Маргарет

Дом миссис Беккет, вдовы местного аптекаря стоял в тихом конце улицы, немного отдалённо от городского шума. Дом был аккуратный, с выкрашенными темной известью стенами, обрамлёнными плющом, и строгими окнами с чистыми шторами.

Кэтрин работала здесь уже почти недели три. Скромная должность помощницы- убирать, перебивать сушеные корешки, следить за порядком. Работа была не слишком тяжёлой, но утомительной, особенно в холодные, влажные дни октября, когда суставы ныла, а сердце будто отдавало тяжестью в грудь при каждом усилии.

Хозяйка дома, миссис Беккет была сдержанной женщиной лет шестидесяти, с тонкими чертами лица и прямой осанкой. Она редко улыбалась, но не была жестокой. В её голосе звучала усталость, свойственная тем, кто уже многое видел в этой жизни.

- Миссис Картер, пожалуйста, подрежьте лаванду у окна. У неё совсем мрачный вид, - произнесла она, не отрываясь от мытья склянок.

- Конечно, мадам, - вежливо кивнула Кэтрин и вышла в сад.

Секатор скрипел в пальцах. Ветер шевелил подол её платья, пробирая до костей. Наклонившись к кусту, Кэтрин вдруг почувствовала, как мир будто чуть покачнулся. Её ладони сжали деревянную ручку инструмента, но всё равно ноги предательски задрожали.

Она выпрямилась, прижав руку к груди.

- Не сейчас... прошу, не сейчас, - прошептала она.

- Миссис Картер? Всё в порядке? - послышался голос хозяйки со ступеней.

Кэтрин попыталась улыбнуться, но губы дрожали.

- Простите... немного закружилась голова.

- Вам нужно сесть. Сейчас же. Я не потерплю, чтобы кто-то у меня падал в обморок в саду, - строго, но с заботой сказала миссис Беккет.

Они вместе вошли в дом. Хозяйка помогла ей дойти до кухни, усадила на скамью, принесла чай с лимоном и подала плед.

- Вы выглядите бледнее, чем эта скатерть. У вас ведь болезнь сердца, вы пьете таблетки?

- Это просто... переутомление, - слабо улыбнулась Кэтрин, уронив взгляд.

- Тогда вам нельзя переутомляться. Я ценю ваше трудолюбие, но мне не нужен усердный работник, если он упадёт замертво посреди комнаты.

Кэтрин поблагодарила. Посидела немного. В груди всё ещё ощущалась тупая, ритмичная боль. Когда немного отпустило, она настояла, чтобы окончить дело. Миссис Беккет не возражала, но внимательно за ней наблюдала.

---

Дом был тих. Слишком тих. С тех пор как Эмилия уехала, а мама стала работать дольше, дни казались пустыми. Только тиканье часов и редкие вздохи ветра за окнами нарушали молчание.

Маргарет сидела у окна в кухне, укутавшись в шерстяной платок. На столе перед ней лежал лист бумаги, старый конверт и карандаш. Письмо, которое она не могла начать.

"Дорогая бабушка..." - она написала это трижды и стирала каждый раз.

Мысленно Маргарет возвращалась к вечеру, когда Агнес стояла в их дверях. Высокая, хрупкая, с холодным взглядом и точёными чертами лица. Она казалась неприступной, словно вырезанная из мрамора. И всё же - в её глазах что-то дрогнуло, когда они встретились взглядами. Может быть, сожаление. Может - долг. Но не любовь.

"Я не обязана идти к ней. Я не должна..." - твёрдо думала Маргарет, но внутри теплился голос слабее, нежнее:

"А если это твой единственный шанс?"

Она снова взяла карандаш. В голове крутились обрывки фраз: «Я прошу вас...», «Мы не справляемся...», «Я хочу понять вас...» Но всё казалось либо слабым, либо фальшивым.

Она положила голову на руки. В груди зашевелилось чувство вины и тревоги, как зверёк, ищущий выход.

Она осталась сидеть так - у окна, в пустой кухне, среди сгустившихся сумерек. И в этот момент, как предчувствие, сердце её сжалось. Она не знала, что в эту же минуту Кэтрин, где-то на другом конце улицы, едва держалась на ногах, возвращаясь домой.

---

Вечер опустился на Хартфордшир серым покрывалом. Ветер раскачивал занавески, и где-то вдали завывал пёс. В доме Картеров пахло тушёной репой и тёплым хлебом - скромный ужин, который Маргарет приготовила из оставшихся припасов.

Кэтрин вернулась поздно. Её шаги были медленными, будто каждый шаг давался с усилием. Щёки - ещё более бледные, губы - сжаты. Но она, как всегда, старалась улыбнуться.

- Прости, что задержалась... - произнесла она, входя в кухню.

- Мама, тебе не надо... - начала Маргарет, но осеклась, увидев, как Кэтрин села, тяжело опустившись на стул, словно удерживая равновесие.

- Я в порядке, - сказала та, не глядя в глаза дочери.

Близнецы уже сидели за столом, молча наблюдая за происходящим. Они чувствовали: что-то не так. Но не осмеливались спрашивать.

Маргарет разлила по тарелкам горячую похлёбку, положила по ломтю хлеба. Все сели. В комнате повисло неловкое молчание. Только тихий стук ложек о глиняные тарелки нарушал тишину. Маргарет не поднимала глаз. Она чувствовала, как всё в ней дрожит. День был тяжёлым. Мысли о бабушке, письмо, которое она так и не решилась дописать, а теперь ещё и это - мамин усталый взгляд, слабость в каждом движении. Боль и безмолвие словно сидели с ними за одним столом.

Когда все доели, никто не стал просить добавки. Не от сытости - от тяжести на душе.

- Спасибо, Мэгги, было вкусно, - наконец сказала Кэтрин, выпрямляясь и с усилием поднимаясь на ноги. - Я пойду немного прилягу.

- Я уберу, - тихо ответила Маргарет.

Кэтрин кивнула и, придерживаясь за стену, пошла в свою комнату. Близнецы тоже разошлись по своим местам. Луиза потянула за собой Лео, и тот, не споря, пошёл с сестрой.

Маргарет осталась на кухне одна. Тихо собрала посуду, помыла под едва тёплой водой, вытерла стол. За окном завыл ветер. Она выглянула наружу - небо было низким, будто надвигающимся. Листья кружились у порога, и октябрьское дыхание медленно просачивалось в дом.

Всё казалось прежним - и в то же время всё было уже не так.

Близнецы заснули быстро - Луиза, прижав к себе потрёпанную тряпичную куклу, Лео - уткнувшись лбом в подушку, на которой ещё хранился запах лета. В гостиной горела лампа. Кэтрин сидела у очага, завернувшись в плед. Её руки были сложены на коленях, а глаза смотрели в огонь, где тлели последние угли. Лицо казалось уставшим, но светившимся какой-то невыразимой внутренней силой.

Маргарет подошла, присела рядом. Несколько секунд они сидели молча. Было слышно, как где-то потрескивает дерево в стене и завывает ветер у трубы.

- Мам, - сказала Маргарет тихо, почти шёпотом.

Кэтрин обернулась, взглянув на дочь с лёгкой улыбкой, как будто уже знала, что та скажет.

- Я долго думала... правда, - начала Маргарет, опуская взгляд на свои руки. - И я не хотела, чтобы это выглядело как побег... Но я решила.

Кэтрин молчала. Только глаза её стали чуть влажными, и в них отразился огонь из камина.

- Я поеду к бабушке, - продолжила Маргарет, теперь чуть увереннее. - Я понимаю, как это может выглядеть. Но... я думаю, что сейчас это нужно. Нам. Тебе. Близнецам. Я смогу помочь, если у меня будет возможность. Если она правда готова... принять меня. Я постараюсь не потерять себя там.

Кэтрин отвела взгляд. Несколько секунд она просто дышала - ровно, глубоко, будто пыталась унять волну в груди.

- Я всегда знала, что ты сильная, - наконец сказала она. - Сильнее, чем я когда-то была. Иногда любовь - это не держать, а отпускать. И верить что твоя птичка найдет дорогу назад, даже когда ветер перемен слишком силён. Но... - она сжала руку дочери, - я буду скучать по тебе каждую секунду.

Маргарет прижалась к ней, положив голову ей на плечо. Они сидели в тишине, только камин потрескивал, согревая их обеих.

- Обещай мне одно, - прошептала Кэтрин.- Останься собой. Не позволяй Агнес сделать из тебя статую. Ты - моя дочь. А не кукла для манипуляций.

- Обещаю.

Кэтрин поцеловала её в макушку, как в детстве.

- А теперь иди спать.

Маргарет послушна ушла к себе.