Разбитые таблетки
Ледяной свет цифровых часов отражался в стеклянной поверхности стола, где рядом с разорванными блистерами лежали три вида таблеток. Трамадол – круглые, белые, безликие. Пароксетин – продолговатые, голубоватые, с едва заметной риской посередине. Вортиоксетин – мелкие, желтые, похожие на детские витамины. Рэй сидела, поджав колени к груди, ее худые пальцы с облупившимся лаком нервно перебирали пилюли, будто пытаясь на ощупь определить, какая из них сможет убить боль быстрее.
Из-за тонкой стены доносился приглушенный голос Саши:
—...ты же понимаешь, что она не справится?.
Глеб что-то отвечал, но его слова тонули в гуле ночного города за окном. Рэй прижала ладонь к холодному стеклу, наблюдая, как дождь рисует на нем причудливые дорожки. Капли стекали вниз, как ее собственные слезы час назад.
Она резко встала, задев коленом стакан с остатками алкоголя. Лед звонко застучал по стеклу. На кухне было темно – только свет от уличного фонаря пробивался сквозь занавеску, рисуя на полу полосатый узор. Рука сама потянулась к мини-бару: бутылка водки "Белуга" с почти пустым дном, рядом – забытый кем-то "Santo Stefani". Смешав напитки в граненом стакане (папином, из сервиза, который мама берегла "для особых случаев"), она замерла, наблюдая, как жидкости медленно превращаются в мутноватую субстанцию цвета осенних листьев.
Глеб сидел за кухонным столом, его пальцы медленно выстукивали какой-то нервный ритм по пластиковой крышке от "Боржоми". Он не стал ничего говорить, когда она начала выдавливать таблетки из блистеров – просто наблюдал, как его зрачки расширялись при каждом характерном хрусте фольги. Его взгляд скользнул по ее рукам – тонкие запястья в порезах и синяках, ногти, обгрызенные до мяса, кольцо с черепом на среднем пальце – подарок Кирилла на восемнадцатилетие.
Когда Саша ворвался на кухню, все произошло слишком быстро: резкий рывок, разбитый стакан, рассыпанные по линолеуму таблетки. Рэй почувствовала, как ее тело будто налилось свинцом – она медленно сползла на пол, прижавшись спиной к холодильнику. Холодный металл проникал сквозь тонкую ткань топа, но она даже не шевельнулась. Слезы текли сами по себе, оставляя на щеках липкие дорожки от туши.
— Уйди, – голос Глеба прозвучал неожиданно мягко. Саша замер на пороге, его широкие плечи напряглись под серой футболкой, но он послушно развернулся. Дверь в комнату закрылась с глухим щелчком.
Глеб опустился перед ней на корточки, его колени хрустнули. Он не пытался прикоснуться – просто протянул бумажную салфетку с рисунком в горошек (Саша купил такие на распродаже в "Ашане").
— Дыши, – сказал он, и его голос вдруг показался ей до боли знакомым. Не Сашин – нет, тот всегда говорил резко, отрывисто. Этот был... другим. Как будто он действительно понимал.
Рэй резко вскочила, опрокинув стул.
— Отвали! – ее крик прозвучал хрипло, будто она неделю не пила воды. Кулак со всей силы ударил по столу – боль пронзила костяшки, но она даже не поморщилась.
Глеб не отпрянул. Его глаза – странного, мутно-карего цвета, как бутылочное стекло, – спокойно наблюдали за ней.
— Почему тебя ненавидят одногруппники? – она выдохнула этот вопрос, сама не понимая, зачем спрашивает.
Он скривился, будто от зубной боли.
— Я... нарк... – начал он, но она уже повернулась к выходу.
— Я знаю, – бросила через плечо. Ее голос звучал устало. — Ты странный.
В коридоре пахло старым паркетом и чьими-то духами – сладкими, с оттенком ванили. Рэй остановилась, прижав ладонь к груди. Сердце билось так сильно, что казалось, вот-вот выпрыгнет из грудной клетки. За дверью Саши снова зазвучали голоса – теперь они спорили о чем-то, но слова были неразборчивы.
Она медленно подошла к зеркалу в прихожей. Отражение показалось ей чужим: слишком бледная кожа, синяки под глазами, растрепанные волосы цвета пшеницы (она красилась две недели назад – корни уже отросли). Пирсинг в брови поблескивал тускло, будто и он устал.
В комнате было холодно. Рэй не стала включать свет – просто упала на кровать, не снимая одежды. Худи Глеба пахло чем-то дорогим и чужим – лесом после дождя, может быть. Или морем. Она натянула капюшон на голову, свернулась калачиком и зажмурилась.
За стеной Саша кричал что-то о "недопустимом" и "последствиях". Глеб отвечал тихо, но в его голосе появились стальные нотки. Рэй прижала подушку к ушам, но слова все равно просачивались сквозь ткань:
Тусклый свет настольной лампы отбрасывал длинные тени по стенам, заляпанным старыми постерами с концертов. Воздух был спёртым — пахло сигаретным дымом, дешёвым дезодорантом и чем-то ещё, металлическим, будто кто-то недавно разбирал здесь оружие.
Саша сидел на кровати, сжимая в руках телефон. Глеб вошёл, закрыл за собой дверь.
— Ну и? — Саша не поднял глаз.
— Она успокоилась.
— Она не успокаивается. Она просто засыпает, пока не может больше кричать.
Глеб сел напротив, достал сигарету.
— Ты слишком жёстко с ней.
— А как иначе? — Саша резко поднял голову. — Она же себя угробит!
Глеб закурил, выпустил дым в потолок.
— Может, ей просто не хватает того, кто будет не орать, а слушать?
Саша засмеялся — сухо, без радости.
— Ты думаешь, я не пробовал? Она не говорит. Ни с кем.
Глеб посмотрел в сторону, где за стеной была её комната.
— Может, просто не с теми пробовала.
Саша сжал кулаки.
— Ты вообще кто такой, чтобы мне это говорить? Ты её даже не знаешь.
Глеб потушил сигарету.
— И ты тоже.
Тишина повисла между ними, тяжёлая, как предгрозовой воздух.
Саша встал, подошёл к окну.
— Просто... не влипай.
Глеб усмехнулся.
— Слишком поздно.
Последняя фраза прозвучала особенно четко. Рэй медленно открыла глаза. На потолке дрожали отблески уличных фонарей – желтые, размытые, как акварель в воде. Где-то за окном проехала машина, луч фар мелькнул по стене и исчез.
Она вдруг осознала, что впервые за долгое время кто-то сказал о ней не "она сама виновата", не "нужно просто взять себя в руки", а "ее нужно слушать".
И от этой мысли стало одновременно страшно и... странно спокойно.
***
Лучи восходящего солнца, пробиваясь сквозь полупрозрачные занавески с выцветшими звездами, медленно ползли по стене, освещая пылинки, кружащиеся в воздухе. В комнате стоял густой запах вчерашних сигарет, смешанный с ароматом лавандового масла, которое Рэй капала на подушку в тщетных попытках уснуть. На полу валялись смятые фантики от таблеток, пустая банка энергетика и гитарный медиатор.
Рэй открыла глаза, ощущая, как веки слипаются от недосыпа. Первое, что она увидела - два пристальных взгляда. Кирилл, развалившись в ее компьютерном кресле, балансировал на задних ножках, его длинные пальцы с облупившимся черным лаком листали ленту в телеграме. Экран смартфона отбрасывал синеватые блики на его резкие скулы и глубокие голубые глаза.
Но больше всего ее насторожил Саша. Он сидел на краю кровати, его поза была неестественно напряженной - спина прямая, руки сжаты в кулаки на коленях. В его ярких глазах читалась странная смесь вины и беспокойства.
— Саш, уйди, пожалуйста, — голос Рэй звучал хрипло, будто она всю ночь не спала, а кричала. — Мне очень плохо, я хочу просто выспаться...
Она потянулась, чтобы снова укрыться одеялом, но взгляд брата остановил ее. В его глазах было что-то новое - не привычная раздраженная забота, а почти детская растерянность.
— Я извиниться хотел. Что накричал... — его пальцы нервно теребили край матраса, ногти - коротко обгрызенные, с заусенцами.
Рэй фыркнула, чувствуя, как в груди поднимается знакомая волна раздражения.
— Глеб мозги промыл, или сам смог додуматься? — ее губы искривились в язвительной ухмылке. Она прекрасно слышала их вчерашний разговор сквозь тонкие стены.
Саша вздрогнул, его пальцы резко сжали край кровати.
— Сам... — он неловко протянул руку, но Рэй резко отпрянула, как от огня. Ее движение было настолько резким, что Кирилл даже убрал телефон, подняв брови.
— Саш, не ври мне, — ее голос зазвучал ледяными нотками. — Я у тебя сто раз видела переписки, где ты говоришь: 'вот у нас то, се'. Может, проблема-то в тебе?
Но когда она увидела, как на глазах брата выступили слезы, что-то внутри нее дрогнуло. Внезапно перед ней был не надменный старший брат, а тот самый мальчишка, который когда-то прятался у нее под одеялом во время грозы.
Она резко придвинулась и обняла его так крепко, что ногти впились в спину.
— Я люблю тебя... - прошептала он в ее плечо, чувствуя знакомый запах ее дорогих духов со вкусом спелой вишни.
— И я тебя, болван... — ее голос дрогнул. Она поцеловала его в щеку - точь-в-точь как он делал ей в детстве, когда она болела. Потом потрепала по волосам, запустив пальцы в его непослушные кудри.
И тут она вдруг осознала, что на ней до сих пор худи Глеба. Черная, на два размера больше, с капюшоном, пахнущая чужим парфюмом - сандалом и чем-то древесным.
— Он уехал? — спросила она, сжимая край ткани пальцами. Саша лишь кивнул, вставая.
— В универ поедешь, отдашь. Я на вождение, а вы займитесь чем-то полезным, хорошо? —его голос снова стал обычным, но в уголках глаз еще пряталась та самая детская уязвимость.
Когда дверь закрылась, Рэй снова упала на подушку. Кирилл наблюдал за ней, его лицо было необычно серьезным.
— Чего уставился? — буркнула она, натягивая одеяло до подбородка.
Он усмехнулся, прокручиваясь в кресле.
— Просто думаю... ты же не поедешь в универ.
Рэй закрыла глаза, чувствуя, как под веками снова нарастает знакомая тяжесть.
— Нет. Не поеду.
***
Комната была залита холодным светом монитора, отбрасывающим синеватые блики на стены, увешанные постерами с концертов и черно-белыми фотографиями. Воздух пах кофе, сигаретным дымом и чем-то металлическим — возможно, перегретым процессором ноутбука. Влада сидела, поджав под себя босые ноги, в кресле перед столом, уткнувшись в экран. На ней были черные спортивные шорты с вытянутыми краями и просторная белая футболка Саши, которая съехала с одного плеча, обнажив тонкую ключицу и край татуировки с цитатой на латыни. Ее волосы, выгоревшие на концах, были собраны в небрежный пучок, из которого выбивались пряди, прилипшие ко лбу от пота. Лицо казалось осунувшимся, тени под глазами стали глубже, а губы слегка потрескались — она не спала уже вторую ночь подряд.
Кирилл стоял в дверном проеме, опираясь на косяк, его высокая фигура отбрасывала длинную тень на пол. Он был в рваных джинсах с выцветшими коленями и черной футболке с принтом «The Clash», которая обтягивала его широкие плечи. Его карие глаза, обычно насмешливые, сейчас были серьезными, даже тревожными. В руках он держал две банки энергетика — одну уже открытую, другую целую.
— Ну что, гений, дописала уже эту херню? — его голос звучал хрипло, но в нем не было обычной издевки, скорее усталое понимание.
Влада даже не подняла головы, ее пальцы продолжали стучать по клавиатуре с такой скоростью, будто она пыталась убежать от чего-то.
— Нет, блять, не дописала. И если ты пришел читать мне лекцию о вреде недосыпа, то можешь сразу идти нахуй.
Кирилл усмехнулся, шагнул вперед и поставил банку энергетика рядом с ее мышкой. Конденсат сразу же начал стекать по алюминию, оставляя мокрый след на столе.
— Не, я пришел сказать, что ты ебанутая. — он сел на край кровати, развалившись, как будто ему было плевать на все, но его взгляд не отрывался от ее профиля. — Сашка сам должен свой курсач делать. Он же не маленький.
Влада наконец оторвалась от экрана, повернулась к нему. Ее глаза, серо-голубые, обычно такие холодные, сейчас горели от усталости и раздражения.
— Он не справится, Кирь. Ты же знаешь, как он завалил прошлый семестр. Если я не сделаю, его отчислят.
Она потянулась за энергетиком, открыла его одним резким движением и сделала большой глоток, сморщившись от горького вкуса.
Кирилл наблюдал за ней, его пальцы нервно постукивали по колену.
— А тебе-то какая разница? — он наклонился вперед, его голос стал тише, но жестче. — Ты же сама говорила, что он тебя задолбал со своей опекой. Что он лезет не в свое дело. А теперь ты за него работу делаешь? Это как, блять, называется?
Влада замерла, ее пальцы сжали банку так сильно, что алюминий прогнулся. Она резко встала, отчего кресло откатилось назад и ударилось о стену.
— Это называется "я его люблю", мудак! — ее голос сорвался на крик, но в нем не было злости, только отчаянная усталость. — Да, он долбаеб, да, он меня бесит, но...
Она замолчала, отвернулась к окну, за которым уже светало. Улица была пустынной, только редкие машины проезжали вдалеке, их фары мелькали, как огоньки.
Кирилл вздохнул, поднялся и подошел к ней. Его рука нерешительно потянулась к ее плечу, но остановилась в сантиметре, будто боясь обжечься.
— Ладно. Тогда давай я помогу. Какая там тема?
Влада повернулась к нему, ее лицо наконец расслабилось, в уголках губ дрогнула тень улыбки.
— "Применение нейросетей в анализе больших данных". Полный пиздец, я даже сама не во всем шарю.
Кирилл фыркнул, схватил со стола вторую банку энергетика и открыл ее, брызги попали на его футболку.
— Ну, тогда нам обоим пизда. — он плюхнулся перед ноутбуком и начал листать документ. — Но хотя бы весело будет.
Влада села рядом, их плечи соприкоснулись. Она больше не отстранялась.
— Спасибо, — прошептала она так тихо, что он, возможно, даже не услышал.
Но он услышал. И просто кивнул, уткнувшись в экран.
За окном занимался новый день, а они все еще сидели в этой комнате, окруженные пустыми банками, сигаретными бычками и недописанной курсовой. Но сейчас, в этот момент, это было все, что им было нужно.