больше.

Она остановилась, притянула его к себе и поцеловала. 

— Ты молодец.

Саша, идущий сзади, фыркнул. 

— Вы вообще невыносимы.

Но улыбался. 

Квартира встретила их тишиной. Влада скинула ботинки и плюхнулась на диван. 

— Я умерла.

Глеб опустился рядом, обнял её за плечи. 

— Спи.

Саша включил чайник. 

— Я сделаю кофе.

— Ты герой.

— Знаю.

Они сидели втроём, усталые, счастливые. 

Концерт закончился. 

Но что-то только начиналось.