Маргарет

В доме Картеров готовились к ужину.

Маргарет сдувала с ладоней муку, проверяя, не подгорел ли хлеб в духовке. Луиза резала яблоки, ловко, хоть и немного неровно. Лео отвечал за чайник, и уже трижды заглядывал внутрь, словно вода вскипятиться быстрее от его взгляда.

Кэтрин сидела у стола, наблюдая за детьми. Сегодня она чувствовала себя немного лучше - по крайней мере, могла не лежать весь день. Щёки чуть порозовели от жара плиты, но в глазах всё ещё плыл лёгкий туман.

- Осторожно с ножом, Лу, - тихо сказала она.

- Всё под контролем, мама, - кивнула девочка, ловко отбрасывая кожуру.

Стол был накрыт просто, но с любовью: суп в глубокой миске, свежеиспечённый хлеб, немного брынзы, яблоки и чай. Маргарет поправила тканевую салфетку возле тарелки матери и улыбнулась. Это был скромный, но тёплый момент - один из тех, которые хочется запомнить.

Они только сели за стол, когда в дверь постучали.

Звук был уверенным, почти торжественным. Ничего угрожающего - но что-то в нём заставило всех замереть.

Маргарет первой поднялась. Сердце сжалось. Было в этом стуке что-то знакомое, почти предчувствие.

Она подошла к двери, медленно открыла... и увидела её.

Высокая женщина с прямой спиной, в тёмно-синем дорожном плаще. Серебристые волосы были собраны в аккуратный пучок, лицо - бледное, строгое, и в то же время благородное. Губы сжаты, взгляд - проникающий, чуть усталый, но по-прежнему острый.

Агнес Синклер.

Маргарет не слышала этого имени каждый день, но мать рассказывала. Рассказывала сдержанно, редко, как будто речь шла не о женщине, а о далёкой тени из прошлого. Но в этих рассказах всегда была одна и та же черта: невозможность забыть.

- Бабушка, - выдохнула Маргарет.

Женщина чуть удивилась - не от признания, а от слова. Слово, которое не звучало так много лет. Её подбородок дрогнул, но лицо осталось спокойным. Она не думала что, когда то, услышыт это слова, и она не думала, что когда то увидит своих внуков, снова.

Агнес не говорила об этом. Никогда. Даже самой себе - не вслух. Но однажды, спустя два года после того, как ей передали весть, что Кэтрин родила, она приехала в Хартфордшир.

Всё было тщательно скрыто. Карету остановили у входа в рощу, на въезде в город. Она прошла часть пути пешком, с шарфом, укрывающим лицо, будто боялась, что кто-то узнает её - леди Синклер в простом дорожном плаще.

Она не вошла в дом. Стояла у развесистой яблони напротив, наблюдая, как на крыльцо вышла молодая женщина с ребёнком на руках. Это была Кэтрин. Улыбалась - устало, но светло. В руках - крошечная Маргарет.

Агнес смотрела. Смотрела, как Кэтрин качала младенца, как к ней подошёл молодой мужчина - Томас - и что-то сказал, от чего дочь его засмеялась. Слишком громко. Слишком свободно.

Тогда она отвернулась. Но вернулась ещё раз. И ещё - спустя одиннадцать лет, когда ей рассказали, что в семье родились близнецы. На этот раз она подошла ближе. Спряталась у каменной ограды соседнего двора и видела, как Маргарет играется с маленькими близняшками.

Она ничего не сказала. Не постучалась. Не сделала ни одного шага навстречу.

Потому что не простила. Но и не разлюбила.

С тех пор она возвращалась мысленно туда - к тому дню. Вглядывалась в лица своих внуков, как в прошлое, которое невозможно изменить, но можно попытаться спасти.

---

- Добрый вечер, - сказала она, ровно. - Мне нужно поговорить с Кэтрин.

Из столовой донёсся голос:

- Кто там?

Маргарет обернулась. Кэтрин уже встала, не дождавшись ответа. И когда она появилась в дверном проёме - время словно остановилось.

Мать и дочь. Молчание между ними было тяжелее слов.

Кэтрин медленно подошла ближе, не отрывая взгляда. В её глазах - удивление, гнев, боль, защита и... крошечная искра надежды, едва заметная.

- Мама, - выговорила она.

- Я получила твоё письмо, - ответила та, чуть подняв подбородок.

- Проходи, - тихо сказала Кэтрин.

- Нет. Я не пришла в гости. Я пришла поговорить.

Кэтрин глубоко вдохнула и повернулась к детям.

- Луиза. Лео. Поднимитесь наверх. Пожалуйста.

- Но мы только сели... - начал Лео.

- Сейчас же, - мягко, но твёрдо сказала она.

Близнецы переглянулись и послушно вышли. Маргарет задержалась, словно не хотела уходить, но мать посмотрела на неё с благодарностью и просьбой одновременно.

В кухне осталось только двое.

---

Кэтрин не видела мать почти девятнадцать лет. За это время её воспоминания стерлись, обесцвечивались, менялись. Но, увидев Агнес снова, она поняла: ничего не изменилось. Ни манера держать руки, ни тень в глазах, ни привычка говорить сдержанно, будто каждое слово - как монета из кошелька: нельзя растратить.

Когда-то они были близки. Мать и дочь. Рядом с Агнес Кэтрин училась вышивать, читать по-французски, наклонять голову на балу именно так, чтобы казаться скромной. А потом... всё оборвалось. После Тома, после свадьбы, после отказа от всего.

- Я думала, ты не приедешь, - сказала Кэтрин.

- Я тоже думала, что не приеду, - просто ответила Агнес. - Но я не могла не откликнуться.

Кэтрин кивнула. Не поблагодарила, не отвергла - просто кивнула. Как будто внутри неё боролись тысяча слов, но ни одно не хотело выходить.

- Ты написала, потому что тебе нужна помощь, - продолжила Агнес. - Не потому что хочешь... восстановить отношения.

- Это правда. Я не стала бы врать. Я бы не осмелилась.

- И всё же ты позвала меня.

- Ради детей. Потому что жизнь прижала нас к краю.

Пауза. В этой паузе было всё: и боль прошлого, и горечь, и не выговоренное "прости", и несказанное "я скучала".

- Тогда позволь мне помочь, - тихо сказала Агнес. - Я не прошу прощения. И не прошу любви. Но я... всё ещё могу быть рядом.

Кэтрин села. Рядом с дверью, где стояла ещё влажная от пара посуда.

- Я не знаю, как с тобой говорить, мама. У нас были тысячи минут, чтобы сказать что-то друг другу, но все они сгорели. Остался только пепел.

- А иногда пепел - это лучше, чем пустота, - сказала Агнес. - По крайней мере, он тёплый.

Агнес сделала шаг внутрь. Окинула взглядом комнату.

Ничего не сказала - но всё было ясно: как задержался её взгляд на потрескавшихся стенах, как тонко сморщился нос от запаха дыма и лаванды, как пальцы слегка дёрнулись, коснувшись подоконника с облупившейся краской.

- Если бы ты не сбежала тогда, Кэтрин, ты бы не жила вот так, - произнесла она сдержанно, но с явным сожалением. - Этот дом... не для моей дочери.

- Но он мой, - спокойно ответила Кэтрин. - И мои дети в нём выросли с теплом и заботой. Даже если ты считаешь его трущобой.

- Я считаю его наказанием, - прозвучало почти как приговор. - И ты сама выбрала его.

Кэтрин выпрямилась.

- У меня... - она чуть задержала дыхание, - у меня слабое сердце. Я больше не могу работать, как раньше. И мы... - она не сразу закончила, - у нас долги. По налогам. И они растут.

Агнес повернулась к ней. На миг её глаза дрогнули - не от жалости, скорее от шока, что её дочь допустила до такого. Но голос остался холодным:

- Ты пишешь мне, когда всё рушится. Конечно. И теперь - я должна всё собрать.

- Я не просила милости. Я просила помощи.

- Помощь - тоже милость, Кэтрин, - с нажимом сказала Агнес. - Но я помогу. Я оплачу твои долги. Я найду врача для твоего сердца. Всё, что нужно.

Кэтрин ждала подвоха - и он прозвучал почти мягко, но резче всего:

- Но я хочу, чтобы Маргарет поехала со мной.

Кэтрин подняла взгляд. Впервые за весь вечер - по-настоящему острый, напряжённый.

- Зачем?

- Она... - Агнес обернулась к дверному проёму, - она - удивительная. Даже по походке видно. Спокойная, сильная. И воспитанная, несмотря ни на что. Сильная духом. Это видно с порога.

Она снова повернулась к Кэтрин:

- Род Синклеров должен быть продолжен. И я хочу, чтобы это была она. Она нужна мне. Ты выбрала уйти. Она - может вернуться.

Кэтрин долго молчала. Потом - сдержанно, почти хрипло:

- Она - не вещь, чтобы её передавали. И она не пойдёт туда, где её не ждали.

- Я её жду. Теперь.

И снова тишина. Та самая - гулкая, напряжённая. Они смотрели друг на друга, как два берега, между которыми нет моста.

Кэтрин медленно поднялась с кресла.

- Нет, - сказала она. Спокойно, но твёрдо. - Маргарет останется здесь. С семьёй.

Агнес лишь чуть склонила голову, будто ожидала именно такого ответа.

- Ты всегда была упряма, - проговорила она, подходя к окну. - Но ведь ты сама знаешь, что здесь - нет будущего. Ни для тебя, ни для неё.

Она постояла молча, вглядываясь в улицу.

- Ты думаешь, я не вижу? Дом разваливается. Ты устаёшь с каждым шагом. Маргарет ищет работу, шьёт, бегает по городу, как взрослая... А ей всего восемнадцать, ты загубишь ее будущее.

Кэтрин сжала подлокотник кресла.

Агнес повернулась. Теперь её голос стал чуть мягче, чуть глубже - в нём появилась та сила, которой она всегда добивалась своего:

- Я не прошу её навсегда. Но я могу дать ей то, чего ты дать не можешь. Тёплую постель. Учителя. Книги. Балы. Выбор.

- У тебя не было выбора, Кэтрин. Я... я ошиблась тогда. Может, я слишком давила. Но я не позволю, чтобы внучка прошла тот же путь.

Кэтрин подняла глаза. Медленно. Взгляд был не сломленный - но уставший.

- Она - не ты. И не я. Она - Маргарет. И если ты действительно хочешь сделать ей добро, дай ей свободу выбирать.

Агнес выпрямилась. Снова стала холодной и точной, как всегда.

- Тогда передай ей мои слова. Пусть решит сама. Я приеду завтра утром. И если она захочет - я увезу её. Если нет... - она не закончила. Только на мгновение опустила взгляд, задержав его на старом вышитом покрывале.

- Доброй ночи, Кэтрин.

Она направилась к двери. На пороге замерла.

- Ты всё ещё очень красивая. Пусть и в этой нищете.

Агнес покинула дом, оставив за собой тяжесть.