Голодные игры

Ощутимо лишь горе. А счастье можно осознать, только когда его у тебя отняли.

Фредерик Бегбедер «Каникулы в коме»

POV Автор

      Жёсткая больничная койка, пикающий с каждым ударом сердца девушки прибор. Голубые, даже почти синие примулы в горшке на прикроватной тумбочке. Телефон, на который давно никто не звонил, лишь СМС-ки изредка высвечиваются на сенсорном экране. Его фото рядом.

      Довольно-таки приятная больничная палата, видно, что пытались создать уют: картина морского бриза на стене, большой плазменный телевизор напротив койки, небольшой диванчик, который может приютить посетителей и самым большим плюсом в этой vip-палате является огромное окно во всю стену, открывающее очаровательный вид на сад, утопающий в зелени и дурманящих ароматах.

      - Привет, Пит, я очень надеялась, что ты останешься, — девушка сладко потягивается и проводит пальцами по контуру лица парня, смотрящего на неё с фото. — Я скучала. Боялась, что ты не вернёшься, — девушка слегка презрительно поглядывает на голубоглазого улыбающегося парня. — Не оставляй меня больше, — Китнисс берёт фото с полки и целует в нарисованные губы.

      - Китнисс, ты уже проснулась? — раздаётся голос матери за дверью и последующий стук в неё.

      - Тш-ш-ш, — Китнисс прикладывает тонкий палец к губам. — Никто не должен знать, что ты здесь. Это наш маленький секрет, — девушка хихикает. — Так что не произноси ни слова, — фотография тут же оказывается на тумбочке. — Я проснулась, мам, входи, — выкрикнула Китнисс, чтобы мама её услышала.

      - С кем это ты разговаривала? — женщина тут же приоткрывает дверь и проходит в помещение палаты.

      - Ни с кем, — Китнисс не может сдержать улыбку и косо поглядывает на фотографию.

      - Как ты себя чувствуешь, милая? — женщина ласково проводит рукой по коротким волосам дочери.

      - Хорошо.

      - Живот не болит? — взгляд матери настолько проникновенен, пробирается в самую душу, заглядывает в самые потаённые уголки. Китнисс не выдерживает взгляд и отпускает глаза, теребя край одеяла в руках.

      - Нет.

      Живот не болит — душа болит, ноет. Просто до изнеможения опьянена тревогами и болью, просто погибает в беспросветном будущем, которое словно острейшие пики аборигенов поджидает её, как дикого зверя загоняет в ловушку.

      Она сдаётся потихоньку, закрывается в мире грёз и желаний, видит там то будущее, которое наяву ей точно не светит. Там есть он.

      От зоркого взгляда матери не ускользнула слезинка, скатившаяся по щеке. Всё становится понятно: маска на лице дочери, в душе же — искалеченный и разбитый до основания ребёнок, которому нужна забота, поддержка и любовь.

      - Собирайся, домой поедем. Сегодня же! — мисс Эвердин оживлённо встаёт с койки.

      - Мам, у меня даже анализов не брали, — Китнисс аккуратно смахивает слёзы, будто просто чешет щёку.

      - Ничего страшного. Врачи будут приезжать домой. Но тут ты не останешься.

      Летние дожди изливают на землю своё недовольство, хмурятся небеса и прохладный дождик волнует траву. Кажется, воздуха становится ещё больше, такого свежего, забивающего лёгкие и ноздри, пропитывающего всё тело бодрящей влагой.

      Девушка заходит в бывшую комнату Пита, вдыхает запах, кажется такой родной и волнующий, будто парень всё ещё здесь; хотя его отсутствие её мало волнует — есть фотография, которая теперь всегда рядом с Китнисс. Полки в комнате заставлены книгами классиков литературы, компьютерный стол устлан листами бумаги. Будто парень очень спешил или вовсе не стремился прощаться с комнатой. Рисунки пестрят цветами, они такие разные, но в то же время столь одинаковы — на всех она: лежит в кровати, положив ручки под щёку и сладко сопит, взрывается, как бомба от злости, жестикулируя руками, напевает песню сидя за белоснежным роялем, плачет, уткнувшись головой в подушку. Картинки с примесью нежности и жестокости настолько детализированы, что становится жутко от реалистичности.

      Его мягкая кровать, впитавшая запах, окутывает девушку с ног до головы. Становится трудно дышать от подступивших слёз. Сложно. Слишком сложно.

      Но он рядом. Фото ведь так близко.

      - Расскажи мне что-нибудь, — шепчет Китнисс, проводя пальцами по коже нарисованного парня.

      - Ну, хорошо. Что ты хочешь знать? — слышится девушке. — Ладно. Лежи. Расскажу на свой вкус. Знаешь, как Джо мозги мне выносила, когда ты лежала в больнице, — слышится даже смех Пита, такой родной и необходимый, от этого хочется тоже улыбаться и с головой окунаться в эту реальность, недоступную никому кроме неё.

                                                                               ***

      Витающие в воздухе дождевые капли, одинокие машины, припаркованные по обеим сторонам от дороги; люди и кошки, спрятавшиеся под навесами или в густых кустах, куда не проникает бодрящий дождь. Сырой запах дождя окутывает природу и погружает здания в серовато-влажные цвета, лишь обречённые обстоятельствами капитолийцы сейчас в силах выйти в такую непогоду, которую ранее сменяло яркое солнышко.

      Девушка, которая не была готова к таким неожиданностям, подкинутым со стороны погоды, ютится под крылечком в ожидании своего парня. Тёмно-красные волосы сосульками обрамляют лицо, а чёрная юбка-солнце давно промокла и второй кожей облепляет стройные ноги. Руки сложены на груди, чтобы хоть как-то согреть тело.

      - Привет, — белокурый парень в два шага преодолевает ступеньки, складывает зонт и чмокает свою девушку в уголок губ. Пока ещё свою. — Давно ждёшь? Чего не заходишь? — посыпался град вопросов.

      - Околеть успела. Можешь сказать мне всё здесь, — её тон холоден, ведь она уже кажется, давно поняла к чему всё идёт — не так уж глупа.

      - Джо. Хватит капризничать, — парень наклоняет голову набок и невинно заглядывает в глаза девушки.

      - Ты мне конечно безумно дорог, но я не дура, — девушка вздрагивает от пронизывающего порыва ветра, забрасывающего капли дождя в лицо.

      - Пойдём, — парень распахивает дверцу в кафе. Тёплый воздух обжигает порозовевшие щёки девушки — так и манит в объятия уютного помещения.

      Так и веет романтикой: свечи на столах, живые цветы, ажурная скатерть, лепестки роз, бокалы на тонких ножках, которые благодаря приветливому официанту уже наполнены шампанским. Но почему-то так холодно не смотря на музыку погружающую в лёгкую нирвану. Всё не так.

      - Я тебя слушаю, — голос девушки так же холоден, как и воздух, заряженный сорокоградусным морозом, между ними.

      - Ты и так знаешь, что ты поступаем в разные университеты, — несмотря на свой весёлый нрав, парень достаточно сдержан — тень улыбки не проскальзывает на лице.

      - Да к чёрту всё! Я знаю, что ты там будешь с этой... как там её. Энни! — девушка не сдерживается и разъярённо произносит последнее слово. Дождевые капли стекают с волос и проходятся по всему телу, забираясь под тонкую джинсовую рубашку девушки.

      - Джоанна, ты не понимаешь, — рука Финника мягко касается руки девушки сжатой в кулак — успокаивает и будто задерживает рвущиеся наружу слёзы. — Ты мне действительно очень дорога.

      - Да всё понятно! — перебивает Джоанна, не в силах больше слушать успокаивающий бред парня. Пусть выльет всё сразу. Ей ни к чему информация по каплям. Пусть будет всё сразу, она потом разгребёт то, что навалилось. Потом обдумает каждое его слово, а сейчас нужны конкретные факты, без завуалированных фраз. — Дело не в тебе, дело во мне. Короче, не е*и мне мозги, говори всё, как есть. Хочешь быть с Энни — вперёд, я не держу, просто не появляйся у меня на глазах... — Джо приложила указательный палец к щеке, размышляя. — Хотя бы год, — фразы едкие, наполненные ядом, презрительные, но никто не поймёт, что творится в душе. — Ладно, пока. У меня много дел, — девушка тут же встаёт со стульчика, предварительно допив кофе, так и не притронувшись к шампанскому — Финнику оно нужнее. Этого разговора он боялся больше всего, ведь Энни за соседним столиком следила во все глаза за всем происходящим.

      Холодный, уже почти осенний ветер ударил в лицо, осыпая мелкими каплями дождя, сумерки сгустились и лишь фонари освещали одинокие улицы Капитолия. Тонкие каблуки в медленном ритме стучат по асфальту — звук эхом отскакивает от стен домов, оседая где-то в ушах, и молотом обрушиваясь на голову.

      Сумка в руках девушки качается из стороны в сторону. До безумия хочется кричать. Просто орать на всю улицу, чтобы выпустить всю внутреннюю боль, которая скопилась за столь короткий срок. Хочется смеяться истерически, заливисто, скрывая горе за маской радости.

      - Ты уверен, что хочешь этого? — я удивлённо приподнимаю бровь, услышав немного пикантное предложение Финника.

      - Джоанна Мейсон не такая уж и смелая? — Финн берёт меня на «слабо» и опирается спиной на спинку стульчика. Ну как можно быть таким обольстительным? Сучонок!

      - Ха, — выдавливаю я. — Сейчас посмотрим, кто из нас тут слабак, — фыркаю я и оглядываюсь по сторонам. Посетители летней кафешки заняты своими делами, погружаясь в разговоры, протекающие за их столами.

      Сам напросился Одейр.

      Запускаю руки под стол, а скатерть натягиваю повыше, чтобы она закрывала мои бёдра. Приподнимаю юбку и, нащупав край трусиков, как можно более незаметно стягиваю их вниз. Если бы я умела краснеть, то, наверное, залилась бы ярко-красным.

      - Вы что-нибудь ещё будете? — чёртов официант напугал меня и я, вытащив руки из под стола оставила трусики в районе коленок.

      - Ослеп? Мы разговариваем. Понадобишься — свиснем, — злобно проговорила я. А нефиг меня так пугать. Паренёк быстро убегает. Делаю большой глоток кофе и ловлю на себе насмешливый взгляд Финника.

 - Сдулась, Мейсон? — глаза парня наполняются искрами, переливающимися в солнечных лучах. Финн опирается локтями на стол и придвигается чуть ближе.

      - Надейся, — шепчу я и, приподнявшись, запечатлеваю поцелуй на губах своего парня, чувствую, как он улыбается, но на поцелуй отвечает.

      Отстраняюсь и одним движением руки полностью стаскиваю трусики с ног. Поправляю юбку, встаю и подхожу к парню.

      - Это тебе на чай, милый, — засовываю трусики ему в нагрудный карман на рубашке, оставляя свисать несколько тонких верёвочек. Прохожу мимо, вызывающе виляя бёдрами, чем привлекаю внимание нескольких парней. Оборачиваюсь в сторону Финна и приманиваю пальчиком за собой в дамскую комнату. 

      Да, изначально было ясно, что этот роман обречён, он не с того начался, он слишком скоропостижно перетёк из дружбы в отношения, но дружба никуда не испарилась, можно назвать эту связь сексом по дружбе. Но, тем не менее, больно до одури, ведь Джо так всего этого хотела, так долго к этому стремилась, около года питала чувства к парню, как оказалось — не взаимно. Это было неизбежно, неизбежно прожить жизнь и не испытать тех самых сильных чувств, которые превозносят до небес, кто знает, возможно именно это и ждёт её впереди.

      На горизонте нарисовался такой знакомый уютный дом, в котором девушку уж точно всегда выслушают, поймут и помогут советом.

                                                                          ***

POV Китнисс

      Поцеловав Пита и попросив его не спускаться на первый этаж, я пошла на кухню попить воды. Деревянный пол холодит ступни, улыбка не сходит с моих губ, я будто вновь вернулась в то время, когда мы с Питом тайком сбегали гулять. Я окрылённая от счастья, что он рядом. Мой муж.

      От ледяной воды сводит зубы, но я всё равно жадно пью её большими глотками, нужно поспешить, он ведь меня ждёт. Чуть ли не вприпрыжку преодолеваю площадь прихожей и буквально взлетаю по лестнице.

      - Видишь, как я быстро, — тут же говорю мужу, когда оказываюсь в своей или даже нашей комнате. Плюхаюсь на кровать, которая пружинит под моим телом, и прижимаю Пита к груди. Парень смеётся громко, заразительно, я не сдерживаюсь и поддаюсь приятным эмоциям. Его смех буквально стоит в ушах, такой яркий, громкий, живой...

      Раздаётся шуршание на улице, даже треск веток. Будто по винограднику кто-то взбирается. Сердце пропускает несколько ударов. Я замираю не в силах поверить, что это Пит.

      Нет. Не может быть. Он рядом. Он со мной. Просто не может меня обнять, не может взять за руку, поцеловать или что-то сказать. Но я же его слышу и чувствую.

      Я нервно вглядываюсь в глаза на фото: счастливые, чистые, преданные.

      У меня просто глюки. На балконе никого нет!

      Стук в стекло заставляет вздрогнуть. Нет. Не может быть, чтобы это был он.

      На негнущихся ногах, шаркая по полу, иду к балконной двери. Руки почему-то дрожат, а в горле пересохло, будто я минут пятнадцать назад не опустошила полный стакан воды. Воздух застрял где-то в районе горла.

       Из-за того, что на улице уже ночь, я не могу рассмотреть кто же там на балконе. На свой страх и риск поворачиваю ручку балконной двери, открываю, пропуская порывы свежего воздуха, щекочущего ступни.

      - Бл*ть, охранники совсем офонарели. Ты представляешь, они отказались меня впускать! — чёртова Джоанна меня чуть ли в могилу не загнала.

      - И тебе привет, — ворчу я, когда девушка, мокрая, как мышь, без разрешения проходит в мою комнату, отставляя грязные следы на полу.

      - Блин, моя сумка туда упала, — она невинно хлопает глазками, указывая на балкон. Замечаю, что все её колени содраны, а мелкие царапины обрамляют руки. — Да ладно, хрен с ней, — Джо небрежно машет рукой и снимает грязные туфли. — Я в душ. Я к тебе с ночёвкой, я знаю, ты не против, — орёт Джо уже за закрытой дверью. Да уж, когда я была против? Хотя именно сегодня я предпочла бы провести ночь со своим мужем.

      Покопавшись в нижнем белье, выуживаю пижаму подруги, которую она как-то давно у меня оставляла, ведь Джо часто ночевала у меня.

      - Прости, Пит, но сегодня я не возьму тебя с собой в кровать, — целую легко, невесомо в до боли необходимые губы.

      - Ты чего делаешь? — раздаётся за спиной. Я тут же оборачиваюсь, пряча фото. — С кем ты разговариваешь? — подруга хитро на меня поглядывает, а я чувствую, как к щекам приливает кровь. Джо делает несколько шагов вперёд и резким движением вырывает фото любимого из рук. — Ты чего, дура что ли? С фоткой болтаешь? — её голос повышается.

      - Не с фоткой, а с Питом, — уголки моих губ тут же приподнимаются, и я опускаю глаза, рассматривая пальцы. — Он здесь, — тихо шепчу я.

      - У тебя шизофрения? — мне кажется, что стекло, защищающее фото сейчас лопнет под напором её пальцев.

      - Ты не понимаешь, — ворчу я.

   - Ещё раз увижу — выброшу. Я тебе обещаю! — чувствую, как наворачиваются слезы от её слов. Ей не понять. Он рядом. Я чувствую, я же с ним разговариваю, я слышу его. — Боже, Кит, ты свихнулась. Он же уехал. Понимаешь, уехал!

      - Он рядом, — не сдаюсь я. Теплые руки подруги обвивают мою шею и поглаживают по спине. Обнимаю Джо за талию, в надежде найти поддержку.

      - Всё мужики козлы, детка, запомни, — такое редко случается, что мы вот так обнимаемся, хотя возможно не случалось ещё таких испытаний, с которыми мы смогли бы справиться в одиночку, без поддержки друг друга.

      - Рассталась с Финником? — озвучиваю мысль, которая всплыла в голове, после того, как моя майка в районе плеча пропиталась влагой. Не разжимая объятий, подруга кивает.

      Больше не нужно слов, всё и так понятно: ей больно, мне больно, она принимает своё горе, я же закрываюсь в себе, не в силах принять реальность. Джоанна сильнее, она справится.

      В бывшей комнате Пита мы нашли полпачки сигарет. Курю в первый раз, смачно затягиваюсь, выдыхаю, кашляю. Оказывается, это сложнее, чем, кажется. Никотин обжигает горло — терплю. Впадаю в лёгкую эйфорию до головокружения. Кажется, становится легче, возможно, просто кажется.

      Прохладные порывы ветра обжигают лицо, хлещут, бьют пощёчины, наказывая. Свет из комнаты мягко изливается на улицу, отгоняя темноту. Мы с Джо не разговариваем, погружённые в свои собственные мысли. На мгновение становится просто пусто в душе и одновременно приятно, можно вдохнуть без раздирающих эмоций. Вглядываюсь вдаль, надеясь увидеть белокурую макушку парня. Её не будет. Он в комнате ждёт меня...

      Мы с Джоанной болтали до глубокой ночи, пока глаза не стали слипаться. Кажется, всё как раньше, мы всегда не могли с ней уснуть, не обсудив все события в школе. Так и сейчас, только проблемы серьёзнее. На прощание я украла мимолётный поцелуй мужа втайне от подруги. Незачем ей знать. Она не поймёт.

                                                                          ***

      Дни, похожие друг на дружку, как близнецы, потекли рекой, я просто не успевала считать, сколько времени прошло. Все друзья разъехались на учёбу, я окончательно замкнулась в себе, доверяя все секреты Питу.

      Гейл зашёл попрощаться именно в тот момент, когда я собиралась отнести пистолет, который забрала из кабинета отца, обратно. Парень не объяснив ничего забрал оружие. Пожалуй, прощание с Гейлом было для меня самым болезненным. Его последние слова до сих пор эхом звучат в голове: «Будь счастлива, Кискисс».

      Исходя из анализов, врачи сообщили, что ребёнка я не потеряла. Плевать. Условие было — сохранить ему жизнь, условие будет выполнено, а дальнейшая судьба ребёнка меня мало волнует.

      Мой день рождения, выставки, официальные мероприятия, включая балы, разбивали серые будни, но всё не то. Единственное, что радовало — это Пит, встречающий меня на прикроватной тумбочке или кровати. Я окончательно перебралась в его комнату. Он рядом всегда...

      Просыпаюсь в холодном поту от очередного кошмара. Жадно зарываюсь рукой во влажные волосы и вдыхаю глубже. Футболка неприятно липнет к коже, которая в свою очередь покрывается мурашками, когда ветерок, пробравшийся через окно, скользит по ней. Я теперь всегда сплю с открытым окном, так любит Пит.

      Это всего лишь сон. Просто мир реалистичных иллюзий.

      Лишь сейчас замечаю, что мои руки дрожат. В поиске защиты прижимаю фото Пита, ранее стоявшее на прикроватной тумбочке, к груди.

      Крепкие руки обнимают за плечи, я утопаю в заботе и ласке, в призрачном тепле. Но мне так хорошо и уютно. В очередной раз читаю сообщение, которое согревает меня такими промёрзшими ночами, наполненными призраками прошлого, с которыми, между прочим, мне придётся сегодня встретиться. «С Днём Рождения, любимая жена...» так мало слов, но почему-то они для меня важнее всех богатств мира. Они заставляют чаще дышать и глупо улыбаться мобильному телефону. Пусть Пит не позвонил, пусть просто написал, плевать! Главное — внимание. А слова я итак услышу. Я знаю, он рядом, я чувствую это, ведь он не мог меня просто так бросить, это же Пит.

      Встаю с кровати, не в силах снова уснуть; касаюсь холодными пальцами шероховатой поверхности свежей картины, которую я получила на день рождения. И я знаю, кто её написал. Лишь у одного человека такой почерк, лишь этот парень уделяет внимание мельчайшим деталям, включая меленькую родинку на носу у одного пузатого дяденьки, на заднем фоне, потолок расшитый узорами и гербом Панема, рюши на шторах, складки на моей шёлковой переливающейся юбке — детали завораживают. Картинка из жизни, срисованная с фото, но всё же она отличается, она наполнена жизнью, улыбками, счастьем... оно не наигранное, как на фото, а реальное — именно это Пит добавил от себя.

      - И тебе доброе утро, — тихо проговариваю я с улыбкой, когда ощущаю далеко не первый толчок в животе. Прикладываю ладошку к большому животику и провожу по неровностям, образовавшимся из-за таких вот толчков. Невольно начинаю гадать что это: ножка или ручка...

      Я не знаю, кто у меня будет, мальчик или же девочка, хотя родители хотели мне рассказать, но я решила, что не хочу знать — боюсь привязаться к ребёнку.

      Мне даже странно сейчас от мыслей, что когда-то я была стройной и практически без груди, да, наверное, отсутствие второго пункта меня будет смущать больше всего, после того, как я рожу.

      Приняв душ, я спускаюсь на первый этаж. Раньше перила на лестнице мне были ни к чему, сейчас же без них спуск невозможен.

      - Привет, Пончик, ты уже проснулась? — Хеймитч придумал мне новую кличку! Теперь я Пончик! Неслыханно просто!

      - Как видишь, — недовольно бурчу я и вразвалочку прохожу мимо. — Не доставай меня с утра. Иначе Пончик задавит тебя своим весом, — бросаю на него косой взгляд.

      - Боже упаси, — хохочет он. То-то же, пусть всякий люд боится моего гнева. Невольно хмыкаю внутреннему монологу и беру с тарелки тост с ореховой пастой, а запиваю чаем с молоком.

      Почему-то аппетит разыгрался, и я съела ещё две куриные ножки, яблоко и яичницу с беконом. Да, именно в таком порядке.

      - Хеймитч, срочно! Принеси мне фото Пита. Я забыла его, — неожиданно спохватываюсь я, ведь подниматься на второй этаж, а затем спускаться для меня пытка.

      - Зачем оно тебе? — недоумевает дядя.

      - Пит поедет со мной на суд, — коротко отвечаю я и стараюсь не смотреть на Хеймитча, ведь готова поспорить, он считает меня сумасшедшей.

      - Похоже, я всё же позвоню ему, — тут же поворачиваюсь в сторону Хеймитча и замечаю, что он осуждающе качает головой. Я слёзно просила дядю не сообщать Питу, что я тут совсем загибаюсь — пусть Пит живёт своей жизнью, ведь наверняка я больше не вхожу в круг его семьи.

      - Нет. Даже не вздумай! — кричу я вслед, когда Хеймитч всё же пошёл на второй этаж. — Слышишь, не вздумай! — я не имею права рушить новую жизнь Пита, не имею права отнимать у него всё и заставлять себя жалеть, он принял решение, он там. Мне достаточно и той малости, которую дарит его фото.

      - Миссис Мелларк, — не думала, что мне так полюбится данное обращение, но даже Лавиния обращается ко мне так. — Вам открытка, — небольшой белоснежный конвертик резко контрастирует со скатертью, которая уже не кажется столь белой.

      Интересно, кто это с утра пораньше прислал мне открытку? Что-то странно. Всё же беру конверт в руки, заприметив на лицевой стороне надпись: «Миссис Мелларк», и отрываю край бумаги. Картонка, оказавшаяся внутри до неприятности гладкая, даже влажные пальцы скрипят.

«Миссис Мелларк, простите, что не смог навестить Вас лично — государственные дела отнимают слишком много времени.

Надеюсь, Вы, и ребёнок хорошо себя чувствуете.

Простите, что сегодня на суде я тоже буду отсутствовать, но поверьте, я дал некие наставления судье.

С наилучшими пожеланиями, президент Кориолан Сноу.

И пусть удача всегда будет с Вами.»

      И без подписи я узнала бы, кому принадлежат адресованные мне строки. Холодок пробирается под кожу, и почему-то мне кажется, что это письмо не несёт в себе ничего хорошего, это больше похоже на предупреждение. Неужели президента что-то не устроило, и я недостаточно наказана?

      Читаю ещё раз письмо, но уже вслух, для Хеймитча.

      - Пончик, оденься.... — он как-то мнётся. — Мило, — лицо мужчины недовольно искажается. Мне и самой смешно слышать подобные слова из уст такого брутального мужчины, как Хеймитч.

      - Зачем? — сквозь улыбку говорю я.

      - Ну, это так, на всякий случай, мне кажется, президент не позволит тебе просто так выиграть в суде. Выгляди как можно более невинно и по девичьи, — фу, какие девчачьи слова. Платье что ли надеть? Морщусь от слов Хеймитча и внутреннего монолога.

      Выходит, что дядя зря ходил на второй этаж за фотографией, так как мне пришлось подняться, чтобы переодеться.

                                                                             ***

      Кутаюсь сильнее в норковую шубку и выдыхаю облачко пара. Снежинки крупными хлопьями кружатся в воздухе — завораживает. Белоснежное небо, даже с примесью серого оттенка, ни малейшего намёка на голубой цвет. Деревья, облачённые в белоснежные платья, погружают в сказку. Хочется упасть в сугроб и сделать «ангела».

      - Садись, Китнисс, — говорит папа, распахивая предо мной дверку автомобиля. Разочарованно вздыхаю и сажусь в машину.

      Мама, сидящая рядом, поддерживающе сжимает мою руку. Я же застыла. Совершенно не понимаю, куда еду, зачем еду и абсолютно не представляю, через что мне придётся пройти. У меня в мозгу отложена конкретная информация, но осмыслить её я не в силах. «Я встречу своих насильников!» — лишь это я понимаю.

    Огромное здание суда своей масштабностью нагоняет кучу комплексов. Резные колонны, взмывающие вверх, гранитные ступеньки серого цвета в некоторых местах так и не очищены от снега. Взяв папу под руку, аккуратно, чтобы не упасть, поднимаюсь к огромным дверям. Снежинки всё так же танцуют и закручиваются в спираль под напором ветра. Мои отросшие до подбородка волосы взмывают вверх, путаясь между собой. Сдуваю потоком воздуха прядку, упавшую на глаза, и захожу в большой зал, тепло которого вмиг охватывает тело. Мурашки пробегают по коже от резкого контраста температур.

      Из соседнего зала, дверь в который ещё закрыта, раздаются какие-то крики, звуки похожие на удары и стук, напоминающий судейский молоточек.

   Двери распахиваются, и вслед за миротворцами я замечаю белокурого парня, которого ведут двое охранников, третий же идёт за спиной, приставив к голове пленника дуло автомата. Блондин поднимает голову, в голубых глазах парня проскальзывает испуг, когда он переводит взгляд на меня. Я узнаю это лицо из тысячи!

      - Пит! — звук моего голоса больше напоминает визг. Хлопаю себя по губам, чтобы сдержаться. Хеймитч обхватывает меня за плечи, когда я уже срываюсь навстречу парню, который глядя на меня, качает головой, за что тут же получает подзатыльник и, опустив голову, продолжает идти под надзором миротворцев. Замечаю, что руки его скованны наручниками за спиной. — Пит! — стону я. Теряю землю под ногами и лишь благодаря папе и дяде не падаю на колени.

      - Я разберусь, — раздаётся над ухом голос Хеймитча. Мужчина поглаживает меня по плечу и тут же уходит.

      Родители, взяв меня под руки, уводят в тот зал, из которого недавно вывели Пита. Я даже не смотрю под ноги, моя голова повёрнута в том направлении, в котором скрылся мой муж. Я не могу думать ни о чём, кроме того, что он здесь, что он в любой момент может подойти ко мне, обнять или просто что-то сказать. Нет! Не может быть. У меня помешательство. Здесь не было Пита.

      В доказательство своих слов достаю из кармана фотографию мужа, которую я предварительно вытащила из рамки.

      - Он здесь, — лишь губами произношу я. Мне помогают снять шубу, я же в это время не выпускаю фото из рук.

      - Пойду, узнаю как дела, — слышу голос отца, но не оборачиваюсь.

      - Привет, любимая. Как там мой малыш? — меня бросает в дрожь. Перед глазами всё становится размытым. — Мы рады тебя видеть, — поднимаю голову на звук и, сморгнув слезы, различаю три силуэта парней, сидящих за решёткой. Сердце проваливается в район пяток, а горло сдавливает тисками.

      Я сделаю всё возможное, чтобы их засадили как можно на более длительный строк.

      Катон убирает от носа светлый платок, на котором я замечаю следы крови. Зубы парня уже не столь белоснежные: между щербинками проглядываются красные вкрапления, а одного переднего зубы и вовсе нет.

      - Мелларк-гадёныш мне зуб должен, — его губы всё так же растянуты в улыбке. Парень поднимается с металлической скамьи и подходит вплотную к решётке. — Ты не волнуйся, я ему отомщу, — я сажусь за огромный дубовый стол и исподлобья смотрю на парня.

      - Когда ты выйдешь, я лично всажу пулю тебе в лоб, ублюдок, — не знаю почему, но страх меня отпустил. Сейчас в груди зарождается нечто новое, похожее на вкус победы, будто я преодолела восхождение на гору, а сейчас могу отпраздновать достижение. Я не боюсь ни Катона, ни его прихвостней. Барьер сломлен, и я гордо поднимаю голову, испепеляя парня взглядом.

      - Рано радуешься, — сквозь зубы проговаривает он.

      - Рот закрыл, или я тебе кляп запихаю по самые гланды, — строго сказал только что подошедший охранник.

      Небольшой молоточек под управлением грозного дяденьки-судьи звонко оповещает всех немногочисленных присутствующих о начале заседания.

      Мой адвокат, в лице женщины средних лет, достаточно четко даёт показания. Я почему-то нахожусь в некой прострации и в мечтах, как встречусь с Питом. Лишь редкие диалоги возвращают меня в реальность:

      - Подсудимые, то есть, вы утверждаете, что миссис Мелларк, — парни будто по сигналу одновременно издают смешки, слыша мою новую фамилию. Стук деревянного молоточка прерывает их весёлую атмосферу. — Вы утверждаете, что миссис Мелларк вас сама преднамеренно спровоцировала на проявление агрессии и своим поведением вызвала сексуальное влечение?

      - Именно так, — отзывается Марвел. — Посмотрите на мою щёку. Шрам образовался, — парень демонстративно поворачивается, акцентируя всё внимание на лице на той стороне, по которой я смачно заехала ему металлической трубой.

      - Протестую, — тут же отзывается мой адвокат.

      - Отклонено, — прерывает его судья. Именно в этот момент до меня доходит весь смысл открытки президента Сноу. Неужели он подкупил судью? — Подсудимые, ответьте на вопрос, с какой целью вы похитили миссис Мелларк, прежде известную, как мисс Эвердин?

      - С целью выкупа, — достаточно честно отвечает Блеск. — У нас и в мыслях не было изнасиловать девушку. Но она сама нарвалась. Парень переводит на меня насмешливый взгляд и подмигивает.

      Не верю!

      - Ваша честь, я знаю, что парни давно планировали меня изнасиловать. Я слышала их разговор, когда была у них в гостях, — слова сами срываются с языка, я даже не успеваю подумать о них.

      - А ты вспомни, кто тебя привёл к нам, — язвительно выплёвывает Катон. Его поза краше слов говорит о том, что он абсолютно уверен в исходе этого заседания. Возможно, я копаю сама себе могилу. И не только себе.

      - Что вы имеете в виду, мистер Браун? — не выдерживает судья и переводит взгляд то на парней, то на меня.

      - А вы спросите у миссис Мелларк, — блондин акцентирует внимание на моей фамилии.

      - Простите, кажется, я что-то напутала, — я иду на попятную. Пусть лучше будет так. Иначе Пит тоже может попасть под общую раздачу.

      Вся моя уверенность рассеивается как туман с наступлением утра. Здесь что-то не так. Кажется, парни уже заранее придумали ответы на все вопросы, я же напротив — ни на секунду не думала о том, что буду говорить. Я просто проинформировала своего адвоката и сейчас полагаюсь полностью на женщину.

      - Прошу всех встать, суд идёт, — проговорила девушка, ранее сидевшая за ноутбуком. Все присутствующие встали. Судья — всё тот же мужчина средних лет с проплешинами на голове прошествовал к своему столу.

      Мои ноги подкашиваются, всё тело затекло от неудобной позы, в которой я ранее находилась. Хочется размять кости, но меня словно парализовало, и я поглощаю каждое слово мужчины:

      - Оглашается приговор суда, — судья распахивает коричневую кожаную папку. — Суд приговорил подсудимых признать виновными в совершении преступления предусмотренными статьи XХХ часть X уголовного кодекса Панема. Нанесение увечий по неосторожности. А так же статья XХХ часть Х уголовного кодекса Панема. Изнасилование. С учетом того, что содеянное преступление было совершено неумышленно, суд назначает наказание в виде лишения свободы на пять лет, с отбыванием наказания в колонии строгого режима. Приговор может быть обжалован в течении...

      Дальнейшие слова я просто-напросто не слышала, так как в голове всё помутилось. Пять лет. Всего-навсего пять лет. Это такой скудный срок, после истечения которого, мне не жить спокойно.

      В голове стоит довольный гул парней, звук разбивающихся стёкол. Поворачиваю голову, словно в замедленной съёмке, будто могу рассмотреть каждую деталь, но нет, всё происходит слишком стремительно. Глухие удары эхом отдаются в голове вперемешку со звоном, который образовался из-за грома выстрелов.

      Визг немногочисленных присутствующих, топот ног, всё это набатом отбивает у меня в ушах. Хочется зажмуриться. Искаженные лица дорогих мне людей, прикрывающих голову руками, судья, упавший на пол и отползающий в сторону выхода, снующие охранники — смазанная картинка происходящего стоит перед глазами, я же не могу сориентироваться в пространстве.

      - Только не смотри туда! — тёплые руки прижимают меня к мужской груди. Я только сейчас понимаю, как замёрзла. Я поддаюсь заботливым рукам, а в это время родные запахи, которые со временем приглушились в комнате Пита, забивают ноздри. Обхватываю парня руками за спину, ощущаю шероховатую рубашку под пальцами.

      Взгляд невольно падает в сторону заключённых... Алые брызги в крапинку раскрашивают светлую стену, а на полу растеклись лужи крови вокруг трёх безжизненных тел. Все краски пропали с лиц парней, сейчас они кажутся столь невинными.

      - Не смотри. Говорю же! — строго произносит Пит. Боже, как мне не хватало его голоса, я уже забыла, как он на самом деле выглядит. — Тебе нельзя на такое смотреть. Ты носишь ребёночка, — ну почему в его голосе столько нежности? Ну почему он такой идеальный? Я должна его ненавидеть за то, что меня оставил — не могу...

      Вцепляюсь в парня мёртвой хваткой, когда миротворцы выводят всех из помещения.

      Голова в тумане, и лишь руки Пита рядом, настолько близко, что я не в силах отпустить его — боюсь, что он вновь исчезнет и в этот раз навсегда. Его фото — это лишь жалкая альтернатива, не имеющая ничего общего с такой приятной реальностью. Я замерзала без него, тупо погибала во внутреннем мире. Глоток свежего воздуха сделан. Можно жить дальше.

      Нас с Питом отправили в автомобиль, родители остались давать показания.

      - Ты не реальный, — шепчу я, убирая прядку светлых волос с лица парня. — Это иллюзия.

      - Глупая, — улыбаясь, говорит он и прижимает меня сильнее. Большой живот не позволяет мне плотно прильнуть к парню, но я довольствуюсь малым, уткнувшись в шею Пита лицом.

      Боже, он всё так же пахнет.

      Мои губы непроизвольно складываются в трубочку, оставляя невесомые поцелуи на шее мужа. Парень в свою очередь перебирает мои волосы рукой.

      - Ты уедешь? — слова даются мне достаточно сложно, но я просто обязана узнать.

      - Китнисс, я всё понимаю. Я для тебя чужой, — я словно ошпаренная отскакиваю от Пита и удивлённо приподнимаю брови. Что он сейчас сказал? Собираюсь возразить, но он продолжает: — Этот брак для тебя пытка, и я обещаю тебе, что разведусь с тобой, как только можно будет, — он тяжело сглатывает и отворачивается к окну. — Мне пора. Хеймитч уже ждёт, — кадык парня подпрыгивает вверх, а потом вновь опускается. — Береги себя, — губы Пита касаются моего лба. — Пока, — он грустно улыбается и выскакивает из автомобиля, громко хлопнув дверкой.

      - Подожди, — шепчу я в пустоту. Глаза наполняются слезами, а нос закладывает. Смаргиваю слёзы, и незаметно от мамы, которая уже садится в машину, вытираю влагу со щек.

      Он прав. У него своя жизнь, а наш брак ничего не меняет. Я не имею права претендовать на Пита, он взрослый человек и сделал выбор... не в мою пользу.

      - Даже не знаю, радоваться или нет, — говорит мама, обращаясь к отцу.

      - И не говори, Элизабет. Убийство в зале суда — это уже слишком, — отец качает головой.

      Действительно, как такое было возможно? В такие моменты понимаешь: насколько ничтожна жизнь человека, её можно разрушить какой-то маленькой пулей. Я не жалею, что парни умерли, напротив, испытываю облегчение душевное, но тяжесть после встречи с Питом берёт верх, воруя сладкий момент триумфа.

      Готова поспорить, что Катон уж точно не мог предположить, что его сегодняшний день мог закончиться, таким образом: на холодном полу с пулей в голове. Я, наверное, сумасшедшая, потому что радуюсь смерти человека.

      Остаётся главный вопрос: кто это сделал? И не промазал ли «киллер», может быть жертвой были совсем не парни? Нет, глупости. Три раза подряд промазать?

      Мотаю головой, прогоняя дурные мысли.

      Поднимаюсь в свою комнату, опираясь на перила. Переодевшись в широкие домашние штаны и свободную футболку, включаю ноутбук и захожу на сайт социальных сетей. Отвечаю на сообщение Энни и рассказываю Джо про сегодняшний суд.

      Преднамеренно стараюсь не думать о Пите, именно поэтому я в своей комнате, а не в комнате парня. Похоже, пора перебираться обратно к себе. В той комнате всё напоминает о нём.

      - Китнисс, обед уже подан, — говорит Лавиния, приоткрыв дверь.

      - Иду, — отвечаю девушке и встаю с кровати. Чуть ли не падаю, но успешно опираюсь на прикроватную тумбочку рукой. Откуда-то взявшийся листок бумаги шуршит под пальцами. Разворачиваю сложенную бумагу и пробегаю глазами по строкам, которые написаны знакомым почерком:

«Привет, Кискисс.

Сожги это письмо после прочтения, если не хочешь, чтобы я оказался за решёткой.

Надеюсь, ты хорошо себя чувствуешь. Знаешь, а я скучаю ☺

Мы не скоро сможем увидеться из-за моего сегодняшнего поступка. Но я не мог всё просто так оставить, поэтому после того, как Пит сообщил мне какой срок дали этим ублюдкам, палец сам нажал на курок.

Я уезжаю в Европу, и сейчас (если меня не перехватили миротворцы) уже наверняка пересёк границу. А что, начну жизнь с нуля, запишусь на уроки игры на гитаре, поступлю в колледж.

Надеюсь, мы скоро увидимся.

Будь счастлива, Кискисс, и постарайся принять малыша. Знаешь, мне кажется, что у тебя будет девочка...

      С любовью, Гейл.

      P.S.: Сожги письмо.»