Маргарет

Серый рассвет Хартфордшира расползался по улицам медленно, точно нехотя. Туман стелился низко, обволакивая крыши домов и деревья на окраине. Местами он казался почти дымом - густым, плотным, как мысль, которую не удаётся прогнать.

Кэтрин Картер шла по вымощенной камнем дороге, укутанная в шерстяной платок. На плечах - тяжесть, не от холода, а от мыслей. Всё внутри было напряжено, точно в ней самой натянулись невидимые струны. Она шла привычным маршрутом, как много лет подряд, но сегодня шаг казался чуть медленнее, чуть тяжелее.

Когда-то, много лет назад, Кэтрин впервые вошла в дом Грэмов с дрожащими руками. Она была молодой, только вышла замуж, носила на руках свою первую дочь - Маргарет. Дом казался ей тогда дворцом, миссис Грэм - королевой, а сама она - временной гостьей, которая вскоре вернётся в свою бедность. Но осталась. Потому что нужно было кормить семью. Потому что муж не дожил до спокойной жизни.

Дом Грэмов уже вырисовывался сквозь туман. Большой, мрачноватый, с потрескавшимися колоннами у входа. Когда-то он казался ей почти замком, надёжным и величественным. Теперь - как старый великан, уставший держаться на ногах.

Войдя боковой дверью, она сразу услышала знакомые звуки - поскрипывание ножей по доске, гулко закрывающийся шкаф, пыхтение миссис Лэнг, кухарки с каменным лицом и сердцем, на самом деле не таким уж жёстким.

- Утро, - буркнула та, не оборачиваясь.

- Доброе утро, - тихо ответила Кэтрин, сняв платок.

- Сказали готовить как на праздник. Гости будут. Снова. А сами... - она не договорила, только хмыкнула. - Еле держатся, а подают фазана.

Кэтрин ничего не сказала. Она поставила корзинку на стол, пошла умыться, а затем занялась делами на кухне. Разбирала продукты, мыла овощи, месила тесто. Весь день пролетел в заботах, но мысли не отпускали.

Под вечер, когда ужин почти был готов, Кэтрин заварила чай и, налив его в фарфоровую чашку, направилась к хозяйке. Та сидела в гостиной, как и всегда - у окна, среди затихших теней и дорогой, но усталой мебели.

- Чай, мадам, - сказала Кэтрин, ставя чашку на столик.

Миссис Грэм подняла глаза. Сегодня в них была какая-то безысходность.

- Спасибо, Кэтрин... - она вздохнула. - Никаких перемен. Муж продолжает делать вид, что всё под контролем, а счета всё приходят и приходят. Я пыталась поговорить с ним вчера вечером. Он лишь отмахнулся. Он не верит, что всё может рухнуть.

- А вы? - осторожно спросила Кэтрин.

- Я чувствую, что рушится уже сейчас, - с горечью ответила миссис Грэм. - Всё держится на ниточках, и я не знаю, сколько ещё протянет.

Кэтрин кивнула, не зная, что сказать. Только добавила:

- Если я смогу помочь хоть чем-то, скажите.

- Вы уже помогаете, Кэтрин. Просто будьте рядом, пока можете.

---

По дороге домой она шла медленно. Уже не было ни тумана, ни утреннего шума. Город жил, как всегда, но она чувствовала себя частью чего-то зыбкого. Как будто почва под ногами больше не была твёрдой.

Возле дома миссис Хадсон, у самого изгиба улицы, стояла сама хозяйка - полная, приветливая женщина с добрыми глазами. Она развешивала бельё, периодически отмахиваясь от кур, пытавшихся клевать прищепки.

- Добрый день, Кэтрин! - позвала она. - Сегодня ты поздно.

- Было много дел, - коротко ответила Кэтрин. Но задержалась. - Миссис Хадсон, можно вас спросить?

- Конечно. Что-то случилось?

- У Грэмов... всё плохо. Я не хочу ждать, пока они скажут "уходите". Мне нужно начать искать. Любая работа. Помощь в доме, присмотр за детьми... всё, что угодно.

- Ах, Кэтрин... - женщина быстро подошла ближе, уже без улыбки. - Ты знаешь, я тебя уважаю. Ты - одна из самых стойких, кого я знаю. Мне кажется, у Флетчеров - тех, что в конце улицы, у них беда: сестра заболела, детей не с кем оставить. Хочешь, передам словечко?

- Очень прошу.

- Всё уладится. Ты не одна, слышишь? Ты нужна своим детям. Ты им - и мать, и опора, и щит.

- Спасибо, - прошептала Кэтрин. И пошла дальше, не оборачиваясь, потому что в глазах защипало.

---

Вечером в доме было тихо. Маргарет убирала со стола, близнецы уже ушли в свою комнату. На плите булькал остаток супа, и воздух пах лавандой - Маргарет бросила немного в воду, как обычно, чтобы вечером было спокойнее дышать.

Дом Картеров был маленьким, но тёплым, с покосившейся крышей и выцветшими ставнями, он словно сжимался от времени, стараясь не бросаться в глаза.

Фасад был когда-то окрашен в светло-серый, теперь же облупленный, с кусочками штукатурки, осыпавшимися к порогу. Деревянная дверь со скрипом поддавалась только с усилием, а щель под ней на зиму затыкали старым пледом, чтобы не тянуло.

Внутри царила чистота - не та, что бывает в домах аристократов, с полированными подносами и резными шкафами, а теплая, домашняя, ручная. Кухня, самая живая часть дома, была невелика: плита с почерневшим чайником, узкий стол у окна, несколько стареньких полок с банками варенья и засушенными травами. На стене висело маленькое зеркало в треснувшей раме и засушенная лаванда.

Гостиная, если её можно так назвать, совмещалась с местом, где Кэтрин по вечерам штопала, а Маргарет читала близнецам книги. Диван с продавленными подушками, плетёное кресло у очага и старый комод. На полке у окна стояли три засушенные ромашки - подарок от Лео, и вышитая салфетка с неровными стежками Луизы. Всё в этом доме дышало жизнью, несмотря на бедность.

Кэтрин села за стол, медленно снимая платок.

- Как прошёл день? - спросила Маргарет, ставя перед ней чай.

- Обычно. Работа, разговор с миссис Грэм... и разговор с Хадсон.

- Что она сказала?

- Есть один вариант. Пока не точно. Но я должна идти вперёд. Мы не можем позволить себе ждать, пока у нас ничего не останется.

Маргарет кивнула. Она не задавала лишних вопросов. Только наливала чай и смотрела, как мать отогревается теплом дома. Её мать казалась ей самой сильной женщиной на свете. Но теперь Маргарет всё чаще видела, как в её взгляде появляется тень. Ей хотелось взять на себя всё - счета, заботы, боль... Но она не знала как. Пока что - только чай с лавандой, только тишина и присутствие рядом.

Они обе понимали: тучи сгущаются, но они вместе. А это - главное.

За окном начинался дождь - мелкий, шуршащий по стеклу. И, может быть, он смоет тревоги этого дня. Хотя бы на час.