Только руины, пепел и скорбь
Расколот золотой сосуд, и даль душе открыта!
Лишь тело тут, а дух несут, несут струи Коцита.
А! Ги де Вир! Рыдай теперь, теперь иль никогда!
Твоя Линор смежила взор, – в гробу, и навсегда!!
Обряд творите похорон, запойте гимн святой,
Печальный гимн былых времен о жертве молодой,
О той, что дважды умерла, скончавшись молодой!
Эдгар Аллан По «Линор». Перевод К. Бальмонта
_=_=_=_=_=_=_=_=_=_=_=_=_=_=_=_=_=_=_=_=_=_=_=_=_=_=_=_=_=_=_=_
Ни души. Не поют заливисто сладкоголосые птицы, не журчит вода в мраморных фонтанах, а улицы безлюдны, безмолвны и пусты уже как пятьсот лет. Мёртвая тишина накрыла хрустальным куполом, даже ветер, поднимающий тучи пепла и праха к иссиня-черным небесам, не нарушает безмолвия. Среди серых обломков и рассыпающихся руин слышится лишь шорох шагов одного из тех выживших в той трагедии, которым удалось сохранить человеческое обличие.
Он брел вперёд по развалинам, в которых едва угадывались улицы некогда великого города, не осмеливался поднять взгляд на разрушенные стены, пытаясь избавиться от душевных терзаний. Но что бы Дайнслейф не делал, результат будет одинаковым – боль. Муки от созерцания последствий его беспомощности или вина от того, что давно не приходил к ней – всё одно, всё больно.
Пока Дайнслейф, мрачный странник, скитался столетиями из края в край, она спала сладким сном. Для неё все закончилось огненным штормом, ниспосланным высокомерными божками, в то время как ему была уготована учать в разы ужаснее, нежели блаженный сон в кристалльном саркофаг. Может, Сумеречный меч жестоко ошибся, оставив возлюбленную в стане врага, под носом тех, что когда-то звались его народом, но другого выбора по сути не было. Спрячь её за пределами павшей страны, у Ордена Бездны появился бы совершенный способ заставить Дайнслейфа плясать под их дудку.
И за все время, никто не смог обнаружить его великую слабость. Конечно, он предпренимал все меры предосторожности: использовал все скрывающие чары, которые знал, путал следы так, что даже самый хитрый и сообразительный Вестник или маг, не смог распознать его путь. Все ради того, чтобы ни одна душа не обнаружила крошечную пещеру под завалами, где спит возлюбленная Сумеречного меча.
Течение времен обошло стороной и ее. За все время, проведённое в Бездне, она ничуть не изменилась: не постарела ни на день, ни одна, даже самая крошечная, царапинка не могла повредить её кристалльную колыбель. Конечно, чтобы разрушить магию (Т/И), величайшей ведьма Каэнри'аха, потребуется в разы больше энергии, чем может дать мертвая земля погибшего королевства. Под толщей прозрачного кристалла, она не кажется живой, слишком умиротворенно её по-прежнему прекрасное лицо, но Дайнслейф точно знает, что жизнь до сих пор теплится в ней. Стоит ему коснуться к прозрачному саркофагу, как сквозь его тело пробегает её магия, не позволяющая (Т/И) умереть, и невольно вспоминаются те кошмарные часы, за которые Сумеречный меч лишился всего.
Правитель Каэнри'аха велел дать бал в честь очередного научного прорыва и, конечно, созвал на приём всех самых знатных подданных, начиная аристократией, заканчивая многочисленными придворными учёными и магами. Среди гостей была возлюбленная Дайнслейфа, (Т/И), как всегда, окруженная многочисленные коллеги, едва не зелёными от зависти её уму и талантам, красоте и роскоши её струящихся, шелковых одеяний. Каждый приторно улыбался уважаемой чародейке, но не испытывал к ней особенных чувств, все хотели себе влиятельную подругу. Одним из немногих исключений был Дайнслейф, прославленный рыцарь из королевской стражи, он был рядом с (Т/И) не из-за её могущества и несметных сокровищ, а потому что однажды по воле случая ему представилось заглянуть под маску идеала.
Подумать только, как простой патруль изменил его судьбу! Сумеречный меч, проходя мимо тёмного переулка, краем уха услышал тихие всхлипы и, повинуясь долгу, обнаружил среди густых теней её. Но в тот момент она не выглядела такой недостижимой нет, она была такой же простой, земной. Узкие плечи подрагивали, лицо спрятано за нежными руками, она плакала. Тогда чародейка показалась Дайнслейфу намного меньше, чем была на самом деле, выглядела такой потерянной, одинокой, что сердце рыцаря не могло не дрогнуть. Сначала по зову долга, а после по велению сердца он протянул (Т/И) руку помощи, вскоре обретя в её лице перелестную возлюбленную.
Каким бы идеальным, божественным Дайнслейф ни казался, простые человеческие пригрешения ему не чужды. Сумеречный меч оказался несколько ревнивым мужчиной и долго притирался с алхимиком, тоже являющийся верным другом чародейки, который не бросил её в трудный час и всеми силами пытался уберечь (Т/И) от ужасной участи. Только алхимик и рыцарь пытались спасти её, когда на процветающий Каэнри'ах обрушился гнев богов и все фальшивые друзья скинули маски, обнажив свои истинные личины.
В эпицентре огненного шторма, среди ада на земле Дайнслейф наконец нашёл свою возлюбленную, изнеможденную, всю в ожогах, перепачканную в саже, пепле и прахе. Глаза, которые всего несколько часов – а может и несколько дней – назад были яснее звёзд, ярче солнечного огня потухли, став до ужаса пустыми и равнодушными. Из-за горького дыма она часто содрагалась в приступа кашля, Сумеречный понял – (Т/И) пора бежать из сгорающей нации, успеть ухватиться за спасительную ниточку, что проведёт её к светлому будущему. Рыцарь помнит, что видел неподалёку ещё не разрушенный портал, и Дайнслейф надеется всей душой, что архонты не успели добраться до него.
Со всех сторон слышались крики о помощи, обрывающиеся в бушующем пламени голоса, скрип и лязг активированных культиваторов, взрывы снарядов. Сквозь дым, тучи праха и огненный шторм Сумеречный меч едва угадывал обратную дорогу, он с (Т/И) изо всех оставшихся сил старался спасти каждого встречного, но атаки семерых богов слишком яростны, а действия жестоки. Однако чародейка была готова поклясться, что Архонтам тоже тяжело и из их глаз серебристыми ручейками лились слезы. Может, в другой ситуации она бы посочувствовала им, но не сейчас, когда они сравнивают с землёй её дом.
Наконец показался портал. От него исходил тусклый, голубой свет, благодаря которому машину удалось заметить раньше и, на несчастье граждан Каэнри'аха, пройти не давал Дендро Архонт. Так называемый бог мудрости поражал молодыми острыми побегами любого, кто наивно питал надежды проскочить мимо него. В душе (Т/И) разразилась буря яростней и злей той, что сейчас бушевала над её землёй, а кровь погнала по венам жидкие гнев и решимость: она одолеет Архонта, даже ценой собственной жизни.
Собрав всю волю, все силы в кулак, ведьма с небывалым напором двинулась к лорду Сумеру, переступая через проткнутые и частично обгаревшие трупы своих бывших друзей и доброжелателей, которые бросили её, когда она нуждалась в них, как никогда. Магия искрилась, пылала вокруг её кистей, немного исцеляя раны, и эта же самая нежная и милосердная магия обрушилась на бога мудрости неукротимым шквалом маленьких кристалльных осколков, ранивших противника, но оставивших его в живых. Опомниться Дендро Архонту не дал почерневший клинок Дайнслейфа, по чистой случайности не пронзивший богу сердце, Сумеречный меч молниеносно наносил удары врагу, изматывал его каждым замысловатым приёмом или простеньким заклинанием, которым владел любой воин Каэнри'аха, умеющий хоть сколько-нибудь использовать особую магию своего народа. Подгадав идеальный момент, (Т/И) и Дайнслейф пронзили его так же, как он совсем недавно поступал с их народом. Белоснежные кристаллы и густые тени не оставили Дендро Архонту ни малейшего шанса на спасение.
Но одного, все же, ведьма и рыцарь не учли: когда бог умирает, он высвобождает разрушительную энергию, сметающую все на своём пути. Если они ничего не предпримут – от родного Каэнри'аха ничего не останется, станут напрасными все жертвы и старания. Лицо и тело лорда Сумеру, будто потрескались, с каждым мгновением на нем появлялось все больше трещин, предвещающих скорую беду. По велению бурлящей, как кипяток, и горячей, как лава, крови (Т/И) во мгновение ока создала прочнейший барьер из кристаллов, расплатившись за их твёрдость собой.
По самому первому и древнему закону алхимиков – равноценному обмену – ничто не даётся и не получается просто так; если магия из сосуда резко куда-то вышла, то она должна вернуться с такой же скоростью и в таком же количестве. Хотя (Т/И) знала о последствиях принятых ею решений, всё же предпочла запечатать себя на долгие века в кристалльный гроб и, в каком-то смысле, умереть. Она отдала практически всю себя ради крошечного, будто песчинка, шанса спасти свой дом. Не удивительно, что Орден Бездны чтит её и по сей день, наравне с другими героями-защитниками Каэнри'аха.
Конечно, остатки великого народа страстно желали вытащить (Т/И) из её саркофага, чтобы она, так же ведомая ненавистью и гневом, помогла Бездне разрушить Тейват. Но Дайнслейф опередил Принцессу, он надёжно укрыл её в безрадостном чертоге, если так вообще можно назвать её мрачное убежище. Чародейка в своём нынешнем состоянии слишком беззащитна, и только спустя десятилетия он примирился со своей беспомощьностью в новых обстоятельствах, но куда быстрее собрался с силами, чтобы найти способ вернуть (Т/И).
Однако каким бы решительным и рассчетливым сейчас Сумеречный меч ни был, самые первые годы после уничтожения его народа были самыми тяжёлыми. Когда он, проклятый бессмертием, лишился всего, оставшись один на один с яростным штормом, именуемым безразличным мирозданьем, Дайнслейф едва находил силы встать с промерзжшей земли по утрам, даже несмотря на сильнейшую мотивацию. Отчаяние и скорбь смешались с его кровью, отравили его тело и почти отправили Хранителя ветви к своему народу. Он смутно помнит то темное время, в памяти остались лишь крошечные лоскуточки от огромного полотна событий тех лет, хотя ключевые моменты по-прежнему остаются с ним. Сумеречный меч всеми немногими силами, что остались с ним, старался победить опутавшую его апатию, но практически ничего не получалось.
И самое страшное на тот момент – ни один из способов, к которым прибегал Дайнслейф, не помогал, хотя это не так уж и удивительно. По сути панацеей для него были «разговоры» с (Т/И), когда он высказывал все, что у него на душе и получал в ответ губительное молчание. Хранитель ветви долго не замечал, но именно его «лекарство» отравляло его все сильнее с каждым разом. И все же Сумеречный меч, то ли поняв, в чем корень проблемы, а может пересилив самого себя, смог выбраться из болота отчаяния, однако сердце его едва ли восстановилось хоть сколько-нибудь, ведь встречи с возлюбленной свелись к минимуму и к своим целям он не подошёл ни на шаг.
А можно ли заполнить чашу, которую стремится наполнить Дайнслейф? Исцелит ли месть его душу? Он и сам не знает, и есть лишь один способ найти ответ – осуществить задуманное. Только так можно понять были ли напрасны его труды и страдания, был ли изначально смысл идти против воли властителей небесного острова или же стоило смиренно принять свою судьбу? Наконец узнать причину действий Архонтов: почему большинство из них умывалось своими слезами, но продолжало бойню? Это очередные козни Селестии? Вероятно, это так.
И снова все упирается во «властителей» Тейвата. Если копнуть, так глубоко в историю, что можно вырыть тщательно скрываемую правду, то можно наткнуться на крайне неприятные предположения о том, что практически все катострофы, в которых были замешаны боги, происходили после вмешательства Селестии. Архоны не абсолютные хозяева своих земель, а истинные владыки глумливо взирают на своих подданных с небес. Но раз так получается, не лучше ли уничтожить всех богов и архонтов, уронить небесный остров на самое дно океана, где безжалостные воды оставят от золотых дворцов жалкие обломки? Если так все складывается, возможно, лучшим решением будет стравить богов земли и небес, чтобы они сами перегрызли друг другу глотки где-нибудь подальше от Тейвата.
Основное отличие Дайнслейфа от Ордена Бездны состоит в том, что он не хочет залить родной мир кровью его жителей. Сумеречный меч стремит избавиться от богов, не убивая тех, кто не мог видеть разрушения его дома – людей, по большей части. Сам по себе человек крайне мал, слаб, он не может противостоять бушующим стихиям и, даже используя используя магию, способен управиться лишь с мельчайшей частью мощи природы. Человека не слишит ни его дом, его земля, ни Вселенная, хотя она она одинаково безразлична и к стенаниям слабых и к наглым просьбам сильных. Так может, она будет править лучше, нежели «всемогущие» существа, на самом деле являющиеся такими же порождениями этого мира, как те же самые люди?
Это все может стать будущим Тейвата. Но а пока это лишь мрачные мысли не менее мрачного, неприкаянного Хранителя ветви, ищущего утешения в мёртвой стране, где нет ничего, кроме руин, праха и ненависти.