Мысли немыслимы.
Комната была залита тусклым светом, пробивающимся сквозь полузадернутые шторы. Воздух был спертым, пропитанным запахом старого дерева, сигаретного дыма и чего-то металлического — возможно, разогретого ноутбука, проработавшего всю ночь. На кровати, в груде смятых простыней, лежала Рэй, её тело казалось неестественно хрупким среди этого беспорядка. Она проснулась с ощущением тяжести в висках, будто кто-то вколотил гвоздь прямо в лоб.
— Сань? Спишь?
Голос её был хрипловатым, будто она всю ночь не говорила, а кричала. Она повернулась, её пальцы вцепились в край подушки, ногти — коротко подпиленные, но с остатками прозрачного лака, слегка поцарапали ткань.
Саша лежал рядом, спиной к ней, но она знала — он не спал. Его дыхание было слишком ровным, слишком контролируемым.
— Нет, — ответил он, резко поднимаясь с кровати. Его движения были резкими, будто он злился на весь мир. На себя. На эту проклятую курсовую, которая уже третий месяц не давала ему покоя.
Рэй приподнялась на локте, наблюдая, как он садится за стол, шаря рукой по клавиатуре. Экран ноутбука осветил его лицо — темные круги под глазами, резкие скулы, губы, сжатые в тонкую линию. Он выглядел как человек, который уже неделю не спал.
— Да успокойся ты со своей курсовой работой, я тебе её за час сделаю, отдохни уже, выглядишь как алкоголик.
Её голос звучал раздраженно, но где-то глубоко, под слоем этой грубости, была забота. Она резко потянулась, выдернув шнур из розетки. Экран погас.
Саша замер на секунду, затем медленно повернулся к ней.
— Ну раз ты так хочешь, то я приглашу друга, посидим, поговорим?
Он говорил спокойно, но в его глазах читалось что-то вроде вызова.
Рэй фыркнула, вставая с кровати. Её тело было худым, но жилистым — мышцы играли под кожей при каждом движении. Она потянулась, и футболка Саши задралась, обнажая плоский живот и татуировку под ребрами — что-то на латыни, мелким готическим шрифтом.
— Зови кого хочешь, я к Кириллу поеду через час, он просил помочь ему.
Она резко стянула с себя футболку, бросив её на кровать, и вышла из комнаты, не обращая внимания на его взгляд.
Кухня была маленькой, заставленной грязными кружками и пустыми банками из-под энергетиков. Рэй включила кофемашину, скрестив руки на груди. Она стояла в одних шортах — черных, обтягивающих, с дырками на коленях, — и топике, который едва прикрывал грудь. Браслеты на её запястьях звенели при каждом движении.
За её спиной раздался шорох.
Глеб замер в дверном проеме, его глаза скользнули по её фигуре, по татуировкам на спине — переплетению дат, слов, странных символов.
Рэй почувствовала взгляд. Она резко обернулась, её глаза — холодные, почти безжизненные — встретились с его.
Молчание.
Глеб открыл рот, но не успел ничего сказать.
— Ты не говорил, что у тебя есть сестра, — наконец выдавил он, обращаясь к Саше, который стоял в коридоре.
Саша усмехнулся.
— Она не хочет, чтобы кто-то знал, что она моя сестра. Тем более её почти не бывает дома, она либо на соревнованиях, либо у друзей.
Рэй не стала ничего добавлять. Она взяла кофе, прошла мимо них, даже не взглянув.
Но Глеб разглядел её.
Стройная. Блондинка, но волосы были выгоревшими, почти белыми на концах. Лицо — бледное, с резкими чертами. Пирсинг: септум, змеиные укусы на нижней губе, проколотая бровь. Взгляд пустой, будто она смотрит сквозь людей.
И эти татуировки.
На руках. На спине. На ребрах.
Он не мог отвести глаз.
Через час Рэй выбежала из дома, швырнув через плечо рюкзак. На улице было ветрено, небо затянуто серыми тучами, но дождя не было. Только этот вечный гнетущий холод.
У подъезда её ждал байк. И Кирилл.
Высокий, голубоглазый, в косухе и рваных джинсах. Он улыбнулся, увидев её, но в его глазах читалась тревога.
— Кирюха!
Она бросилась к нему, и он крепко обнял её, прижимая к себе.
— Рэй, ты какая-то странная в последние дни.
Она отстранилась, её лицо снова стало каменным.
— Да забей.
Села за руль. Завела мотор.
Кирилл обхватил её за талию, чувствуя, как её тело напряглось.
— Поехали.
И байк рванул вперёд, оставляя позади только шум ветра и запах бензина.
***
Комната была погружена в мягкий полумрак — светились только мониторы, да тусклая гирлянда, брошенная где-то на стойку с микрофонами. Воздух пах деревом, свежим лаком от новых гитар и чем-то сладковатым — возможно, остатками ароматических палочек, которые Кирилл всегда жёг перед записью.
Рэй вошла, её взгляд сразу же зацепился за барабанную установку. Чёрная, блестящая, с чуть потрёпанными пластиками — явно уже битая, но всё ещё держащая характер.
— Ты когда успел всё это приобрести? Это ахуенно, братан!
Голос её звучал редкостно живо, почти по-детски. Она не ждала ответа — схватила палочки, прокрутила их между пальцев, привычным движением, и ударила.
Бам-бам-ц-ц-бам!
Диссонансный рваный ритм разорвал тишину. Она засмеялась, откинув голову назад, и в этот момент казалось, что все её трещины, вся эта вечная отстранённость — ненастоящие.
Кирилл усмехнулся, наблюдая за ней.
— Так, это всё не важно. Поможешь мне с битом?
Рэй бросила палочки на пэд, подошла к нему, плюхнулась рядом. Её плечо прижалось к его, голова упала набок, касаясь его руки.
— Конечно, давай показывай.
Монитор светился голубоватым светом. FL Studio, куча треков, наброски.
— Так, дай я исправлю. Смотри, тут подложка не подходит.
Её пальцы затанцевали по клавиатуре — резко удаляла, добавляла, перетаскивала сэмплы. Всё делала на автомате, будто музыка жила у неё в крови.
— Переделаю сейчас её под текст, чтобы больше подходила.
Кирилл протянул ей бутылку пива — холодную, запотевшую. Она взяла, открутила крышку зубами, сделала глоток.
— Грув ахуенный, проверяй.
Он нажал Play.
Звук ударил — плотный, жёсткий, но с какой-то меланхоличной мелодичностью. Рэй закрыла глаза, качнула головой в такт.
— Теперь надо записать инструментал! Погнали, я за ударные, ты за гитару.
Они спорили, ругались, смеялись. Она кричала, что аккорды не те, он доказывал, что тональность надо поменять. Но в этом хаосе было что-то идеальное.
Поздно. Уже темно.
Рэй допила пиво, поставила бутылку на стол с глухим стуком.
— Бля, и как я сейчас домой поеду? Я же выпила...
Кирилл посмотрел на неё, в его глазах мелькнуло что-то тёплое.
— Можешь у меня остаться. Я не против.
Она покачала головой.
— Я с радостью, только планировала ещё на работу съездить.
Набрала Сашу.
— Сань, ты можешь меня забрать от Кирилла?
— Я не могу, на чём? Давай мой друг тебя заберет?
По телефону слышался шум, голоса. Саша явно был не один.
Рэй закусила губу.
— Блять, не хотелось бы. Но ладно.
Час спустя она вышла на улицу.
Вечер резко похолодал — ветер гнал по асфальту жухлые листья, шуршащие, как старые плёнки. Фонари светили тускло, отбрасывая длинные тени.
И тут она увидела его.
Чёрный «Порш». Новый, блестящий, с тонированными стёклами.
Рядом стоял Глеб.
Он опирался на капот, смотрел в землю, но когда она вышла, поднял голову.
— Привет.
Рэй не ответила. Только кивнула. Вытащила сигарету, закурила. Пальцы слегка дрожали — от холода или от чего-то ещё.
Глеб разглядывал её.
Она была в тех же шортах, в том же топике. Босоножки на босу ногу. Кожа покрылась мурашками, но она не подавала вида.
— Холодно?
Молчание.
— На заднем сидении лежит худи. Надень, если холодно.
Она медленно подошла к машине, открыла дверь.
Худи. Чёрное. С надписью Сезон славы. Дорогое. Модное. Она на секунду замерла, сжала ткань в кулаке.
Его подачки мне не нужны.
Но надела. Пахло чем-то чужим. Дорогим парфюмом. Деньгами.
Села в машину.
— Поехали.
Глеб завёл мотор.
А Рэй смотрела в окно, курила и думала о том, как странно — быть в чужой одежде, в чужой машине, в чужой жизни.
И никому не сказать, что внутри — пусто.
Чёрный "Порш" скользил по мокрому асфальту, его мощный двигатель урчал глухим басом, отражаясь эхом в узких переулках спального района. Салон, обитый мягкой черной кожей с красной прострочкой, пах новым автомобилем и дорогим мужским парфюмом. На приборной панели голубым светом горели цифры спидометра - 60 км/ч, хотя дорога позволяла больше.
Глеб нервно постукивал пальцами по рулю, обтянутому алькантарой. Его худые плечи напряглись под тонкой тканью серского худи Stone Island. Взгляд то и дело скользил к пассажирскому сиденью, где Рэй, сгорбившись, уткнулась лбом в холодное стекло. Её тонкие пальцы с облупившимся прозрачным лаком беспокойно теребили край длинного худи - того самого, с вышитой золотом надписью "Сезон славы" на спине.
Как они вообще могут быть родственниками? - проносилось в голове Глеба.
Саша - спортивный, общительный, всегда улыбающийся. И она - эта ходячая противоречивость в рваных джинсах и растянутом худи. Её профиль в тусклом свете уличных фонарей казался вырезанным из мрамора - острый нос, впалые щеки, длинные ресницы, отбрасывающие тени на бледную кожу.
— Блядь! — мысль вырвалась наружу, когда фура неожиданно перестроилась перед ними.
Рэй молниеносно рванулась вперед, её костяшки побелели от силы, с которой она вцепилась в руль.
— Ты вообще глазами проёбанными смотришь куда едешь?! — её хриплый голос прозвучал как выстрел.
Машина резко дёрнулась вправо, шины противно завизжали по мокрому асфальту. В салоне запахло горелой резиной.
— Вот здесь стой, уебан!
Она вылетела из машины, даже не взглянув на него, её кеды громко шлёпнули по лужам.
Глеб вышел, достал пачку Parliament и закурил, прислонившись к капоту. Дождь усилился, холодные капли стекали за воротник. Он наблюдал, как за матовым стеклом салона мелькает её силуэт - сначала у стойки, потом в глубине зала.
Вывеска "INK & SOUL" мигала неоновым синим, отражаясь в лужах. Из динамиков над дверью доносились приглушенные аккорды Deftones.
Через двадцать минут (и три сигареты) она вышла, волоча за собой огромный черный кейс Pelican. Ремни впивались в её плечо, но лицо оставалось каменным.
Глеб сделал шаг вперед:
— Давай я...
— Не надо. - отрезала она, швырнув кейс на заднее сиденье. Пластик громко стукнул по коже.
**
"Marco Polo" - одно из тех мест, куда Глеб ходил с родителями. Высокие потолки с лепниной, хрустальные люстры, столики с белоснежными скатертями.
Рэй вошла, явно чувствуя себя не в своей тарелке. Её рваные джинсы и потертые кеды резко контрастировали с шиком интерьера. Официант в белой рубашке едва заметно поморщился.
— Американо. Холодный. - бросила она, даже не открывая меню.
Глеб заказал воду San Pellegrino.
Когда напитки принесли, Рэй взяла стакан ледяного кофе длинными пальцами с облупившимся лаком. Её губы коснулись соломинки, и Глеб невольно задержал взгляд на пирсинге - две маленькие стальные шарики на нижней губе. Захотелось поцеловать, попробовать на вкус.
— Чего уставился? - она приподняла бровь с проколотой сережкой.
— Ничего... - он отхлебнул воды.
***
Квартира встретила их тишиной. Только тикали часы в прихожей.
— Не орать, я спать! — рявкнула Рэй, захлопывая дверь своей комнаты.
Глеб остался стоять в коридоре, слыша, как она плюхается на кровать. Через тонкую стену донесся звук включенной музыки - что-то тяжелое, с рваными гитарными риффами.
В своей комнате Рэй так и не сняла чужое худи. Она свернулась калачиком, натянув капюшон на голову, и уткнулась лицом в подушку. Запах дорогого парфюма с нотками бергамота и сандала все еще витал в ткани.
За окном моросил дождь. Капли стучали по подоконнику, сливаясь с музыкой в один монотонный шум.
Она закрыла глаза.
На секунду показалось, что в этой чужой одежде, в этом чужом мире, она может просто исчезнуть.
И никто даже не заметит.