Песни из ледяной станы
Ни для кого не секрет, что самый невезучий человек в Монштадте, а то и всем Тейвате, – Беннет, но если бы существовал конкурс «победителей» по жизни, то второе место, определённо, заняла бы (Т/И). Она тоже явно родилась под несчастливой звездой: забытая родителями девочка, на голову которой с ужасающей частотой находились приключения, в большинстве своём заканчивающимися травмами. Иногда, конечно с разрешения самой (Т/И), монахини обучали новеньких искусству врачевания.
По началу многие послушницы пугались её травм, однако удивительно быстро привыкали к потрепанному виду второй неудачницы Монштадта. Но все же была одна девочка, сердце которой каждый раз обливалось кровью при виде чужих страданий. Конечно, это была Барбара. Гуннхильдр всегда лечила (Т/И), жалостливо охая и ахая, чего пациентка терпеть не могла.
Каждый день сирота слышала, как жители города города сочувствую ей, иногда предлагают помощь или пытаются угостить чем-нибудь, глядя на неё глазами, полными жалости. И если другие дети с радостью и благодарностью принимали чужую ласку, то (Т/И) наоборот – огрызалась и убегала подальше от людей, зачастую в лес или к лугам Спрингвейла. Её могли искать всем собором, привлекать рыцарей с искателями приключений, если поиски затягивались, сестры пытались из раза в раз давить на жалость, чтобы прекратила убегать, Барбара могла читать нравоучения каждый день, но последствие всегда было одино – она никого не слушала.
Хотя старания будущего айдола возымели хоть какий-то эффект: (Т/И) время от времени стала предупреждать насколько и куда уйдёт гулять. Да и просто сблизилась с Барбарой. Постороннему могло показаться, что (Т/И) просто критикует каждый шаг послушницы, но сенешаль и прошлая настоятельница видели не издевки, а заботу. Действительно, если кто-то присматривался к их отношениям, замечал, что у Барбары появился угрюмый ангел-хранитель.
По сути, их взаимосвязь можно было назвать завязью дружбы, поэтому только Гуннхильдр знала, что (Т/И) покинет Монштадт.
Прощание произошло поздним вечером. Барбара в очередной раз искала строптивую подругу, в очередной раз отправляющуюся на ночную прогулку. Она нашла (Т/И) недалеко от городских ворот с пожитками в дорожном узелке.
— Прощай, – ответила непокорная девочка на все уговоры послушницы, – я отправляюсь в странствие. Может, ещё вернусь в Монштадт, а, может, позабуду его, как страшный сон; в любом случае – прощай.
Барбара была так ошеломлена словами (Т/И), что, будто отключилась от реальности, и очнулась, когда от подруги след простыл. Младшая Гуннхильдр немедленно сообщила обо всем старшим, и те, хотя отнеслись к её слова с особым вниманием, всё же списали всё на очередную выходу всем порядком надоевшей девчонки. День ждали возвращения, два, на третий день забыли тревогу и подняли на поиски всех, кого могли, но (Т/И) как сквозь землю провалилась. Тогда все поняли, что в тот момент, она была серьёзна, как никогда и в самом деле пустилась прочь.
Вскоре после ухода (Т/И) у Барбары появилась привычка: во время вечерней службы молить Анемо Архонта о благополучии подруги. Она верила, ждала, что они увидятся вновь.
Монштадт посерел. Не из-за какой-либо катострофы, а благодаря середине осени, когда все листья орали, но снега не пришли в гости из владений Царицы, хотя частые ледяные порывы предупреждали о скорых холодах, нагоняя тёмные тяжёлые тучи. По северному тракту, будто та самая предвестница заморозков, шла девушка, до дрожи напоминающая хозяйку ледяных земель – такой же пронщительный, колкий взгляд, то же спокойствие, граничащее с безразличием, схожая отстраненность смешанная с гордыней; здесь спиной, на потертом ремне болталось позолоченое бузуки. Должно заметить, как инструмент выглядел в разы лучше своей хозяйки, на куртке и сапогах которой были заметны потёртости.
Кто она и какова цель её визита в Монштадт – неизвестно. Ну, как неизвестно – это она надеется, что ни одна душа не узнает или не вспомнит её. Все же (Т/И) вернулась не для настольгии, а проверки самой себя: осталось ли пламенным сердце и все так же ненавистны ли серые стены города свободы. В планы странницы не входит проживание в городе вин дольше трех дней, хотя ради одной не менее строптивой монахини можно чуть пересмотреть планы.
(Т/И) мотнула головой, не успела подойти к воротам, а сентементальность уже по мозгам ударила. К счастью, рыцари на входе не пристали с расспросами, досмотрами и прочими радостями, стачивающими и так небольшие запасы вежливости и терпения. Постовым, видимо, совершенно все равно на приезжих, лишь бы вид был более-менее приличным. Недовольно фыркнув, девушка в голове поставила галочку возле первого пункта: Ордо Фавониус всё ничуть не изменился. Орден как был толпой едва машущих мечами и кое как образованных «защитников», так и остался. С таким-то подходом неудивительно, что Предвестники Фатуи заходят, будто к себе.
Неожиданно прохожая вывела музыканту из раздраженных мыслей о бесполезных рыцаря, плавно перешедших в более насущный вопрос: «Где переночевать?»
— Девушка, девушка, – жизнерадостно щебетала незнакомка, – Вы, видно бард! Пойдёмте со мной, нам не хватает одного человека. Вам понравится! Мы устроили битву певцов, но, оказалось, никто не хочет противостоять нашей Звездочка! Представляешь? – (Т/И) пыталась вырвать запястье из рук женщины, хоть как-то вставить свой отказ, но незнакомка ничего не замечала кроме собственной болтовни.
Для музыкантши несколько минут до места назначения показались адом, и она не удержалась от громкого, облегченного вздоха. Зрители хохотнули, сочувственно поглядывая на неё.
— Лили, – пожурил незнакомку пожилой человек, – опять ты ушла в собственный мирок, пока говорила?
— Ой! Но я же привела участницу! Она даже согласилась, правда же, скажи им!
— Да-да, я поучаствую в вашем песенном конкурсе, – сказала (Т/И) лишь для того, чтобы не слушать Лили.
— Отлично. Тогда, прошу, ты первая, – обратилась к девушке, судя по взглядам зевак, её соперница, в которой без труда угадывалась Барбара. «Ты по-прежнему стремишься спасти всех?» – мысленно спросила Звёздочку музыкантша.
— Ладно. Снежная народная.
Ловкие пальцы провели по звонким странам, набирая первые аккорды.
Come to me, the night is dark
Come to me, the night is long
Sing for me, I'll sing along
Sing for me, oh sing for me
Барбара внимательно всматривалась в лицо конкурентки. Айдолу определённо знакомо её лицо, но вспомнить все никак не получалось, будто туманом заволокло воспоминания. Видимо, сезонный скачок заболеваемости сказался на диакониссе сильнее, чем ей казалось. И все же незнакомка не давала ей покоя; ответ явно где-то на поверхности, стоит только руку протянуть, но стоило хоть на шажок приблизиться к разгадке, как ответ ускользал, как юркая рыбка из сетей нерадивого рыбака. Присмотревшись ещё внимательнее, Барбара поняла кто перед ней: (Т/И) все же вернулась в Монштадт!
Гуннхильдр ещё раз внимательно осмотрела подругу ласковым взглядом. Девушка явно похорошела за годы отсутствия: перестала быть пугающе-худощавой и перестала ассоциироваться с тоненьким узловатым деревцем, скулы больше так не выделялись, чего нельзя сказать о щеках – тогда они больше напоминали перепонку на барабане, а теперь они немного напоминали щеки полу-голодного бурундука – тоже были круглыми, но не огромными.
Sway with me, we'll make them scream
Dance with me, we'll make them bleed
Sing for me, I'll sing along
Sing for me, oh sing for me
У (Т/И) такой приятный голос, Барбара обещает себе, что уговорит её спеть дуэтом, хотя бы разок, даже не для публики, главное – вдвоём. А как ловко скачут ловкие пальчики по струнам! Гуннхильдр с улыбкой вспоминает те дни, когда подруга в тайне ото всех училась музыке, злясь на себя за каждый промах, и как будущая целительница каждый день повторяла ей, чтобы не бросала игру. По сердцу блондинки бальзамом растеклась гордость за достижения (Т/И).
Listen, do you hear it
Listen, do you feel it
Listen, I'm calling you
Хотя все же кое-что осталось неизменным – её ужасно тяжёлый характер. Судя по вечно раздраженному выражению лица и недовольству в глазах, (Т/И) мало изменилась. Но есть же надежда, что она стала лучше, так ведь? Человек же всегда может усовершенствоваться? Какой бы наивной оптимисткой Барбара ни была, даже ей ясно, что давняя подруга вряд ли стала мягче и добрее.
Listen, do you know me
Listen, swing and roll me
Listen, I'm calling you
Закончился первый куплет и припев, пришёл черёд проигрыша, но горожане уже выбрали победительницу – это горячо любимая им Барбара. И хотя её песни тоже весьма специфичны, все же для монштадтцев мотивы из Снежной слишком чужды и непривычны. Некоторые из уважения к девушке, пытались позволить ей доиграть, но никто не обратил на них должного внимания, однако такой расклад событий как нельзя на руку (Т/И).
— Раз с победителем определились, я, пожалуй, пойду, – перестав играть, сказала она и быстро удалилась в сторону, как девушка помнила, отеля, подтвердив предположение Барбары: она стала мягче и добрее на жалкую толику.
Глубокой ночью начался мелкий снегопад, и к утру пушистое белое одеяло укрыло собой весь Монштадт; побелели куртины, кровли и заборы, украсили стекла лёгкие узоры, одним словом: красота. Даже (Т/И), относящаяся к прекрасному несколько безразлично, улыбнулась пейзажу за окном, но вскоре вернулась в обычное состояние. Она собрала малочисленные вещи, накинула куртку, надела сапоги и вышла из комнаты. Ночлег был оплачен ещё вчера по приходу, так что в ожидании хозяина нет надобности.
На улице оказалось ни души. Очень тихо. Настолько безмолвно, что мерный стук сапог о мощеную улицу вызывал крайную тревогу, заставляя буквально красться. Помимо собственного дыхания, прислушавшись, (Т/И) уловила звон метелла. В такую рань встают только ремесленники, девушка почувствовала себя одинокой и лишней, хотя в этом городе с ней такое постоянно с самого детства. Люди не задумывались, почему девочка не улыбается каждому встречному, почему практически не взаимодействует с остальными, им было проще списать все на потерю родителей, чем подумать и понять, что её воспитали иначе.
Будучи выходцами из Снежной, мама и папа передали ей свой менталитет. В ледяной стране обычное дело, когда люди ходят с лицами более хмурыми, чем небо над головой. Жители Монштадта не думали об этом, большинство из них слишком ветренны и беспечны, чтобы задуматься о подобном. Даже единственная подруга из города свободы была такой, все ещё, начиная с тех времен, её мечтой было – спасти и вылечить всех. (Т/И) тогда не стала её переубеждать. Они с Барбарой тогда ещё находились в чудесном маленьком парке. Услышав, как у дома неподалёку громко хлопнули ставнями, музыкатша, встрепенувшись, осознала, что ноги принесли её в тот самый парк.
С ностальгией во взгляде осмотрелась вокруг – никаких изменений, все осталось как прежде, разве что вместо зелёных шелков на деревьях снежный бархат. Стоит отметить, новый вариант ей нравится куда больше. Теперь все кажется таким знакомым и... родным. Будто добрый дедушка, встречающий внука, раскинул ветви стройный ясень, а маленький фонтанчик это – непоседливая маленькая сестричка, которая сейчас спит.
(Т/И) могла бы ещё долго наслаждаться уеднением, зимним садом, если бы на улицу не выходило все больше людей, вызывая привычное раздражение. Видимо, незаметно усиливающаяся суета вокруг оказалась намёком судьбы, советующим вернуться домой поскорее, но она все пропустила мимо ушей из-за чего наткнулась на человека, встречу с которым искала и хотела избежать одновременно.
— Надо же, – обратилась музыкатша к удивлённо застывшей Барбара, – что же ты делаешь здесь в такую рань?
—
Я... я всегда всегда встаю за несколько часов до утренней молитвы. А куда направляешься ты?
Гуннхильдр благодарила Случай всей душой за возможность поговорить с (Т/И), хотя, растерявшись, чуть не упустила давнюю подругу. Барбаре срочно нужно найти тему для разговора, иначе беглянка вновь пропадёт из её жизни на неопределённый срок, поэтому выпаливает первое, что пришло на ум:
— Зимний сад красив, не так ли? – осознание того, что она только что ляпнула, пришло несколько позже, когда слов было не вернуть, и (Т/И) ответила ей тихой усмешкой.
— Да, здесь действительно хорошо, – снова ненадолго воцарилось молчание, – ты все так же усердно трушишься и не уделяешь себе должного внимания? Судя по твоей одежде, я права. Скажи мне: в чем смысл твоих действий? Зачем продолжаешь надрываться ради тех, кому ты нужна только из-за своей безотказности?
На мимолетную секунду Барбара задумалась над жестокими словами подруги.
— Потому что я хочу всем помочь, – неуверенно ответила блондинка, – потому хочу нести счастье окружающим!
— А-ха-ха-ха! Дорогая Барбара, помочь всем невозможно, а насчёт радости: думала ли ты – не лучше ли открыть им глаза, перестать жить в мире грёз?
— Ч-что?
— Видимо, население Монштадта и впрямь слишком много пьёт, раз никто не смог заметить очевидного. Я была ребёнком, но смогла разгадать тайну своих родителей, в то время как «лучшие следователи Ордо Фавониус» не продвинулись ни на йоту. Мама с папой специально оставляли все так, чтобы я никогда не узнала правды, чтобы жила счастливо, ненавидя их. Но все же докопалась до правды.
Теперь-то ты поняла моё стремление покинуть Монштадт и вернуться в родную Снежную?
— Да.
Сказать, что Барбара в шоке от услышанного – ничего не сказать. Её тело будто сковало льдом, в то время как мысли в голове больше походили на разрушительный торнадо. Постоянно мелькали вопросы: «Как?», «Что?», «Почему?» – и если бы неумолимое время было на её стороне, Гуннхильдр получила бы на них ответы. Но оно, как всегда, играет против всех, из-за чего Барбара вновь упускает (Т/И), оставаясь с ворохом вопросов. Как тогда.
Ну почему у айдола такое чуткое и ранимое сердце?
_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-
Торжественно объявляю, что мы выходим на финишную прямую! Впереди остались только Дайнслейф и Син Цю, и в скором времени я вернусь к старому формату. Ура. Ура. Ура.
Зарисовки – интересный опыт на моем творческом пути, но они требуют уйму сил, хотя я знала, на что шла, когда начинала цикл)
Следующим будет Дайнслейф
Скажите, я же не одна считаю Юлиуса и Феликса лучшими мальчиками из Re: zero? А то, куда не посмотрю, у кого не спрошу всем нравится Рейнхарт 😢
The end.