Прогулка
Чёрный "Порш" 911 Turbo S сверкал под косыми лучами весеннего солнца, каждый контур кузова подчёркивая жидким золотом. Глеб щёлкнул брелоком, и дверь пассажира открылась с мягким шипением гидравлики, будто машина вздохнула в предвкушении.
— Принцесса требует карету, — он сделал театральный жест рукой, но в глазах читалось неподдельное напряжение — боялся, что она отвернётся.
Влада замерла на месте, её пальцы непроизвольно сжали ремень рюкзака. Солнце играло в её выгоревших прядях, превращая их в жидкий мёд.
— Ты серьёзно думаешь, что я сяду из-за этого цирка? — голос её звучал резко, но где-то глубоко внутри дрогнуло что-то тёплое и глупое.
Она швырнула рюкзак на заднее сиденье с такой силой, что кожаное кресло глухо ахнуло. Садясь, Влада намеренно громко хлопнула дверью, но не смогла не заметить, как идеально отрегулировано сиденье — будто он заранее подготовил его под её рост.
Запах новенькой кожи салона смешивался с нотками его парфюма — сандал, морозный воздух и что-то неуловимо опасное. Влада с наслаждением растянулась на сиденье, доставая из кармана электронную сигарету. Малиновый дым клубился в солнечном луче, рисуя в воздухе призрачные узоры.
— Опять твоя химическая отрава? — Глеб завёл двигатель, и мощный рокот заполнил салон. Его пальцы сжимали руль так крепко, что костяшки побелели.
— О боже, теперь ты ещё и мамин клуб? Кто бы говорил, сам сигареты куришь. — она нарочито медленно затянулась, выпуская дым ему в лицо. Но когда он закашлялся, её рука сама потянулась приоткрыть окно.
Музыка хлынула мощным потоком — "Wait and Bleed" Slipknot. Влада невольно закивала в такт, нога сама начала отбивать ритм.
— Ты... слушаешь Корея Тейлора? — в её голосе прозвучало неподдельное удивление.
Глеб повернулся к ней, и в его обычно насмешливых глазах она увидела что-то уязвимое:
— А что, разве у психов не бывает вкуса?
Старые дубы, окружавшие парковку, уже начали зеленеть, создавая приятный запах листьев и почек. Глеб вышел первым, его кожаная куртка скрипела при каждом движении. Он замер у её двери, рука непроизвольно потянулась к ручке, но Влада уже выскакивала сама, едва не столкнувшись с ним грудью в грудь.
— Я же сказала... — её дыхание перехватило, когда она оказалась так близко, что могла разглядеть золотые искорки в его карих глазах.
— Знаю, знаешь, — он отступил, но его взгляд скользнул по её фигуре с такой откровенностью, что кожа на её спине загорелась.
Тропинка к кафе петляла между вековых лип. Влада шла следом, невольно отмечая, как его плечи перекрывают весь горизонт, как уверенно он ступает по опавшим листьям.
— Кофе с корицей и тот самый чизкейк с малиновым соусом, — Глеб заказал, даже не открывая меню.
— Я не говорила...
— Но ты съела бы именно это, — он улыбнулся, и в его улыбке было столько уверенности, что у неё перехватило дыхание.
Когда десерт поставили перед ней, Влада не смогла сдержать тихий вздох. Первый кусок растаял на языке, заставив её глаза непроизвольно закрыться.
— Чёрт... Это божественно, — она прошептала, забывшись.
Глеб рассмеялся — его смех был таким заразительным, что она, к своему ужасу, присоединилась, чувствуя, как давно забытое тепло разливается по груди.
Чугунные перила моста были холодными даже сквозь ткань её худи. Влада вдруг резко шагнула на край, раскинув руки, как крылья. Ветер тут же рванул её волосы на свободу, сотни золотых нитей заплясали в воздухе.
— Ты что, Роза из "Титаника"? — Глеб стоял в двух шагах, его голос дрожал от сдерживаемого смеха.
— Заткнись, Джек, — она засмеялась, чувствуя, как сердце бешено колотится — не от страха, а от этой безумной свободы.
Он подошёл ближе. Его пальцы, тёплые и неожиданно нежные, задели её виски, собирая растрёпанные пряди.
— Не трогай, — её протест прозвучал слабо, потому что где-то глубоко внутри ей безумно нравилось это прикосновение.
Когда она обернулась, их лица оказались так близко, что она могла пересчитать каждую ресницу, обрамляющую его карие глаза. В них читалось что-то новое — не привычная насмешка, а тихое восхищение.
— Перестань пялиться, — она прошептала, но не отстранилась.
— Не могу, — его ответ был таким же тихим, таким же искренним.
Они сидели на холодном парапете, их ноги болтались над тёмной водой. Солнце медленно тонуло в реке, окрашивая всё вокруг в огненные тона.
— Я не думала, что ты способен молчать дольше пяти минут, — Влада ковыряла вилкой остатки десерта, избегая его взгляда.
— С тобой хочется молчать, — он неожиданно серьёзно ответил. — Просто... слушать, как ты дышишь.
Её сердце сделало что-то странное — будто перевернулось в груди. Колено её по-прежнему касалось его, и это касание горело, как раскалённый металл.
***
Салон наполнился тёплым полумраком. Влада прислонилась к стеклу, наблюдая, как последние лучи солнца играют на панели приборов. Глаза сами закрывались, веки стали тяжёлыми, как свинец.
— Спи, — Глеб приглушил музыку до едва слышного шёпота.
— Если посмеешь смотреть... — её угроза потеряла силу где-то на середине фразы.
— Клянусь, не буду, — он солгал, потому что когда её дыхание выровнялось, он украдкой посмотрел.
На её расслабленное лицо, на ресницы, отбрасывающие тени на щёки, на губы, которые наконец-то не были сжаты в привычную жёсткую линию.
И в этот момент он понял, что проиграл. Полностью. Безвозвратно. Его рука сама потянулась к ее лицу, аккуратно и почти невесомо ведя от головы до колена.
Но почему-то это совсем не пугало.
Машина плавно остановилась у знакомого подъезда, фары выхватывая из темноты слегка облупившуюся краску на дверях. Глеб выключил двигатель, и в наступившей тишине стало слышно её ровное дыхание. Он обернулся — Влада спала, прижавшись щекой к стеклу, её губы чуть приоткрыты, ресницы отбрасывали тени на бледные скулы.
— Будить?
Он сжал руль, костяшки побелели. Если разбудит — она точно взорвётся. Если понесёт на руках — взорвётся ещё сильнее. Но...
Глеб тихо выдохнул и выбрал второй вариант.
Он осторожно открыл её дверь, стараясь не задеть её ноги. Пальцы скользнули под её колени, другая рука обхватила спину. Влада даже не шевельнулась, лишь невольно прижалась к его груди, её дыхание тёплым облаком коснулось его шеи.
— Чёрт, она такая лёгкая.
Глеб бережно прижал её к себе, одной рукой закрыл машину, затем двинулся к подъезду. Её голова упала ему на плечо, волосы пахли ветром и чем-то сладким — может, тем самым чизкейком.
Лифт скрипнул, начиная движение. На третьем этаже зашла соседка снизу — пожилая женщина с сумкой, которая тут же уставилась на них с любопытством.
— Ой, что с ней? — прошептала она, показывая на Владу.
— Устала, — коротко бросил Глеб, отводя взгляд.
— А вы кто ей?
— ...Друг.
Женщина что-то ещё пробормотала, но он уже не слушал. Влада слегка зашевелилась, её пальцы невольно вцепились в его футболку.
— Проснётся сейчас — убьёт.
Но она лишь глубже уткнулась в его плечо.
Ключ повернулся в замке с тихим щелчком. В прихожей было темно, только свет уличного фонаря пробивался сквозь шторы. Глеб прошёлся на цыпочках по коридору, осторожно толкнул ногой дверь её комнаты.
Кровать была не застелена — как всегда. Он медленно опустил её на матрас, но когда попытался отойти, её рука вдруг сжала его запястье.
— Не... — прошептала она во сне.
Глеб замер.
Потом её пальцы разжались, и она перевернулась на бок, уткнувшись лицом в подушку.
— Ну и как? — Саша стоял на пороге кухни, скрестив руки. В его голосе не было злости — только усталое понимание.
Глеб опустился на стул, провёл рукой по лицу.
— Всё нормально. Просто уснула в машине.
— И ты её на руках занёс.
— ...Да.
Саша вздохнул, сел напротив.
— Ты в курсе, что если она узнает, то сломает тебе обе руки?
Глеб усмехнулся:
— Одну точно.
Молчание. Потом Саша встал:
— Пойду проверю, как она.
Глеб не ушёл. Он сидел на краю её кровати, смотря, как Саша поправляет одеяло, трогает её лоб — проверяет температуру. Потом брат вышел, бросив на прощание:
— Не делай глупостей.
Дверь закрылась.
Глеб остался один.
Его пальцы сами потянулись к её лицу — осторожно, как будто она могла рассыпаться от прикосновения. Он провёл кончиками пальцев от виска к подбородку, потом опустился ниже — по шее, к ключице, едва касаясь.
— Если проснётся — убьёт.
Но она не проснулась. Лишь глубже зарылась в подушку, её губы шевельнулись:
— ...Не смей... — шёпот, больше похожий на стон.
Глеб отдернул руку, будто обжёгся.
Его худи, которое она носила вчера весь день, лежало на пуфике у туалетного столика. Аккуратно сложенное. Как будто она берегла его.
В голове всплывали моменты:
- Как она смеялась сегодня, когда чизкейк оказался действительно хорош.
- Как стояла на мосту, раскинув руки, будто готовая взлететь.
- Как её колено случайно касалось его под столом — и она не отодвигалась.
Она оттаивала. Медленно. Осторожно. Но камень внутри всё ещё был огромным — он видел это в её глазах каждый раз, когда она ловила себя на том, что слишком расслабилась.
Глеб сжал кулаки.
— Я подожду.
Даже если это займёт годы.
Он встал, последний раз взглянул на её спящее лицо и вышел, тихо прикрыв дверь.
Но не ушёл.
Просто сел в коридоре, прислонившись к стене, и закрыл глаза.
На всякий случай.