Глава 20
= Чонгук =
Четыре часа спустя моему временному душевному равновесию внезапно настал конец. Печенька проснулась и была совершенно трезва, судя по тому, сколько времени ей потребовалось, чтобы в панике упасть на пол и отпинать меня по голеням, едва она поняла, что спала на мне.
– Слезь с меня! – взревела она с пола.
Я перевернул очередную страницу газеты. Уже месяца три читал одну и ту же статью. Было сложно сосредоточиться, когда она прижималась к моему члену. Обычно я гордился своей невосприимчивостью к женским чарам. С другой стороны, я уже давно не проводил так много времени в обществе такой красотки.
– Я на тебя и не залезал. – И никогда не залезу, если уж на то пошло.
Печенька нахмурилась, скрестила ноги в щиколотках и треснула себя по лбу. Должно быть, на нее нахлынули воспоминания последних двенадцати часов. Надеюсь, она вспомнила все. Что теперь мы состоим в законном браке. Что она выпила целую ванну алкоголя. Что ее рвало всюду, разве что не на крылья самолета. Что она домогалась меня с деликатностью телемаркетолога, а потом заснула верхом на мне.
– Кажется, меня сейчас опять стошнит от одних только воспоминаний о том, как я о тебя терлась. – Она зажала рот руками, заметно содрогнувшись. – Надеюсь, я не подхватила никакое венерическое заболевание от того, что оказалась так близко к тебе.
– Прочти сегодня все свои молитвы, и я избавлю тебя от своих генитальных бородавок. – Я зевнул, хотя внутри меня так и подмывало заорать ей, что если так сильно беспокоится о заболеваниях, передающихся половым путем, то пусть скажет спасибо, что не оказалась с Мэдисоном «Пачка-Презервативов-За-Ночь» Лихтом. У него столько зарубок на ремне, что его можно использовать как дуршлаг.
Она уставилась на меня в неверии.
– Давай серьезно. Ты проверялся в последнее время?
– Нет. Но и половую жизнь тоже не вел.
Даллас нахмурилась.
– Не вел?
Я помотал головой, сам не понимая, почему решил объясняться перед этим сумасбродным созданием.
– Даже с Морган?
Тем более с Морган. Я не притронусь к ней, даже если в мире не останется женщин и нам двоим предстоит восстанавливать популяцию. Цивилизация успешно процветала и, честно говоря, сама все испортила.
– Ни с кем.
В ее хорошенькой головке завертелись колесики, но меня это не интересовало настолько, чтобы гадать, о чем она думает. Что бы она ни надумала, достаточно сказать, что я буду в корне с этим не согласен.
– Только не говори, что ты в самом деле собираешься хранить верность. – Даллас скорчила гримасу, будто это плохо. Она предпочитает неверных подонков? Это объясняло бы, почему она все еще чахнет по Лихту.
– Дырка – она и в Африке дырка. Твоя тоже вполне подойдет.
Даллас запрокинула голову и безрадостно рассмеялась.
– Неудивительно, что родители назвали тебя в честь лучшего образца романтических героев. Должно быть, знали, каким ты станешь идеальным любовником.
– Родители назвали меня Ромео в честь отца, а он был назван в честь своего отца.
Однако на мне эта фишка прекратится. Больше никаких Ромео Коста. Поблагодарить меня мир может и потом.
Даллас прикусила губу.
– Я тут размышляла о... сексе.
Я опустил газету на колени и ответил ей спокойным взглядом.
– Это приглашение?
– А ты... на него ответишь? – Она подавила улыбку. Еще один смешок застрял у меня в горле. Когда Даллас не была пустым местом, то становилась на удивление сносной.
Я вскинул бровь.
– Приглашающая сторона все еще подшофе?
Ее щеки порозовели.
– Нет.
– Ты попытаешься меня убить? – протянул я, как родитель, отчитывающий ребенка.
– Не в этом случае.
На миг наступила тишина. Я знал, что на кухне суетится стюардесса, делая вид, будто не подслушивает наш безумный разговор. Я не был извращенцем, но не беспокоился, если за мной будет подглядывать женщина.
Отбросив газету в сторону, я похлопал себя по коленке.
– Сядь ко мне на колени.
– Ну и манеры, – сказала она таким же тоном, каким говорил я, когда она потребовала зубную щетку.
Меня так и подмывало сказать Даллас, чтобы узнала о радостях секса с помощью Tumblr и фаллоимитатора. А потом мне вспомнились слова Зака. Постарайся приложить усилия. Нет никакого смысла бодаться с этим восхитительным, упрямым, незатейливым созданием, сидящим передо мной. Наше недолгое время, проведенное вместе, пройдет намного приятнее, если я буду время от времени ей уступать.
– Пожалуйста. – Слово прозвучало чуждо. Я приподнял уголки губ, пытаясь изобразить улыбку.
– Тьфу, перестань делать такое лицо. Как будто ты собрался меня съесть. – Я и впрямь собирался ее съесть, но вовсе не в том смысле, о котором она подумала. Даллас рассеянно огляделась, в упор не замечая, что позади нее стоит стюардесса. – Ох, забудь. Жизнь слишком коротка, и, если кто-то однажды спросит, я буду отрицать, что сближалась с тобой. – Она встала и подошла ко мне. Печенька устроилась у меня на коленях и посмотрела на меня. – Что теперь?
Было несколько вариантов – все пошлые и развратные, но я решил, что самым безопасным путем будет заставить ее молить о большем. А это значит, что придется повременить с собственной разрядкой и подготовить ее к грядущему. Ей придется придерживаться моих вкусов и правил, часть из которых мне еще самому предстояло изучить.
Мой взгляд упал на толстовку с лого Массачусетского технологического института.
– Разве я разрешал тебе надевать мою толстовку?
– Нет, но...
– Сними ее. Сейчас же.
Даллас открыла рот, чтобы возразить. Я приподнял бровь, подначивая рискнуть.
– Ладно. Ладно. – Она поджала губы, взялась за край толстовки и сняла ее, оставаясь в одном только лифчике. – Я так понимаю, это... сексуальные разговорчики?
Я не мог определиться, то ли она была очаровательной, то ли жалкой. Скорее всего, и такой и такой. Но когда ее грудь уставилась на меня, едва сдерживаемая лифчиком без бретелей и требующая внимания, я напрочь позабыл, кому она принадлежит.
Схватив Даллас за ягодицы, я притянул ее ближе, чтобы потерлась о мой член. Она рывком двинулась вперед, ее лицо оказалось в паре сантиметров от моего.
– Вот что ты делаешь со мной. – Я приподнял ее за задницу, а потом с силой опустил на член. Она ахнула, глаза загорелись. – Я уже вышел за рамки неприязни, Печенька. Мне вообще пора придумать новое слово, чтобы описать, что я к тебе чувствую. И все же, хоть убей, не могу перед тобой устоять.
Печенька не стала пререкаться, а будто бы наловчилась и заткнула меня развратным влажным поцелуем. С языком и зубами. Поцелуй вышел неумелым, как первые шаги новорожденного олененка. Неуклюжим, но волшебным.
Она даже ни разу не отстранилась, чтобы сделать вдох. Ее язык нашел мой, и вся ее робость и неуверенность улетучились.
Ее руки блуждали повсюду. По моему лицу, моим волосам, плечам, животу и шрамам. Она задержала ладони на неровной, выпуклой коже, и я понял, что ей захотелось узнать, что произошло.
Я спустился губами к ее подбородку, затем к горлу и ключицам, всюду оставляя горячие влажные поцелуи. Она запрокинула голову и застонала. Сжала мои волосы пальцами и отчаянно, сильно потянула. Я спустил ее лифчик до талии и высвободил грудь.
– Мы не одни. – Даллас тяжело дышала, вращая бедрами на моем члене.
Я знал, что пожалею об этом, когда мы приземлимся, а мои яйца станут цвета черники, но не мог остановиться.
– Она не проболтается. Подписала контракт. – Я застонал в ее кожу, зажал сосок зубами и потянул, пока у нее не перехватило дыхание.
Я почувствовал, как самолет снижается, и понял, что мы, должно быть, подлетаем к Парижу. Но ни стюардесса, ни пилоты не были настолько глупы, чтобы подходить ко мне, пока я увлеченно поглощаю грудь Даллас, будто последний в своей жизни обед.
Я лизал, сосал, щипал и царапал ее бледно-розовые соски, сжимал грудь и то и дело нежно по ней шлепал. Мой член пульсировал между ее ног.
Было ясно, что ее клитор прижимается к натянутой молнии моих брюк, потому что трение сводило ее с ума.
Она мотала головой из стороны в сторону.
– О господи. Это так... так... – Но она не смогла подобрать нужного слова, а я не спешил поощрять ее болтовню.
– Сэр... – Донесся голос с заднего плана. Он точно принадлежал мужчине, а значит, стюардесса не захотела разбираться со мной лично. Она отправила пилота. – Мы уже подлетаем к Ле Бурже. Если точнее, должны приземлиться через пятнадцать минут и уже получили разрешение на посадку от...
– Нет, – твердо сказал я, обхватив губами грудь Даллас едва ли не целиком. Я почти полностью прикрывал ее руками, но мне все равно не нравилось, что пилот торчал здесь, как извращенец. – Уйди.
– Сэр, мы должны готовиться к посад...
– Нет, не должны. – Я поднял голову от груди Печеньки, меча в него молнии взглядом. – Мой самолет, мои правила. У нас достаточно топлива, чтобы кружить еще час.
– Час? Но это пустая трата...
– Вся твоя жизнь – пустая трата. Ты что, не видишь, что я ублажаю свою жену? Либо ты возвращаешься в кабину пилота и кружишь над Парижем, пока мы не закончим, либо я сам тебя отсюда вышвырну.
Он бросился обратно в кабину пилота, в которой, как я предположил, вместе с ним до конца полета пряталась стюардесса, пока я целовал, лизал и посасывал грудь Даллас.
Она захихикала, когда пилот ушел, и подставила мне грудь, наслаждаясь вниманием.
– Ты просто отвратителен.
– Не помню, чтобы ты вступилась за дорогого Пэдди, когда я велел ему развернуть самолет.
Я сразу же вернулся к тому, что, судя по всему, получалось у нас с женой лучше всего: я доводил ее до грани оргазма, не давая дойти до кульминации, а она хихикала и дергала меня за волосы, пока не облысею.
Когда час спустя самолет приземлился, грудь Даллас стала красной, саднящей и покрытой отметинами. А еще прикрыта моей толстовкой и пальто, которые я на всякий случай на нее набросил.
В целом это был не лучший мой полет за последнее время. Но по крайней мере, в отличие от нашего совместного перелета из Джорджии, я не порывался никого убить.
Кстати говоря... надеюсь, где бы ни был Скотт, он помнит свой новый девиз по жизни.
Никогда не трогай то, что принадлежит Ромео Коста-младшему.