11. Притяжение и отторжение.
Весь день в университете я чувствовала себя как на иголках. Я избегала смотреть никому в глаза, кроме Одри. Мои взгляды скользили по стенам, полу, учебникам — куда угодно, только не на лица окружающих, особенно на те пять знакомых силуэтов, которые могли появиться в коридоре в любой момент.
Во время перерыва мы сидели в укромном уголке буфета, и Одри, наконец, рассказала, как прошло её кино. Она крутила в руках стаканчик с кофе, и на её лице читалось скорее недоумение, чем восторг или раздражение.
— Представляешь, — начала она, — На удивление, Лео вёл себя нормально. Серьёзно. Как обычный парень на свидании.
Я подняла на неё глаза, не веря.
— Не пристал? Ничего такого? — уточнила я.
— Нет, — она покачала головой, и розовые пряди колыхнулись. — Вообще. Он за мной приехал на машине, открыл дверь, всё как положено. В кинотеатре купил билеты, попкорн, всё, что я хотела. Не лез с дурацкими шутками, не пытался трогать. Сидел смотрел фильм. Потом отвёз обратно до дома. Оплатил всё, что я просила. Даже на прощание просто улыбнулся и сказал «было круто» и всё.
Она сделала глоток кофе, её брови были слегка нахмурены.
— Я даже не знаю, что и думать. Это был не тот Лео, которого я знаю. Будто подменили человека.
Я слушала её, и внутри всё сжималось от странного, смешанного чувства. Облегчение, что с ней всё в порядке. И новая, щемящая тревога. Почему? Почему он вдруг стал таким... Нормальным? Что это значит?
Было ощущение, что мы все стали участниками какой-то сложной, непонятной игры, правила которой знал только кто-то один. Или пятеро.
Мы сидели на нашем привычном диванчике на третьем этаже, вдали от посторонних ушей. Я решила ей рассказать о сне.
— В общем, мне снилось два сна, — начала я, глядя на свои руки, а не на неё. — Где Вайш меня... ну, ты поняла. — и я выложила ей всё. Все подробности, все ощущения, весь тот жуткий, сладкий ужас, что остался после пробуждения.
Одри слушала меня, не перебивая. Её лицо сначала выражало лёгкое недоумение, затем удивление, а к концу моего рассказа на нём застыла смесь сочувствия и заинтересованности?
Когда я закончила, она выдохнула и посмотрела на меня с серьёзным видом, который ей редко удавалось сохранять надолго.
— Хлоя, — произнесла она торжественно. — Тебя трахнул суккуб.
— Что?! — я расхохоталась, но смех прозвучал нервно и неестественно. — Ты о чём вообще?
— Ну, такое в интернете пишут, — пожала она плечами, её голос стал поучительным. — Когда ты с кем-то во сне занимаешься сексом, да ещё так... Реалистично, то это не просто сон. Это суккуб. Или инкуб. Кто их разберёт, эти бесы во плоти. Они питаются твоей энергией через ну, через это.
Она сделала многозначительную паузу, и я снова фыркнула, но на этот раз смех застрял в горле. Её слова, несмотря на всю их абсурдность, отозвались во мне странным, леденящим эхом.
— Одри, это же бред, — попыталась я возразить, но мои собственные сны казались куда более бредовыми.
— Ага, бред, — она подняла бровь. — А запахи эти твои? А их внезапные появления? А то, что они все как один — странные, красивые и пахнут, как конфетки? Совпадение? Не думаю.
Она откинулась на спинку дивана, явно довольная своей теорией.
— Может, они все суккубы? Целая банда. Охотятся на невинных студенток. — она говорила это с налётом иронии, но в её глазах читалась доля серьёзности.
Я молчала, переваривая её слова. Конечно, это была чушь. Полная. Но почему-то эта чушь казалась не такой уж невероятной на фоне всего, что происходило.
— Ты дура! — я расхохоталась, и на этот раз смех прозвучал искренне, снимая часть напряжения. — Боже, Одри. Что этот Лео с тобой сделал! Тебе пора в отпуск, а не в кино с ним ходить.
— Что?! — она фыркнула, но тоже засмеялась, её глаза блестели от весёлого возмущения. — Что не так-то? Ну, подумаешь, поимела тебя во сне нечисть какая-то, что такого? У меня бабушка говорит, это к переменам в личной жизни. Может, тебе просто парня нормального надо, а не с суккубами по ночам знаться.
— Ой, всё! — я отмахнулась от неё, всё ещё хихикая, но её слова, пусть и шуточные, засели где-то глубоко внутри. — Хватит уже нести эту околесицу. Лучше расскажи, что там с твоим «нормальным» Лео дальше было. Он тебе цветы, случайно, не дарил и не предлагал душу продать за пачку чипсов?
Мы снова погрузились в смех, и навязчивые мысли о снах и запахах на время отступили, уступив место обычному, лёгкому общению. Но где-то в глубине сознания маленький червячок сомнения продолжал шевелиться, напоминая, что не всё так просто в этой странной истории.
После пар мы вышли на широкую лестницу университета, залитую последними лучами солнца. Мы стояли втроём — я, Одри и присоединившаяся к нам Луиза — и о чём-то беззаботно хихикали, делясь впечатлениями от дня.
И тут из главных дверей вышли они. Пятеро. Их появление было как всегда замечено всеми — они не просто шли, они заполняли собой пространство. Одри сразу же поникла, её плечи сжались, а улыбка исчезла с лица, будто её сдуло резким порывом ветра.
— Меня нет, — прошептала она, пытаясь сделать шаг за меня и Луизы, как будто мы могли её скрыть.
Я посмеялась её реакции, а Луиза лишь выгнула бровь, оценивающе окидывая взглядом приближающуюся группу.
— Розочка! — проревел Лео на всю территорию, его голос эхом разнёсся по площади. Он тут же получил от Кайла несильный, но звонкий подзатыльник.
— Ты придурок! — огрызнулся Кайл, но в его голосе слышалась скорее насмешка, чем злость.
Они тут же схватились в игривую борьбу, напоминающую возню двух молодых львов — много шума, угрожающих поз, но без настоящей агрессии. Они толкали друг друга, смеясь и отпуская колкости.
Я наблюдала за этой сценой, невольно улыбаясь. Алан и Итен, проигнорировав эту возню, уже спустились по лестнице вниз, их спокойные лица выражали лёгкое снисхождение. Вайш шёл за ними, чуть поодаль. Его взгляд скользнул по нашей группе, задержался на мне на секунду — достаточно, чтобы я почувствовала лёгкий укол — и так же бесстрастно ушёл вперёд.
— Розочка, спаси меня! — вопил Лео, драматично вырываясь из захвата Кайла. — Твоего парня бьют!
— Парня?! — возмущённо всплеснула руками Одри, её щёки залились ярким румянцем. — Ты с чего взял, что ты мой парень? С одного кино?!
Но её протест утонул в их смехе и продолжении борьбы. Луиза фыркнула, а я покачала головой, глядя на этот спектакль, который стал уже почти привычным фоном нашей жизни.
— Розочка, спаси! — Лео начал хохотать, всё ещё пытаясь вывернуться из дружеских захватов Кайла, но уже больше играя на публику.
— Нет. Бей его, Кайл! — неожиданно крикнула Одри, пряча улыбку и делая вид, что серьёзно поддерживает «противника».
Кайл расхохотался, его захват на Лео ослаб от смеха. Лео на мгновение освободился, надул губы в преувеличенной обиде и сделал театральный шаг в сторону Одри.
— А поцелуй? — спросил он, подходя ближе и заглядывая ей в глаза с наигранной мольбой.
— Жопу свою целуй, — огрызнулась она, но без настоящей злости, скорее смущённо отступая ещё дальше за мою спину, используя меня как живой щит.
— Мне твоя нужна, — он прищурился, его голос стал низким и настойчивым, но в глазах по-прежнему играли искорки озорства.
Одри замерла на секунду, будто взвешивая что-то. Потом неожиданно вышла из-за моей спины и посмотрела на него прямо. Её поза была вызовом — руки в боки, подбородок поднят, но в её глазах читалась не решительность, а скорее любопытство и вызов.
— Ну и что ты с ней сделаешь? — бросила она, и в её голосе появилась новая, неизвестная мне ранее дерзость.
Лео ухмыльнулся, понимая, что игра продолжается. Воздух вокруг них сгустился, наполнившись напряжённым, почти осязаемым флиртом, который был одновременно и смешным, и завораживающим. Даже Кайл отступил на шаг, скрестив руки на груди с видом зрителя, приготовившегося к интересному спектаклю.
— Вы двое. Пошлите, — раздался спокойный, но властный голос Итена.
Кайл, всё ещё ухмыляясь, спустился на пару ступенек вниз, дав пространство. Лео же на мгновение замер, его взгляд приковался к Одри. И тогда он сделал это — молниеносно, почти неуловимо, наклонился и чмокнул её в щёку. Поцелуй был быстрым, сухим, но от него воздух словно треснул.
Мы с Луизой синхронно ахнули. Одри застыла на месте, будто её ударили током. Рука сама потянулась к тому месту, где секунду назад были его губы, а на щеках разлился яркий, пунцовый румянец.
Лео выпрямился, его глаза сверкали торжеством и озорством.
— Я много идей найду на твою охренную задницу, Розочка, — проговорил он, его голос звучал низко и интимно, хотя он и не понижал тона. — Но мне пора бежать! Твой парень уходит. — Он сделал театральную паузу. — Скажи мне: «прощай, любимый Лео».
Одри, всё ещё ошеломлённая, лишь беззвучно пошевелила губами. Лео рассмеялся, развернулся и прыжками догнал Кайла, оставив нас троих стоять на лестнице под перекрёстными взглядами редких прохожих.
Одри медленно опустила руку, всё ещё глядя в спину удаляющемуся Лео. На её лице боролись возмущение, смущение и какая-то странная, затаённая улыбка, которую она отчаянно пыталась подавить.
— Придурок, — прошептала Одри, наконец выйдя из ступора. Её голос дрожал от смеси ярости и смущения, и она с силой вытерла щёку, будто пытаясь стереть следы того внезапного поцелуя.
Мы с Луизой не сдержались и расхохотались, наблюдая за её реакцией. Напряжение момента разрядилось, сменившись лёгким весельем.
— Да ладно тебе, Одри, — улыбнулась Луиза, положив руку ей на плечо. — Нормально всё. Выглядело даже... Мило. Тот блондинчик ничего так, в общем-то.
— Ты про Алана? — я выгнула бровь, с интересом глядя на Луизу. Её неожиданный комментарий заставил меня забыть на секунду о смущении Одри.
— Ну, тот блондин с голубыми глазами, — уточнила Луиза, пожимая плечами, но в её глазах мелькнула искорка заинтересованности. — Если он Алан, то да. Строгий такой, молчаливый. Интересный типаж.
Одри фыркнула, но уже без прежней злости, скорее с облегчением, что внимание переключилось с неё.
— Тебе лишь бы кто-нибудь да был интересен, — поддразнила она Луизу, наконец позволяя себе слабую улыбку.
— Ага, — Луиза широко ухмыльнулась. — Особенно если они ходят такими мрачными и сплочёнными бандами. Как персонажи из какого-нибудь сериала. Гораздо интереснее, чем наши одногруппники, которые только и могут, что о лабораторных работах трещать.
Мы снова засмеялись, и последние остатки напряжения окончательно испарились. Солнце уже почти село, окрашивая небо в оранжевые и розовые тона. Мы медленно пошли вниз по лестнице, обсуждая уже не их, а планы на вечер, на выходные, на всё что угодно, кроме тех пяти загадочных фигур, которые, казалось, навсегда вписались в наш университетский ландшафт.
Я зашла в дом, сбросила сумку у порога и потянулась, чувствуя приятную усталость после долгого дня. В этот момент телефон в кармане мягко вибрировал. Достала его, взглянула на экран.
— Помидорка.
Сообщение было без подписи, но мне не нужно было гадать. Стиль, краткость, и это прозвище... Вайш. Уголок моего рта непроизвольно дёрнулся.
Сразу же пришло второе сообщение:
— Кино?
Я покачала головой, представляя его бесстрастное лицо где-то на другом конце города. Он даже не утруждался приветствиями или вопросами о делах. Просто констатация факта и предложение, больше похожее на приказ.
Я ответила, чувствуя лёгкое раздражение, смешанное с любопытством:
— Можно, только мне нужно сделать домашку.
Ответ пришёл почти мгновенно, будто он ждал, положив палец на кнопку отправки:
— Хорошо, через час заеду.
И всё. Ни «успеешь?», ни «сколько осталось?», ни «может, перенесём?». Просто констатация. Он даже не спросил. Просто поставил меня перед фактом, будто мои планы и обязательства были всего лишь мелкой помехой, которую можно легко проигнорировать.
Я вздохнула, отложила телефон и бросила взгляд на учебники, разбросанные на столе. Час. Ладно, Вайш. Посмотрим, успею ли я.
Я сделала то, что требовалось меньше всего, но что казалось единственно возможным. Быстро переоделась во что-то, наспех проверила, не торчит ли где торчащий ярлык, и вышла из дома.
За калиткой уже стоял тот самый чёрный Мерседес, бесшумный и внушительный. Он ждал. Я открыла дверь и села в салон. Знакомый густой воздух ударил в нос — смесь сладкой карамели, дорогого кожи и его парфюма, холодного и неуловимого.
— Привет, — прошептала я, пристёгивая ремень, стараясь, чтобы голос не дрожал.
— Привет, — ответил он, его голос был ровным, как всегда. Он даже не повернул головы, просто смотрел на дорогу перед собой.
Машина тронулась с места, такая же плавная и бесшумная, как и её владелец.
— И куда мы на этот раз? — спросила я, глядя на его профиль, подсвеченный огнями приборной панели. — Дом или кинотеатр?
Он на секунду перевёл взгляд на меня, и в уголке его рта дрогнула едва заметная тень улыбки.
— Дом, — произнёс он коротко, и в этом слове прозвучала та же окончательность, что и в его текстовых сообщениях.
Он снова уставился на дорогу, оставляя меня наедине с биением собственного сердца и сладким, тревожным запахом, который, казалось, с каждым километром становился только гуще.
Мы приехали, машина бесшумно замерла у знакомого подъезда. Вышли, и я снова последовала за ним в дом. Воздух внутри был прохладным и всё тем же — пахнущим чистотой, деревом и его неуловимым шлейфом.
— Ты голодная? — спросил он, снимая куртку и вешая её на вешалку.
— Да, — призналась я, — Я ничего не успела поесть перед тем, как ты заехал.
— Хорошо, — кивнул он и направился на кухню.
Я осталась стоять в прихожей, слыша, как он открывает холодильник, шелестит упаковками. Через пару минут он вернулся с двумя тарелками. На них лежали сэндвичи — аккуратные, свежие, словно только что сделанные.
Затем мы поднялись по лестнице на второй этаж и зашли в его комнату. Всё было приготовлено точно так же, как в прошлый раз. Пледы аккуратно расстелены на полу, образуя импровизированное логово. Проектор был уже направлен на стену, а на тумбочке рядом стояли две банки с пепси.
Он поставил тарелки на низкий столик рядом с пледами и жестом пригласил меня присесть. Всё было продумано до мелочей, до повторения. Как будто он воссоздавал какой-то идеальный сценарий, в котором не было места случайностям или неожиданностям.
— Что хочешь посмотреть? — спросил он, его голос прозвучал ровно, но в полумраке комнаты казался особенно близким.
Я подняла на него глаза, и в тот же миг в памяти всплыли обрывки того самого сна. Яснее всего — его вес на мне, его горячее дыхание на шее, его низкий шёпот...
Жар ударил в лицо, щёки вспыхнули таким румянцем, что, казалось, можно было обжечься. Я резко отвернулась, уставившись на плед.
— Без разницы, — пробормотала я, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Выбирай ты. Можем... Ужасы. — последнее слово вырвалось почти шёпотом, отчаянной попыткой перевести тему на что-то менее личное.
Он молчал секунду, и я чувствовала его взгляд на себе, изучающий, тяжёлый.
— О, да, и правда, — наконец произнёс он, и в его голосе послышалась лёгкая, почти насмешливая нотка. — Давай ужасы. «Проклятие»... либо «Заклятие».
— Хоть что, — быстро согласилась я, всё ещё не в силах повернуть к нему голову.
Он взял ноутбук, и через мгновение на стене загорелся экран выбора. Я слышала, как щёлкает трекпад, но не видела, что он выбирает. Всё моё внимание было приковано к собственному бешеному сердцебиению и к воспоминаниям, которые теперь казались вдруг такими осязаемыми в этой тёмной комнате, наполненной его запахом.
Я легла на живот, устроившись поудобнее на мягком пледе, и уставилась на экран, где уже начались первые, тревожные кадры «Заклятия». Воздух в комнате был прохладным, но от тела исходило приятное тепло.
Краем глаза я заметила движение. Вайш снял свою тёмную кофту и отложил её в сторону, оставаясь в простой чёрной футболке, обтягивающей торс. Его движения были плавными, привычными, будто он делал это здесь тысячу раз.
Я старалась сосредоточиться на фильме, на нарастающем напряжении на экране, но моё внимание то и дело переключалось на него. На его руку, лежащую рядом на пледе. На его дыхание, ровное и спокойное.
Когда на экране происходил особенно страшный момент — скрип двери, внезапное появление тени, — я невольно вздрагивала, и моё тело напрягалось. Я чувствовала, как по спине пробегают мурашки, и старалась подавить реакцию, но это удавалось не всегда.
Он, казалось, не замечал моих вздрагиваний, его взгляд был прикован к экрану. Но в какой-то момент, после особенно громкого скрима, я почувствовала, как его плечо слегка коснулось моего. Случайно? Намеренно? Я замерла, не решаясь пошевелиться, чувствуя, как жар снова разливается по щекам. Прикосновение было лёгким, почти мимолётным, но в тишине комнаты, под аккомпанемент жуткой музыки из фильма, оно казалось оглушительно громким.
Когда на экране внезапно появился жёсткий скример — крупным планом, с искажённым, ужасающим лицом женщины, — я не сдержалась. Резкий, пронзительный визг вырвался из моей груди, совершенно непроизвольный. Я мгновенно закрыла лицо руками, как будто могла спрятаться от этого образа, врезавшегося в сетчатку глаз.
— А-а-а! — выдохнула я в ладони, чувствуя, как сердце бешено колотится где-то в горле.
В ушах ещё стоял отголосок собственного крика и жуткой музыки из фильма. Я дышала часто и поверхностно, пытаясь прогнать прочь это внезапное, леденящее ощущение страха.
Я не сразу осмелилась убрать руки от лица, боясь снова увидеть это искажённое лицо, даже зная, что это всего лишь кино. Воздух в комнате казался гуще, а тишина после скримера — оглушительной.
— Вырубай, вырубай! — закричала я Вайшу, всё ещё прикрывая лицо руками, как будто это могло спасти меня от жуткого образа на экране. Голос мой дрожал и звучал приглушённо сквозь пальцы.
Я ждала, что он посмеётся, что он проигнорирует мою панику или скажет что-то колкое. Но вместо этого его голос прозвучал удивительно спокойно и, что было совсем уж неожиданно, почти ободряюще:
— Да нет же, ничего страшного. Я рядом.
Я замерла. Сердце, которое только что бешено колотилось, словно застыло на мгновение. Его слова были такими простыми, но они прозвучали с такой нехарактерной для него... Уверенностью? Заботой? Я медленно, очень медленно раздвинула пальцы и рискнула выглянуть из-за них.
Он не смотрел на меня. Его взгляд был по-прежнему прикован к экрану, но его поза, его невозмутимость действовали успокаивающе. Он не отстранился, не рассмеялся. Он просто... был рядом. И в этой простой фразе, в этом молчаливом присутствии было что-то, что заставило мой страх понемногу отступать, уступая место странному, щемящему чувству, которое было совсем не связано с ужасами на экране.
Я услышала смех. Звонкий, заразительный, до боли знакомый женский смех. Он доносился откуда-то из соседней комнаты, возможно, из гостиной или с лестничной площадки.
— Это что... — я прошептала, не веря своим ушам. Сердце, только что успокоившееся, снова застучало, но теперь уже от изумления. — Одри?
— Ага, — коротко кивнул Вайш, не отрывая взгляда от экрана, где теперь шла более спокойная сцена. Его безразличие к этому факту было поразительным. — Помидор, смотри фильм.
— Да какой я тебе помидор! — огрызнулась я, наконец отрывая взгляд от экрана и поворачиваясь к нему. — Хватит уже! Что она тут делает? — мой голос звучал громче, чем я планировала, в нём слышались и недоумение, и лёгкая паника.
Он медленно повернул голову ко мне, и в его глазах читалось скорее раздражение от того, что я отвлекаюсь, чем удивление от моего вопроса.
— Лео привёз, — произнёс он, как будто это было самым очевидным и естественным объяснением в мире. — Они, наверное, на кухне. Или у него в комнате. — Он снова уставился в экран, явно давая понять, что тема закрыта. — Теперь ты можешь смотреть фильм? Или тебе нужно побежать и проверить, всё ли у твоей подруги в порядке?
— Нет, — я снова уткнулась в плед, стараясь звучать обиженно, но внутри всё переворачивалось от смеси ревности, любопытства и досады. — Помидор сидит тут.
— Все-таки согласна? — в его голосе прозвучала знакомая, едкая насмешка.
— Хватит, Вайш, — я проворчала, сжимая край пледа в кулаке. — Просто хватит.
Он коротко вздохнул — звук больше похожий на лёгкое фырканье.
— Ладно, — произнёс он, и его пальцы снова заскользили по трекпаду ноутбука. Изображение на стене погасло, сменившись меню выбора. — Скучный фильм. Давай другой.
Он начал листать варианты, его лицо освещалось голубоватым светом экрана. Я сидела, прислушиваясь к тишине, пытаясь уловить хоть какой-то звук с нижнего этажа — шаги, смех, что угодно, что подтвердило бы присутствие Одри и Лео где-то совсем рядом, в этом же доме. Но теперь было тихо. Словно они растворились в воздухе, оставив меня наедине с Вайшем и его невыносимой, всепоглощающей аурой.
Мы начали смотреть фильм «Пила 5». Мрачные, напряжённые кадры заполнили стену, но мои мысли были далеко от происходящего на экране. Я украдкой посмотрела на Вайша. Его профиль был чётко виден в мерцающем свете проектора — неподвижный, сосредоточенный, но, как мне казалось, не на фильме, а на чём-то своём.
Я набралась смелости. Вопрос, который мучил меня всё это время, наконец вырвался наружу.
— Какая у тебя фамилия? — спросила я тихо, стараясь, чтобы голос не дрогнул. — У всех вас. Какая фамилия?
Он медленно повернул голову ко мне. Его глаза, обычно такие пустые и отстранённые, теперь казались тяжёлыми, почти пронзительными в полумраке. Он изучал меня несколько секунд, будто взвешивая, стоит ли отвечать.
— Зачем тебе это? — наконец произнёс он, его голос был низким и ровным, без намёка на эмоции.
— Просто интересно, — пожала я плечами, стараясь выглядеть небрежно, хотя внутри всё сжалось от напряжения.
Он снова замолчал, его взгляд вернулся к экрану, где в этот момент разворачивалась особенно кровавая сцена. Казалось, он полностью погрузился в просмотр, проигнорировав мой вопрос.
Но потом он заговорил снова, так тихо, что я едва разобрала слова под звуки фильма.
— Морден, — произнёс он, и это слово прозвучало как приговор, как что-то окончательное и не подлежащее обсуждению. — Наша фамилия — Морден.
Он не стал ничего добавлять. Не стал объяснять. Просто выдохнул это слово в темноту и снова замолчал, уставившись в экран, словно между нами ничего не произошло. Но воздух в комнате словно сгустился, наполнившись новым, ещё более тяжёлым смыслом. Морден. Фамилия, которая звучала как отзвук из того самого сна, как что-то тёмное, древнее и неотвратимое.
— Помидор доволен, — прошептала я, чувствуя, как на губы наплывает глупая, победоносная улыбка. Казалось, я вытянула из него хоть крупицу информации, хоть что-то реальное.
Он резко цокнул языком и фыркнул — короткий, раздражённый звук, который заставил меня тихо посмеяться. Моё веселье, видимо, действовало ему на нервы. Это было смешно и мило.
— Заткнись, Хлоя, — произнёс он, и в его голосе впервые за вечер прозвучало не притворно, а самое настоящее, живое раздражение. — Прошу.
Он не кричал. Он сказал это тихо, почти устало, но в этих словах была такая плотная, непроницаемая стена, что моя улыбка мгновенно сползла с лица. Он повернулся к экрану, его плечи были напряжены, и я поняла, что игра окончена. Вопрос исчерпан. Надолго.
Я притихла, уткнувшись носом в складки пледа, и снова уставилась на экран, но теперь уже не видя его. Воздух снова наполнился лишь звуками фильма и тяжёлым, невысказанным молчанием между нами.
