Между строками.
Лазарет всё ещё хранил запах зелий и лечебных трав, когда Ивлин осторожно поднялась с кровати. Ноги дрожали, но сердце радостно подпрыгивало от того, что она наконец-то может ходить сама. Белые занавески колыхались от сквозняка, впуская в помещение солнечный свет, и девочка, прижимая ладонь к груди, сделала несколько шагов к столику.
— Осторожнее, мисс Роузмонт, — предупредила мадам Помфри, но в её голосе сквозила удовлетворённость: пациентка явно шла на поправку.
Первым появился Эдгар Флинн. Рыжеволосый гриффиндорец вошёл с сияющими глазами и в руках держал небольшую коробку, перевязанную ленточкой. На его лице читалась тревога, будто он боялся, что опоздал.
— Ты уже на ногах! — радостно воскликнул он. — Я так переживал... Вот, держи. Я подумал, что тебе будет приятно.
Он протянул коробку. Внутри оказалась красивая закладка для книг: тонкая серебряная пластинка с выгравированным рисунком летящей совы и аккуратно вставленным голубым камушком. К закладке прилагалась маленькая книжка редких стихотворений.
— Чтобы ты знала: даже самые тёмные дни можно прожить, если рядом есть слова, которые греют, — сказал Эдгар тихо, но уверенно.
Ивлин почувствовала, как сердце ёкнуло. Она улыбнулась, мягко, искренне:
— Спасибо, Эдгар. Это... очень трогательно.
В этот момент дверь снова распахнулась, и в лазарет вошёл Люциус Малфой. Высокий, с идеальной осанкой, он держал в руках длинный свёрток, обёрнутый в тёмно-зелёную ткань. Его ледяные глаза скользнули по комнате, задержавшись на Флинне.
— Роузмонт, — произнёс он тоном, в котором смешивались привычное высокомерие и что-то более тёплое. — Я тоже счёл нужным... поздравить тебя с выздоровлением.
Он развернул свёрток. Внутри оказался изящный набор для письма: перо из настоящего павлиньего пера с серебряным наконечником и флакон тёмных чернил. На крышке футляра тонко выгравировано: I.R.
— Это... — Ивлин ахнула. — Люциус...
— Полезная вещь для тех, кто много пишет, — спокойно сказал он. — А тебе, насколько я заметил, есть что записывать.
Флинн тут же шагнул ближе, прищурившись:
— Дорогая вещь, — заметил он, едва сдерживая раздражение. — Но подарок — это не то, сколько он стоит, а то, что в него вложено.
Люциус приподнял уголок губ, глядя прямо в глаза гриффиндорцу:
— Вложено? Ты называешь закладку с камушком вложением? Забавно.
— Зато я знаю, что это понравилось ей, — резко ответил Эдгар, и на миг казалось, что между ними проскочила молния.
Ивлин, краснея, сжала в руках и закладку, и футляр. Она не знала, что сказать: её губы дрожали, а в груди возникала неловкая теплая буря.
Именно в этот момент в лазарет заглянули сёстры Блэк. Андромеда первой подняла бровь, заметив сцену, Нарцисса — улыбнулась уголками губ, а Беллатриса тихо хмыкнула.
— О, мы явно пришли не вовремя, — протянула Нарцисса, а её глаза блеснули живым интересом. — Но, Ивлин, похоже, у тебя поклонники.
— Это не то, что вы подумали! — воскликнула Роузмонт, покраснев ещё сильнее.
Андромеда прищурилась и усмехнулась:
— Конечно, не то. Два мальчика, один с книгой, другой с серебром. И оба сражаются за твоё внимание. Совсем не то, верно?
Флинн смутился, но не отступил. Люциус же оставался внешне спокойным, хотя внутри у него бурлило что-то новое и неприятное: раздражение, ревность, азарт.
Мадам Помфри, наблюдавшая за этим молча, наконец не выдержала:
— Господа, если вы собрались превратить мой лазарет в арену для дуэли, прошу хотя бы выйти на улицу. Девочке нужно отдыхать.
Друзья Ивлин, стоявшие у дверей, едва сдерживали смех и удивление. Они переглядывались, не веря, что стали свидетелями такого.
Когда же все вышли в коридор, Нарцисса наклонилась к Ивлин и тихонько шепнула:
— Похоже, они собираются драться не на метлах, а за твоё сердце.
Ивлин едва не уронила подарки из рук от этих слов.