18. Подарок невинности.
Тогда его пальцы проскользнули под резинку. Они были прохладными, но кожа под ними мгновенно вспыхнула. Он не спешил, изучая, ощупывая, будто запоминая каждую деталь. А затем он нашёл тот самый чувствительный бугорок и атаковал его — не грубо, но уверенно, твёрдыми, точными движениями, которые заставили меня резко выдохнуть и вцепиться пальцами в простыню. Мир сузился до его прикосновения в темноте, до его дыхания на моей шее и до нарастающей, неконтролируемой волны удовольствия, которая начала подниматься из самых глубин моего тела.
Я выгнулась так, что мои ягодицы уперлись ему в пах. И, блять, он был твёрдым — огромным и напряжённым, даже сквозь ткань шорт. Когда я непроизвольно коснулась его ягодицами, он резко прижал их сильнее к себе, не прекращая движений руки между моих ног, его пальцы продолжали своё чёртово дело, доводя меня до исступления.
— Хлоя, скажи мне, — его шёпот был обжигающим на моей коже, прерывистым от собственного возбуждения. — У тебя уже был кто-то?
— Нет, — выдохнула я, и моё признание прозвучало тихо, по-детски беззащитно.
Он глухо выдохнул, будто этого и ожидал, и это знание что-то в нём окончательно переключило. Он вытащил руку из моих трусов, и быстрым, точным движением снял их с меня, сбросил на пол. Развернул меня на спину. Сам приподнялся на локте, поддерживая голову рукой, а своей свободной рукой раздвинул мои ноги. Его взгляд был тяжёлым, тёмным, полным какой-то первобытной интенсивности. Он снова опустил руку между моих ног и начал ласкать меня — уже без преград, медленно, методично, изучающе. Его пальцы переходили с чувствительного бугорка на дрожащие губы, скользили к самому входу, едва касаясь, дразня, и снова возвращались назад. Я вздрагивала при каждом прикосновении, моё дыхание срывалось, становилось частым и поверхностным. Я не могла оторвать от него взгляда, заворожённая тем, как он смотрит на то, что делает.
Он наклонился и захватил мой рот своим поцелуем — властным, глубоким, в это же мгновение его пальцы вошли в меня. Сначала один — осторожно, давая привыкнуть. Затем второй. Боли не было — я и сама исследовала себя раньше, но это... Это были пальцы Вайша. Длиннее, крупнее, с шероховатостями кожи, и каждый сантиметр его проникновения заставлял меня выгибаться. Он начал двигать ими внутри меня, а подушечкой большого пальца продолжил давить на мой клитор, выписывая твёрдые, точные круги. Он не разрывал поцелуй, и вкус его — карамельный, сладковато-горький, смешанный с чем-то неуловимо его собственным — дурманил меня сильнее любого алкоголя. Движения его пальцев довершали дело, я тонула в ощущениях, переставая понимать, где заканчиваюсь я и начинается он.
Он чуть прикусил мою нижнюю губу и отстранился, его глаза в полумраке пылали серьёзностью.
— Расслабься, — прошептал он, его голос был низким и хриплым. — Я сделаю всё так, чтобы не было больно. Попытаюсь. Ладно?
— Да, — кивнула я, и моё собственное тело казалось мне чужим, таким податливым и готовым подчиниться ему.
Он продолжал работать пальцами, с невероятным терпением и мастерством доводя меня до первого оргазма. Моё тело затряслось в конвульсиях наслаждения, я вскрикнула, впиваясь пальцами в его плечи. Только когда последние отголоски волны удовольствия отступили, он начал раздевать меня полностью. Его губы не отрывались от моей кожи — он целовал шею, ключицы, основание горла. В памяти мелькнул тот самый сон, но я яростно отогнала его — сейчас не время для воспоминаний.
Потом разделся он. Его тело было... Блять. Рельефным, высеченным из мрамора, таким, какое бывает только на обложках глянцевых журналов. В слабом свете, пробивавшемся в комнату, я увидела бледные шрамы — тонкие линии на его животе, груди. Они не портили его, а делали ещё более реальным, опасным, своим. Он устроился между моих ног, но не торопился. Он снова поцеловал меня, и я почувствовала его твёрдый, горячий член у своего входа. Он лишь слегка потерся и я ответила на его движения, инстинктивно поднимая бедра навстречу.
Он положил мои ноги себе на бедра, я обвила ими его талию. Он упёрся предплечьями в матрас по бокам от моей головы, полностью нависая надо мной, и смотрел мне прямо в глаза. Его взгляд был таким прямым, таким пронзительным, что казалось, он видит меня насквозь.
— Если больно, то говори, — проговорил он, и я снова кивнула, не в силах вымолвить ни слова.
Он протянул руку между нашими телами, взял свой член и приставил к моему входу. Сначала было лишь давление, затем — медленное, неумолимое растяжение. Я вцепилась пальцами в его плечо, и он мгновенно замер.
— Нет, не больно, — прошептала я. — Просто на всякий случай.
Он кивнул и продолжил входить, не отрывая от меня взгляда. Я сжала губы, когда стало чуточку больно — тупая, давящая боль новизны. Он снова остановился и начал отвлекать меня — его поцелуи рассыпались по моему лицу, шее, его рука гладила бедро, талию, скользнула к груди. Он опустился и взял мой сосок в рот, всосол его, и я застонала, забыв о боли. Пока я была занята новыми ощущениями, он продолжил входить, медленно, сантиметр за сантиметром, пока не вошёл до самого упора.
Я выгнулась и задышала часто-часто, привыкая к новому, невероятно полному ощущению внутри.
— Больновато, — всё же прошептала я.
— Всё хорошо, — его голос был обманчиво спокоен, но я чувствовала, как напряжены его мышцы. — Сложное уже позади. Всё. Всё в порядке.
Я дышала, пытаясь расслабиться. Через минуту он начал двигаться — первые толчки были медленными, осторожными, почти робкими. Он не сводил с меня взгляда, словно читая каждую мою эмоцию. Так прошло несколько минут.
Когда я наконец расслабилась и прошептала, что боли больше нет, его движения изменились. Они стали увереннее, сильнее, ритмичнее. Он прибавил темпа. Его голова уткнулась мне в шею, его губы прижались к коже, его руки впились в мои бёдра, приподнимая их. Я выгнулась вверх и застонала, когда он вошёл под новым, более глубоким углом.
Он выпрямился, развёл мои ноги в стороны, держа их за колени, и продолжил двигаться. Его взгляд был прикован к тому месту, где мы соединялись, и к моему лицу. Я видела, блять, я клянусь, что видела, как он наслаждается видом моего тела, как его глаза темнеют от желания и обладания.
— Хлоя, — прошептал он, снова замирая на мгновение. Его руки скользнули вверх по моему телу — от плеч до груди, сжав её, затем вниз, по талии, к бёдрам. — Прекрасна.
От этих слов по моему телу разлилась тёплая, счастливая энергия. Он продолжил, и его движения стали властными, требовательными. Затем он без слов перевернул меня на живот, мягко, но настойчиво приподнял мои бёдра, встав на колени позади меня. Я оказалась на четвереньках. Сердце ушло в пятки. Господи. Неужели сон сбывается?!
Он снова вошёл в меня сзади, его руки легли на мои бёдра, сжимая их. И он начал двигаться. Теперь это были совсем другие, доминирующие, почти животные движения. Я инстинктивно выгнулась в пояснице, и в ответ услышала его резкий, сдавленный вздох, похожий на стон, который он явно старался сдержать.
Я двигалась в такт ему, моё тело отвечало на каждый его властный, ритмичный толчок с пугающей, позорной готовностью. Воздух в комнате стал густым и сладким, пахнул карамелью и чем-то ещё — холодным, металлическим, по-настоящему опасным.
Его тело прижалось к моей спине, его пальцы впились в мои бёдра так, что наутро, я знала, останутся синяки. Его губы снова нашли моё ухо.
— Прогнись больше, Хлоя, — прошептал он, и его голос был не звуком, а вибрацией, проходящей через всё моё существо, приказом, который невозможно было ослушаться.
И я прогнулась. Моя спина выгнулась дугой ещё сильнее, почти до хруста, с пугающей, безоговорочной покорностью. Всё как в том сне.
Он собрал мои волосы в свою руку, намотал их на ладонь и слегка потянул, заставляя меня выгнуться ещё больше. Его движения стали быстрыми, грубыми, агрессивными, властными. Я вцепилась пальцами в простыню, глаза закатились от нахлынувшего удовольствия.
— Бедра выше, — прорычал он, и в его голосе не осталось ничего, кроме чистой, животной страсти.
Я послушно подняла бёдра ещё выше, и он вошёл глубже, чем до этого. Похоть, страсть, карамель — всё смешалось в одно сплошное, огненное пятно в моём сознании.
Он наклонился вперёд, его губы снова впились в мою шею. Он не просто целовал её — он втягивал мою кожу в рот, с лёгким всасыванием, словно младенец, сосущий соску. Я чувствовала, как на моей коже остаётся марка — тёмный, вишнёвый засос, его метка. И с каждой новой меткой, с каждым его мощным толчком, я чувствовала, как граница между сном и реальностью, между страхом и желанием, окончательно стирается.
Он перевернул меня обратно на спину, его движения были плавными, но уверенными, будто я весила не больше пуха. Он снова раздвинул мои ноги, обхватив руками под коленями, прижал их к груди, открывая меня ему полностью. Его взгляд скользнул по моему лицу, затуманенному страстью, пробежал по груди, животу и остановился там, внизу, где наши тела были соединены. Он замер на мгновение, и я почувствовала, как он вздрогнул — лёгкая, почти незаметная дрожь прошла по его телу.
Он продолжил двигаться, его толчки были глубокими, размеренными, но теперь он не сводил глаз с того места, где его тело входило в моё. Его лицо было сосредоточенным, почти суровым, будто он наблюдал за чем-то невероятно важным. Его рука скользнула по моему бедру, ладонь была горячей, а пальцы слегка дрожали. Затем, в такт его движениям, его пальцы нашли мой клитор. Он начал водить по нему твёрдыми, точными кругами, идеально дополняя свои толчки.
Он не сводил взгляда с нашего соединения, и я видела, как его глаза темнеют, наполняясь чем-то диким, неконтролируемым. А потом... Потом он медленно, очень медленно поднял глаза на меня. И они были красными. Не просто воспалёнными, а ярко-алыми, светящимися в полумраке комнаты, как у хищника в свете фар.
Я замерла, не в силах пошевелиться. Поморгала, пытаясь очистить взгляд. Но нет — это не проходило. Это было по-настоящему. Он моргнул сам, медленно, и когда его веки снова поднялись, глаза были его обычными, холодно-серыми. Я выдохнула, словно меня отпустили из тисков, но в груди остался ледяной комок страха и непонимания.
Он словно ничего не заметил. Или сделал вид. Он сменил позу — посадил меня на себя, позволив мне самой контролировать ритм, потом снова положил, накрыв своим телом. Я потеряла счёт времени и позам. Мир сузился до его тела, его рук, его губ, его запаха. До этого странного, дурманящего чувства, смеси абсолютного наслаждения и леденящего душу ужаса.
За окном тёмно-синее небо начало светлеть, по краю горизонта проступила тонкая полоска персикового света. Он чувствовал своё приближение. Его движения стали резче, отрывистее, дыхание превратилось в хриплые прерывистые вздохи. Он выскользнул из меня в последний момент, и с тихим, низким рычанием, больше похожим на звук раненого зверя, чем на человеческий стон, кончил мне на бедро и живот. Горячие капли будто обожгли мою кожу.
Я к тому времени уже кончила раз три, если не больше. Моё тело было абсолютно ватным, разбитым, каждая мышца ныла от напряжения и непривычной активности. Сознание плавало где-то на грани сна и обморока. Я просто лежала, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой, и смотрела в потолок, слушая, как его дыхание постепенно выравнивается.
Он неподвижно лежал рядом несколько минут, потом поднялся, ушёл в ванную и вернулся с влажным тёплым полотенцем. Молча, с какой-то неожиданной нежностью, он вытер меня, убрал следы нашей страсти с моей кожи. Его прикосновения были бережными, почти что заботливыми. Потом лёг рядом, натянул на нас одеяло и притянул меня к себе, прижав мою спину к своей груди. Его рука легла на мою талию.
Ни одного слова не было сказано. Только его ровное дыхание у моего уха и первые лучи утра, робко пробивающиеся сквозь щели в шторах. И сладкий, всепроникающий запах карамели.