Алый свет Вегаса.

Я ворвалась в аудиторию двести четыре, едва не снесла дверь с петель. Моё дыхание было прерывистым, сердце колотилось так, будто хотело вырваться из груди. Глаза, наверное, были дикими от ужаса.

Одри сидела за партой у окна, в наушниках, покачивая головой в такт музыке. Она улыбалась чему-то своему, беззаботному. Я подбежала к ней, не обращая внимания на удивлённые взгляды других студентов, и схватила её за руку. Резко, почти грубо.

— Хлоя? Что ты... — она начала, но я не дала ей договорить.

Без единого слова я потащила её за собой из аудитории. Она сопротивлялась, бормоча что-то о своей сумке, о паре, но моя хватка была железной. Я тащила её по коридору, пока не втолкнула в женский туалет.

Я резко распахнула все кабинки, проверяя, пусто ли. Эхо гулко стучало по кафельным стенам. Пусто.

— Хлоя, что случилось? — Одри вырвала наконец свою руку и смотрела на меня с испугом и раздражением. — Ты как будто смерть увидела.

Она вытерла ладонью запястье, на котором уже проступали красные следы от моих пальцев. Потом её лицо вдруг просветлело, и на нём появилась наивная, радостная улыбка.

— Лео вернулся? Где он?

Эти слова стали последней каплей.

— Нет! — мой голос прозвучал резко, почти истерично, отдаваясь эхом в пустом туалете. — Нет никакого больше Лео. Понятно? Его никогда не было!

Одри отшатнулась, как от удара. Её улыбка мгновенно исчезла.

— Что? Почему? Что такое? — её голос стал тихим, испуганным.

И тогда я рассказала ей всё. Слова вырывались из меня пулемётной очередью, спутанные, обрывочные, полные ужаса. Я рассказала о встрече с Греем. О его алых глазах. О том, что он сказал. О том, кто они на самом деле. О вампирах. О том, что мы для них — просто еда. О том, что все их ласки, их забота, их «любовь» — всего лишь способ заманить жертву, выжать из неё всё, что можно.

Я говорила, и сама слышала, как безумно это звучит. Но я также видела, как бледнеет лицо Одри. Как её глаза становятся всё шире и пустее. Как её рука тянется к горлу, как будто она пытается сдержать рвотный позыв.

Когда я закончила, в туалете повисла гробовая тишина, нарушаемая только моим тяжёлым дыханием и тихим шумом воды в бачке. Одри смотрела на меня, и в её глазах читалось не просто недоверие. Читался ужас. Полное, всепоглощающее опустошение.

— Нет, — прошептала она, качая головой. — Нет, это неправда. Ты... Ты что-то перепутала. Он не мог. Он любил меня.

— Он не любил тебя, Одри! — я схватила её за плечи, заставляя смотреть на себя. — Он гипнотизировал тебя! Он использовал тебя! Как Вайш использовал меня! Мы для них — просто очередной перекус!

Слёзы наконец хлынули из её глаз, беззвучные, горькие.

— Но... Но запах... Его запах... — она бессмысленно повторяла, цепляясь за последние обрывки своих иллюзий.

— Это приманка! — я почти кричала, тряся её. — Понимаешь? Приманка!

И в тот момент, когда её вера окончательно рухнула, и она разрыдалась, прижавшись лбом к моему плечу, я поняла, что наш кошмар только начинается. И мы были в нём совершенно одни.

Я обняла её. Крепко, как только могла. Такая непокорная, такая дерзкая Одри с её розовыми волосами и острым язычком, которая в начале второго курса могла заткнуть любого, теперь плакала у меня на плече. Её тело сотрясали беззвучные, горькие рыдания. Она была разбита. Раздавлена. И всё из-за него. Из-за этого ублюдка, который притворялся, что любит её, а на самом деле видел в ней лишь еду.

Я гладила её по спине, чувствуя, как моё собственное сердце разрывается на части. В ушах стоял оглушительный гул. И сквозь него пробивалась одна-единственная, ядовитая, разрушительная мысль:

«Если бы я тогда, в тот самый день, не подошла к ним, то ничего бы этого не было.»

Перед глазами поплыла картина: шумное мероприятие, толпа, и они — те пятеро, стоящие особняком. Вайш, прислонившийся к стене с тем самым безразличным, ледяным взглядом. И моё собственное глупое, наивное любопытство. Моё

«Привет, мы подслушали, что вы что-то интересное обсуждаете. Можно с вами?»

Если бы я могла вернуться в тот момент... Если бы я могла схватить себя за руку и оттащить прочь... Одри сейчас не рыдала бы у меня на плече. Её сердце не было бы разбито. Мы бы смеялись над какими-нибудь глупостями, строили планы на каникулы, жаловались на учёбу. Жили бы нормальной, человеческой жизнью.

Но я подошла. Я впустила в нашу жизнь эту тьму. Я привела нас обоих на тарелку этим монстрам.

Чувство вины накатило такой тяжёлой, удушающей волной, что у меня перехватило дыхание. Это была моя ошибка. Всё это было моей глупости.

Одри всхлипнула у меня на плече, и её пальцы впились в мою спину, словно она тонула, а я был её единственным спасательным кругом.

А я боялась, что я — не спасательный круг. Я — якорь, что утянул нас обеих на дно.

Мы отучились ещё те четыре пары, которые нам оставались. Действовали на автомате, как зомби. Профессора что-то говорили, мы механически записывали, но слова не доходили до сознания. В голове гудело только одно — осознание того кошмара, в котором мы оказались.

Потом пошли в буфет. Поели. Пытались делать вид, что всё как раньше, болтать о чём-то обыденном, но получалось фальшиво и натянуто. Потому что «как раньше» уже не будет. Никогда.

И тогда к нашему столику подсели они. Грей, Эрман и Дэмис. Без приглашения, как будто так и было заведено.

Одри мгновенно застыла, как струна. Её пальцы сжали вилку так, что костяшки побелели.

— Успокойся, Одри, — проговорил тихо Грей, отламывая кусок булочки. Его голос был ровным, без намёка на угрозу. — Трогать тебя никто не собирается.

— Да с чего ты решил, что я боюсь, что вы меня троните? — огрызнулась она, но её голос дрожал, выдавая страх. — Некомфортно просто. От вашего... Присутствия.

Эрман фыркнул, но промолчал, уставившись в свой телефон.

— Что нужно? — спросила я, стараясь, чтобы мой голос звучал твёрдо.

— Просто хотим с вами посидеть, — ответил Грей, разводя руками с невинностью. — Понаблюдать. Вы же теперь... Особенные.

От этих слов стало муторно. Я перевела взгляд на Дэмиса. Он сидел, откинувшись на спинку стула, его глаза были прикрыты.

— Слушай, — обратилась я к нему, хотя не была уверена, что он меня слышит. — А у меня вопрос. Почему ты постоянно спишь?

Он открыл глаза и посмотрел на меня. Внимательно, пристально, без намёка на сонливость. Его взгляд был совершенно ясным.

— По приколу, — ответил он спокойно. Его голос был ровным, без единой ноты усталости или сна. — Жить вечность надоедает. Всё одно и то же. Ничего интересного нет. Скукота. — Он пожал плечами. — Хоть Эрман своим тупым мозгом что-то красит в этом мире. А я сплю и вижу сны. Но я настолько уже научился спать, что когда закрываю глаза, уже вижу через веки. Потому скоро и спать не буду. Надоест и это.

Его слова, такие отстранённые и циничные, повисли в воздухе. Он говорил о вечности так, как обычные люди говорят о скучном рабочем дне.

— А я вас знаю, — проговорил Эрман, отрываясь от телефона и тыча пальцем в нашу сторону. — Вы, эти, как их там......

— Хлоя и Одри, — монотонно добавил Дэмис, снова закрывая глаза, будто эта тема его больше не интересовала.

— Да, вот! — Эрман щёлкнул пальцами. — Боже, Дэмис, выйди из-за стола, ты меня своим умничаньем бесишь.

Я посмотрела на Эрмана, на его забывчивость, которая теперь казалась не просто глупостью, а частью чего-то большего.

— А ты почему такой забывчивый? — спросила я прямо.

Эрман посмотрел на меня, и на его лице появилась ухмылка. Но в его глазах, тёмных и насмешливых, мелькнуло древнее и усталое.

— Это такая особенность, — он улыбнулся, обнажив острые клыки, которые я раньше не замечала или не хотела замечать. — Вечность — она длинная. Мозг перегружается. Вот и приходится...Сбрасывать лишнее. Чтобы не сойти с ума окончательно. — Он подмигнул. — Зато я каждый день как новый. Нескучно.

Мы сидели и смотрели на них — на забывчивого Эрмана, на вечно сонного Дэмиса, на спокойного и себе на уме Грея. Они были монстрами, древними и опасными. Но в их словах, в их «особенностях» сквозила такая бесконечная, всепоглощающая скука вечности, что их становилось почти жалко. Почти. Но лишь почти. Потому что они были хищниками. А мы — их добычей. И никакая скука не оправдывала той игры, в которую они с нами играли.

Мы с Одри вышли из университета, и свежий вечерний воздух ударил в лицо, но не принёс облегчения. Тяжесть от только что пережитого разговора с Греем и его компанией давила на плечи, как свинцовый плащ.

И тогда моё сердце пропустило удар, замерло, а потом забилось с бешеной силой.

У тротуара стоял знакомый чёрный мерседес. И сам он. Вайш. Он облокотился на машину, скрестив руки на груди. Его поза была расслабленной, но в каждом мускуле чувствовалась готовность к движению. Его светло-серые глаза были скрыты тёмными очками, но я знала, что его взгляд прикован к дверям университета. Ко мне.

В этот же момент из машины вышел Лео. Он захлопнул дверь, и звук эхом отозвался в вечерней тишине. Он прислонился к машине рядом с Вайшем, и его лицо озарила широкая, беспечная улыбка, которая раньше заставляла Одри краснеть, а сейчас заставила её вздрогнуть и отшатнуться. Она пошатнулась, и я инстинктивно ухватила её за локоть, не давая упасть.

— Эй! Розочка! — прокричал Лео, его голос звучал так же легко и насмешливо, как всегда. Он сделал шаг вперёд, и его глаза блестели мрачным весельем.

Одри замерла, её пальцы впились в мою руку. Она не дышала, глядя на того, кто ещё вчера был её парнем, а сегодня оказался древним хищником, игравшим с ней, как с мышкой.

Вайш не двигался. Он просто наблюдал, его лицо под очками было непроницаемой маской. Но я чувствовала его взгляд на себе. Чувствовала, как по спине бегут ледяные мурашки.

Воздух наполнился напряжением, густым и тяжёлым, как перед грозой. Они не нападали, не угрожали. Они просто ждали. Словно давая нам понять, что бежать бесполезно. Что мы уже в их поле зрения. И что игра, какой бы она ни была, ещё не окончена.

— Я не пойду, — прошептала Одри, её пальцы впились в мою руку так, что стало больно. Её глаза, широкие от ужаса, были прикованы к Лео и Вайшу. — Давай останемся в университете. Тут же есть комнаты в общаге. Останемся у кого-то. Я не сойду с лестницы.

Её голос дрожал, в нём слышалась чистая, животная паника. Она готова была бежать куда угодно, лишь бы не приближаться к ним.

Я посмотрела на неё, на её бледное, испуганное лицо, а затем перевела взгляд на парней. Они не двигались с места. Лео всё так же ухмылялся, но в его глазах теперь читалось не веселье, а холодное, хищное ожидание. Вайш стоял неподвижно, как изваяние, его тёмные очки скрывали взгляд, но я чувствовала его на себе — тяжёлый, неумолимый.

Они блокировали путь к выходу с территории университета. Даже если бы мы рванули обратно в здание, они догнали бы нас за секунды. Их сверхъестественная скорость не оставляла шансов на побег.

— Одри, — тихо сказала я, всё ещё глядя на них, — Они не дадут нам уйти.

— Но мы не можем просто... Подойти к ним! — её шёпот стал почти неслышным. — Они же... Они же...

Она не могла выговорить это слово вслух. Вампиры. Оно висело между нами, невысказанное, но от этого ещё более реальное.

В этот момент Вайш наконец сдвинулся с места. Он медленно, почти небрежно снял очки. Его светло-серые глаза были спокойны, но в их глубине таилась та самая интенсивность, что всегда меня и пугала, и притягивала. Он не смотрел на Одри. Только на меня.

— Хлоя, — произнёс он. Его голос был ровным, привычным, но в нём не было и тени прежней нежности. — Иди сюда.

Это не было просьбой. Это было приказом. Тихим, но не допускающим возражений.

Лео перестал ухмыляться. Он выпрямился, и его взгляд стал серьёзным, сосредоточенным на Одри. Мы стояли на лестнице, как на краю пропасти. Позади — безопасность университетских стен. Впереди — кошмар, который ждал нас в темноте вечера.

И не было ни одного правильного выбора. Только разные оттенки ужаса.