Маргарет

Утро в доме Синклеров начиналось не с солнечного света - он с трудом пробивался сквозь плотные шторы из бархата, цвета старого вина. Здесь день рождался с шагов. Тихих, ловких, выверенных.

Служанка Кэролайн - молоденькая, чуть сутулая девушка с рыжими косами - проспала всего несколько часов. Она поднялась с низкой скамейки в своей крошечной комнатке на чердаке ещё до рассвета. Натянув шерстяную накидку, она босыми ногами прошмыгнула в общий коридор, откуда уже тянуло влажной прохладой каменных стен. Её задача - разжечь камины в хозяйских комнатах.

На кухне уже копошилась старая миссис Доун, экономка, служившая в доме более тридцати лет. С утра она напоминала распухшую сову: с платком на голове, в толстом шерстяном жилете и с поджатыми губами. Она водрузила на плиту большой чугунок с водой, бросив туда сушёные листья мяты.

- Хозяйка пьёт только мятный отвар с утра. Без сахара. Без молока. Без изменений, - пробурчала она вполголоса, будто напоминая себе, хотя и знала всё наизусть.

На цокольном этаже возился дворецкий мистер Грей - строгий, высокий, с усами, будто вырезанными ножом. Он лично проверял, чтобы входной коврик был без пыли, чтобы в буфете стояли полные графины с водой, и чтобы ни один из лакеев не разговаривал громче, чем дозволено.

Все в доме Синклеров знали порядок.

Перед рассветом в оранжерее появилась Анна - тихая горничная, что ухаживала за растениями мисс Агнес. Она раскрывала узкие ставни, впуская тусклый свет на стеклянные горшки, и поливала белые камелии, любимые цветы хозяйки.

- Главное - не тревожить мисс Агнес до восьми, - тихо говорила она себе. - Только чай в комнату, и ускользнуть, не дожидаясь взгляда.

Даже часы в гостиной будто тикали осторожнее в те утренние часы, когда хозяйка ещё спала.

Дом был старинным, с потолками в три человеческих роста, с портретами строгих предков в золочёных рамах и коврами, по которым ходили неслышно. А ещё в нём было что-то затаённое - воздух, наполненный правилами и молчанием.

---

Спальня Агнес Синклер была воплощением строгой элегантности, в которой каждая вещь имела своё место и назначение. Просторная, с высокими потолками и большими окнами, выходящими в сад, она хранила в себе холодную роскошь и отпечаток времени.

На стенах - старинные обои жемчужного оттенка с золотистым цветочным узором, почти выцветшие у края, но всё ещё говорящие о вкусе и деньгах. Между окнами - трюмо из красного дерева с тройным зеркалом. На его поверхности - фарфоровая шкатулка с брошами, два серебряных подсвечника, и аккуратно выложенные гребни и щётки с инициалами А.С.

У изголовья кровати - изящная прикроватная тумба с тонкой инкрустацией. На ней - миниатюрные часы в позолоченной оправе, носовой платок, сложенный пополам, и томик стихов, заложенный у последней страницы.

Кровать - большая, с высоким изголовьем, обитым тканью цвета старой розы. Покрывало идеально выровнено, а по углам лежат две подушки - не больше, не меньше. Балдахин над кроватью Агнес Синклер был не просто украшением - он был целым царством покоя, выстроенным из тончайших тканей и благородных линий. Он возвышался над массивной кроватью, словно тронная арка над королевским ложем.

Четыре резных деревянных столба из тёмного красного дерева поддерживали каркас, украшенный ручной резьбой - по краю шли тонкие виноградные лозы, замыкаясь в венке на каждом углу. Верх балдахина был обтянут плотной тканью глубокого сливочного оттенка, расшитой тонкой золотой нитью. По утрам на ней играли солнечные отблески, а ночью - тени пламени камина.

Сами шторы балдахина - из тяжёлого шёлка цвета слоновой кости, с внутренней подкладкой из розового атласа. Они ниспадали мягкими волнами, почти касаясь пола, придавая кровати вид укрытого дворца. По нижнему краю шёл тонкий кружевной кант ручной работы - его Агнес привезла из Франции ещё в юности.

Иногда, в часы беспокойства, Агнес не раздумывая опускала все занавеси, создавая в своём ложе маленький мир, куда не проникал ни свет, ни страх, ни прошлое.

У окна - глубокое кресло с резными подлокотниками, рядом с которым стоит круглый столик с изящной резьбой и графином с водой. Под ногами - ковёр, когда-то привезённый из Франции: пастельные оттенки роз, голубого и бежевого, выцветшие от времени, но не потерявшие своего обаяния.

У дальней стены - платяной шкаф с овальными зеркалами на створках, над ним - фарфоровая ваза. В углу комнаты - высокий шкаф с книгами в кожаных переплётах и серебряной рамкой с фотографией мужа.

На стенах висели два портрета: один - её самой в юности, другой - её покойного супруга, в строгом мундире.

---

Комната всё ещё дремала, как будто цеплялась за последние минуты сна. Воздух был прохладным и неподвижным, напоённым запахом лаванды, что лежала в хрустальном саше у изголовья. Шторы, тяжёлые и бархатные, плотно закрывали окна, впуская лишь тонкую струйку света, похожую на серебряную нить.

Вдруг - мягкий скрип двери, лёгкое шуршание ткани. Кто-то вошёл.

- Миледи, проснитесь. - прошептала Кэролайн, молодая служанка с аккуратно уложенными рыжими волосами.

Она шагнула тише тени, неся в руках сложенное чистое бельё. На ней был синий хлопковый передник, аккуратно выглаженный, и тёплый шерстяной платок, повязанный на плечи - утро было прохладным.

Агнес приоткрыла глаза. На её лице не было ни раздражения, ни удивления - только привычная сдержанность. Она моргнула, привыкая к полумраку, затем медленно потянулась.

- Уже восемь? - спросила она глухо, чуть охрипшим утренним голосом.

- Да, миледи. Вода в ванной уже подготовлена. И я принесла свежие простыни.

Агнес кивнула. Её движения были неторопливы. Она поднялась, скинула с плеч одеяло и, не торопясь, опустила ноги на мягкий ковёр.

---

Агнес вышла из своей спальни, аккуратно прикрыв за собой дверь, и неторопливо пошла по коридору. Шелест её халата был едва слышен, но его движение по полу звучало для Кэролайн, оставшейся в комнате, как сигнал: хозяйка бодрствует - дом проснулся.

Коридор был длинным и светлым: вдоль стен стояли вазы с засушенными цветами, картины в тяжёлых золотых рамах тихо смотрели с высоты на строгую поступь леди Синклер. Пол покрывали узкие ковры с восточным узором. Окна были наполовину прикрыты, и прохладный утренний свет делал всё вокруг чуть голубоватым, будто покрытым инеем.

Агнес остановилась у двери ванной. Её уже ждали.

Другая служанка, Хелен, лет тридцати пяти, с бледным лицом и идеальной осанкой, стояла у двери и чуть склонила голову.

- Вода тёплая, миледи. Я добавила несколько капель розового масла, как вы любите.

Агнес кивнула.

- Благодарю, Хелен. Можешь оставить меня одну.

Хелен открыла дверь, и Агнес вошла в ванную, оставив за собой шлейф утреннего безмолвия.

Помещение было просторно, почти величественно. Стены - светлого кремового оттенка, облицованы гладкой плиткой с позолоченными вставками. Пол выложен серым мрамором с тёплыми пушистыми ковриками у ванны и у раковины.

Посреди комнаты стояла массивная ванна из фарфора с бронзовыми ножками в форме львиных лап. Из крана ещё капала вода - в ней плыли лепестки роз, в воздухе витал тонкий аромат, смешанный с паром.

На столике рядом с ванной лежали: свежее полотенце, гребень из слоновой кости, флакон с духами и небольшая вышитая салфетка, под которой обычно хранились серьги или брошь.

---

Агнес неспешно вышла из ванной комнаты, в которую проникал тонкий пар розовой воды. Ткани её утреннего халата мягко шелестели при каждом шаге. Он был светло-персикового цвета, расшит мелкими лилиями по краям, застёгнут жемчужной пуговицей у ворота. На ногах - комнатные туфли из бархата цвета слоновой кости с тонкой золотой вышивкой. Волосы уложены назад в простую, но изысканную причёску, а на запястье блестел тонкий браслет с сапфиром - подарок покойного мужа.

Она прошла по длинному коридору, пол которого устилал ковёр с восточным узором в приглушённых бордово-синих тонах. Стены были украшены гравюрами с видами Итальянской Ривьеры и старинными портретами её предков. Свет мягко лился из латунных бра, закреплённых у каждой двери.

Когда Агнес спустилась по пологой лестнице с дубовыми перилами, её уже ждали. Служанка склонилась в лёгком поклоне, когда Агнес миновала главную лестницу. Слева от неё открылась небольшая комната для завтраков, утопающая в мягком утреннем свете.

Посреди комнаты стоял круглый стол, покрытый кружевной скатертью цвета молока. Сервировка была безупречна - каждое блюдо и прибор лежали точно на своём месте, будто вся сцена готовилась не для завтрака, а для картины. Белоснежный фарфор с тонким золотым кантом, серебряная маслёнка, маленькая корзинка с тёплыми булочками, груши и инжир, тонкие ломтики хлеба, фарфоровая шкатулка с миндальным печеньем и прозрачная мисочка с малиновым вареньем, словно рубиновая капля среди белого.

Слуга подал ей чашку мятного отвара. Агнес, не проронив ни слова, села в своё любимое кресло у окна, с высокой спинкой, обитое зелёным бархатом. Она не торопилась. Взяла булочку, разломила её пальцами и медленно положила кусочек в рот.

Комната дышала покоем и утончённой тишиной. Здесь не звучали громкие разговоры, не спешили, не кричали. Здесь всё было таким, каким Агнес Синклер привыкла видеть утро на протяжении всей своей взрослой жизни - благородным, размеренным, строго выстроенным до мелочей.

---

Когда завтрак был окончен, слуги, как по отточенному ритуалу, убрали со стола всё до последней крошки. Осталась только одна вещь - небольшой фарфоровый кувшин с мятным отваром, который мисс Синклер всегда пила после завтрака. Он стоял рядом с её изящной чашкой, наполовину наполненной прозрачным напитком, пахнущим свежестью и садом после дождя.

Агнес сидела в том же кресле у окна. Лёгкий плед, накинутый на плечи, был тонким, но тёплым. На коленях лежала небольшая книга в кожаном переплёте - сборник писем и размышлений леди Винтерборн, написанных в конце прошлого века. Её глаза, хоть и строгие, внимательные, чуть устали. Она медленно переворачивала страницы, будто вчитываясь не столько в слова, сколько в паузы между ними.

- Мадам, - послышался голос дворецкого, нарушивший почти церемониальную тишину.

Он вошёл мягко, как это всегда бывало, с подносом в руках.

- Утренняя почта.

Агнес едва заметно кивнула и протянула руку.

На подносе - несколько конвертов. Один с отчётами от управляющего имением, другой - от старого друга семьи в Йорке. И ещё один, последний. Он был сложен неаккуратно, бумага - простая, почти серая, без гербов и печатей. Почерк - девичий, чуть неуверенный, местами неразборчивый, но имя на конверте было написано твёрдо:

Для миссис Агнес Синклер.

от Маргарет Картер

Пальцы Агнес чуть замерли. Она медленно положила остальные письма на стол и подняла этот, последний. Бумага была тёплой, как будто всё ещё хранила тепло рук, что её писали.

...Она развернула письмо, и взгляд её стал сосредоточенным. Первая строка пронзила сильнее всего:

«Дорогая бабушка...»

Это были слова Маргарет. Не Кэтрин. Не извинения или упрёки. Не укоры и не жалобы. Это было обращение - честное, смиренное, живое.

Я долго думала прежде чем написать.Но всё же решила: если вы по-прежнему готовы принять меня, я хочу приехать.Не ради удобства. Ради долга.Я хочу учиться. Служить вашему имени достойно.И, может быть... узнать вас ближе. Но также я прошу помочь маме

Агнес перечитала эти строки дважды, потом ещё раз. Её пальцы едва ощутимо дрожали. Не от слабости - от воспоминаний. От того, как внуки взрослеют вне твоей жизни, а потом вдруг решают войти в неё, не прося прощения, а предлагая доверие.

Когда она дочитала письмо до конца, на её лице появилась улыбка. Тихая, тонкая, почти неуловимая - как лёгкий солнечный отблеск на фарфоре. Она не была ни радостной, ни нежной - скорее удовлетворённой. Как будто всё шло так, как она всегда знала, что будет.

- Гордость всегда уходит первой, когда в дом входит беда. И тогда старые двери снова становятся желанными... - прошептала Агнес себе под нос.

Она аккуратно сложила письмо и, не теряя достоинства, поставила чашку с остатками мятного отвара на поднос.

- Передайте мисс Доун, - тихо, но чётко произнесла Агнес, - пусть подготовит комнату в восточном крыле. Та, что с видом на сад. Убедитесь, что там чистое постельное бельё, новое мыло и грелка к вечеру.

- Для гостьи, мадам?

Агнес посмотрела в окно.

Листья на деревьях дрожали от октябрьского ветра. Время шло, и Синклеры не могли позволить себе терять корни.

- Для мисс Маргарет, - произнесла она, впервые за долгое время полным именем.

- Убедитесь, чтобы всё было готово к её приезду. Она - не временная гостья.

Дворецкий кивнул с лёгким поклоном.

- Это все мадам? - спросил мистер Грей.

- Да

Агнес осталась одна, вновь глядя в окно, но теперь - с чуть приподнятым подбородком. Её внучка возвращалась. И дом Синклеров должен был встретить её, как полагается.