Алый свет Вегаса.

Утром я проснулась от яркого солнца, бьющего в глаза. Первым делом потянулась к тумбочке — и да, мой телефон лежал там, где всегда. Я с облегчением вздохнула.

— Просто не заметила в темноте, вот и всё, — убедила я себя, хотя лёгкая тревога всё же копошилась где-то глубоко внутри.

Время было уже двенадцать. До прихода Одри оставалось ещё целых семь часов. Я потянулась, с наслаждением чувствуя, как скрипят мышцы, и спустилась вниз.

В доме было тихо и пусто. "Родителей, наверное, уехали по делам", — подумала я. Мама, скорее всего, в своём цветочном магазине — она обожает свою работу, всегда возвращается с запахом свежей зелени и земли. Папа- программист, вероятно, уже сидел за своим мощным монитором, погружённый в код. Я пошла по их стопам, хоть и не до конца уверенная в выборе. Иногда мне кажется, что психология была бы мне ближе, но в нашем университете такой программы нет, а переводиться в другой... Пока не решалась.

На кухне я быстро сделала себе яичницу-глазунью, щедро посыпав её сыром, и сварила крепкий кофе в турке. Аромат мгновенно разнёсся по дому. Я села за стол у окна, глядя на пустынную в этот час улицу, и медленно позавтракала, наслаждаясь тишиной.

Потом поднялась наверх, чувствуя, как на меня накатывает послеобеденная лень. Но день только начинался. Решив освежиться, я снова зашла в душ. Включила на колонке зажигательный поп-панк на всю громкость — старую группу, которую обожала ещё со школы. Звук заполнил весь второй этаж.

— Tu étais formidable, j'étais fort minable, — выкрикивала я в такт музыке, намыливая волосы, полностью отдавшись энергии песни. Вода смывала остатки сна и сомнений. Я пела, не стесняясь, выкладываясь полностью, зная, что дома никого нет и меня никто не слышит. Это был мой маленький ритуал очищения — от стресса, от мыслей о Вайше, от всего.

Закончив, я завернулась в мягкий махровый халат, чувствуя себя заново рождённой. Музыка всё ещё гремела, и я, улыбаясь, принялась расчёсывать мокрые волосы, продолжая подпевать уже чуть тише, пока капли воды стекали на пол.

Я высушила волосы феном, переоделась в удобные джинсовые шорты и просторную футболку, надела кеды и вышла из дома. Решила сходить в магазин за чем-нибудь вкусненьким к вечеру.

Пройти пришлось всего один квартал. Магазин был полон народа — суббота, все закупаются на выходные. Я протиснулась между стеллажами, нацелилась к отделу с чипсами, и в этот момент кто-то сильно толкнул меня в спину. Я не удержалась и налетела на высокого мужчину в спортивной куртке.

— Ты что, не видишь, куда идешь? — проворчал он, оборачиваясь и смотря на меня сверху вниз.

— Извините, но это вы столкнулись со мной, — ответила я как можно спокойнее. — Вы стояли посреди прохода.

— Ты ещё будешь выставлять меня в плохом свете? — он ехидно выгнул бровь. — Малолетка невоспитанная.

Я попыталась пройти мимо, но он снова преградил дорогу. В этот момент его рука грубо потрогала мою задницу.

Время остановилось. Я замерла в шоке, кровь ударила в голову. Я уже занесла руку для пощечины, но внезапно произошло нечто.

Из-за спины  молниеносно появилась другая рука — с длинными пальцами и чёткими суставами. Она вцепилась в запястье мужчины, резко выкручивая его.

Раздался неприятный хруст, и мужчина завыл от боли.

Я обернулась. Передо мной стоял Вайш. Его лицо было абсолютно бесстрастным. Он не смотрел на меня — его взгляд был прикован к хаму, и в нём читалась такая смертельная опасность, что у меня по спине побежали мурашки.

— Руки не дороги? — голос Вайша был тихим, почти шёпотом, но он прорезал шум магазина, как лезвие. — Или оторвать их?

Мужчина, корчась от боли, пытался вырваться, но Вайш лишь усилил хватку.

— Извинись, — произнёс Вайш всё тем же ровным, леденящим тоном.

— Да пошёл ты! — просипел мужчина.

Вайш молча применил болевой приём, и мужчина снова застонал.

— Извинись перед девушкой, — повторил Вайш, и в его тихом голосе послышалась сталь.

— Прости! Прости! Отстань! — выкрикнул мужчина, обращаясь ко мне.

Вайш отпустил его руку с таким видом, будто отшвырнул что-то грязное. Мужчина, бормоча ругательства, поспешно ретировался, потирая запястье.

Только тогда Вайш перевёл на меня взгляд. Его выражение лица не изменилось, но напряжение в воздухе всё ещё висело.

— Спасибо, — выдохнула я, всё ещё не в силах прийти в себя.

Он лишь молча кивнул, развернулся и направился к выходу, растворившись в толпе так же внезапно, как и появился.

Я стояла, опираясь о стеллаж, пытаясь перевести дух и осмыслить только что произошедшее. Моё сердце бешено колотилось, но теперь уже не только от отвращения, но и от неожиданного появления того, кого я меньше всего ожидала здесь увидеть.

Я взяла то, что хотела — чипсы, колу и шоколадку, — оплатила и вышла из магазина. Воздух снаружи был всё таким же горячим, а в голове всё ещё стояла картина недавней стычки. Я сунула руку в карман, чтобы достать телефон и написать Одри, но нащупала только ключи и несколько монет.

Пусто. Сердце ёкнуло. Я остановилась, похлопала себя по всем карманам шорт, потом открыла сумку и начала лихорадочно в ней копаться, раздвигая пачки чипсов и шоколадку. Ничего. Я покрутилась вокруг своей оси, безумно оглядывая асфальт под ногами, — может, выронила?

— Это ищешь? — раздался низкий, узнаваемый голос.

Я резко подняла взгляд. Вайш стоял, опираясь плечом на стену здания, и в его длинных пальцах беззаботно вращался мой телефон. Мой!

— Да, — выдохнула я, мгновенно забыв обо всём на свете, и сделала шаг к нему, чтобы забрать.

Он поднял телефон выше, на вытянутой руке, так что мне пришлось бы подпрыгнуть, чтобы достать. Я нахмурилась, чувствуя, как раздражение пульсирует у меня в висках.

— Дай, — пробубнела я, пытаясь сохранить остатки самообладания.

— Полай, — парировал он холодно, без единой эмоции в голосе. Его светло-серые глаза наблюдали за моей реакцией с ледяным любопытством.

Всё, терпение лопнуло. Я впечатала ему по груди ладонью, отчего он лишь медленно поморгал, словно удивлённый внезапной агрессией мухи.

— Отдай сейчас же, — прошипела я, впиваясь в него взглядом.

Он опустил руку, и я уже потянулась за телефоном, но он с ловкостью фокусника отдернул его, оставив мои пальцы сжимать пустоту. Я вздохнула с таким шумом, что, кажется, сдула бы с него кепку, будь она на месте.

— Играетесь? — раздался насмешливый, знакомый голос сзади. — Телефон не отдают подружка розочки?

Я чуть не завизжала от неожиданности и резко развернулась. Передо мной, широко ухмыляясь, стоял Лео. Его веснушчатое лицо светилось неподдельным весельем.

— Вы ненормальные! — выпалила я, чувствуя, как жарко становится щёкам. — Вайш, отдай мне телефон!

Вайш, не сводя с меня ледяного взгляда, медленно, почти небрежно оттянул карман моих шорт и положил телефон прямо туда. Его пальцы на мгновение коснулись ткани, и от него пахло... Карамелью? Или чем-то другим сладким, едва уловимым, что странно контрастировало с его общей мрачной аурой. Он наклонился чуть ближе, и его глаза, казалось, заглядывали прямо мне в душу.

Я машинально принюхалась, пытаясь уловить этот странный, сладковатый запах.

— Ты серьёзно, псина, что ли? — он выгнул одну тёмную бровь, и в его голосе впервые прозвучала лёгкая, почти издевательская нотка. — Зачем нюхаешь?

— У тебя из-за рта пахнет чем-то. Карамелью,— цокнула я языком, отступая на шаг и стараясь выглядеть презрительно. — Не дыши на меня.

Не дожидаясь ответа, я резко развернулась и зашагала прочь от них, сжимая пакет с покупками так, что пачка чипсов угрожающе захрустела. В спину мне бил двойной взгляд — насмешливый Лео и безмолвный, тяжёлый — Вайша. Я не оборачивалась, чувствуя, как по спине бегут противные мурашки. Сладкий запах карамели, казалось, преследовал меня ещё несколько метров.

Уже было около пяти вечера, когда я начала собираться в клуб. Скоро должна была прийти Одри. Я надела свои самые удачные кожаные черные шорты, обтягивающий белый топ-корсет, который держался на тонких бретельках. Надела сережки-кольца, побольше и позвякивающие, и вывела стрелки такими черными и четкими, что глаза казались глубже, а взгляд — томнее. Заплела свои каштановые волосы в высокий конский хвост, чтобы он покачивался при ходьбе.

На всё про всё у меня ушёл почти час. Одри должна была подойти к семи.

Я спустилась вниз, на кухню, и быстренько сделала себе бутерброд с авокадо и яйцом — чтобы не пить на голодный желудок. Только успела сделать первый укус, как в дверь позвонили.

Я отложила еду, смахнула крошки и пошла открывать.

На пороге стояла Одри. Её розовые волосы были уложены в легкие, чуть небрежные волны, а голубые глаза, подведенные серебристыми тенями, блестели от предвкушения. Она с порога окинула меня оценивающим, одобрительным взглядом и широко улыбнулась.

— Хлоя! — она протянула мое имя с легким хихиканьем, протянула руку и покрутила одну из моих прядей, выбившуюся из хвоста. — Выглядишь... Сногсшибательно. Готова устроить бунт?

— Привет, — улыбнулась я в ответ, чувствуя, как её энергия заражает и меня. — Заходи. Только дай доесть, пять минут.

Я быстро доела свой бутерброд, пока Одри болтала о каких-то новостях из чатов. Мы заказали такси — хоть идти до клуба было недалеко, но на каблуках и с настроением прокатиться с ветерком это было верным решением.

Такси подъехало быстро. Дорога заняла всего несколько минут, и вот мы уже высаживаемся у освещенной неоновыми вывесками входной группы. Уже издалека заметили Луизу, которая нервно переминалась с ноги на ногу около входа. Её тёмные волосы были собраны в высокий пучок, что выгодно подчеркивало её скулы и карие глаза, подведённые дымчатым макияжем. Она увидела нас, и её строгое выражение лица сменилось облегчённой ухмылкой.

— Девочки, боже, чего так долго? — цокнула она языком, делая шаг нам навстречу.

— Вообще-то это ты быстро. Мы как раз вовремя, — парировала Одри, широко улыбаясь и открывая её для быстрого, воздушного объятия.

Мы обменялись с Луизой лёгкими, порхающими объятиями, стараясь не помять друг другу макияж и причёски.

Очередь в клуб была недлинной, но двигалась медленно. Мы встали в её хвост, погрузившись в оживлённую болтовню. Через несколько минут нас пропустил внушительного вида вышибала, кивком разрешив пройти. Глухой удар басов обрушился на нас, едва мы переступили порог, и тёплый, густой воздух, пахнущий парфюмом, алкоголем и энергией, поглотил с головой.

Мы сразу же, едва протиснувшись сквозь толпу, подошли к барной стойке, сверкающей бутылками и стеклом.

— Б-52, — уверенным голосом бросила Луиза бармену. — Три штуки.

— Мы не спалим себе волосы? — посмеялась я, глядя, как он ловко расставляет стопки.

— Будет что вспомнить, — подмигнула Луиза, её карие глаза блестели в неоновом свете.

Бармен полил слои ликёра, чиркнул зажигалкой, и над тремя стопками заполыхали сине-оранжевые язычки пламени. Мы, как по команде, вставили в них тонкие трубочки, переглянулись с дурацкими ухмылками и одним движением выпили обжигающе-сладкую смесь. Огонь опалил ноздри, а по горлу разлилось сладкое, обволакивающее тепло.

И всё. Дальше — провал. Обрывочные, смазанные кадры, как в плохом монтаже.

Помню давящий теснотой танцпол, мигающие стробоскопы, выхватывающие из темноты чужие улыбки, закинутые руки, взмокшие волосы. Помню вкус какого-то другого, уже невкусного коктейля с привкусом пластика и слишком сладкого сиропа. Помню, как смеялась чему-то, запрокинув голову, и как голова закружилась, а пол поплыл под ногами.

Мы пили. Точно. Ещё какие-то шоты, которые приносила неугомонная Луиза. Какой-то напиток в большом бокале, который мне вручил кто-то из незнакомых парней, и я, не думая, сделала глоток. Одри что-то кричала мне на ухо, но грохот басов поглощал слова, оставался только вибрация её голоса.

Помню ощущение липкости от пролитого коктейля на руке, помню, как искала в сумке телефон и не могла его найти, и как потом он вдруг оказался у меня в руке. Помню, как пыталась сфокусироваться на циферблате, но цифры плясали и расплывались.

Сколько мы пили? Не знаю. Не помню. Только смутное, тошнотворное чувство, что всё это зашло уже слишком далеко, потерялось где-то там, между первым подожжённым шотом и темной бездной, в которую провалилась моя память.

Помню, что последним был всё тот же шот Б-52. Огонь, резко ударивший в голову, будто завершающий аккорд этого безумного вечера. Потом каша из голосов, объятий на прощание и мы, пошатываясь, вывалились из оглушающего грохота клуба в оглушительную, давящую тишину ночи.

Кто-куда. Луиза махнула рукой и поплелась в одну сторону, Одри, кажется, уехала на такси, которое поймала с трудом, опираясь на фонарный столб.

А я... Я пошла пешком. Голова гудела, в висках стучало. Воздух, уже не пахнущий потом и алкоглем, был прохладным и почти свежим. Лёгкий ветерок, неожиданно холодный для августовской ночи, обдувал разгорячённую кожу, заставляя ёжиться. Я шла, нет, не шла — я шаталась по тротуару, моя тень под ногами растягивалась и сжималась под фонарями, плыла и извивалась.

Ноги заплетались, подъём сводило от неудобных каблуков. Я то ускорялась, будто пытаясь догнать ускользающее равновесие, то почти останавливалась, опираясь ладонью о шершавую стену какого-то здания, чтобы перевести дух и прогнать туман перед глазами. Где-то вдали гудела машина, далёкий смех долетал из парка и растворялся в ночи. Было тихо, пустынно и очень-очень одиноко. Каждый звук отдавался в голове гулким эхом, а мысли, обрывочные и бессвязные, путались и уползали, как только я пыталась их поймать.

Резкая вспышка в сознании, и я уже стояла в каком-то узком, плохо освещённом переулке. Кирпичные стены, запах мусора и влажного асфальта. Голова раскалывалась, земля уходила из-под ног. Передо мной возникла высокая фигура в тёмном капюшоне.

— Бесящая, ты чего так напилась? — раздался низкий, знакомый голос, полный холодного раздражения.

Я с трудом подняла взгляд. Лица не было видно, но этот голос... Глухой, безэмоциональный...

— Вайш? — проговорила я, и в тот же миг волна тошноны подкатила к горлу. Я сглотнула, чувствуя, как всё внутри сжимается.

Парень в капюшоне одним резким движением скинул его. Да, Вайш. Его черные волосы были растрепанны, но я почти не видела его глаз — мир плыл и двоился. Мне пришлось закрыть один глаз ладонью, чтобы хоть как-то сфокусироваться, но и это почти не помогало.

Он наклонился ко мне, и я снова почувствовала тот самый сладкий, приторный запах карамели, смешанный с чем-то ещё, металлическим и холодным. От этого запаха голова закружилась ещё сильнее. Я шатнулась вперёд, потеряв равновесие.

И получилось так, что наши губы встретились.

Сначала это было просто нелепое столкновение — я просто впечаталась в него лицом. Но потом... Потом что-то изменилось. Его губы, сначала холодные и неподвижные, вдруг ответили. Поцелуй стал глубже, серьёзнее, почти яростным. Я чувствовала приторную сладость его языка, вкус, как у леденца от кашля. Его руки обвили мою талию, резко и сильно прижали меня к себе, так что костяшки его пальцев впились мне в спину.

Мир перевернулся, зашумел в ушах. Я открыла глаза на мгновение, и сквозь алкогольную пелену, в мерцании далёкого уличного фонаря, мне показалось, что его обычно ледяные серые глаза вспыхнули на миг тёмно-алым, будто раскалённые угли под пеплом. Не красные, нет — именно глубокие, тревожные, как старая кровь.

Ужас, резкий и отрезвляющий, ударил по нервам. Я оттолкнула его изо всех сил, вырвалась из железной хватки.

И меня тут же, без предупреждения, вырвало. Резко и неприглядно, прямо на мокрый асфальт переулка, в сторону от него. Я согнулась пополам, давясь кашлем, слёзы выступили на глазах.

Он подошёл сзади, пока меня выворачивало. Я стояла, согнувшись пополам, опираясь руками о колени, и мне было абсолютно плевать на всё. Его пальцы грубо вцепились в мой конский хвост, намотали волосы на кулак, будто пытаясь хоть как-то удержать мою раскачивающуюся голову. Это было больно и бессмысленно — волосы были туго заплетены, и он тянул всю причёску.

Минут пять я провела, давясь и всхлипывая, пока наконец спазмы не отпустили. Я выпрямилась, с трудом переводя дух, и тылом ладони вытерла рот. Он тут же разжал пальцы, отпустив мои волосы. Я так и не поняла зачем он это сделал.

Повернулась к нему. Да, конечно, показалось. Его глаза были такими же, как всегда — холодными, ясными, серыми. Никакого красного блеска. Только лёгкая тень отвращения или чего-то ещё, недоступного для моего пьяного понимания, скользнула в их глубине.

— Мне плохо, — прошептала я, и голос мой прозвучал сипло и чужо.

— Я вижу, Хлоя, — он ответил ровно, без сочувствия и без насмешки. Просто констатация факта.

— Ты не мог бы... — я икнула, и от этого снова затошнило. — Не мог бы проводить меня до дома?

— Зачем мне это? — спросил он, и в его голосе читалось искреннее, ледяное недоумение.

Я кивнула, будто это был самый разумный ответ на свете.

— Правильно. Незачем.

И, развернувшись, я побрела прочь из переулка, шатаясь и цепляясь за стены. Сделала несколько шагов по тротуару, и вдруг мир перевернулся. Оказалось, что я не иду, а лечу. Он взял меня на руки — одна рука под спиной, другая под коленями, — легко поднял, как пустую коробку. Я инстинктивно обвила его шею руками и уткнулась лицом в кожу его кофты. Она пахла холодом, ночью и той самой сладкой карамелью.

— Нажралась как свинья, — безразлично констатировал он и тронулся с места.

Я прошептала ему на ухо, куда идти, голос был тихим и прерывистым.

— На перекрестке направо.

— Я знаю, — ответил он коротко, даже не взглянув на меня.

И понёс меня по спящим улицам, а я, закрыв глаза, слушала его ровные, уверенные шаги и пыталась не думать ни о чём.